Аркан смерти

Я молчал и не мог переварить тот факт, что не умер.

В левой части комнаты было окно, за которым всё так же шёл снег. Только в этот раз он тихо падал обречёнными хлопьями, создавая внешние шторы, прикрывающие вид на сосновый лес. Погода продолжала заботиться обо мне и открывала мир постепенно. Она занавешивала счастливых людей, наслаждающихся зимними прогулками и катаниями на лыжах. Сейчас они абсолютно не подозревали о том, что один съехавший с катушек парень лежит в больнице после попытки оборвать свою жизнь на ржавом мосту.

Выждав, Элла мягко спросила:

– Почему ты решился на такое? После нашей последней встречи что-то произошло?

Я не смог смотреть Элле в глаза и, продолжая наблюдать за падающим снегом, ответил:

– Ничего не было запланировано. Я просто не справился с пустотой, которая резко появилась после письма Герору.

– Мы ведь обсуждали с тобой возможность панических атак ещё до групповой терапии и обговаривали план действий. Я просила тебя сразу звонить мне! – упрекнула Элла.

– Просто чьё-то участие тогда было не нужно. Мне не хотелось утешения или помощи. Хотелось… – Мой голос дрогнул.

– Наказания… – закончила за меня Элла.

Из глаз хлынули слёзы. Грудь сдавило железными клещами боли, и при каждом всхлипе мою голову пронзали невидимые копья. Накопившееся чувство вины брызгало из меня, разбрасывая бриллиантовые осколки истерики. Я копил эти эмоции, как драгоценности, в бессмысленном отчаянии слишком долго. Вместе с ними планировал и умереть.

Элла наклонилась и крепко обняла меня, дав возможность вылить прорвавшийся поток рыданий.

Когда слёзы более-менее стихли, она взяла мою голову в руки, повернула к себе и, глядя в глаза, сказала:

– Послушай меня, пожалуйста, внимательно. Это было его решением! Ты понимаешь? Здесь нет твоей вины! Твой друг закрылся в своих мыслях и не смог с ними справиться. Мы ничего не можем с этим поделать. У каждого свои тайны. Их могут доверять близким, но не всем и не всегда. Что-то навсегда остаётся в запертом на семь замков шкафу. Неизвестно, что за история произошла с Герором, как он мыслил, как вёл личную жизнь. Внутри любого человека или семьи есть скелеты, которые не открываются даже лучшим друзьям.

Как специалист Элла пыталась поставить мою психику на место и избавить меня от вспыхнувшего чувства вины. Не знаю, получилось ли избавление, но моё внимание сфокусировалось на другой мысли – после похорон я ни разу не посетил Амалию, жену Герора. Церемонию погребения она перенесла очень стойко, держалась, как бесстрашная птица в ураганном небе. Она заплакала, только когда стали опускать деревянный саркофаг мужа в вырытую подземную комнату вечного сна. Я бы прыгнул туда, но стоящие рядом люди крепко держали меня. Моё тело пригвоздили руки каких-то родственников Амалии, потому что я уже успел продемонстрировать своё горе-сумасшествие.

Моему другу было важно быть причастным к религиозной конфессии. Родители воспитали его в католических канонах. Без фанатизма, но с уважением. Ещё до погребения мне сообщили, что для Герора как суицидника отказываются проводить необходимые религиозные ритуалы. Я выбежал на площадку перед церковью и начал кричать всем, кто был внутри:

– Да пусть идут на хрен все эти ваши выдуманные лицемерные законы! Кучка идиотов! Изобрели себе правила белых и пушистых верующих ублюдков, которые только и знают, что всем свой ум вставлять! Тоже мне праведники! Катитесь к чёрту со своими отпеваниями и маразматическими молитвами!

Меня быстро подхватили под локти и не выпускали до конца похорон. Я напрочь отказался уходить с кладбища и остался там до темноты.

Амалия ни на что не обращала внимания. Её даже не тронула моя выходка. Она исполняла роль того, кто должен организовывать процесс и контролировать церемонию.

Мы с Амалией очень мало пересекались: впервые – когда нас познакомил Герор, потом на свадьбе и ещё раз, когда мы большой компанией решили встретить Новый год на городской площади около ёлки. За эти редкие встречи я узнал, что она руководит благотворительным центром и пользуется репутацией женщины с твёрдым характером. Кроме того, она умудрялась переключаться на чёткие бесстрастные вычисления, когда планировала или уже делала что-то. Мастерство управления эмоциями налицо. Если бы не она, похороны превратились бы в позорный хаос, переворачивающий память о Героре потоком слёз и истерик.

Мы больше не виделись с Амалией. В своих эгоистических болезненных чувствах я совсем забыл про неё и даже ни разу не позвонил. А ведь её горе не меньше моего.

Элла отпустила меня и села в углу кровати.

– Думаю, мне нужно отдохнуть, – сказал я.

– Хорошо, но пообещай мне позвонить при малейших очертаниях противных мыслей, паники или чего-то похожего!

Небольшой сеанс терапии был завершён, и Элла снова поймала меня на привычке сдерживать обещание. Моё неудавшееся самоубийство – теперь нестираемый кадр в альбоме жизни. Клеймо попытки суицида останется на мне татуажем из красок цвета вечерней зимы. Но при этом на душе стали заживать мелкие раны, которые превращались в мозаику из шрамов, в решетчатую дверь. За ней удерживались прошлое и память боли.

Я твёрдо решил после лечения предложить Амалии вместе пойти на кладбище и окунуться в воспоминания о самом близком человеке, потеря которого нас объединяет. Но, как ни странно, меня ждала неожиданная реакция.

Глава 4

Другая сторона траура

Стресс для человека – это всегда выход из стабильности. Самое обычное утро тому пример. Просто просыпаешься, открываешь глаза, пытаешься осознать, кто ты и где находишься, протягиваешь по привычке руку к краю кровати, чтобы нащупать смартфон, и не находишь его – напрочь забыл, что поставил на зарядку свой мобильный спутник жизни в единственную розетку в самом дальнем углу комнаты. Потом медленно поднимаешься, поочерёдно ставишь ноги на холодный ламинат, почему-то начиная с правой, и идёшь к перегревшемуся от долгого подключения к зарядке смартфону. На автомате заходишь во все приложения в надежде увидеть сообщения от друзей, друзей друзей, ботов, спамеров и прочих пользователей, которые словно совы-наркоманы охотились этой ночью за дозой электронной переписки. Можно совершенно не контролировать свои действия – они перемещают по стабильной ежедневной программе твой сонный организм в душ для дальнейшего пробуждения.

Приблизительно такого утра ты ожидаешь, но вот в одном из приложений находится месседж, высланный вчера поздно вечером коллегой: утреннее собрание всех сотрудников переносится в другой конец города из-за капризного желания начальника встретиться за приёмом его любимого блюда в кафе класса «дороговато для среднестатистического жителя».

Так, в стабильном, отработанном годами утреннем графике появляется необходимое ускорение, и вопрос выбора, какими действиями пренебречь, чтобы успеть неуспеваемое и незапланированное, приоритетно врывается в цепочку твоих мыслей. Рушится всё, мышцы и связки получают дополнительные сигналы действий, которые перебивают другие команды мозга, отправленные им по привычке. Рука со смартфоном дёргается из-за хаоса внутри тебя и роняет его. Другая же действует по отработанной схеме и тянется к крану тёплой воды, но путает направление и оказывается у холодной. Тебе обязательно нужно экономить время, включить режим активной многозадачности, взорвать свою координацию, поэтому ты пробуешь одновременно подвинуть упавший мобильник ногой в безопасную от воды зону, закрыть дверь душевой кабины и повернуть кран… с холодной струёй! От неожиданного ледяного потока все рецепторы прошибает шоковый разряд. Кожа одевается в мурашки, каждая размером с пшённую крупицу. Не понимая происходящего, ты судорожно шаришь руками в надежде остановить весь этот кошмар.

Вот так в твоё утро ворвался стресс от непрочитанного вовремя сообщения, который породил кучу нелепых действий, сбил отработанный алгоритм и запустил неприятную цепочку мини-событий. Мы часто попадаем под юрисдикцию закона подлости и убеждаем себя в том, что народная мудрость, гласящая «Беда не приходит одна», непревзойдённая истина. При этом не пробегает даже маленькой мыслишки о том, что мы сами ответственны за действие на раздражающее событие и дальнейший сбой в нашей ежедневной утренней программе.

Подобные реакции всё-таки можно отрегулировать и научить себя воспринимать неожиданные внеплановые изменения как естественный ход вещей. Но ко всему подготовиться невозможно.

Так, я не был готов к тому, что скрип челюсти и мимолётное видение бордового полотна перед глазами на доли миллисекунд отправят меня в другое измерение. Неожиданный удар в лицо мог выпихнуть меня из реальности, если бы не шустрый, как муха, вопрос в голове: «За что?!» Прищурившись от боли и потирая левую скулу, я разглядел, как Амалия уже намеревается захлопнуть передо мной дверь, и успел выкрикнуть, не разжимая челюстей:

– Стой, что это было?!

Не отпуская дверную ручку, она холодно посмотрела на меня и выдавила со злостью:

– Ты не вовремя!

Я прощупывал руками горевшее от удара лицо и пытался завязать разговор:

– Извини, но неужели сейчас за несвоевременный приход бьют по лицу?

Нокаутирующий взгляд её серых глаз и высокие скулы на мгновение парализовали меня, но я быстро очнулся и решил смягчить ситуацию:

– Может, ты меня впустишь и мы обсудим это?

Ответом было многозначительное молчание и всё тот же немигающий жёсткий взгляд, под напором которого мне захотелось превратиться в червя и уползти как можно глубже под землю.

Я решил обойти эту жёсткость и выстроить маленький мостик между нами. От удара мозг заработал с большей скоростью и пришло решение: просто признать своё дурное поведение после похорон.

– Я знаю, что я эгоист. Ни разу не спросил о твоём самочувствии и состоянии. Сам был погружён в затянувшийся траур.

– Да нужен ты мне был со своим вниманием! – резко выпалила Амалия. – Чего тебе надо?

Смятение от произошедшего стёрло все мои намерения. Резкие выпады Амалии с каждой её короткой фразой будто отрезвляли меня от дружеско-меланхоличного настроя. Только сейчас я осознал, что я вижу перед собой. Дом Герора и Амалии выглядел запущенным, словно здесь давно никто не живёт. Жёлтые стены потускнели, а синяя крыша тяжело давила грузом горя, обид и разочарования. Территория была в снегу, а недоделанные качели рядом с домом обзавелись ледяной коркой. Окна без штор напоминали открытые глаза покойника, смотрящие в бесконечность. Никаких мелких украшений в виде огоньков или ламп, обнажённое опустошение.

При этом сама Амалия выглядела, будто кинозвезда, заехавшая в апартаменты умершей тётушки для получения наследства. Её большие серые глаза были чрезмерно подведены, а длинные прямые чёрные волосы превратились в строгое каре. Судя по её брючному костюму в полоску цвета асфальта после дождя, Амалия либо куда-то собиралась, либо только что пришла. Я действительно оказался не вовремя.

– Хочу поговорить… – тихо сказал я, опустив голову.

– Слушай, на похоронах ты устроил такую заваруху… мне пришлось ещё долго расхлёбывать её последствия. Мне звонили родственники с вопросами, что за сумасшедший припёрся на церемонию, а служители церкви, которых ты послал к чёрту, сразу после погребения обратились в полицию с жалобами на тебя. Я разрешила эту ситуацию, объясняя всем твоё поведение чрезмерным горем. Но должна ли была это делать?

Мои глаза чуть не вылезли из орбит, а дыхание остановилось – я ничего не знал о полиции.

– Из-за тебя я отмывалась от позора, вместо того чтобы предаваться трауру, – продолжила Амалия со стиснутыми зубами.

Я не мог проронить ни слова. Чувство вины, которое до этого снимала с меня Элла, вернулось, только его причина была теперь в том, что я испортил прощание этого мира с Герором.

– А теперь убирайся отсюда со своим нытьём или что ты там принёс с собой! У меня куча дел!

Амалия захлопнула дверь, оставив меня в шоке от происходящего. Я увидел через окно, как она прошла на кухню и села за стол, на котором была разбросана куча бумаг. Она схватилась за смартфон, коснулась экрана указательным пальцем и поднесла его к уху, одновременно начав быстро что-то записывать на разбросанных бумагах. Во всех её действиях читалась решимость.

«Эта женщина перенесла потерю мужа, тяжёлые похороны и совсем одна теперь пытается наладить свою жизнь. Наверное, она оформляет бумаги по продаже этого дома, – фантазировал я, – чтобы начать свой новый life-фильм, выбрав актёров из числа всего населения планеты».

На самом деле очень много желающих попасть в кадры наших витальных фильмов. Стоит просто пригласить или неожиданно включить мотор камеры. Любой человек может оказаться в этом кино совершенно случайно, проходя мимо, или, наоборот, намеренно врываясь с личным сценарием. А мы соглашаемся на это явление в своей жизни или нет.

Теперь я в точке выбора – нового сценария для себя.

С этими мыслями я побрёл по снежной тропе к дороге, чтобы найти удобное место для ожидания такси. Я последний раз обернулся на дом, где ещё жили астральные проекции прошлого Герора, и подумал о том, что теперь там может поселиться другая семья, способная вылечить это место от произошедшей трагедии. Дом выглядел, как уютная бледно-жёлтая коробочка с синей крышкой, приглашающая неизвестных открыть её в предвкушении новой жизни.

Я уже собирался отвернуться и пойти дальше, как вдруг услышал жужжание мотора. Прокапывая колёсами в снегу рифлёные колеи, к дому Амалии подъехал белый «Форд» с помятой задней дверью справа. Меня охватило временное замешательство. Как? Как она могла тут оказаться? Машина, у которой задняя дверь не открывалась с тех пор, как два года назад её хозяйка попала в небольшую аварию. Она до сих пор не отремонтировала дверь. Мой мозг напрочь отказывался выискивать связь во всём этом, и я решил, что сейчас из белого «Форда» выйдет кто-то другой. Быстро соображая, я спрятался за ближайшим клёном, чей ствол мог скрыть небольшой оркестр со всем его музыкальным вооружением так, что вокруг никто бы не понял, откуда льётся симфония. С моего места наблюдения было видно, как открылась дверь и из машины показалась она. Не кто-то другой. Именно она. Элла! Женщина, которая вот уже долгое время лечит мою душу от глубокой психотравмы.

Посмотрев по сторонам и даже не удосужившись включить сигнализацию, Элла наспех захлопнула дверь «Форда» и побежала в дом. В мою голову посыпался поток вопросов.

Глава 5

Обратно в цирк

Каждый из нас живёт в нескольких мирах, словно главный герой, путешествующий из одной книги в другую. Человек приходит на работу и становится уважаемым членом большой команды, выпускающей, например, еженедельный журнал со скандальными новостями мирового масштаба из мира политики или шоу-бизнеса. Он же, оказавшись в толпе во время обеденного перерыва и заняв очередь за толстым господином в потной майке со спортивным лейблом, который уже давно выцвел и растянулся на жировых отложениях хозяина, превращается в одного из покупателей фастфуда, чьё лицо никто не запомнит. Дома вечером он в одиночестве выпивает бокал сухого вина в компании зеркала, отмечая на лице тихий приход старости, и становится объектом обсуждения искусственно приветливых по утрам соседей.

Все роли в течение одного дня проигрываются каждым человеком по-настоящему, хотя в каждой из них он разный. Такое существование обеспечивает сохранение единого разума, не позволяющего расщепиться сознанию, как в случае множественной личности Билли Миллигана[1]. Если бы мы освоили только одну роль, то мозг бы не выдержал контроля за всеми событиями нашей жизни исключительно с одной позиции восприятия, и случился бы крах.

Можно представить мир людей, освоивших единственную программу поведения и живущих со стойким внутренним Я, неспособным к перевоплощению. Тогда в первую очередь из мира исчезнет вся ложь, ведь никто не сможет играть то, чего нет на самом деле, и наступит время правды. Готовит ли это для нас идеальное общество? Ни в коем случае.

Вся правда в таком мире станет активатором целого цикла ответных эмоций и шизофренических реакций, ведь не каждый факт может стать переносимым для человека, живущего в своей так называемой зоне комфорта. Никто не отменит разнообразие и уникальность каждой личности, которая будет формироваться в социуме, пронизанном религией честности. Если мир переключится на единую программу без лжи, начнётся неописуемый хаос, где истина одних столкнётся с чужой, и никакая политкорректность, толерантность или принятие уже не сработают. А самое ужасное, тогда исчезнет искусство… Никто не расскажет нам о любви через выдуманную историю с аллегоричными намёками на человеческие глупости. Красивая сказка станет невозможной.

Но иногда правды хочется настолько сильно, что вздуваются вены на висках.

Выглядывая из-за широкого клёна, я всем своим естеством превратился в камень, где живой осталась только нарастающая волна из ярости, удивления и смятения, жаждущая истины. Моё личное доверительное лицо, мой терапевт, фактически моя подруга и мой ящик тайн существует не просто как наблюдатель и помощник, а, оказывается, живёт в моей истории.

Я вспомнил все наши разговоры с Эллой на консультациях, где наружу были выставлены все мои страхи и ужасы. Она была в курсе не только горя по умершему другу, но и всех мельчайших подробностей моего прошлого и настоящего. Даже о той истории из детства, когда я потерялся в цирке.

Я совершенно забыл о ней, но уже на второй психосессии, медленно выводя меня из траура по другу, Элла неожиданно спросила:

– Тебя ведь самого когда-то потеряли?

Мой затылок похолодел, все мысли о Героре и его похоронах, мрачно описываемых мной ранее, исчезли, и я будто бы вернулся из воспоминаний в момент здесь и сейчас – кабинет Эллы с рисунками бамбука на стенах, на широкий мягкий диван с бежевым вязаным покрывалом.

– С чего такой вопрос? – спросил я.

Элла откинулась на спинку крутящегося стула.

– Вы не были с Герором родными братьями, любовниками или сиамскими близнецами. Но ты ощущаешь его потерю, как часть себя, верно?

– Конечно! Хотя в твоём вопросе я слышу намёк на некую странность. Разве с близкими друзьями ничего подобного не может происходить?

– Может… Но этому должна быть причина, корни которой всегда кроются очень глубоко. Посмотри, как ты сидишь! Плечи опущены, спина сгорблена, ноги скрещены, руки обнимают предплечья – будто маленький испуганный мальчик. Тебе явно знаком опыт потерянности.

На мгновение задумавшись, я искал способы опровергнуть теорию Эллы:

– Но… а как же вся эта связь на расстоянии? Я знал: с Герором что-то случилось ещё до того, как новость дошла до меня. А эти наши сны об энергетическом единстве? Я не мистик, но не могу игнорировать эти факты. На другом пространственном плане у нас есть странная близнецовая связь. Разве она не может быть объяснением того, что вместе с оборвавшейся жизнью Герора ушла и какая-то часть меня?

В моём горле пересохло, во рту явно ощущалась пыль. Я готов был вступить в спор, решив, что все мои предыдущие рассказы, хоть и звучали достаточно эзотерично, воспринимались не всерьёз. Но взгляд Эллы стал очень мягким, и я почувствовал холод в затылке.

– Безусловно, это всё и лежит в основе вашей дружбы. Но это неизвестная нам тонкая глубинная материя, которую я не вправе тревожить. Я психолог и работаю с психическим планом. Да, эти мистические вещи в вашей жизни давали вам особое чувствование друг друга. И если верить во всё это, то сейчас, когда душа Герора в другом измерении, ты тоже можешь её чувствовать. Можешь сохранять вашу дружескую связь и вспоминать его со всей теплотой, но на психическом плане ты как разрушенное здание, у которого поломана часть несущей стены и вся конструкция вот-вот развалится. В тебе застрял корень непринятия горя. Моё профессиональное чутьё подсказывает, что он лежит в твоём личном опыте потерянности.

Я смотрел вроде куда-то вправо, но ничего не видел. Коричневые стены из лакированных деревянных реек выросли из пола, который стал превращаться в престарелый паркет. Потолок стал грязно-белым. Справа появились тяжёлые двери, которые стала открывать женщина в бордовом костюме с чрезмерным начёсом обесцвеченных волос. Люди зашагали вокруг – все спешили к открывшемуся входу. В воздухе появился странный запах. Я не мог дать ему название, он пах давностью и нервозностью. В животе зашевелилась смесь предвкушения и страха. Я просто перенёсся ни с того ни с сего в детское воспоминание.

– Почему-то после твоих слов мне вспомнился цирк, в который меня водили родители в детстве.

Элла спросила, чуть наклонившись ко мне:

– И что там произошло?

Возникшие вокруг образы растворились в одно мгновение и не хотели подчиняться моей воле. Мне было тяжело воспроизводить событие в памяти, и я завис.

Элла внимательно посмотрела на меня и предложила:

– Давай так: представь, что перед тобой большой белый экран и ты единственный зритель перед ним.

Я закрыл глаза.

– Ты находишься в удобном кресле и просто смотришь на огромный белый прямоугольник. Ты – заказчик фильмов. Просто включи мысленно кино, где маленький Лиам ходил когда-то в цирк со своей семьёй, и разреши себе его посмотреть. Проиграй запись того случая.

Белый экран в моём мысленном пространстве вдруг помялся и стал вспыхивать синими полосами. Меня это не напугало, скорее привело в замешательство, потому что метафора Эллы явно пошла не по заданному сценарию. Я медленно выдохнул и положил руки на грудь. Сердечный ритм отвлёк меня, внимание сосредоточилось на ровном дыхании. Постепенно экран выпрямился, и на нём появилось изображение.

– Кино включилось? – спросила Элла, дав мне время войти в свои воспоминания.

– Да, вижу, как сижу на седьмом ряду в полном зале. Мы были там с друзьями родителей, у которых тоже дети моего возраста. Нас всех посадили вместе.

– Сколько тебе там?

– Лет пять, наверно…

– Продолжай. Как ты себя чувствуешь на представлении?

– Немного волнующе, но весело. Неприятно большое скопление людей. Ощущение, будто вокруг всё сдавливает. Но на сцене дурачатся клоуны, и это меня веселит.

– Хорошо. И что потом?

– Всё закончилось, я увидел, что зрители вокруг начали вставать и идти в разные стороны. Тогда я стал смотреть по сторонам в поисках знакомых лиц. Оказалось, что вся моя компания куда-то пропала. Я увидел две большие распахнутые двери с левой стороны и пошёл к одной из них. Толпа продолжала двигаться, а я застыл у выхода. За ним начинался другой коридор, который не отложился в моей памяти. Куда идти дальше?

Ступор из воспоминаний ощутил я в настоящем времени, поэтому мой рассказ прервался.

– И что ты сделал тогда? – вернула меня Элла в сюжет того дня.

– Я начал выискивать взглядом среди выходящих людей маму. У меня скрутило живот, руки вытянулись вдоль тела, а ноги окаменели. Я пытался подать голос, но грудь сдавили невидимые клещи. Всё же мне удалось выкрикнуть, и вместе со словом «Мама!» вырвались слёзы. Солёная жидкость застелила глаза, а я всё продолжал срывающимся голосом звать её. Казалось, прошёл целый час, а на самом деле буквально минута. Чьи-то руки подхватили меня и пронесли сквозь толпу. Я ничего не слышал, кроме собственных рыданий, и было всё равно, куда меня несут, кто и что хочет со мной сделать.

– И кто же это был? – тихо спросила психолог.

– Папа… – ответил я. – Он быстро нашёл меня и унёс из цирка.

– То есть именно твой отец вытащил тебя из той паники?

– Да.

– И что ты подумал после этого, когда истерика стихла? Какой вывод сделал для себя?

Я открыл глаза:

– Вывод? В пять лет? Ты держишь меня за вундеркинда? Идиотский вопрос…

Элла улыбнулась:

– Я не об осознанных выводах. Просто вспомни ещё раз себя тогда. Что после этого засело в твоей голове?

Меня не покидало чувство несправедливости. Я оказался один. Потерянный. Ужасно, если такое происходит. Особенно с детьми.

– Я решил, что близких нельзя терять, за ними нужно присматривать… Дорогие люди нуждаются в нас.

– Почему?

Такой вопрос мне показался странным:

– Как это почему? Иначе им будет больно. Они же останутся в одиночестве, как я тогда.

– Герора тоже нельзя потерять, нужно было за ним присматривать?

Этот вопрос молнией прострелил мне лоб. Ответом стало моё молчание.

Элла продолжила:

– Да… тебя, пятилетнего ребёнка, совсем маленького, потеряли тогда в цирке. Ты оказался один, это было очень страшно… Все эти рыдания и последующие мысли стали нормальной реакцией. Папа спас тебя, и его поступок был принят тобой как идеальный в подобной ситуации. Но это был твой родитель. Он не мог повести себя по-другому по отношению к тебе – ребёнку. Сейчас я вижу перед собой совсем не пятилетнего Лиама. Взрослого парня, но не родителя-спасителя для Герора. Конечно, у тебя есть возможность выручать других людей из беды, но не все могут этого хотеть… Герор ушёл сам… Таково его решение – потеряться в неизвестности за воротами смерти. – Она сделала паузу. – И ты знаешь, что на самом деле не разрушил связь с ним. Теперь можно просто чувствовать её, зная, что потери не произошло. Нет надобности корить себя за то, что не смог вынести Герора из потока суицидальных мыслей, как твой папа когда-то вынес из толпы тебя.