Полная версия
Сад сломленных душ
Жоржия Кальдера
Сад сломленных душ
Georgia Caldera Les Brumes de Cendrelune: Le Jardin des âmes
© Éditions J’ai lu, 2019
Illustration 3e de couverture: © Georgia Caldera
The Book was first published in the French language by Les Éditions J’ai lu
© Ефимова Е., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Sirenia – «Seven Sirens and a Silver Tear»
Kamelot – «Fallen Star»
Lacrimosa – «Stumme Worte»
Elysion – «Made of Lies»
Thomas Bergersen – «Eternal Sorrow»
Within Temptation – «Raise your Banner»
Leah – «I Fade»
Blackbriar – «I’d Rather Brun»
Beyond the Black – «When Angels Fall»
Cellar Darling – «Redemption»
Sleeping at Last – «Mercury»
Within Temptation и Dave Pirner – «Whole World is Watching»
The Sleeping – «Flesh and Bones»
Enigma и Aquilo – «Amen»
Stream of Passion – «Monster»
Пролог
Услышав, что отряд имперских солдат выходит из Собора вечности, расположенного в нескольких сотнях метров от нашего дома, мы замерли – так происходило каждый воскресный вечер. Я посмотрела на сидящую рядом со мной мать, потом на отца и вдруг поняла, что звук тяжелых шагов вопреки обыкновению не удаляется, а приближается к центру Стального города, столицы Пепельной Луны.
Приближается к нашему кварталу…
Альтаир, мой одиннадцатилетний младший брат – светловолосый мальчуган с румяными, уже начинавшими терять детскую пухлость щеками, – уронил вилку в миску. Металлическое звяканье упавшего прибора прозвучало оглушительным набатом в тишине нашей скромной квартирки, и у нас всех перехватило дыхание.
– Мы прогневали богов, – пролепетал Альтаир. – Уверен, на этот раз они идут за нашей семьей.
– Прекрати, от страха ты болтаешь невесть что, – мягко возразил отец, сжимая руку Альтаира. Однако было видно: папа тоже встревожен. – Мы не совершили никакого греха. Сомнение свойственно человеческой натуре, это основа всех размышлений. Наши сердца не охвачены гневом. За что нас наказывать?
– Кажется, я… испытывал гнев, – заикаясь, пробормотал Альтаир. По его щеке скатилась слезинка. – Когда ты намекнул, что боги, возможно, вовсе не таковы, как мы думаем…
Я ошеломленно захлопала глазами и попыталась в подробностях припомнить тот довольно необычный разговор, что состоялся у нас несколькими днями ранее. Мать закрыла глаза – очевидно, боялась, что их блеск выдаст охватившую ее душевную боль.
Отдаленный звук солдатских шагов становился все отчетливее и постепенно приближался, доспехи неприятно звенели, когда отряд проходил по металлическим мостам, ведущим к центру города.
Я глубоко вздохнула, стараясь не поддаваться подступающей панике. Пусть мне было всего тринадцать лет, но мне хотелось быть такой же сильной, как мой отец. Мне тоже хотелось думать, что простая дискуссия о происхождении божественной природы наших правителей не может иметь каких-то последствий.
Орион, всеведущий бог-император, способный улавливать эмоции всех до последнего своих подданных, карал лишь за гнев и негодование, ибо они лежат в основе всех преступлений, а также наказывал за любое инакомыслие. Поступая так, он давал людям возможность жить спокойно, не боясь одного из тех кровавых восстаний, что бушевали в древности – в далекие-далекие времена – и препятствовали установлению Империи.
Таким образом сохранялся мир.
Эту цену люди платили, чтобы жить в гармонии и возрастать в лоне более дисциплинированного, мирного и благонравного общества, как того желали наши необыкновенные правители.
Раз в неделю определялся список лиц, которые с наибольшей вероятностью могли причинить вред королевству. В этот день на площади перед дворцом устраивалось мрачное действо, неизменно заканчивавшееся смертью.
Такая система действовала на протяжении столетий и за это время убедительно доказала свою эффективность. Однако ожидание ареста преступников – и их последующей скорой казни – по-прежнему оставалось причиной для беспокойства.
Никто из нас не мог предугадать, на кого падет выбор верховного божества…
Хочешь выжить – не оскорбляй богов ни делом, ни мыслью, а посему люди старались служить высшим правителям со всем тщанием, на какое только были способны.
Солдаты приближались к центру замершего в напряженном ожидании города, а я вспомнила, какое испытала беспокойство, когда два дня назад отец усадил нас с братом перед камином. Он открыл сундук, достал из-под стопы старых, ветхих одеял какой-то странный предмет и показал нам.
Отец пояснил, что эта вещь называется «книга», она тайно хранилась в нашей семье из поколения в поколение. Книга состояла из сложенных вместе желтых, местами потемневших листов, покрытых забавными значками, смысла которых я не понимала. А еще в ней были невероятные рисунки, изображавшие неизвестных божеств.
Отец предположил, что это сборник забытых мифов.
Он высказал идею, что в глубокой древности люди, несомненно, имели иные верования, чем в наше время. Потом отец тихо пробормотал себе под нос, что Пантеон, возможно, не всегда был таким, как сейчас, и, вероятно, составляющие его существа – вовсе не единственные божества в этом мире…
Богохульство.
Вот что я ответила отцу, намеренно прервав этот разговор.
Я знала, что он имел в виду – хотел заставить нас понять. Однако я отказалась слушать, вот и все.
Еще ни разу в жизни я не слышала, чтобы кто-то осмеливался оспаривать столь фундаментальную идею, сакральную основу нашей веры и нашего культа, известную каждому человеку в мире, от стен Пепельной Луны до стен Анселада.
Люди о таком не говорили.
Честное слово, только полный идиот, глупец или просто сумасшедший стал бы подвергать сомнению неоспоримые вещи и восставать против очевидного.
Лишь аристократы и духовенство обладали бесценной привилегией приближаться к богам. Бо́льшая часть простых смертных, вроде нашей семьи, могла видеть богов только издалека, когда они прогуливались по расположенным на головокружительной высоте балконам, угнездившимся на стенах их огромного дворца.
Впрочем, неопровержимые доказательства их существования и всемогущества были у всех на глазах.
Видя, что я решительно отказываюсь его слушать, отец умолк и больше не высказывал свои смехотворные гипотезы, только смотрел на меня, и в его взгляде читалась необычайная грусть. Он прекратил свои безумные разглагольствования. Впоследствии ни брат, ни мать об этом не упоминали.
Что же до меня, то я выкинула эти преступные мысли из головы.
Начиная с завтрашнего дня, я намеревалась упорно заниматься в Академии священных искусств, дабы достигнуть высшего мастерства в игре на скрипке и однажды почтить своим талантом Ориона и десять его детей – Эвридику, Гефеста и остальных обладавших безграничной властью богов, обитавших в Соборе Вечности.
– С нами ничего не случится, боги всегда действуют мудро, – успокаивающе заметила я, накрывая одной ладонью руки Альтаира и отца, а другой заправляя за ухо прядь длинных волос. – Не станут же они приговаривать к смерти обычного ребенка за одну-единственную сердитую мысль.
– Сефиза права, – проговорила мать, открывая глаза. Она тоже коснулась наших переплетенных пальцев.
Отец вздохнул – очевидно, он не разделял наше мнение.
Ритмичный стук металлических каблуков по окружающим наш район решеткам стал отчетливее. Звук стал почти невыносимым. Он гремел очень близко… Так близко, что вскоре вибрация уже отражалась от пола и тонких стен квартирки; налитая в стаканы мутная вода заколыхалась, ее поверхность пошла рябью.
Неужели я ошиблась?
Если солдаты идут не за нами, то, очевидно, за нашими соседями…
Семья, проживавшая справа от нас, была образцово-показательной, в ней все были Чистыми. Глава семейства погиб в шахте несколько месяцев назад – умер от истощения. Несчастная вдова безропотно заняла освободившееся место безвременно скончавшегося супруга, предпочтя довольно скромное жалованье шахтерки должности вышивальщицы, которую занимала прежде. Их трое детей были еще совсем маленькими: слишком юные, чтобы питать какие-то недобрые намерения.
Люди, жившие слева от нас, тоже отличались безупречным поведением. Их сын вместе со мной посещал занятия в Академии, его уникальный певческий талант слишком ценен в глазах императора, чтобы им пожертвовать.
Мерные шаги резко остановились на нашем этаже, а потом раздалось три четких удара: закованный в железо кулак загромыхал о нашу дверь, подтвердив наши худшие опасения.
От ужаса у нас округлились глаза, мы все сцепили руки перед грудью. Ни мать, ни отец, ни я не сдвинулись с места, замерев от страха. Только Альтаир – он уже утер единственную скатившуюся по щеке слезу – решился встать из-за стола и направился к двери.
– Нет! – воскликнула мать и дрожащей рукой потянулась к сыну. – Смилуйтесь, нет…
– Это Тень! – вскричал отец, так резко вскакивая из-за стола, что опрокинул стул. – Наверняка это все из-за него! Он так усердно служит богам, что наказывает всех подряд! За то время, что он командует солдатами, Дерево пыток не просыхает от крови!
Отец бросился к Альтаиру и схватил за плечо, пытаясь удержать, но брат вырвался и сурово сдвинул брови.
– Если такова воля наших властителей, я должен ее принять, – твердо заявил он.
Решимость брата показалась мне напускной.
Я медленно поднялась со стула, чувствуя полную растерянность: я не понимала, восхищаюсь ли младшим братом или ненавижу его за столь слепую покорность.
Впрочем, при других обстоятельствах и сама наверняка произнесла бы те же слова, что сорвались сейчас с губ брата.
Разум подсказывал, что следует одобрить поведение Альтаира, не вдаваясь в ненужные рассуждения. Никто не смеет подвергать сомнению приговор богов. Боги непогрешимы и всегда справедливы, а их деяния неоспоримы – во всяком случае, нам твердили это изо дня в день, и до сих пор я безоговорочно в это верила.
В тот роковой миг мое сердце подсказало мне совершенно иное.
Мой рассудок словно затуманился и уже не мог сформировать ни одной четкой мысли.
Альтаир открыл дверь, и мы увидели, что на лестничной площадке стоит десяток солдат – все с модифицированными телами, покрытыми слоем металла и нашпигованными кабелями. Очевидно, сегодня Палач Пепельной Луны явился именно за нами – сомнений в этом не осталось.
– Семья Валенс, не так ли? – проговорил один из солдат, переступая порог.
При виде его металлических глаз, в которых не было зрачков, и лишенного каких бы то ни было эмоций лица – как и у всех его спутников – я пришла в ужас.
Солдаты Пепельной Луны слыли самыми грозными воинами Империи.
Вот только какой ценой они получали свою силу…
– Мы никогда не вредили богам, ни словом, ни делом! Никогда! – возмутился отец. – Мы порядочные подданные императора, верные и преданные. Моя дочь учится в Академии, душой и телом отдает себя своим обязанностям. Что же до меня, я тружусь, как вол, обрабатываю камни для постройки Собора. Вы не можете нас забрать, это невозможно! Наверняка произошла какая-то ошибка…
Впервые за тринадцать лет своей жизни я увидела в глазах отца слезы, навсегда погасившие гордый блеск, сверкавший порой в его взгляде. Под тяжестью отчаяния его широкие плечи поникли.
Отца охватил страх и ярость. Было уже слишком поздно, и он это знал.
– Значит, вы – семья Валенс, – невозмутимо заключил военный.
– Заберите меня, – прорыдал отец. – Только не трогайте моих жену и детей, умоляю…
У меня разрывалось сердце, и я тоже заплакала, не в силах сдерживаться.
В нескольких метрах от двери, в тени, у подножия лестницы, стоял Тень – как и предполагал отец, он лично пришел за нами. Безжалостный служитель императора скрестил руки на груди и рассматривал здание, стоявшее на другой стороне улицы, презрительно отвернувшись от разыгравшейся в нашей квартире сцены.
Как и все прочие жители, я много слышала о новом Первом Палаче Пепельной Луны – недавно его поставили во главе столичного гарнизона. До сего дня я не имела несчастья видеть его собственными глазами.
На один краткий миг я восхитилась его необычайно высоким ростом, внушительной фигурой, закованной в блестящую, как зеркало, черную броню – по форме и стилю она сильно отличалась от доспехов солдат-людей. Он стоял, повернувшись к нам спиной, но со своего места мне удалось разглядеть край богато украшенной маски цвета обсидиана, скрывавшей его лицо.
Не знаю, возможно, у меня просто разыгралось воображение – мои напряженные нервы вполне могли сыграть со мной злую шутку – но мне показалось, что висящая над землей густая дымка ведет себя странно: клубится вокруг Тени очень медленно. Также и тонкий слой пепла, покрывавший землю, как будто старался держаться подальше от Первого Палача. Падавшие с неба частички золы словно отскакивали от его черных доспехов и падали чуть в стороне. От этого человека исходила темная, опасная аура – если, конечно, его можно было назвать человеком.
Потому что теперь-то я знала: у подножия лестницы стоит настоящее чудовище. У него, в отличие от его легионеров, не было оправдания в виде измененных тела и разума.
Возмутительное бесчувствие, которое демонстрировал Тень, его показное презрение к жизням, которые он отнимал, свидетельствовали о безмерной жестокости – она так глубоко укоренилась в нем, что стала второй натурой. Меня не покидало ощущение, что от этого злобного существа непрерывно исходят волны страха, которые поражают наши сердца, заставляют нас бояться его, унижают, лишая отца остатков достоинства.
Чем дольше я разглядывала Тень, тем сильнее становилось ощущение, что меня засасывает мрак, а моя душа заполняется темнотой, пачкается исходящей от него тьмой.
– У девочки не будет никаких проблем, – спокойно произнес солдат. – Лучше радуйтесь, потому что вашего младшего сына выбрали для прохождения подготовки, дабы в будущем он вступил в имперский легион.
– Адское пламя… – слабо простонала мать. – Только не это…
Она прижала ладонь ко рту, тщетно пытаясь сдержать вопль отчаяния.
Вступление в войска Пепельной Луны преподносилось народу как несравненная привилегия, редкая возможность эффективнее всего послужить королевству. Впрочем, простофиль среди нас было мало. Каждому новобранцу предстояло пройти через сложную процедуру слияния с необыкновенной броней, выкованной самим Орионом, и этот процесс являлся тяжким испытанием. Неотъемлемая часть подготовки будущего солдата пугающая, крайне болезненная и… зачастую смертельная.
Альтаир захлопал глазами, его рот слегка приоткрылся в безмолвной жалобе. Он бросил на меня полный ужаса взгляд, но тут же отвернулся и уставился в пол.
– Отец, мама, все будет хорошо, – заверил он родителей слегка дрожащим голосом. – Вам не нужно беспокоиться.
Он вышел из квартиры и, скрывшись за широкими спинами солдат, поспешил покорно уйти, не дожидаясь, пока отец вмешается и тем самым окончательно себя скомпрометирует.
Обычно новых рекрутов забирали из семей в будние дни, за ними никогда не приходили воскресными вечерами, в час, когда на людей обрушивалось осуждение богов.
– У меня есть и другие приказы, – продолжал человек с металлическими глазами.
– Разумеется, – процедил отец сквозь зубы, как будто уже понял, к чему все идет.
Я словно приросла к месту, не в силах поверить в происходящее.
– За ненависть, которую вы готовились обратить против бога-императора Ориона, вы, Темис Валенс, и вы, Дана Валенс, арестованы, – ничего не выражающим голосом отчеканил легионер. – Наказание за ваш грех – смерть, и приговор будет приведен в исполнение немедленно. Пожалуйста, пройдемте с нами.
Двое солдат отделились от общей группы и, подойдя к отцу, заломили ему руки за спину.
– Как можно осуждать за то, что еще даже не произошло, за мысли, которые еще даже не пришли нам в голову?! – взревел отец, отчаянно пытаясь вырваться. – Неужели в мире совершенно не осталось здравого смысла?
Мать подняла руки, показывая, что не будет сопротивляться и пойдет с легионерами по собственной доброй воле. Она тоже вышла за порог, по ее лицу текли слезы. Альтаир, уже успевший отойти довольно далеко по пешеходным мосткам, закрыл уши ладонями, чтобы не слышать криков отца. Никто из соседей не осмелился выйти на улицу, однако я видела, что из окон украдкой выглядывают бледные лица: ошеломленные, раздосадованные и… на них явственно читалось облегчение. Ведь сегодня пришли не за ними.
Я судорожно ухватилась за дверной косяк и беспомощно наблюдала, как уводят моих родных.
Я ничего не могла сделать, не могла помешать. Моего брата подвергнут ужасным мучениям, он лишится своего тела, как и способности самостоятельно принимать решения, а родители умрут на Дереве пыток, расплачиваясь за якобы неминуемое преступление, которого не совершали.
На меня обрушился весь ужас происходящего, и мне показалось, что я сейчас задохнусь, на меня навалилось непроглядное отчаяние.
Хотелось бежать вслед за родителями и братом, умереть вместе с ними…
Однако я осталась на месте, дрожа в когтях сковавшего меня липкого страха, превратившего меня в трусливое, бесполезное существо. Я чувствовала себя тряпичной марионеткой, вынужденной молча смотреть, как уничтожают мою семью…
– Тень, я тебя проклинаю! Слышишь?! – хрипло прокричал отец. Четверо солдат волокли его вниз по лестнице. – Я проклинаю тебя, темная тварь, выродок!
Тень даже не удостоил взглядом человека, жизнь которого собирался отнять. Он просто оставил свой пост у подножия лестницы, явно желая держаться подальше от легионеров, и направился к широкой улице, небрежным жестом подняв руку в знак своего приказа.
– Девочка тоже пойдет с нами! – бросил солдат, который с самого начала озвучивал указания своих хозяев. – Она будет наказана за слова своего отца!
Глава 1
Сефиза
Тишину разорвал пронзительный крик, от которого у меня едва не лопнули барабанные перепонки. Задохнувшись от боли, я протянула руки в безмолвной мольбе, надеясь, что мне кто-то поможет. Глупая надежда.
Мои пальцы ощутили лишь пустоту.
Я резко села, силясь вдохнуть, чувствуя, что легкие горят огнем от нехватки кислорода. Я схватилась за горло, широко открыв рот, и отчаянно пыталась вдохнуть, не понимая, где нахожусь. Вокруг было темно, и ужас стиснул мне грудь ледяными пальцами.
Наконец дыхание восстановилось, и я сумела сделать вдох. Потом пришло понимание, что я сейчас вовсе не на лестничной площадке перед нашей квартиркой.
Снова этот кошмар…
Он снился мне вновь и вновь.
Почти каждую ночь на протяжении четырех лет я просыпалась, увидев во сне ту ужасную сцену, случившуюся в прошлом, безвозвратно изменившую всю мою жизнь. После того страшного вечера я перестала быть прежней наивной, невинной девочкой и почти забыла, что когда-то была ею. Неужели я раньше была тем ребенком?
В этом жутком сне неизменно всплывали все мельчайшие детали. Все виделось так ясно, словно я вновь переживала тот вечер, а проснувшись, прилагала огромные усилия, чтобы избавиться от этих воспоминаний и похоронить их в недрах памяти. Я держала их под замком в самом темном уголке своего разума, чтобы больше никогда не пришлось переживать невыносимую боль и мучиться жгучим чувством вины. Вот только и боль, и вина периодически возвращались.
Конечно, это происходило непроизвольно: все эти чувства проистекали из моего подсознания, непрестанно напоминая мне о том, чего я лишилась.
Я болезненно сглотнула, давя зарождающийся в горле крик, так что он царапал мне гортань. Подняла руку и вытерла выступившую на лбу испарину – после этого кошмара я всегда просыпалась в холодном поту. Кровь стучала у меня в ушах подобно молоту, сердце бешено колотилось в груди.
Я сбросила одеяло и стала на ощупь искать единственную имевшуюся в моем распоряжении масляную лампу. Найдя ее, подкрутила фитиль, и загорелся слабый огонек, разогнав окутавшие мое убежище тени, так что охватившая меня тревога немного поутихла. Паника постепенно таяла, уступая место тошноте, и я стала глубоко вдыхать и выдыхать, пока эти ощущения не сошли на нет.
– Будь ты проклят, Тень, – прошептала я, повторяя последние слова отца, до сих пор звеневшие у меня в ушах.
«Однажды я тебя убью…»
Миновавшие годы совершенно не изгладили чудовищный страх, который внушало мне это существо. И все же я дала себе это безумное обещание, поклялась уничтожить того, кто все у меня отнял, отомстить за свою семью, за своих родных и за меня саму – ведь я лишилась части себя.
Я подняла левую руку и посмотрела на странную кисть, изначально мне не принадлежавшую. Металлические пальцы плавно, бесшумно сгибались и разгибались, и мне стало тошно – вид этой руки неизменно вызывал у меня изумление и тревогу. Стиснув зубы, я с отвращением посмотрела на свою правую ногу, тоже искусственную.
Мое наказание.
По приказу Тени меня сделали Залатанной. Из-за него я теперь была человеком лишь наполовину.
За неприемлемые слова, произнесенные в тот вечер моим отцом незадолго до его казни, а также чтобы заставить его молчать, меня тоже наказали. В итоге я перестала быть одной из безупречных подданных Империи – их называли Чистыми. Теперь я была заклеймена печатью богов, помечена как подозрительный элемент среди мне подобных. К таким, как я, надлежало относиться с недоверием, от нас следовало держаться подальше, чтобы избежать неприятностей.
Подозрительный член общества… Проще говоря, изгой.
Однако, искалечив меня таким образом, боги преследовали еще одну цель. Считалось, что сталь в телах Залатанных людей укрепляет их мысленную связь с Орионом, позволяя ему постоянно проникать в их мысли, дабы убедиться, что в их головы не закрались крамольные идеи.
Наш бог-император уделял больше внимания Залатанным – виновным в мелких правонарушениях или имевшим неосторожность связаться с людьми, склонными к мятежу, – нежели остальным своим подданным. За нами пристально следили, ежечасно проверяли даже наши мысли. Наши тела с ампутированными конечностями и металлическими протезами постоянно напоминали нам о занесенном над нами карающем мече – ибо все, кто осмеливался повторно прогневить богов, оказывались на Дереве пыток.
Кроме того, следовало признать, что это наказание было самым устрашающим. Связанные с ним ужас и отвращение весьма эффективно выкорчевали семена любого инакомыслия, которое могло бы возникнуть у жителей Пепельной Луны.
Впрочем, я с каждым днем все больше сомневалась в эффективности этой меры. Потому что в моей душе бушевала злоба…
Гнев все больше и больше раздувался во мне. Благодаря этой злости я выжила и прошла через лишения, страдания и одиночество. Это негаснущее возмущение каждое утро давало мне силы, чтобы отправиться в Академию, где я вкладывала все свои непролитые слезы в пламенные ноты, порождаемые моей скрипкой. Моя страсть к музыке исчезла вместе с душами моих родителей, однако я упорно трудилась, чтобы преуспеть в искусстве игры.
Я больше не любила музыку, но продолжала играть.
Во мне не осталось ни капли уважения к богам, однако я их почитала, прилежно выполняя все положенные ритуалы.
Я до мозга костей ненавидела этот мир и царившую в нем прогнившую систему, но продолжала играть роль одного из составляющих его колесиков, несмотря ни на что старалась выглядеть любезной и довольной.
Просто я ждала своего часа…
По крайней мере, я себя в этом постоянно убеждала.
Моя жажда мщения была столь сильна, что давала мне силы терпеть, а также верить, что я, тщедушная семнадцатилетняя девушка с покалеченным телом, весьма посредственная скрипачка, однажды смогу что-то сделать против наших владык. Неважно, какими средствами и каким чудом это вдруг станет возможно, но я ни капли не сомневалась, что рано или поздно достигну своей цели.
Ведь, в конце концов, у меня в рукаве имелся такой козырь, о котором никто из богов даже не подозревал, и это делало меня особенной, возможно, даже опасной. Своим секретом я поделилась лишь с Хальфданом, моим лучшим другом, и с его отцом Лотаром – во всем Стальном городе только эти два человека относились ко мне с уважением и доброжелательностью.
Эти двое многое сделали, чтобы не дать мне поддаться разрушительному отчаянию. Лотар и Хальфдан жили рядом с квартиркой, которую некогда занимала наша семья; они были рядом, когда я осталась сиротой без средств к существованию. Они предложили мне пищу, заботу и поддержку, несмотря на то что в первые месяцы после потери близких я отказывалась разговаривать с кем-либо.
С тех пор Лотар много раз предлагал мне переехать к ним с сыном, и каждый раз я отказывалась, предпочитая их великодушному гостеприимству бесподобное уединение Леса Проклятых – я часто оставалась там на ночь, чтобы никто не слышал моих стонов. Никогда и никому я не позволяла видеть, в какое жалкое существо превращалась по ночам…
