Луч света в темной коммуналке

Дарья Калинина

Луч света в темной коммуналке

© Калинина Д.А., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Глава 1

Забывчивость и рассеянность были его второй натурой. Он умудрялся забывать номера телефонов друзей и самих друзей, чьи номера записывал. Он терял и забывал свои смартфоны всюду с таким постоянством, что давно уже стал самым постоянным и любимым клиентом ближайшего к его дому салона сотовой связи. Там его знали, ждали и встречали, почти как родного.

– Снова потеряли свой телефончик, Юрий Степанович? – щебетала при его появлении приветливая девочка Люсенька. – Ну, как же так!

Расстраивалась она совсем не притворно. И вообще, девочка была очень славная. Юрий Степанович подолгу задерживался возле Люсеньки, потому что ему было приятно смотреть на ее голубенькие глазки, нежный овал лица, почти снежно-белые забранные в хвост на затылке волосы. Худенькая, подвижная, она двигалась и говорила так быстро, что Юрий Степанович не успевал уследить за ней. При этом голосок Люсеньки звучал мелодично и напоминал собой звон колокольчика. Юрию Степановичу казалось, что он мог бы слушать этот голосок хоть до конца своих дней. Иногда он так ей и говорил.

Но Люсеньку это не впечатляло. И общение между ними развивалось по одному неизменному сценарию: Люсенька говорила, пожилой клиент кивал седой головой, даже не пытаясь вслушиваться во все эти пиксели, гигабайты, три, четыре, а потом уже и пять джи, которые где-то появились и которые обязательно надо было приобрести.

И Юрий Степанович приобретал все, что предлагала ему милая Люсенька. И уходил с очередной обновкой, сопровождаемый насмешливыми взглядами продавцов, прекрасно знающих, что уже через неделю, максимум через две, а может, уже через несколько дней или даже прямо сегодня этот чудаковатый старик явится к ним за очередным смартфоном.

– И ведь недешевые модели всегда берет. Вы это замечали?

Старший продавец Юра – тезка их загадочного клиента – в который раз завел разговор, который неизменно начинался в салоне после очередного визита странного покупателя.

– Одет в какие-то обноски, обут так, что слезы наворачиваются, а смартфоны берет не из последних.

– Так потому на одежду и не хватает, все у нас спускает.

– Интересно, где он раньше отоваривался? Говорит, что живет всю жизнь на Петроге, а у нас появился лишь месяц назад. Где он раньше-то был?

Но большинство волновало другое.

– Люсинда, ты бы пожалела старика.

На Люсеньку жалко было смотреть, так она покраснела.

– Что я могу? – лепетала она. – Я и так ему всегда лучшую скидку делаю.

– Знаю я твои скидки. Предложила бы ему модель попроще. Вот за пару тысяч есть, звонят, время показывают, даже в Интернет с них выйти можно. Зачем же ты ему всякий раз те модели подсовываешь, которые в десять раз дороже?

– Я не виновата, – оправдывалась Люсенька. – Он сам такие просит. Подороже.

– Ну, ясно! Значит, впечатление хочет произвести.

– На кого?

– На тебя, на кого же еще! Влюбился старик, не иначе. Вот и скачет вокруг тебя, как подходящий предлог придумать, не знает.

– Скажете тоже!

Щеки Люси трогательно розовели при малейшем смущении. Она ничего не могла поделать с этим внезапным румянцем, который моментально выдавал все ее чувства.

Прочие служащие салона сотовой связи так и покатились со смеху.

– Ох, и повезло тебе, Люська! Кавалер-то богатый.

– Не моргнув глазом, по стошке в месяц на смартфоны тратит.

– Не иначе, генерал в отставке или академик какой.

– Видно же, что помрет скоро, еле ноги старик таскает. Так ты, Люська, богатой вдовой останешься. У него квартира почти сто сорок метров и денег куры не клюют. Чего ты теряешься?

– Отстаньте! – умоляла продавцов Люсенька. – Как вам не стыдно! Юрий Степанович просто хороший человек. И ко мне он относится как к дочке.

– Скорей уж, как к внучке!

И все служащие, включая голубоглазую Люсеньку и ехидного Юрика, очень сильно бы удивились, узнай они одну вещь. Пройдя всего несколько десятков метров и завернув за угол, их удивительно забывчивый клиент утратил сгорбленность и шаткость походки, зашагал споро и быстро, как совсем молодой человек. Казалось, что с каждым шагом он все молодеет и молодеет. Пройдя полсотни метров, старик остановился возле новенькой «Киа», только две недели как из салона.

Внедорожник цвета алой зари. Белый кожаный салон. Пижонская машина, неизменно привлекающая к себе взгляды. Совсем неподходящая машина для пожилого степенного мужчины. Но тем не менее машина принадлежала Юрию Степановичу. И стоило старику оказаться возле машины, приветливо щелкнула и загудела, разворачивая зеркала и опуская подножку для своего хозяина.

Юрий Степанович небрежно кинул на пассажирское сиденье коробочку с новым смартфоном, а затем внезапно сделал еще более удивительную вещь. Он окончательно распрямил плечи, выпрямил спину, смачно потянулся и одним движением руки снял со своей головы седой скальп. Кто бы увидел, ахнул. Но ничего страшного не случилось. Кровь не брызнула. В руках у Юрия Степановича был всего лишь его парик, под которым обнаружились прекрасные темно-русые кудри.

Помолодевший мужчина обошел вокруг машины. Походка Юрия Степановича тоже совершенно изменилась, куда-то исчез шаркающий стариковский шаг и скованность в суставах. Теперь перед всеми стоял молодой мужчина, неполных тридцати лет, статный, красивый и весьма любящий такого рода забавы с переодеваниями.

Звали его вовсе не Юрием, и отец его был вовсе не Степаном. Это имя-отчество прилипло к нему вместе с ролью, которую его наняли играть. Настоящее имя молодого человека было Дмитрий. И был он недоучившимся актером, изгнанным с последнего курса театрального училища за неподобающее поведение, а другими словами, за розыгрыш одного из старых педагогов, который юмора не понял и потребовал выгнать пусть и талантливого, но слишком уж заносчивого и много вообразившего о себе студента. Наверное, преподаватель рассчитывал, что тот пропадет, но Дима не только не пропал, но вроде как даже преуспел. Много раз он потом вспоминал добрым словом этого преподавателя, не оценившего его шутки.

– Если бы не этот старый хрыч, играть бы мне сейчас в какой-нибудь захудалой областной труппе. В приличный театр без связей и особых способностей не пробиться. А так без образования мне и в третий состав ход закрыт. Хочешь или не хочешь, приходится теперь прокладывать в жизни свой собственный путь.

К своему амплуа пародиста известных и неизвестных, но просто колоритных персонажей Дима пришел не сразу. Перевоплощение всегда интересовало его, но чтобы сделать его своим источником дохода, это ему вначале и в голову не приходило. Для этого нужно было время. Но постепенно Дима оброс связями, нашлись откуда-то клиенты, и дело пошло. Кому-то нужно было предъявить бабушку-старушку перед внезапно нагрянувшими в гости сотрудниками опеки. Кому-то был нужен супруг, который исчез при невыясненных обстоятельствах много лет назад. Кто-то вдруг желал видеть ненавистного соседа, чье отсутствие стало слишком уж тревожить других чрезмерно любопытных соседей и полицию.

Дима изображал всех. И ему было плевать, что упомянутая бабушка давно и не по своей воле отбыла в частный пансионат, а по факту дом для престарелых, где питается скромно и постно и заново учится духу коллективизма, для чего делит комнату с еще тремя соседками. А всем ее имуществом, включая шесть квартир в городе, складские помещения и участки земли, вовсю пользуются ее внуки и внучки, сбагрившие бабушку с глаз подальше.

И совсем мало волновало Диму и то, куда и почему исчез муж его клиентки, а также почему она в положенные сроки не уведомила о его исчезновении власти, а предпочла жить так, словно бы он никуда и не исчезал. Тот факт, что это могло быть связано с неприятной дележкой наследства после супруга с двумя его отпрысками от прежних браков, Диму не смущал. В конце концов, дети сами виноваты, если не смогли распознать в своем отце переодетого актера. Навещай они папочку почаще, мигом бы сообразили, что перед ними совсем другой человек.

Ну, и забивать себе голову судьбой соседа, который слишком уж допекал его клиента и потому у полиции возникли некоторые вопросы относительно исчезновения соседушки, тоже не хотелось. Дима мастерски изображал его присутствие, копаясь на чужих грядках и ругаясь через забор на любопытных, и полиция удовлетворялась этой проверкой.

В общем, жизнь Дима теперь вел увлекательную и незаурядную. Хотя сам он ничего необычного в своей карьере не видел. Дима просто делал то, о чем просили его люди, и наслаждался самим процессом хорошо выполненной работы. В конце концов, он был актер, а для актера игра – это и есть его работа.

Вот только нынешняя игра была не просто обычной игрой, она еще и приносила ему очень и очень приличный доход. Настолько приличный, что даже предпочитающий никогда не задумываться Дима все-таки начал задумываться. Очень уж большие деньги он нынче огребал. И делать-то было ничего не надо, только ходи себе в один и тот же салон да изображай там перед продавцами эдакого чудака маразматика с нехилым баблом на кармане. И смартфоны все можно было оставлять себе. Таков был уговор с заказчиком.

Поэтому-то Юрий Степанович и просил у милой Люсеньки показать ему пусть и не самые современные и навороченные модели, но и не дешевки, от которых презрительно отворачивался. Все эти смартфоны, пусть и с некоторой скидкой, Дима впоследствии перепродавал, чем еще больше укреплял свое благосостояние. И все бы ничего, но точил его червячок сомнения. Как-то очень уж хорошо все складывалось. А когда все идет гладко, жди в скором времени беды.

В таких тревожных мыслях Дима сел в машину и отправился к себе домой. Припарковал «Киа» он не у себя во дворе, а через два дома. Мера предосторожности, которая всегда не лишняя. Но при прощании с «Киа», которая вновь приветливо погудела хозяину на дорожку и тут же мягко свернула свои зеркала и прижала их, словно зверек ушки, с Димой случилось нечто.

Стоило ему остаться одному снаружи, как тут же он затылком почувствовал чужой взгляд. Недобрый, внимательный и цепкий. Дима обернулся, обвел взглядом двор. Вроде бы ничего необычного, никто на него не смотрит. Но взгляд не отпускал. Дима начал сканировать окна окружающих его домов. Но окон много, поди догадайся, за каким из них прячется любопытный.

И уже направляясь к арке, ведущей на улицу, Дима вновь невольно поежился от неприятного холодка под ложечкой. И это повторялось за последнее время уже не первый раз.

– Похоже, за мной ведется наблюдение.

Но кто мог за ним следить? Неужели люди клиента? Очень возможно, ведь машина тоже была подарена Диме клиентом. Хорошая машина, совсем недешевая. Не без внутреннего содрогания Дима отдал за нее в салоне почти два миллиона чужих денег и теперь чувствовал, что их сделка с заказчиком сильно кренится в одну сторону. Пока что клиент сделал для Димы значительно больше, чем Дима, в свою очередь, сделал для клиента. И Дима чувствовал, что скоро с него могут потребовать нечто, что выровняло бы их сделку.

Но что это будет за задание? Этого Дима пока что не знал. И такая неизвестность, мягко говоря, заставляла биться его сердце. Нет, Дима не был трусом, но он обладал даром предчувствовать грядущие неприятности. И сейчас это его чувство уже не подсказывало, а кричало во все горло, что он, похоже, все-таки вляпался. Дима зашел в магазин, чтобы купить продуктов к обеду. Есть совсем не хотелось, аппетит отсутствовал начисто, но если чего-нибудь не пожевать, то будет совсем плохо. Это он знал по собственному опыту. Организм без определенной порции жиров, белков и углеводов начинал бастовать.

Продавщица была старой его знакомой. У Димы когда-то даже был с ней кратковременный, но тем не менее бурный роман. Но потом то ли соседи что-то настучали ее мужу, то ли самому мужику надоело мотаться в Сибирь качать газ вахтенным способом, только исчезать надолго он перестал. Соответственно, завяли и Димины отношения с Натусенькой. Но ни тот, ни другая не были в этом виноваты, поэтому симпатия между ними сохранилась.

И сейчас Наташа радостно улыбалась Диме:

– Гости к тебе приехали! Поздравляю!

– Какие гости?

Никаких гостей Дима не ждал. И сейчас неприятно удивился их появлению. Но Натусенька наблюдательностью не отличалась и продолжала радоваться.

– Как же! Дедушка твой приехал! Полчаса назад приходил, о тебе спрашивал. Водки купил целый ящик. Да не абы какой, а вон той. И еще колбаски на закуску. Сказал, что хочет посидеть со своим внучком, которого не видел много лет.

Дима вновь ощутил холодок под ложечкой. Один его дедушка умер как раз в год его поступления в училище – как все в семье утверждали, просто не выдержал позора оттого, что его единственный внук будет паяцем. Что Дима из приличного человека станет скоморохом, примется кривляться на сцене, когда все их предки по мужской линии имели серьезные уважаемые инженерные профессии. И вдруг нате вам, такой конфуз, внук – клоун! Но дед Диму любил, поэтому вслух ему ничего не сказал, отговаривать тоже не стал, а просто тихо помер, оставив Диме в наследство помимо счета в банке и прочего еще и ту комнату в большой и шумной питерской коммуналке, которую Дима сейчас и занимал.

Второго своего деда Дима вообще не знал, потому что тот преставился еще до его рождения. И два раза в год на Троицу и на Радуницу они все неизменно ездили на его могилку. Так что сомнений в том, что оба деда померли, у Димы не было. Откуда же взялся еще один дед?

Видимо, испытываемые Димой чувства все же очень сильно отразились у него на лице, потому что даже Натусенька встревожилась:

– Что такое, Димуль? Не рад дедушке? А он мне показался таким славным. Маленький, кругленький, голова лысая, лысина розовая и блестит, а бородища до пояса. Гном, а не дед! Ты не думай, он тебе в тягость не будет. И водку взял самую дорогую, и колбаску сырокопченую из элитных сортов. И сам одет хорошо. И часы на запястье золотые болтаются. И в машину с шофером сел, так что ты не сомневайся, такого деда еще поискать. А машина-то какая! Большая, черная и вся в хроме, блестит так, что глазам больно на нее смотреть.

Слова Натусеньки окончательно вогнали Диму в ступор, потому что он отлично знал, что никаких богатых похожих на гномов дедушек у него в родне нет. Их семью вообще нельзя было назвать сильно богатой, так, среднего достатка люди. Не голодали, конечно, но чтобы золотые часы носить или машины с личным шофером иметь, таких привычек за его родственниками не водилось.

На всякий случай Дима позвонил своей единственной живой бабушке. Спросил у нее про дедушку-гнома. Может быть, какой-нибудь двоюродный? Но нарвался на бабулю в плохую минуту, когда старушка только что пообщалась с районной поликлиникой и поэтому пребывала в воинственном настроении. Она накинулась на внука и строго отчитала его:

– Ты можешь месяцами не навещать нас с твоей матерью и отцом, но стыдно забывать историю своей семьи. Ты должен помнить, что оба твоих деда были единственными сыновьями в своих семьях. Так что двоюродные бабушки у тебя были, а двоюродных дедов быть не могло!

Про троюродных Дима даже и заикаться не стал. Чувствовал, что ничем, кроме очередного выговора, это не кончится. Если бы бабушка знала родственника с такой внешностью, она бы об этом внуку сказала сразу же. Идти домой Диме что-то резко расхотелось. Если дед спрашивал его, наверное, он и его адрес знает. А возможно, и еще много чего про Диму знает, неспроста же он подвалил с разговором именно к Натусеньке, с которой Дима из всех прочих продавщиц магазина был связан теснее всего.

От этих мыслей Дима совсем приуныл. Деда гнома его внутреннее чувство воспринимало как опасность. И если уж их встреча неизбежна, Дима решил заручиться свидетелями. Позвонил своему соседу – Коле, чтобы выяснить, где он. Коля оказался дома, отсыпался после ночной.

– Какой еще дед? Никто к тебе не приходил. Галя, слышь, Димка говорит, дед его объявился.

Но Галя тоже сказала, что никакого деда не видела. И вообще, никто посторонний к ним сегодня не приходил, а приходили только свои. А к Ларионовым из угловой комнаты снова нагрянули родственники в числе пяти штук, включая трех шумных отпрысков в возрасте от трех до десяти лет, которые носятся по всей квартире, всюду суют свои носы, шумят и мешают отдыхать людям.

– Да, еще новость, Гаврилыч в запой ударился, и недели не продержался, собака! Спер деньги у Никитиной, а той через три дня улетать в Крым, так что можешь себе представить, как у нас и без твоего деда весело.

Слова соседки Диму приободрили. И потом, с чего он взял, что гном спрашивал именно его? Разве мало разных Дим живет в окрестностях? Наверное, дед собирался к какому-нибудь другому Диме, а Натусенька по бабской глупости сразу подумала на своего Димочку, пожелала ему богатого дедушку в родственники. Так, убеждая себя в том, что все в порядке, Дима поднялся к себе наверх на третий этаж. На лестнице снова ничего подозрительного не обнаружил. И совсем успокоившись, зашел в двери своей квартиры, где на него сразу же обрушился мощный удар тяжелой когтистой лапы.

Сначала Дима решил, что на него напал настоящий медведь, потому что у этого чудовища была огромная клыкастая морда, у него были лапы с длинными когтями, он рычал, а его длинная мохнатая шерсть по-настоящему сильно пахла диким зверем. Отступать было некуда, позади была закрытая дверь. Поэтому Дима приготовился подороже продать свою жизнь.

Для этого он заорал и схватил со шкафа лыжи, которые тут хранились круглый год за исключением двух-трех зимних дней, когда их забирал Гаврилыч и отправлялся кататься на них в Кавгалово или Сосново. Последние несколько лет Гаврилыч вообще никуда не ездил, поэтому лыжи тихо пылились на шкафу и, наверное, очень обрадовались, когда наконец про них вспомнили. Лыжи были длинные, прочные и крепкие, сделанные еще в СССР, и отличались приличной увесистостью. Для катания, может, и не очень, а для драки с медведем в самый раз. Вот этими лыжами Дима и начал размахивать перед мордой зверя. Махнул раз, махнул другой, надеясь отогнать зверя.

– Ну ты, с-с-скотина! Уходи!

Но тут из-под брюха чудовища раздался такой задорный детский смех, что Дима сразу понял – опасность миновала. И нет никакого зверя, это всего лишь шкура, и что под шкурой скрываются три молодых хулигана, трех, семи и десяти лет.

– Развели! Мы его развели!

Старший поставил себе на плечи среднего, средний усадил на закорки младшего, и все вместе они накинули на себя шкуру медведя. Шкура была самая настоящая, с мордой, лапами и даже небольшим хвостом. Видимо, это был подарок Ларионовым от их родственников из глубинки, где до сих пор водились такие вот медведи. Дети были в полном восторге от того, как здорово им удалось напугать взрослого дядю. Они остались в засаде возле дверей, карауля возвращение следующих жильцов, а Дима получил возможность отдышаться и пройти дальше к себе в комнату.

Глава 2

Но не успел он прийти в себя и сделать несколько шагов по длинному коридору, как из комнаты Гаврилыча вытянулась волосатая рука, которая буквально втянула Диму к себе. Одного взгляда хватило, чтобы понять – Гаврилыч был пьян в стельку. И пил он уже давно. Стол был буквально уставлен пустыми бутылками. Тут были бутылки от водки, пива и даже мадеры. Похоже, к Гаврилычу приходила дама, которую он и угощал десертным вином.

– При… присаживайся!

Гаврилыч несколько раз пьяно икнул и толкнул Диму к столу. Сам тоже шагнул следом. Бутылки задребезжали, когда грузное тело Гаврилыча навалилось и качнуло стол. Хозяин принялся шарить среди бутылок, потом, не спрашивая, налил Диме в стакан чего-то мутного и пахнущего гвоздикой, мятой и перцем, плеснул себе и тут же выпил.

– Разговор к тебе есть. Пей!

Дима сделал вид, что пригубил. Но едва сунул нос в стакан, как содрогнулся. И как можно пить такую гадость? Он поднял растерянный взгляд на Гаврилыча. Тот пьяно покачивался, не спеша начинать свой разговор. И Дима в очередной раз подумал, что жизнь в коммунальной квартире имеет помимо плюсов еще и минусы. Вот, скажите, зачем он продолжает жить в этой огромной и шумной питерской коммуналке на Петроградской стороне? Да, конечно, центр города. Выйдешь, вот тебе и Большой проспект, вот тебе и Большая Пушкарская. Магазины, бутики, променад и все такое. Но если вспомнить все остальное, то лучше перебраться в студию где-нибудь на окраине. Выглянешь утром из окна, а вокруг сплошные поля новеньких сверкающих разноцветными красками многоэтажек. Одна другой выше. Одна другой краше. Красота! Глянешь вниз, аж дух захватывает от высоты и обилия припаркованных машин под домом. А тут что? Максимум пять-шесть этажей, и все. И машины стоят где-то на улице, в зеленый двор им ходу нет.

Но Дима знал, почему не съезжает. Да, квартира была коммунальной, но все жильцы жили тут по много лет. Почти всех их Дима знал еще с детства. Родители привозили его к бабушке с дедушкой на все выходные, а также зимние, весенние и осенние каникулы. Если Диме случалось заболеть, то лечился он тоже у дедушки с бабушкой. Так что с обитателями коммуналки он был знаком столько, сколько помнил самого себя. Кто-то из них женился, кто-то умирал, но уезжать почти никто не уезжал. И Дима за эти годы фактически сроднился с ними. И тоже уезжать от этих людей не собирался.

Хороший сосед ближе дальнего родственника.

Вот и Гаврилыча, сильно пьющего последние годы, Дима помнил еще работящим мужиком. Вот только в девяностые его завод закрылся, работы не стало, и Гаврилыч как-то растерялся. Стал выпивать, чтобы хоть с помощью спирта смягчить общую несправедливость, происходящую в стране. Сначала пил немного, потом больше. Была у него женщина, ушла от него, когда стало ясно, что Гаврилыч пристрастился к водке уже основательно и порывать с ней не собирается. Последующие дамы сердца хоть и появлялись периодически, но каждая новая выглядела все потрепанней и страшней своей предшественницы.

Но Дима помнил Гаврилыча еще нормальным дядькой. И тот помнил, что Дима его таким помнил. И ценил. И даже любил его за это по-своему.

– Слушай меня, Димка, – произнес Гаврилыч, когда оказалось, что мутного и пахучего напитка в бутылке больше не осталось. – Есть у меня один кореш… Не кореш, а так… Знакомый, выпиваем мы с ним вместе.

Других «знакомых» у Гаврилыча нынче и не водилось, так что мог бы и не говорить.

– У него есть теща… Щас я тебе ее фотку покажу.

И Гаврилыч и впрямь извлек из кармана страшно потрепанную временем бумажную фотографию, на которой была запечатлена большая семья. Дима насчитал семь человек взрослых и пятеро детей. Две девочки-близняшки лет по десять выглядели какими-то зашуганными. За ними стоял мальчик чуть постарше, наверное, их брат, и еще один мальчик был совсем маленький, он сидел на коленях у усатого старика в первом ряду. Пятый мальчик привлек к себе внимание Димы, потому что он разительно отличался от остальных членов этой семьи. Все они были типичными русаками, а этот ребенок был брюнетом, с чуть раскосыми азиатскими глазами, плоским лицом и широкими скулами.

Интересно, как он затесался на эту фотографию? Приятель кого-то из детей? Случайно зашел в гости и попал на снимок? Не похоже, потому что карточка явно студийная. Чужого ребенка в фотоателье просто так с собой не поведешь. И потом по возрасту этот мальчик не подходил в товарищи никому из детей. Ему было лет пять, сомнительно, чтобы кто-то из взрослых детей согласился бы играть с таким сопляком. А младший вообще в друзьях еще не нуждался, а нуждался в соске. Так кто же этот пацаненок с лицом китайца?

Но от этих мыслей Диму отвлек Гаврилыч.

– Сюда смотри, – велел он. – Вот она.

И Гаврилыч ткнул пальцем в тетку, стоящую с краю фотографии. Вид у нее был, прямо сказать, странноватый. На голове шляпка, украшенная чучелом какого-то зверька – то ли мелкой лисы, то ли барсука, то ли соболя. Или это ласка? Или норка? Платье производило еще более ошеломляющее впечатление. Туго облегающее торс, бюст и бедра, оно было сшито из какой-то переливчатой ткани. Ворот был украшен мехом, который спускался по рукам почти до самой талии. Лицо женщины было ярко раскрашено. Синие тени, пунцовые губы, алые щеки. На руках столько браслетов, что они закрывают кожу почти до локтей. Пальцы унизаны перстнями.

– Чудаковатая дамочка.

– Это ты ее еще сейчас не видел. Фотографии этой почти тридцать лет. Тут она еще сравнительно нормальная. Но за эти годы она окончательно спятила, можешь мне поверить. Витька говорит, что теща тащит к себе в квартиру весь хлам, который находит на помойках. С бомжами дерется за добычу и всегда их побеждает. Они ее боятся. Пытались напасть на нее целой ватагой, она все равно их разогнала, а двоим так накостыляла, что они теперь ее за километр обходят.