Флешбэк мечты

Странный переход – когда сперва ты видишь человека ежедневно, а потом раз в несколько недель, причем на экране. Что интересно, Джулиан на каждом звонке оказывался немножко другим. Сегодня у него на подбородке виднелась легкая щетина. Любопытно. И щеки впали сильнее обычного. При этом изменения всегда были почти незаметными – а в целом он оставался Джулианом. Короткая аккуратная стрижка – всегда одна и та же, как и темные серьезные глаза под прямыми серьезными бровями. Джулиану явно суждено было рано или поздно влюбиться в какую-нибудь порывистую творческую личность, потому что сам он играл роль строгого импозантного ученого, который все-таки не откажется немножко пожить.

Исследование его лица прервала какая-то яркая вспышка на заднем плане.

– Ты что… играешь в Breath of the Wild? – спросила я.

Телефон дернулся – Джулиан поспешно куда-то потянулся. Экран у него за спиной потух.

– Да. Решил сегодня вечером отдохнуть от учебы.

Судя по выражению его лица, Джулиан считал, что играть в видеоигры в своей комнате в общаге – это предел разврата. Это был полный улет, если вспомнить, что видеоигры – единственное, что нас объединяло в детстве. Мы никогда не обсуждали свои чувства, зато, играя, просидели бок о бок сотни, а то и тысячи часов. А поскольку понятия «ненавязчивое хобби» для Джулиана не существовало, его интерес к видеоиграм не сводился к тому, чтобы только играть. Он превратился в заядлого коллекционера антикварных игр – собрал все консоли Nintendo, начиная с первой Nintendo Entertainment System. Его старая спальня напоминала ностальгическую гробницу бывшего ботана из поколения X.

Мама бросила на меня косой взгляд:

– Джулиан имеет право на отдых, Саманта!

– Да я ж его не критикую! – воскликнула я.

Джулиан коротко рассмеялся:

– Видела бы, как я играю, критиковала бы. Я почему-то не смог пройти первый тайник Клана Йига. Инстинкт мне подсказывает все свалить на мультипликационные техники искусственного интеллекта, но на самом деле, наверное, дело не в этом.

Я покачала головой:

– Не ищи сложных объяснений, дружище. Клан Йига – действительно для продвинутых. Там на прорыв не пойдешь – нужна ловкость. И наблюдательность. В этой игре каждый проигрыш – шаг к пониманию. – Джулиан, что неудивительно, слишком тщательно анализировал компьютерные игры, препарировал их в уме, пытался вникнуть, что и как работает. – Я целые выходные сидела у себя безвылазно, пока не разобралась. – Я посмотрела на маму. – Мам, ты этого не слышала. Зато ведь здорово, да? Сюжет отличный, такой не забудешь.

– С наблюдательностью у меня не очень, – сознался Джулиан.

Папа пролез между нами, чтобы и его было видно:

– Привет, сын. Как там с биохимией? Такая же жесть, как в мои времена?

Я сделала шаг назад – меня, по сути, выпихнули из кадра.

Ответ Джулиана прервал громкий стук в стеклянную кухонную дверь. Снаружи в мокром плаще стояла моя тетя Грейс. Встретившись с нами взглядом, она махнула рукой.

Я открыла дверь – кухню заполнил шум ливня, а тетя Грейс проскользнула внутрь, вытерев ботинки о коврик у порога.

– Ух ты, ну и льет! – воскликнула она. – Я своими глазами видела, как на Второй улице машину взяло и смыло! Прямо библейский потоп!

– Ну да, все делают вид, что настал конец света. – Я взяла у нее плащ. – А я не знала, что ты к нам собираешься.

Она сняла ботинки, поставила на пол сумку с вещами для ночевки.

– Я же тебе сообщение послала!

– Что? – Я посмотрела на телефон. Разрядился. – Ой, прости. У меня аккумулятор в последнее время часа два жив – и все. Даже если не разговаривать. Как такое вообще бывает?

Мама цокнула языком:

– Ты так новый и не купила? Джулиан же дал тебе подарочный сертификат.

– А ты его так и не использовала? – поинтересовался бестелесный голос Джулиана.

– Привет, Джулиан, – поздоровалась Грейс.

Папа передвинул телефон, чтобы ее было видно.

– Привет, тетя Грейс, – сказал Джулиан.

Она помахала ему, ухмыльнулась:

– Надо же, щетина у него. Настоящий мужчина.

На миг повисло неловкое молчание – Джулиан ответил не сразу. Потом натянуто усмехнулся:

– Угу.

Тетю Грейс это не смутило – она привыкла к Джулиану.

– Впрочем, быть мужчиной не так важно. Во всех смыслах. Главное быть собой.

Я хохотала, пока Джулиан холодно отвечал:

– Спасибо.

Мама забрала телефон и отключила фейстайм; тетя Грейс принюхалась:

– М-м, у вас вкусно пахнет. Что готовим, ребята?

– Лосося с поджаренным фенхелем, – доложил папа. – Ты выпить не принесла?

Тетя Грейс показала ему холщовый мешок из хипстерского винного магазина на Ист-Сайд.

– Ты за кого меня принимаешь? – Она подошла к холодильнику, сунула туда бутылку, по дороге чмокнула меня в макушку. – Как же здорово оказаться в этом вашем теплом сухом пригородном доме.

Мама взяла бутылку в руки, посмотрела на этикетку.

– Нужно заставить твоего домохозяина ликвидировать эту протечку.

Тетя Грейс цапнула со стола кусок хлеба, засунула в рот.

– Пора, пожалуй, пустить в ход твои юридические уловки и как следует припугнуть этого сукиного сына.

Мама покачала головой и отодвинула тарелку с нарезанным хлебом подальше от тети Грейс.

– Не волнуйся, я уже составила черновик письма. Но, мне кажется, тебе правильнее будет вообще оттуда съехать. Ты отравишься этой черной плесенью.

– Онни, не каждый в Лос-Анджелесе может вот так вот раз – и переехать, – вздохнув, произнесла тетя Грейс. – Местоположение – пальчики оближешь, я ни за что не найду другой квартиры в Сильвер-Лейк с фиксированной арендной платой за те же деньги.

– Так, может, тебе и работу пора поменять? – намекнула мама, поворачиваясь посмотреть, как там лосось.

Тетя Грейс опустилась на стул в кухонном уголке и провела рукой по обесцвеченным волосам длиной до плеч. В ушах у нее болтались огромные неоновые кольца – довольно неожиданное дополнение к спортивному костюму сливового цвета.

– Прежде чем мы в тысячный раз вернемся к этой теме, можно я напьюсь?

Мама старше тети Грейс на одиннадцать лет и ведет себя скорее как ее мать, чем как старшая сестра. А оттого, что характеры у них совершенно противоположные, контраст только ярче. Тетя Грейс работала веб-дизайнером в кризисном центре для женщин. Мама тоже занималась благотворительностью, но при этом любила повторять, что скорее сдохнет, чем пойдет работать в НКО и будет жить от зарплаты до зарплаты.

Словом, в семье у нас это была очень больная тема. И мы с тетей Грейс понимали друг друга.

– Сэм, поможешь мне поставить это в духовку? – громко спросил папа, пытаясь прервать дискуссию, которой страшно боялся.

Я взяла у него противень с фенхелем.

– Кстати, тетя Грейс. А что ты думаешь про загородные клубы?

Родители хором застонали. Я бросила на них свирепый взгляд:

– Чего?

Тетя Грейс, прежде чем ответить, отхлебнула вина.

– А что, в наши дни кого-то еще интересуют загородные клубы?

Я с победоносной решимостью захлопнула духовку.

– Ха! Вот так-то.

– По-моему, это не совсем честно, ты так не считаешь, Сэм? – В голосе папы прозвучало скрытое предупреждение. Он налил вина в бокал, передал его маме, она оперлась на разделочный стол, поза напряженная. Мама всегда делала стойку, когда мы с тетей Грейс в чем-то объединялись.

– А что? Что случилось? – поинтересовалась тетя Грейс.

Кухню заполнил изумительный аромат оливкового масла и размякающего в духовке фенхеля. Мама начала мыть в раковине кастрюли – с громким неприятным звуком.

– У нас сегодня было собеседование в «Оаквуде». И кто бы мог подумать? Саманта не одобряет наше стремление туда вступить.

Тетя Грейс встретилась со мной взглядом – мы обменялись тайным сообщением. Бе-е. Потом, впрочем, она подалась вперед, навалилась на стол, задумчиво посмотрела на свой бокал:

– А знаешь что? Помню я этот загородный клуб. Твоя подруженька там праздновала свой шестнадцатый день рождения, праздник назывался «Я уже взрослая», верно? Как там звали эту сучку?

Я поперхнулась:

– Мама дорогая.

– Уж простите. – Тетя Грейс ухмыльнулась – ей совсем не было стыдно. – Была у тебя эта жуткая подруженция…

– Дейдре Бьюкенан, – вставила мама, усмехнувшись через силу. – Да, праздновала она именно там.

– «Я уже взрослая»? – Я скривилась. – Да уж, ну и времена были в вашей молодости.

– Да, классные были времена, – хихикнула тетя Грейс. – Загородные клубы, котильоны, а я увлеклась Аделой Брикстон.

Мама улыбнулась:

– Я про нее уже и забыла.

– А я нет. – Тетя Грейс сделала вид, что падает в обморок. – Она вечно собирала волосы в умопомрачительный хвост.

Папа прокашлялся:

– Ладно, я пойду переоденусь к ужину.

Когда он проходил мимо тети Грейс, она похлопала его по руке:

– Да уж, попроси лакея достать твой сюртук.

Он игриво потрепал ее по затылку:

– Шутница.

– А расскажи-ка мне про Аделу Брикстон, – попросила я, усаживаясь на табуретку и отхлебывая чай.

– Ах, Адела. Капитан команды по софтболу и вообще умереть-не-встать.

Я засмеялась:

– Да, рано ты определилась со своими предпочтениями.

Тетя Грейс поставила бокал, он проскреб по мраморной столешнице.

– Точно. – Она пошевелила бровями. – Вот только Аделе удалось от меня улизнуть.

Я ухмыльнулась:

– Как я люблю твои байки про школу!

– Эй. – Тетя Грейс ткнула в меня своим бокалом. – Только хальмони не рассказывай. А то запишешь ей в голосовом сообщении.

Я перестала улыбаться. Мама посмотрела в зазор между нами:

– Каком еще сообщении?

– А ты про них откуда знаешь? – спросила я, забыв про маму.

– Я тут зашла к ней на днях, она как раз одно из них слушала. – Тетя Грейс замолчала, встревоженно нахмурившись. – Но сама я ничего не уловила, если тебя это смущает.

Я покачала головой:

– Ну ладно, неважно. Хотя да… это очень личные вещи.

– Какие сообщения? – сурово осведомилась мама.

– Да ерунда всякая, – ответила я, проводя пальцем по бортику кружки. – Просто… я ей отправляю сообщения, чтобы она их потом прослушала.

– А просто позвонить нельзя? – спросила мама. Судя по голосу, она здорово рассердилась.

– Я ей звоню, – ответила я. – А это так, развлекуха. Хальмони нравится.

Маму что, в кои-то веки заинтересовали мои слова?

Она вскинула руки – тут как раз запищал таймер.

– Ну, если это очередное погружение в историю бананов, мне лишь остается порадоваться, что ты грузишь этим хальмони, а не меня.

Ну, понеслось.

Тетя Грейс допила вино.

– А как там у тебя с Кареном? – спросила она, явно желая сменить тему.

Мама открыла духовку, вытащила противень с фенхелем, сопровождая этот процесс непрерывным дурацким дребезгом металла. Хорошо придумала.

– Все нормально, – ответила я. – Мы почти доделали его фильм!

– Ух ты! А мне покажете? Ты ведь там в главной роли? – поддразнила меня тетя Грейс.

Я со всей дури пихнула кусок хлеба в чай.

– Ага, держи карман шире.

– Ты ему столько помогала, ты там точно второй режиссер, – заметила мама, перекладывая фенхель на блюдо.

– Не так уж и много я ему помогала.

Я потянулась за куском фенхеля, но мама шлепнула меня по руке.

– Да ты почти все лето убила на этот фильм, вместо того чтобы… – Она умолкла.

– Вместо чего? – поинтересовалась я, все-таки схватив кусок фенхеля.

Мама вздохнула. Ей, видимо, прежде чем со мной заговорить, необходимо было как следует успокоить нервы.

– Мне кажется, тебе стоило бы и о себе подумать. О том, как ты сама будешь поступать в университет, а не только Карен.

Она все разговоры переводила на эту тему. Я вздохнула:

– Ну а я, получается, просто провела лето как хотела. Какой ужас.

Тут комически – и космически – дом содрогнулся от раската грома. Мы все вскинули глаза к потолку, потом я снова посмотрела на маму – она взяла себя в руки. Никакого раздражения, лицо совершенно нейтральное. Это она хорошо умела – все неприятное соскальзывало с нее, точно экологичное кокосовое масло холодного отжима, не нарушая красоты безупречного фасада.

– Ужин готов.

Я встала с табуретки и пошла накрывать на стол. И тут на меня обрушилось странное чувство. Я впервые в жизни ощутила, что жду не дождусь того дня, когда на столе будет на один прибор меньше.

глава 3

На следующий день все явились в школу в пижамах.

Когда я открывала свой шкафчик, мимо прошла девица в пушистом лавандовом комбинезоне – как ни в чем не бывало. Мишель на мелочи не разменивалась. Первый месяц после начала занятий, а значит, каждую неделю устраивали какое-нибудь дурацкое мероприятие. Сегодня, судя по всему, Пижамный день.

– Привет, Сэм. – Мишель махнула мне рукой. Я тоже, скрывая ужас. Рука ее упала, когда она заметила, что я в нормальной одежде.

– Обожаю комбинезончики, – сказала я, чтобы она не так смущалась.

Она расплылась в улыбке.

– Честно? – И зашагала дальше, удивительно упругой походкой.

Тут раздался недовольный голос:

– А где твоя пижама?

Я выглянула из-за дверцы шкафчика. Мой лучший друг, Валери, или Вэл Кэрон-Ли, стояли, прислонившись к шкафчикам, ну прямо такая подростковая мечта – шелковая маска для сна задрана на лоб, над ней курчавятся каштановые волосы.

– Надо же, а ты, значит, решили как все? – осведомилась я.

Вэл были не из таких; а с другой стороны, только детишки госслужащих хоть как-то интересовались этим самым началом нового учебного года. Впрочем, Мишель в комбинезончике была не из этой категории.

На самом деле, на то, кто и что делает в нашей школе, всем было решительно наплевать. Если попытаться представить себе эпоху социализации, которая следует за всей этой старшеклассной хренью, так вот она у нас и наступила. В таком хаосе просто не может существовать никакой социальной иерархии. Наш Норт-Футхилл – очень многонациональный пригород Лос-Анджелеса, где все приехали отовсюду и никого за это ниоткуда не гонят. Ну, типа, если кто решит кому устроить травлю в стиле Реджины Джордж за то, что этот второй недостаточно богатенький, тут же явится толпа местных рэперов и наваляет ему по первое число.

Вэл пожали плечами:

– По мне любой повод нарядиться хорош.

– Ну, я решила избавить тебя от необходимости разглядывать мои домашние штаны с дыркой на заднице, – ухмыльнулась я. – Плюс, меня бы мама заставила надеть какую-нибудь атласную фигню. А это даже хуже.

– Мне бы такую маму.

Я забросила рюкзак на плечо, и мы двинулись вперед по коридору.

– Моя мама считает, что я ее недостойна. И страшно злится, потому что я вчера испортила им собеседование в загородном клубе.

Вэл шли со мной рядом в легинсах из флиса и уютном кардигане. На ногах высокие красные резиновые сапоги. Будучи запойным зрителем хорроров, Вэл всегда одевались по сезону, но только это был сезон из очередного романтического сериала.

– А, вот оно что. И как именно ты его испортила?

– Ну, для начала попала под дождь, а потом Тейт, который проводил собеседование…

– Тейт? – Вэл скривились. – Что, в нашей системе еще остались такие имена?

– Во-во. Короче, сижу я там, мокрая до нитки, со своими родаками-корейцами, в этом местечке, куда, типа, первого азиата пустили лет десять назад. – Мои высокие толстые каблуки зарылись во влажную траву, я чертыхнулась: так пока и не привыкла к этой погоде.

Вэл сморщили нос.

– Моих туда, наверное, и сейчас бы не пустили. Там вообще был хоть один чернокожий не из персонала? – Мама у Вэл чернокожая, папа – вьетнамец. Вэл вечно шутят, что не состарятся никогда.

– Да то-то и оно! Я их взяла и спросила, когда они приняли в клуб первого ЛИЦКа.

– Ух ты! – рассмеялись Вэл. – Присцилле это наверняка понравилось.

– Считай, мне повезло, что я оттуда живая вышла, – ухмыльнулась я. – Они потом просто сделали вид, что меня там нет, и заговорили про университеты. Я вообще похожа на родственницу человека, который хочет, в наше-то время, вступить в загородный клуб?

Из-за темных туч показалось солнце, Вэл подняли лицо к неяркому свету.

– Твоя мама – загадка. – Маму мою Вэл и любили, и боялись. Мама действовала так на многих людей.

– Вчера она взбесилась еще из-за одной штуки, – поведала я. – Зашла тетя Грейс и упомянула, что я посылаю бабуле голосовые сообщения.

– А мне твои халмонашки очень нравятся, – заметили Вэл.

Я поправила рюкзак на плечах.

– Ну, мама с тобой не согласна. Ей все это кажется… странным.

– В каком смысле странным?

Кто-то схватил меня сзади за талию.

– В таком смысле странным! – передразнил меня звонкий голос.

Я резко развернулась и врезала Карену по плечу:

– Эй!

Он улыбнулся от уха до уха – тут солнце вылезло на небеса, позолотило контуры его лица: прямой нос, четко очерченный подбородок. Лохматые черные волосы были заправлены за уши и не мешали мне заглядывать в его томные серо-голубые глаза. Мой бойфренд – красавец, и это не пустые слова. Он напоминал темного ангела с какой-нибудь там дурацкой картины.

– Грубиян. – Валери наморщили нос. – Спасибо, что прервал нашу беседу, Петросян.

Он тут же обхватил меня рукой – по-свойски, в духе Эдварда Каллена, как я люблю.

– Не стоит благодарности, Кэрон-Ли. И что там за изысканную беседу я случайно прервал? – Голос опять зазвенел. Я его ущипнула.

– Да так. Опять сплетничали про мою маму. – Я поплотнее завернулась в свою джинсовую курточку на искусственном меху: по школьному двору пролетел ветер.

– Да ну ее, – отрезал Карен, обхватывая меня обеими руками и заслоняя от холода. – Она считает, что «Настоящие домохозяйки» – это очень круто.

Я передернула плечами. Здорово, конечно, что Карен встал на мою сторону, однако меня каждый раз выбешивало, когда он говорил гадости про мою маму. Он и знал-то ее совсем плохо. Я понимала, что отчасти сама в этом виновата, ведь в основном ему приходилось выслушивать мои жалобы на нее. С другой стороны, мама тоже никогда не приглашала его на ужин и не трудилась сказать ему больше пары слов. Четкое отделение церкви от государства.

– Так не все ж такие творческие личности, как ты, Карен, – сухо обронили Валери.

Вэл были одними из тех немногих, кто запросто мог сказать Карену гадость. В принципе, Карен умел очаровать любого – например, меня. Когда в прошлом году мы начали встречаться, я это восприняла почти как чудо. Со мной? Да, мы с самого начала учебы вращались в одних кругах, и я, как и девяносто девять и девять десятых процента всех школьниц, считала, что он круче некуда. Но в прошлом году что-то вдруг сместилось. Он сосредоточил все свое внимание на мне, и тогда будто бы облако унеслось прочь и я начала впитывать лучи солнца.

Карен не снимал рук с моей талии.

– На самом деле, это просто загадка природы – что у твоей мамаши родилась ты. Ты ж у нас спокойная как танк. А она… ей нужно с утра до ночи пить успокоительное.

Он, видимо, хотел сделать мне комплимент, но я в то утро явно была не в настроении. Успокоительное? Да много он в этом понимает! Ну да ладно.

Прозвенел второй звонок, Вэл помахали нам рукой и ушли. А мы с Кареном вместе отправились на классный час – одно целое из переплетенных конечностей. Нам говорили «привет» – обоим сразу. В нашей школе понятия «популярность» не существовало, но Карен нравился почти всем, то есть почти что ею обладал.

Пока мистер Котт делал объявления, Карен пихал меня коленками. Я протянула руку и прижала указательный палец к ямочке у него на горле. Мне нравилось, что у меня есть доступ к самым разным частям его тела. Одновременно и тайна, и привилегия.

Мы так и трогали друг друга тут и там, прямо как настоящие взрослые любовники, пока мистер Котт рассказывал, какие на этой неделе будут спортивные соревнования и где можно купить билеты на бал в честь начала учебного года.

– Так, и сейчас я скажу, кто номинирован на звание короля и королевы бала!

Раздалось несколько возмущенных воплей. Уже и раньше некоторые призывали бойкотировать этот самый бал, потому что вся затея была страшно гендерно-упертой – особенно часть с коронованием короля и королевы. Как по мне, жалко тратить время даже на обсуждение всей этой безнадежно устаревшей чуши.

– Так, успокоились, – пробормотал мистер Котт, нацепляя на нос очки для чтения. Внимательно вгляделся в листок бумаги, который держал в руке. – Ну, поглядим. На титул короля бала номинированы Маркус Цаи, Карен Петросян, Джошуа Форд и Зефир Дауд. – Карен встал, поклонился, все захлопали. Я широко улыбнулась. Супер. Доказательство его харизмы: пусть никому не нравится идея этого бала, Карена все-таки любят, потому и номинировали.

Мистер Котт продолжил:

– На роль королевы бала номинированы Изабель Ким-Уотсон, Ораль Турнэм, Зелла Сюссман и Саманта Канг.

Все посмотрели на меня и захлопали, некоторые закричали: «Ура!» Я улыбнулась, слегка покраснела. Похоже, харизма Карена распространялась и на меня.

Он ткнул меня кулаком в бок:

– Ну мы крутая парочка!

Он произнес это игриво, но в сказанном была доля правды. Мы нравились людям именно как «парочка», и, несмотря на то что меня все это здорово смущало, приятно было получить всеобщее признание, особенно после того, как меня выставили полной посредственностью в этом загородном клубе. Хоть на что-то я могу рассчитывать.

Прозвенел звонок, классный час закончился, у меня загудел телефон – пришло сообщение от Вэл:

Поздравляю, принцесса. Маман будет в восторге.

Ой, да. Это уж точно.

Я как раз надевала рюкзак, когда меня окликнул мистер Котт:

– На секундочку, Сэм.

Карен нагнулся, чмокнул меня в щеку:

– На перемене увидимся, зай.

– Что, мистер Котт? – спросила я, глядя на телефон – туда сыпались поздравительные сообщения от друзей.

– Ты не сдала план своей выпускной работы.

А, по английскому языку. Мистер Котт, кроме прочего, преподавал у нас английский.

Я нахмурилась:

– А когда его нужно было сдать?

Он тоже нахмурился:

– Крайний срок – на прошлой неделе.

Вот блин.

– Э-э, простите. Скоро сдам, обязательно.

Я одарила его обаятельной улыбкой и повернулась на пятках, чтобы сбежать, но мистер Котт остановил меня снова:

– Погоди, не так быстро.

– Да? – Я пыталась сдерживать нетерпение.

– Ты уже решила, о чем будешь писать работу?

Я помолчала.

– Ну, есть у меня одна мысль… – Тут я осеклась, гадая, сгодится ли моя идея сделать своего рода вариацию на тему интервью со стариками из «Когда Гарри встретил Салли» для того, чтобы представить ее мистеру Котту. Я подумала: занятно, наверное, будет написать с друзьями из разных компаний развернутый комментарий по поводу места брака в современном мире.

– Ну? – Он выжидательно посмотрел на меня.

«Очередное погружение в историю бананов», – прозвучал в голове мамин голос.

– Э-э… – Я уставилась на стену за спиной у мистера Котта, мысль моя вдруг показалась мне совсем мелкой и глупой. – Мне хотелось бы еще продумать подробности.

– Ясно. А в каком формате ты будешь делать работу? – Мистер Котт скрестил руки на груди.

Блин.

– А это сюрприз. – И я, не сдержавшись, подмигнула ему. Как какая-нибудь шлюшка из 1940-х.

Ему это не понравилось.

– Формат – это сюрприз? Ты это о чем?

Зазвенел первый звонок.

– Мне нужно бежать, но обещаю, что все сдам!

– К пятнице, Сэм!

От самой двери я бросила ему:

– Чесслово, Котт!

И умчалась, пока мне не прилетело.

глава 4

Вечером я поехала в корейский район поужинать с бабулей. Тащиться от нас до ее дома сопровождаемого проживания для лиц пожилого возраста довольно далеко, но меня это никогда не смущало.

Дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Хальмони никогда ее не закрывала, если ждала, что я приеду. Из-за двери плыл запах еды – я тут же почувствовала голод. Расстегнула молнию на сапогах и заорала:

– Хальмони! Я здесь!

– Отлично! А я в уборной! – Голос донесся издалека, но стало ясно, что дверь в уборную тоже не закрыта. У корейских бабушек свои понятия о личных границах.

И тут вслед за мной в квартиру зашел кто-то еще. Пожилая кореянка – спина сгорбленная, на лице смятение.

– Миссис Джо? – спросила я ласково. Это была «другая миссис Джо», которая жила в конце коридора. Она страдала деменцией и часто случайно забредала в чужие квартиры. Хальмони за ней приглядывала – помогала покупать продукты и все такое.

Миссис Джо посмотрела на меня с недоумением.

– Что ты делаешь в моем доме? – спросила она по-корейски.

Я к этому давно привыкла, поэтому просто отвела ее в ее квартиру, убедилась, что она больше никуда не собирается, а потом позвонила на ресепшен – сообщить, что миссис Джо, похоже, опять не в себе. Я ушла, как только появился дежурный, – в надежде, что теперь-то она под присмотром.