Вольфрамовые штаны

Олег Мирифейн

Вольфрамовые штаны

Шанс

Судьба заговорила с Витей, как только самолет набрал высоту. Голос у судьбы оказался мужским, но мягким и немного манерным, что Витька́ даже обидело. Она – или кто бы там ни был – сообщила, что та рыжая дылда в дерзкой мини-юбке, которую он, только пройдя досмотр, сразу заприметил в зоне посадки, могла бы стать для него неплохим вариантом. Смутившись, Витек оглянулся, чтобы проверить, не слышит ли их еще кто-нибудь, но все были заняты своими делами. Тогда он поинтересовался у судьбы, где она была двенадцать лет назад, когда он женился на Тамаре? Судьба устало вздохнула, словно объясняла это уже много раз.

– Технические проблемы, – заявила она без тени раскаяния. – Голос до клиента доходит только на десяти тысячах метров над землей.

– Но я и раньше летал! – резонно возразил Витек.

– Наверное, тогда у меня был выходной, – равнодушно пояснила судьба.

Но больше всего Витька оскорбило то, что его обозвали клиентом. Оказывается, даже со своей собственной судьбой у человека рыночные отношения, в которых нет ничего таинственного или мистического. Эта модель обрыдла ему еще на земле. Он и в жизнь после смерти отказывался верить только потому, что перед тем, как устроиться на новом месте в загробном мире, предстояли какие-то бюрократические процедуры. Тот же суд, для которого нужно было сильно заранее хорошенько подсуетиться без всяких гарантий. Витек вспомнил прошлогоднее судилище по налогам, куда он вляпался по вине своего бухгалтера. Уж лучше сразу абсолютная пустота, чем снова такие треволнения. К тому же у него, Витька, и у этой гламурной красотки с последним айфоном в руках совершенно точно не могло найтись ничего общего. Вот просто даже нет никаких поводов, чтобы начать разговор. Поэтому он не поверил своей судьбе.

Когда погасло табло «пристегните ремни», он покинул свое место повышенной комфортности в первом ряду у иллюминатора, которое досталось ему случайно – впервые в жизни, – и стал пробиваться вместе с очередью в конец салона к туалету. Там, на самом последнем ряду, сложившись в три погибели, сидела, сдавленная двумя негабаритными пассажирами, рыжеволосая незнакомка. На ее лице читалось страдание. Судьба издала ехидный смешок. Сделав дела, Витя вернулся на свое место.

– Ну что? – В голосе судьбы послышалась озадаченность. – Так и будешь сидеть?

Где-то внизу под облаками проплывали города вперемешку с более мелкими населенными пунктами. Из них на серебристый лайнер, вероятно, смотрели такие же Витьки, только без билета, воображая, будто у тех счастливчиков на борту уж точно нет никаких забот. Но забот хватало.

– Вернись и предложи ей поменяться с тобой местами, тупица! – теряла терпение судьба. – Не испытывай меня!

– Обычно про судьбу так говорят в противоположенной ситуации, когда хотят рискнуть.

– Много ты знаешь! – Судьба явно хамила.

В ответ Витек собрался было по привычке, как случалось много раз со знакомыми и незнакомыми, кинуть понты, объяснив ей, что он тоже кое-чего сто́ит, но вовремя вспомнил, что это не кто-нибудь, а его судьба, и ей наверняка все про него известно. Он постарался выглядеть разумным:

– Пересаживаться во время полета нельзя, борьба с терроризмом, знаете ли, и все такое.

Судьба рассмеялась.

– Когда ты в пятнадцать лет выдрал единственный на весь район таксофон из будки и подкатывал ко всем встречным девушкам, предлагая «звонить» по нему в Австралию, то о последствиях не думал!

Сравнение вышло некорректным, критичность мышления у судьбы однозначно хромала. Стюардессы, выкатив в проходы тележки с напитками, дали Витьку небольшой перерыв. После кофе судьба снова пристала к нему с расспросами:

– Это даже неприлично, Виктор, ты же мужчина! Где твое благородство и рыцарский дух? Принцесса в плену у лоукостера!

– Вы там у себя вообще без понятия про харрасмент? – Вспомнив модное слово, Витя окрылился надеждой избавиться от назойливого голоса и продолжить дальнейший полет без мучительных сомнений.

– Это че?

– Как бы вам объяснить. – На всякий случай он обращался к судьбе на «вы». – Это как подать девушке в кафе салфетку вытереть крем от пончика и загреметь в кутузку.

– Да ну?! – удивилась судьба.

– Точно вам говорю. С таким же успехом можно чужую карту в банкомате найти и деньги с нее потратить.

– А разве так нельзя делать?

– Не-а.

– Ошибочка, значит, вышла.

– Какая? – Витя поерзал.

– Да это я так, о своем. Послушай, Витек, – голос у судьбы сделался задумчивым, вкрадчивым, – а если я гарантирую, что она не будет писать заявления, будто ты ее домогался, пойдешь? Поверь, мне-то особого интереса здесь нет, только тебя, дурака, пристроить.

Витя прикинул. А что, собственно говоря, он теряет? Впереди посадка, аэропорт, такси. Потом скучная квартира в ипотеке, а в ней Тамара. Тем более, раз так карты легли, что сама судьба гарантирует совершеннейший в этом деле успех. Когда еще такое случится! Витек поднялся с нагретого сидения, на минуту представив, как сейчас куда-то пойдет разговаривать с незнакомыми людьми, и засомневался:

– А может, не надо?

– Иди-иди, Витек! Герой! Дело верное, – подбодрила его судьба.

И Витек пошел, а судьба приуныла. Ей уже осточертело каждый раз проделывать не бог весть какой фокус с пересаживанием: стандартная комбинация, ноль пространства для творчества, зато работает всегда безотказно. Никто еще не жаловался. Даже благодарили, когда самолет однажды рухнул и те, что оказались в хвосте, остались живы. Просто этот деревенский олух как-то особенно раздражал. Девушка в конце салона слушала музыку в наушниках, надвинув кепку на глаза. Витек, позабыв заготовленную фразу, промямлил что-то про свободное место впереди.

– А почему вы только ей предлагаете?! – возмутилась пенсионерка в соседнем ряду. – Я вот, например, с удовольствием пересяду!

– Твою мать! – ругнулась судьба, быстро отключив коммутатор.

Клещ

Герман Николаевич очень боялся мафии. Боялся и ненавидел. Мафия поджидала его везде: в лифте, на улице, в булочной. Только он за порог – мафия тут как тут. Беспрестанная слежка, мордовороты. Было страшно. Он пробовал жаловаться, звонил куда следует. «Фашисты! – вопил он в трубку. – Они даже хуже фашистов! Субчики». Но у мафии руки длинные. У нее своя преступная логика. «Не паникуйте, гражданин! – нахально отвечали ему там, где следовало. – У нас ситуация под контролем, в городе все спокойно». Однако тревожно было на душе у Германа Николаевича, тревожно и мерзко. Если уж положить руку на сердце, любой бы струхнул на его месте. Ведь он был бизнесменом, так что увяз в этой истории по самые уши.

Два года назад Герман Николаевич зарегистрировал ИП по выращиванию столовых корнеплодных и клубнеплодных культур с высоким содержанием крахмала. Так его бизнес назывался официально. Три раза в неделю на пригородной электричке он ездил на дачу поливать урожай. Мафия взяла его на крючок. Электричка отправлялась в шесть сорок пять утра, а последняя прибывала обратно в двадцать два тридцать. Такого подарка он мучителям преподнести не мог. Пораскинув хорошенько мозгами, Герман Николаевич придумал «маневры», для получения стратегического преимущества усилившись садовой тележкой. Еще пара одинаковых саквояжей с колесиками остались у него в хозяйстве с тех пор, как они лет тридцать назад отдыхали с женой в Пицунде. Организованная преступность была и тогда, но действовала не так оголтело. А потом его укусил клещ. Как бы это объяснить? Он готов был поклясться, что тот чернявенький пацаненок, который крутился вокруг них на набережной, вырос и продолжает по заданию криминалитета его преследовать. В общем, кроме тележки и саквояжей у Германа Николаевича имелось в запасе кое-что еще.

Специально для него преступники перевешивали дорожные знаки. Они перелицовывали фасады по пути следования, делая улицу такой, чтобы Герман Николаевич думал, будто это другая улица, и заблудился. Через спутниковую сеть контролировали его холодильник. Ведь как считали древние греки, ты – это то, что ты ешь. Преступная мысль не дремала. Никогда. Черная тонированная «Лада» круглосуточно дежурила у подъезда. Итальянская «Коза ностра» казалась рядом с ними христианскими пацифистами. Но Герман Николаевич играл на опережение. На том, чтобы обводить их вокруг пальца, он съел собаку бойцовой породы.

До станции решено было добираться пешком. Лифт тоже исключался, поскольку давал врагам возможности. Поэтому все двадцать восемь лестничных пролетов Герман Николаевич преодолевал на своих двоих. Спустившись, проводил рекогносцировку. Противник ожидаемо таился. Убедившись, что путь открыт, Герман Николаевич начинал «маневры». Сперва он тянул груженую под завязку тележку. В синтетических мешках из-под сахара, наваленных на нее с горкой, содержались связанные бечевкой ношенные вещи советского прет-а-порте. Бандиты тем временем поджидали его на углу, но вступать в открытую конфронтацию опасались. «Мани, мани! – кричали они вслед по-английски. – Кэш!» Сердце его замирало. Он уже мысленно читал собственный некролог, о котором, ради издевки, позаботился их беспощадный главарь. Редкие прохожие оглядывались, но ничем помочь не могли.

Герман Николаевич отъезжал с тележкой метров на двадцать, затем, пристроив ее прямо посреди тротуара, возвращался. Наступала очередь саквояжей. В саквояжах голодно дребезжала посуда. На днях он не выдержал и позвонил своему адвокату. «Я не стану сюсюкаться с этими фраерами! – горячился защитник. – Мы раздавим их как клопов!»

За саквояжами следовали пять клетчатых китайских баулов – развинченная мебель, телевизор, приемник. Иногда баулы менялись расположением с мешками и ехали на тележке. Дальше шел винтажный чемодан, купленный на свадьбу. В нем бережно хранились книги и документы. После тележки и саквояжей из средств переноски он был самым удобным – ручка гениально ложилась в ладонь. Затем подтаскивались холщовые продуктовые сумки – дюжина в шесть ходок – со всякой мелочевкой. Впереди куча росла, позади – убывала.

Герман Николаевич вытирал пот со лба, щурясь от утреннего солнца. Марш-бросок по прямой до станции составлял пять километров. Примерно такое же расстояние от пункта прибытия до дачи, но уже по грунтовке. Где-то там, на шести сотках, созревал заветный урожай. Спину здорово натирал рюкзак с эмблемой стройотряда.

«Я в своем праве, – кипятился Герман Николаевич, слегка наседая на адвоката, как безнадежный больной наседает на бестолкового врача. – И буду защищать свои гражданские интересы!»

«У тебя для этого есть все основания, – убеждал его адвокат. – Потому что ты – домовладелец!» Он доверял своему адвокату, ведь тот был из «бывших». Вечерами юрист долго и тяжело дышал в трубку.

Машинист замечал Германа Николаевича еще издали. Тот всегда ждал у остановки первого вагона. Мафии, как правило, на станции видно не было. На то она и мафия. «В следующий раз нужно будет аккуратно снять и скатать обои», – запоминал Герман Николаевич, стоя на краю платформы. Машинист тоскливо размышлял, сколько на этот раз потребуется этому придурку времени, чтобы запихнуть свое барахло в вагон. «Мафисты! – шипел Герман Николаевич на сердобольных граждан, пытавшихся ему помочь. – Налетчики. Брысь отсюда!»

Пока он так катался, жизнь текла своим чередом, в его случае, как из упавшего на полграфина, то есть в разные стороны. Налоговая инспекция выставила требование об уплате налога по ИП за два года. Он об этом не знал, потому что возил с собой почтовый ящик. Жилплощадь продали с аукциона за долги. Рады были только соседи. Ведь Герман Николаевич жил в самой последней квартире на самом верхнем этаже в самой дальней многоэтажке нашего спального района. Дальше простиралось только бескрайнее поле, и где-то на горизонте угадывался лес. Герман Николаевич устроил из квартиры маяк. Каждую ночь с захода солнца и до самого рассвета он жег тысячеваттные лампы, надеясь, что жена увидит маяк из леса и как-нибудь выбредет на дорогу. На свет летела всякая погань: василиски, кетцалькоатли, гарпии. Они врезались в соседские балконы, крушили стекла и, свернув себе шеи, камнем падали вниз, прямо на придомовую территорию.

Малокарбитка

Сначала, надо полагать, был рай. Потом в этом раю что-то упало, разбилось, осколки разлетелись в разные стороны. У нас на форуме любителей астрономии «Красное смещение» спорят, было это или нет, но точно никто, разумеется, не знает. Вообще-то я неофит: зарегистрировался там на прошлой неделе после того, как купил МШР – малый школьный рефрактор. Мой сосед Евтюшин сказал, что от нас скрывают всю правду и космос на самом деле твердый, а звезды – это просверленные в нем дырки. Если взять ломик и хорошенько стукнуть, то можно пробить тоннель и наворочать там алмазов, а возможно, еще и платины. Главное, чтобы их уже не наворочали с той стороны. На форуме я всего этого рассказывать не стал, а выложил фото с оплавившимся камнем, который мы нашли в прошлом году за гаражами. Это подтверждало Евтюшинскую теорию.

Снимок быстро сделал меня популярным. Было решено, что это хондрит, возможно, он даже старше самого Солнца. Один из таких когда-то мог занести на Землю жизнь. Мы с Евтюшиным попробовали его распилить, чтобы освободить тех, кто там запакован, но ничего не вышло. Потом забросили камень за диван, решив, что новые формы жизни подождут – старых еще навалом. Я же представил, как буду рассказывать тебе о нашей находке, а ты будешь слушать и восторженно смотреть мне в глаза. Но когда приехал к тебе, ты слушать ничего не стала, а сразу погнала меня в магазин за конфитюром.

Твои родственники поймали меня, когда вместо магазина я попытался смыться через огороды на станцию, откуда в двадцать два ноль-ноль отправлялся в город последний автобус. Я спрятался под чьим-то забором в кустах и сидел там черт-те сколько времени, даже не знаю как долго, потому что часы забыл дома. И как раз когда собрался вылезти оттуда, чтобы побежать на станцию, мимо проходила твоя мамаша с огромным ножом за поясом. Заметив меня, она завопила на всю улицу: «Нашла! Нашла! Какой дурачок, ведь ты же заблудишься». На крик сбежались все остальные родственники.

Следующую попытку я предпринял, отпросившись в туалет. Уже совсем стемнело. Было слышно, как где-то топили котят. А звезд на небе высыпало больше, чем придумано чисел в арифметике. Не хотелось знать, что все это дырки. Если бы из них не так дуло, наверняка было бы теплее. Я оглянулся на твой дом, где в единственном окне мелькали беспокойные тени. Среди них я разобрал горбатую фигуру свекрови, которая замешивала что-то в огромном чане. Когда, только приехав к тебе в гости, после шести часов дороги, я поинтересовался, кто такая свекровь, твоя мамаша пояснила, кивнув на тебя, что свекровь – это ее, то есть твоего бывшего мужа мать. Боясь запутаться еще сильнее, но решив, что пусть уж лучше все плохое случится разом, чем будет размазано ровным слоем по всему вечеру, я спросил, что это за человек, который спит за столом. Оказалось, что это твоего бывшего мужа отец.

Пробираясь между сараев, в темноте я наткнулся на деверя, про которого уже и без всяких подсказок самостоятельно догадался, что это твоего бывшего мужа брат. Деверь встретился мне с огромной скалкой в руках. Он очень обрадовался знакомству, попросив меня помочь разгрузить из его мотороллера тяжеленные мешки с желатином.

Что касается рефрактора, то мне его продал один китаец на радиорынке. Он сказал, что через эту штуковину можно увидеть все – даже самые далекие звезды. Прибор хранился у продавца в большом деревянном пенале. Заметив, что я пытаюсь в него что-то разглядеть, китаец согнулся пополам. «Только ночью! – хохотал он, тыча в меня пальцем. – День нельзя! Город плохо». Рядом другой такой же китаец продавал игровой автомат «Морской бой», тот, в который нужно бросать монетку. Я с детства мечтал такой купить, чтобы играть дома бесплатно сколько захочу, всякий раз заново выгребая монетки из аппарата. Но через рефрактор я смог бы рассмотреть на ночном небе звезду, под которой родился.

Написав на «Красном смещении», что ищу кого-нибудь с домиком в деревне, чтобы наблюдать за звездами без засветок, не рассчитывал на такую удачу. Мне сразу же ответила ты, которая зашла на сайт, чтобы найти там астропрогнозы, а также все про смену лунных фаз, загадывание желаний и женские практики. На ветке с обсуждением инфляционной модели Вселенной ты спрашивала о картах таро.

Приготовления шли до полуночи. Была намазана маслом большая чугунная форма. Свекор, который уже давно проснулся, подкручивал что-то в машинке с остро заточенным диском. Честно говоря, я давно хотел признаться, что мой визит к тебе был гигантской ошибкой, но у меня не хватало смелости. Сначала ты еще время от времени отвлекалась на меня, расспрашивая про мои гастрономические предпочтения, но потом стала носиться как сумасшедшая, причитая, что ОН скоро явится, а у нас еще ничего не готово.

Клянусь богом, случившееся осталось бы между нами! Ей-ей, я не сказал бы даже Евтюшину!

Золовка – большая красная баба – внушала мне дикий ужас. Она сидела посреди комнаты на табурете, зажав в кулаке давилку для орехов, и, скалясь, поглядывала на меня. Взяв из мешка орех, она раскалывала его в один хруст ловким движением мосластых пальцев. Про рефрактор и думать было нечего, он стоял в углу на новеньком штативе, уткнувшись драгоценной оптикой в обсыпанный сахаром пол. Нужно было спасаться самому. Где-то я читал, что если попадешь в руки к маньяку, нужно сделать что-нибудь экстраординарное, что спугнет его, например обмочиться. Мое положение осложнялось тем, что вокруг бродило сразу шесть маньяков, еще один, самый главный злодей, судя по всему, маньячил где-то поблизости. Времени на раздумье уже не оставалось.

Я напряг все силы, выдавив жалкую струйку. «Боже мой! – поморщившись, ты всплеснула руками. – В штаны надудонил! Ведешь себя будто маленький ребенок. Нужно дать ему мужнины брюки!» Выдав брюки, в которые влезло бы два таких, как я, живодеры принялись трясти большим ситом, словно ритуальным бубном. Потом схватили меня и поволокли во двор. Там, между сараем и дровяником, скатившись прямо с неба, воткнулась в подмерзшую деревенскую грязь сверкающая лестница. С нее слез твой бывший муж: он был в белоснежном кителе с вышитым на груди гербом и в таком же ослепительном колпаке. Он сообщил мне, что космос на самом деле состоит из лакричной карамели: «Мы из нее конфеты делаем, – и протянул два полных ведра. – А звезды – это кондитерский глиттер».

Евтюшин от такой информации заверещал бы от радости. В итоге все закончилось хорошо, но в Малокарбитку я больше ни ногой.

Сходил за хлебушком

Профессор кафедры уголовного права Кларис Соломонович Шеффлер решил круто изменить свою жизнь, когда жена Галина Иннокентьевна отправила его в магазин за хлебом. Было обидно, что она, которая уже нигде не работала и сидела дома на пенсии, сама не догадалась сходить, а дождалась, пока он разуется, снимет пальто, наденет тапочки, замрет в блаженной неге, устроившись на диване перед телевизором, и только тогда заявила ему, что дома нет хлеба. Зная об этом заранее, она наверняка соорудила такую гадость специально, чтобы продемонстрировать ему, Кларису Соломоновичу, бессмысленность его собственного существования. Магазин располагался тут же за углом.

Он снова влез в ботинки, накинул пальто, повязал шарф и отправился в путь. В лифте, чтобы добраться с десятого этажа на первый, он провел сорок три секунды. Столько же времени занимала поездка обратно. Итого восемьдесят шесть секунд в день или почти девять часов в год. Взявшись как-то прикинуть, сколько тратится драгоценных минут на дорогу до магазина, он ужаснулся возможному результату и бросил считать.

В хлебном отделе он замер напортив полок с выпечкой, якобы сравнивая цены на нарезные батоны, но в действительности пытался понять, что сто́ит лично он в этом мире. И пришел к неутешительным выводам. Так дальше продолжаться не могло. Способов изменить свою жизнь придумано множество, но профессор их сразу забраковал, поскольку все они занимали кучу времени. Реформы же требовались немедленно. Он прошел в хозяйственный отдел, где взял набор кухонных принадлежностей на подставке. Подставку сделали на фабрике из натурального дерева с красивой фактурой в виде колец. Набор стоил слишком дорого, но Кларису Соломоновичу уже было все равно. Не заботясь о приобретении хлеба, он сразу отправился на кассу. Там толкалась небольшая очередь. Покорно встав в самый конец, он дождался, пока стоящий перед ним мужчина в кепке рассчитается и отойдет. Только одно несложное движение отделяло Клариса Соломоновича от прежней жизни. Кассиршу он узнал, хотя предпочел бы этого не делать, дабы не мучиться угрызениями совести, но утешил себя, что через мгновение все будет кончено. Кассирша привычно улыбнулась ему. Кларис Соломонович достал из набора нож и, направив его в сторону кассы, громко, чтобы его точно расслышали, произнес: «Гони сюда деньги, живо!»

Вопреки ожиданиям, новая жизнь не спешила начинаться. Телосложением Кларис Соломонович напоминал подростка с робким лицом немолодой разведенки, сверху украшенный норковой шапкой. Единственным в его жизни криминальным происшествием была автомобильная авария, где его «москвичу» помяли задний бампер, когда они с супругой рискнули отправиться на машине в отпуск. Рассказывая всем знакомым и незнакомым об этом злодействе, он, подводя к развязке, многозначительно прищуривал глаз. «У них там, в Адлере, – интриговал юрист, предвкушая произведенный эффект, – знаете, как говорят? Ни за что не догадаетесь – тормоза придумали трусы!»

Собеседники морщились расхожему выражению, а он продолжал сокрушаться о том, какие отчаянные люди проживают в Адлере. Поэтому на кассе Кларису Соломоновичу не поверили. Очередь позади него стала возмущаться задержкой, а кассирша, воспользовавшись паузой, присела отдохнуть на стул. Почувствовав приближение фиаско, Кларис Соломонович прокрутил в голове самые жесткие ругательства, которые когда-либо слышал, и, размахивая для острастки «пером», прошипел в направлении кассирши: «Вытаскивай бабло, паскуда!»

Удивительным образом это подействовало. Как однажды призналась Кларису Соломоновичу одна студентка, от которой он убегал после зачета, женщины любят настойчивых, неотвратимость их возбуждает. Со студенткой тогда ничего не вышло, потому что легкий Кларис Соломонович бегал быстро. Очередь отступила на шаг, а побледневшая кассирша полезла в кассу и достала оттуда охапку разноцветных купюр. Он быстро распихал наличность по карманам. Нужно было спешить, чтобы прибывшая полиция смогла арестовать разве что только следы его ботинок.

Из криминальной хроники Кларис Соломонович знал, что грабители всегда скрываются с места преступления в неизвестном направлении и никогда – в известном. Он не стал исключением. Выбрав такой маршрут, доктор юридических наук некоторое время петлял по городу, запутывая погоню, а потом решил залечь на дно. Оказалось, что юриспруденция – это не скучные лекции с супом в банке на обед, а весьма азартная игра, в которой есть только одна ставка: ва-банк.

Перекантоваться, пока действовал план-перехват, он решил в ботаническом саду. Забравшись в самую чащу, где нет фонарей и мамаш с колясками, он сел на поваленное дерево и стал ждать. В саду было мрачно, сыро и как-то по-особенному холодно; в отличие от города здесь лежал снег. Кларис Соломонович достал из карманов деньги и пересчитал: вышло чуть меньше трех тысяч рублей. Он пожалел, что не курит: такое событие стоило как-то отметить. А еще захотелось рассказать обо всем Галине Иннокентьевне, но это теперь невозможно, ведь он в бегах, а ее наверняка уже допрашивает следователь. Кларис Соломонович вдруг осознал, что больше никогда и ничего не сможет с ней разделить. И от этого открытия горько заплакал. Он вспомнил, что его знакомый профессор с кафедры теоретической физики Иося Шлиссельмаун, которого он всегда считал немного чокнутым, уже несколько лет конструировал у себя дома какой-то хитроумный прибор – квантовый модулятор, способный изменять материю по заданной программе. Если бы только это устройство могло поместить его, Клариса, в ту реальность, где он снова окажется рядом с супругой! Надежды на прибор было мало, но все же. Он поднялся и заспешил в сторону остановки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.