Сказки для взрослых

Тогда верный Иоганн повел ее к кораблю и был рад-радешенек, а король, увидев ее, убедился в том, что ее красота была еще выше красоты ее изображения. Он просто думал, что у него сердце разорвется на части! Вот она взошла на корабль, и король ввел ее в каюту; а верный Иоганн остался на палубе, около кормчего, и приказал отчалить: «Поставьте, мол, все паруса – пусть корабль мчится по волнам, как птица по воздуху». А король-то между тем показывал ей в каюте всю золотую утварь, каждую штуку отдельно, – блюда, чаши и кубки, птиц золотых, лесного и всякого диковинного зверя. Много часов прошло в этом обзоре, и в великом своем удовольствии она и не заметила, что корабль давно уже плыл по морю. Когда королевна осмотрела последнюю вещь, она поблагодарила купца и собралась домой; но, приблизясь к борту корабля, она увидела себя вдали от берега: корабль на всех парусах летел в открытом море. «Ах! – воскликнула она в испуге. – Меня обманули, меня похитили, и я попалась в руки купца! О, лучше уж умереть!» Король взял ее за руку и сказал: «Я – не купец, а король и по роду своему не ниже тебя… И если я решился похитить тебя хитростью, так это лишь по чрезмерной любви к тебе. Впервые увидав твое изображение, я даже в обморок упал!» Когда королевна с золотой крыши это услышала, она утешилась, и ощутила в сердце склонность к нему, и охотно согласилась быть ему супругою.

Случилось, однако же, что в то время, когда они мчались в открытом море, верный Иоганн, сидевший на носу корабля и кое-что наигрывавший на скрипке, увидел у себя над головою в воздухе трех воронов, которые летели вслед за кораблем с королевниной родины. Тогда он перестал играть и стал прислушиваться, о чем они между собою переговаривались (он хорошо понимал их язык). Один ворон воскликнул: «Эге, вот он и везет к себе королевну с золотой крыши». – «Да, – сказал другой. – Везет-то везет – да довезет ли?» Третий вступился: «А все же она у него в руках и сидит у него в каюте!» Тогда опять первый речь повел: «А что проку? Чуть они причалят к берегу, ему навстречу выбежит конь золотисто-рыжей масти, и королевич захочет на него сесть, и если ему это удастся, то конь взмахнет с ним вместе в воздух, и никогда ему не видать больше своей суженой». Второй ворон спросил: «А разве спасения-то нет?» – «О да! Вот если другой вместо короля успеет вскочить на коня, вытащит из кобуры пистолю и насмерть убьет рыжего коня, тогда юный король спасен. Да кто это ведать может? И если даже проведает и скажет королю, то окаменеет от пальцев ног по колена». Тогда заговорил второй ворон: «Я, пожалуй, и больше этого знаю. Если конь и будет убит – юный король все же еще не добьется руки своей невесты! Когда они вместе вступят в замок, там будет на блюде лежать богатая свадебная рубаха для жениха, на вид златотканая, а на самом-то деле – голая смола да сера! Как он ее на себя наденет, так она и прожжет его до мозга костей!» Третий ворон вступился: «Неужели и спасения нет?» – «Как не быть? – отвечал второй. – Стоит только кому-нибудь, надев рукавицы, схватить ту рубаху и швырнуть ее в огонь – и она сгорит, и юный король будет спасен! Да что в том проку? Ведь тот, кто это ведает да ему скажет, – окаменеет от колен до самого сердца». Тогда заговорил третий: «Я больше того знаю! Если даже женихова рубаха и будет сожжена – все же ему не видать своей невесты: когда после свадьбы начнется пляска и юная королева станет танцевать, она вдруг побледнеет и упадет замертво, и если кто-нибудь не догадается ее поднять и из правой ее груди высосать три капли крови и выплюнуть их, то она должна умереть! Ну а если бы кто, проведавши, выдал эту тайну, тот весь окаменеет, с маковки до мизинчика на ноге». Потолковав обо всем этом между собою, вороны полетели далее, и верный Иоганн отлично уразумел всю их беседу; но с той поры затих и загрустил: он понимал, что если он не откроет своему господину слышанное им, то юному королю грозят великие бедствия; а если откроет – сам должен поплатиться жизнью. Наконец он сказал себе: «Хоть самому погибнуть, а надо постоять за своего господина!»

Как только они причалили к берегу, случилось именно то, что предсказал ворон: откуда ни возьмись явился перед королевичем чудный конь золотисто-рыжей масти. «Вот и отлично! – сказал король. – На этом коне и поеду я в замок». И занес было ногу в стремя; но верный Иоганн быстро вскочил в седло, выхватил пистолю из кобуры и положил коня на месте. Тогда воскликнули все остальные слуги короля, которые, конечно, не очень были расположены к верному Иоганну: «Какой срам – убить такого красивого коня! Ведь он назначен был везти короля с берега в замок!» Однако же король сказал: «Извольте молчать и оставьте его в покое; это вернейший мой Иоганн, и кто знает, почему он так поступил?» Вот вступили они в замок, и там, в одной из зал, на блюде лежала совсем готовая рубаха для жениха и с первого взгляда казалась сотканною из серебра и золота. Юный король поспешил к блюду и хотел уже взять рубаху с блюда, но верный Иоганн отстранил его, скомкал рубаху в своих рукавицах, быстро поднес к огню и дал ей сгореть дотла. Остальные слуги стали опять ворчать и говорили: «Что же это такое? Вот уж он и королевскую свадебную рубаху сжег!» Но юный король и тут сказал: «Кто знает, почему именно это так нужно, – оставьте его, ведь это мой вернейший Иоганн». Вот и свадьбу стали играть: началась обычная пляска, и невеста стала также принимать в ней участие, а Иоганн все внимательно за нею следил и смотрел ей в лицо… Вдруг видит, она побледнела и замертво упала на пол. Тогда он поскорее подскочил к ней, подхватил ее на руки, снес в отдельную комнату, положил ее, стал около нее на колени и, высосав у нее из правой груди три капельки крови, выплюнул их. Она тотчас стала дышать и очнулась; но юный король все видел и, не зная, зачем так поступил верный Иоганн, прогневался на него и воскликнул: «Бросьте его в темницу!» На другое утро суд судил верного Иоганна и его повели под виселицу; и когда уж он стоял на верхней ступени лестницы и неминуемо должен был принять казнь, он сказал: «Каждый осужденный на смерть имеет право еще раз говорить перед концом; могу ли я тоже воспользоваться этим правом?» – «Да, – сказал король, – конечно, можешь!» Тогда верный Иоганн сказал: «Я осужден несправедливо: я всегда оставался тебе верен». И затем рассказал, как он на море подслушал беседу трех воронов и как сообразно с этим он вынужден был поступать. Тогда король воскликнул: «О, мой вернейший Иоганн, ты помилован! Помилован! Сведите его поскорее сюда!» Но верный Иоганн при последнем слове своей речи пал наземь мертвый и обратился в камень.

Король и королева много о нем горевали, и король все говорил: «Ах, как это я мог так дурно вознаградить за такую великую преданность!» И приказал окаменелое изображение Иоганна поставить в своей опочивальне, рядом с кроватью. Как только, бывало, взглянет на него, так и заплачет, и скажет: «Ах, если бы я мог вновь оживить тебя, мой преданнейший слуга Иоганн!» По прошествии некоторого времени королева родила близнецов, двух мальчиков, которые стали подрастать и радовали своих родителей. Однажды, в то время как королева была в церкви и близнецы сидели и играли в опочивальне отца, тот еще раз в глубокой скорби взглянул на окаменелого Иоганна и воскликнул: «Ах, если бы я мог вновь оживить тебя, мой преданнейший Иоганн!» И вдруг камень заговорил и сказал: «Да, ты можешь оживить меня, если не пожалеешь для этого пожертвовать тем, что для тебя милее всего на свете!» – «О, все, что только есть у меня, – воскликнул король, – всем я для тебя готов пожертвовать!» И камень продолжал говорить: «Если ты собственною рукою отрубишь головы твоим двум детям и вымажешь меня их кровью – тогда я оживу вновь». Король сначала испугался, услышав, что он должен своей собственною рукою умертвить своих милых детей, но потом вспомнил о великой преданности верного Иоганна и о том, что ради его спасения тот пожертвовал своей жизнью, – выхватил меч и отрубил детям головы. И когда он их кровью обмазал окаменевшего Иоганна, жизнь вернулась в камень и верный Иоганн стал перед ним снова бодрый и здравый. Он сказал королю: «Твоя верность мне не может остаться без награды!..» – и с этими словами взял головы детей, приставил их на прежнее место, смазал разрезы их же кровью – и те вмиг ожили, стали прыгать кругом и играть, как будто им ничего и не приключилось дурного. Король очень обрадовался, и когда увидел, что королева возвращается из церкви, то спрятал и верного Иоганна, и обоих детей в большой шкаф. Когда та вошла, он спросил ее: «Молилась ли ты в церкви?» – «Да, – отвечала она, – но я постоянно думала о верном Иоганне, который из-за нас накликал на себя беду». Тогда сказал он: «Милая жена! Мы можем возвратить ему жизнь, но дорогою ценою: ценою жизни наших обоих сыночков!» Королева побледнела и ужаснулась в сердце своем, однако сказала: «Мы обязаны для него это сделать ради его великой преданности». Тогда он обрадовался, что и она думает с ним заодно, подошел к шкафу, отпер его и вывел из него и детей, и верного Иоганна и сказал: «Богу хвала! И он спасен, и наши сыночки возвращены нам!» Тут только рассказал он королеве, как было дело. И с той поры они жили в великом благополучии до самой своей смерти.

Двенадцать братьев

Жили да были король с королевой; жили они в согласии и прижили двенадцать человек детей – и все были мальчуганы. Вот король и говорит королеве: «Если тринадцатый ребенок, которого ты родишь, будет девочка, то всех двенадцать мальчишек велю убить, чтобы и богатства у ней было больше, и все наше царство ей одной принадлежало». Он так и велел заготовить заранее двенадцать гробов, которые уж и были наполнены стружками и в каждый даже небольшое покойницкое изголовьице положено; по его приказу эти гробы были поставлены в особую, замкнутую комнату, от которой король отдал ключ королеве и никому не велел о том сказывать.

И вот мать стала по целым дням горевать, так что меньшой сын, который был постоянно при ней (она его по Библии и назвала Веньямином), спрашивал ее: «Милая матушка, отчего ты такая грустная?» – «Милое мое дитятко, – отвечала она, – не смею я тебе этого сказать». Однако же он не отставал от нее с вопросами до тех пор, пока она не пошла, не отперла комнаты и не показала ему в ней двенадцать готовых гробов, наполненных стружками. Затем она сказала: «Дорогой мой Веньямин, эти гробы отец ваш приказал приготовить для тебя и для твоих одиннадцати братьев, потому что он решил: если у меня родится девочка, то всех вас он велит умертвить и в этих гробах похоронит». Говорила она все это и плакала; а сын утешал ее и сказал: «Не плачь, милая матушка, мы уж как-нибудь сами о себе позаботимся и сами от него уйдем». А она отвечала ему: «Ступай ты со своими одиннадцатью братьями в лес, и пусть один из вас всегда стоит на страже, на самом высоком дереве, какое в лесу найдется, и пусть смотрит на замковую башню. Если у меня родится сынок, то велю выставить на башне белый флаг, и тогда вы все можете спокойно вернуться домой; если же родится доченька, то велю выставить на башне красный флаг, и тогда бегите как можно скорее, и да хранит вас Бог. Каждую ночь буду вставать и молиться за вас Богу: зимою, чтобы был у вас огонек, около которого вы могли бы погреться, а летом – чтобы жара вас не сморила».

После того она благословила своих сыновей, и они вышли в лес. Все они, чередуясь, взлезали на высочайший из лесных дубов и стояли там настороже и глядели на башню замка. Когда прошло одиннадцать дней и пришел черед Веньямина, тогда он увидел, что на башне поднят какой-то флаг, но то был не белый, а красно-кровавый флаг, всем им возвещавший смерть!.. Как только услышали об этом его братья, все они вскипели гневом и сказали: «Неужели же мы осуждены на смерть из-за девчонки! Так мы же клянемся, что отомстим за себя: где бы ни повстречали мы девочку на пути нашем – она должна погибнуть от нашей руки».

Затем они углубились в самую чащу леса и среди нее, в самой глухой лесной трущобе, нашли небольшой заколдованный домик, пуст-пустехонек. Тогда они сказали: «Здесь мы и поселимся, и ты, Веньямин, самый младший из нас и самый слабый, должен здесь быть постоянно и заниматься домоводством; а мы все остальные – будем кругом рыскать, о пище заботиться». И вот пошли они бродить по лесу и стали стрелять зайцев, диких коз, птиц и голубков – что в пищу годилось; все это сносили они к Веньямину, и тот уж должен был им из этого изготовить обед, которым бы они все могли насытиться. Так прожили они в этом домике десять лет, и годы протекли для них незаметно.

Доченька, которую королева родила, успела тем временем вырасти, и была девочка предобрая, и собой красоточка, и во лбу у ней горела золотая звезда. Однажды, когда в замке была большая стирка, она вдруг увидела среди белья двенадцать мужских рубах и спросила у матери: «Чьи же эти двенадцать рубах? Ведь отцу-то они слишком малы». Тогда мать с великою скорбью отвечала ей: «Милое дитятко, это рубахи твоих двенадцати братьев». – «Да где же эти двенадцать братьев? Я о них еще никогда не слыхала». Мать отвечала: «Единому Богу известно, где они теперь? Бродят где-нибудь по миру». Затем взяла девочку за руку и, открыв заветную комнату, указала ей на двенадцать гробов со стружками, с изголовьицами. «Эти гробы, – сказала она, – были предназначены для твоих братьев; но они тайно ушли, еще до твоего рождения». – И рассказала ей, как было дело. Тогда девочка сказала: «Милая матушка, не плачь, я пойду и отыщу моих братьев».

И вот взяла она с собою двенадцать рубах, ушла из замка и прямо вошла в большой дремучий лес. Шла она целый день, а под вечер пришла к заколдованному домику. Вошла в домик и встретила в нем молодого человека, который спросил ее: «Откуда идешь – и куда?» – и немало был удивлен тем, что она была так хороша и наряжена в королевское платье и во лбу у ней горела звезда. Тогда она отвечала: «Я королевская дочь и ищу моих двенадцать братьев и пойду хоть на край света белого, пока не найду их». При этом указала она на двенадцать рубах, которые принадлежали королевичам-братьям. Тогда Веньямин увидел, что это их сестра, и сказал: «Я – Веньямин, твой младший брат». И она стала плакать от радости, и Веньямин тоже, и они целовались и миловались от всего сердца. Затем он сказал: «Милая сестрица, тут есть еще некоторое препятствие… Ведь мы пообещали, что каждая девочка, с которой мы встретимся, должна будет умереть, ибо мы из-за девочки должны были покинуть наше родное королевство». А она на это: «Так что же? Я охотно умру, если смертью своею могу освободить моих двенадцать братьев от ссылки». – «Нет, – отвечал он, – ты не должна умереть; садись вот под этот чан и сиди, пока не придут остальные одиннадцать братьев; уж я с ними как-нибудь улажусь». Так она и сделала. С наступлением ночи вернулись и остальные братья с охоты, и ужин им был готов. И когда они сидели за столом, то спросили: «Что слышно новенького?» Веньямин отвечал: «Неужто вы ничего не знаете?» – «Нет», – отвечали те; а Веньямин продолжал: «Как же это так? Вы по лесу рыщете, а я дома сижу, да более вас знаю!» – «Ну так рассказывай нам!» И он отвечал им: «А обещаете ли вы мне все, что первая девочка, которая нам встретится, не будет убита?» – «Да, да! – крикнули они все разом. – Она должна быть помилована!.. Ну-ну, рассказывай!» Тогда он и сказал: «Наша сестра здесь!» – и приподнял чан, и королевна вышла из-под него в своих богатых одеждах и с золотою звездою во лбу, и явилась им такою прекрасною, такою нежною и стройною. И все они ей обрадовались, бросились ей на шею, целовали ее и полюбили от всего сердца.

И вот она осталась вместе с Веньямином в их доме и стала помогать ему в работе. А остальные одиннадцать братьев по-прежнему рыскали по лесу, били всякую дичь, диких коз, птиц и голубков, чтобы было им что поесть, а сестра с братом Веньямином заботились о том, чтобы им еду приготовить. Она собирала валежник на топливо и коренья на приправу и горшки около огня ворочала – и ужин был всегда на столе, когда возвращались домой ее одиннадцать братьев. Она и вообще наблюдала за порядком в домике, и постели им постилала чистенько и беленько, и братья были ею довольны и жили с нею в большом согласии. По прошествии некоторого времени случилось однажды, что Веньямин с сестрою приготовили братьям отличное угощенье, и когда они все сошлись, сели за стол, то стали превесело и есть, и пить. А позади заколдованного домика был небольшой садик, и в том садике росли двенадцать лилий. Сестра задумала братьям доставить удовольствие, сорвала эти двенадцать цветков и хотела каждому из них поднести по цветку после ужина. Но как только она цветки сорвала, в то же мгновение ее двенадцать братьев обратились в двенадцать воронов и полетели за лес, а дом и сад – все исчезло, как не бывало. И очутилась бедная девочка одинешенька в диком лесу, и когда стала оглядываться кругом, то увидела рядом с собою старуху, которая ей и сказала: «Дитя мое, что ты это наделала? Зачем ты сорвала эти двенадцать белых лилий? Ведь эти цветки были твои братья, и вот теперь они навек обратились в воронов». Девочка отвечала ей со слезами: «Неужто нет никакого средства их спасти?» – «Нет, – сказала старуха, – одно только и есть средство во всем свете, да и то такое трудное, что ты этим средством их не избавишь… Ты должна сама семь лет быть немою, не должна ни говорить, ни смеяться, и если ты хоть одно слово проронишь, а до семи лет недоставать будет хоть одного часа, то все твои труды пропали, и это одно твое слово убьет всех твоих братьев».

Тогда девочка произнесла в сердце своем: «Я знаю, что спасу своих братьев», – и пошла по лесу, отыскала себе высокое дерево, залезла на него и стала прясть, и не говорила, не смеялась. Случилось, однако же, так, что один король заехал в тот лес на охоту, а у того короля была большая борзая собака, которая прямо подбежала к тому дереву, на котором девушка сидела, стала около него кружить и лаять вверх. Подъехал к дереву король, и увидел королевну-красавицу с золотою звездою во лбу, и так восхитился ее красотою, что крикнул ей прямо, не желает ли она быть ему супругою. Она ему ничего не ответила, только головкою кивнула. Тогда он сам влез на дерево, снял ее оттуда, посадил к себе на лошадь и привез домой. Свадьбу отпраздновали великолепно и весело, но невеста короля не говорила и не смеялась. Когда уж они года два прожили друг с другом в полном согласии, мачеха короля, женщина злая, стала на молодую королеву нашептывать и клеветать королю: «Вывез-де ты из леса простую нищую, и кто ее знает, какими она безбожными делами занимается втайне от нас! Если она точно немая и не может говорить, так ведь она, по крайней мере, могла бы смеяться; ну а уж кто не смеется, у того, конечно, совесть нечиста!» Король долго не хотел верить этим наговорам, однако же старуха так настаивала на своем и обвиняла свою невестку в стольких злодеяниях, что король наконец поверил этим наговорам и приговорил жену к смертной казни.

Во дворе королевского замка был разведен большой костер, на котором должны были ее сжечь, и король стоял у верхнего окошечка замка и смотрел сквозь слезы на все эти приготовления, потому что все же очень любил свою жену. Когда она уже была привязана к столбу и пламя костра длинными красными языками стало лизать край ее одежды, истек последний миг заветных семи лет. Тогда в воздухе послышался свист крыльев, и двенадцать воронов явились над костром и опустились наземь; и чуть земли коснулись, обратились в ее двенадцать братьев, которые ей обязаны были своим спасением. Они разбросали костер, погасили пламя, отвязали сестру от столба и стали ласкать и целовать ее. Тут уж, когда она могла открыть уста и говорить, она рассказала королю, почему была нема и никогда не смеялась. Король с радостью узнал о том, что она невинна, и они все вместе жили в согласии до самой смерти. А злая мачеха была отдана на суд, и суд присудил посадить ее в бочку с кипящим маслом и ядовитыми змеями, и она погибла злою смертью.

О рыбаке и его жене

Рыбак с женою жили в дрянной лачужке у самого моря. Рыбак ходил каждый день на море и удил рыбу. Так и сидел он однажды у моря с удочкой и все смотрел в блестящие волны.

Вдруг удочка его погрузилась на дно, глубоко-глубоко, и когда он ее стал вытаскивать, то выволок на берег большую камбалу. И сказала ему рыбина: «Слышь-ка, рыбак, прошу тебя, отпусти меня на волю: я не настоящая камбала, я – завороженный принц. Ну что тебе в том, что ты меня съешь? Я тебе не по вкусу придусь; лучше брось меня опять в воду, отпусти меня на простор». – «Ну, – сказал рыбак, – напрасно ты и столько слов потратила; я бы и без того, конечно, отпустил на свободу такую рыбину, которая по-нашему говорить может». И с этими словами он отпустил рыбину в воду, и пошла камбала на дно, оставляя за собой на воде кровавую струйку. Посмотрел рыбак, да и поплелся к жене в свою лачужку.

«Что же, муженек, – сказала жена, – или ты сегодня ничего не поймал?» – «Нет, – сказал рыбак, – я сегодня изловил камбалу, и она мне сказала, что она не камбала, а завороженный принц; ну я и отпустил ее опять в море». – «Так разве же ты себе у нее ничего не выпросил?» – спросила жена. «Нет, да и чего же мне у нее просить?» – «Ах, – сказала жена, – да ведь нам же так скверно живется в этой лачужке, и вони, и грязи здесь у нас вдоволь; выпросил бы ты нам у нее избушку получше. Ступай-ка да вызови ее из моря: скажи ей, что нам нужна изба понаряднее, и она, наверное, нам даст ее». – «Ах, – сказал рыбак, – ну что я там еще пойду шляться!» – «Да ведь ты же ее изловил и опять на волю выпустил; она для тебя, наверное, все сделает!» Не хотелось рыбаку идти, не хотелось и жене перечить, и поплелся он к морю.

Когда пришел он на море, море потемнело, и волны уже не так блестели, как утром. Подошел он и сказал:

Рыба, рыбка, рыбинка,Ты, морская камбала!С просьбою к тебе женаПротив воли шлет меня.

Приплыла к нему камбала и сказала: «Ну что ж тебе надобно?» – «Да вот, – сказал рыбак, – я-то тебя сегодня изловил, так жена-то мне говорит, будто я должен у тебя что-нибудь себе выпросить. Не хочет, вишь, она больше жить в лачужке, в избу хочет на житье перейти». – «Ну ступай, – сказала камбала, – все тебе будет». Пошел рыбак домой и видит: жена-то его уж не в лачужке, и на месте лачужки стоит нарядная изба, и его жена сидит перед избою на скамье. И взяла его жена за руку, и сказала ему: «Пойди-ка сюда да посмотри – теперь нам жить-то будет гораздо лучше». И вошли они в избу: в избе просторные сени и большая комната, и спальня, в которой их кровать стояла, и чулан с кладовою, и везде-то полки, и на полках-то всякого добра наставлено – и оловянной, и медной посуды – все необходимое. А позади дома небольшой дворик с курами и утками и маленький садик с зеленью и овощами. «Посмотри-ка, – сказала жена, – разве это не хорошо?» – «Да, – сказал рыбак, – мы теперь заживем припеваючи». – «А вот посмотрим», – сказала жена. После этого они поужинали и пошли спать.

Так прошло недели две, и сказала жена: «Слышь-ка, муженек, изба-то нам уж очень тесна, а двор и сад слишком малы; твоя камбала могла бы нам и побольше дом подарить. Я бы хотела жить в большом каменном замке; ступай-ка к камбале, проси, чтобы подарила нам каменный замок». – «Ах, жена, жена! – сказал рыбак. – Нам и в избе хорошо! Ну как мы будем жить в замке?» – «Ах, что ты понимаешь? Ступай к камбале, она все это может сделать». – «Нет, жена, – сказал рыбак, – камбала только что дала нам избу; не могу я к ней сейчас опять идти: ведь она, пожалуй, может и разгневаться». – «Да ступай же! – сказала жена. – Она все это может сделать и сделает охотно. Ступай!» У рыбака так тяжело было на сердце, он и идти не хотел; он сказал самому себе: «Так делать не следует!» – и под конец все же пошел.

Когда он пришел к морю, море изрядно потемнело и стало иссиня-серым и не было уже таким светлым и зеленоватым, как прежде, однако же еще не волновалось. Тогда он подошел и сказал:

Рыба, рыбка, рыбинка,Ты, морская камбала!С просьбою к тебе женаПротив воли шлет меня!

«Ну чего еще она хочет?» – спросила камбала. «Да вот, – сказал рыбак не без смущения, – она хочет жить в большом каменном замке». – «Ступай к ней, вон она стоит перед дверьми», – сказала камбала. Повернул рыбак к дому, стал подходить и видит перед собою большой каменный дворец, а жена его стоит на крыльце и собирается войти во дворец; и взяла его за руку и сказала: «Пойдем со мною вместе». Вошли и видят, что полы в замке выстланы мраморными плитами, и везде множество слуг, которые отпирали перед ними двери настежь; и стены-то все блестели, обитые прекрасными обоями, а в покоях везде и стулья, и столы золоченые, и хрустальные люстры спускаются с потолка, и всюду ковры разостланы; всюду столы ломятся от яств и самых лучших вин. А позади замка большой двор с конюшнею и коровником; и экипажи в сараях стоят самые лучшие. Был там сверх того большой и прекрасный сад с красивейшими цветами и плодовыми деревьями, и парк тянулся, по крайней мере, на полмили от замка, полный оленей, диких коз и зайцев и всего, чего душа пожелает. «Ну-ка, – сказала жена, – разве все это не прекрасно?» – «О да! – сказал рыбак. – На этом мы и остановимся, и станем жить в этом чудесном замке; теперь у нас всего вдоволь!» – «А вот посмотрим да подумаем», – сказала жена. С этим они и спать легли.