Сорвавшийся с цепи

– Значит, никто, кроме тети Лиды, не пострадал?

– Она тоже не пострадала. Так, поцарапалась слегка да пару шишек набила. До сих пор по поселку бегает и всем рассказывает, как храбро из-под груды досок выползала.

– Не говори, тетя Лида – она такая… Ну и ладненько. – Мизгирь облегченно вздохнул. И удивился, поглядев в телевизор: – Ого! Давненько у нас не было цветных передач! Что ты сделал? Перенастроил антенну?

– Поймал новый китайский спутник, – ответил Илюха. – Это новостной канал.

– Вижу, что не наш. – Мизгирь уже заметил, что новости ведет симпатичная азиатка, щебечущая по-китайски, и все надписи на экране иероглифические. – А сигнал из России все еще слабый?

– И не спрашивай, бать. Полтора черно-белых канала, и те с жуткими помехами.

– Жаль. Так и не досмотрел я тот старый сериал про ментов, – посетовал отец.

– Гляди-гляди, бать! – внезапно оживился Илюха и указал пальцем на экран. – Вот сейчас будут крутые кадры! Это про сегодняшнее цунами говорят!

Мизгиря отгремевшее землетрясение застало на службе. Он с соратниками как раз патрулировал на джипах окрестности «Гордой» и не видел последних новостей. Однако догадался: судя по мощности толчков, в Ледовитом опять случились неслабые тектонические подвижки.

– Ты забыл, что я не знаю китайский, – проворчал Мизгирь. – Давай переводи! Заодно лишний раз попрактикуешься.

– Да ты гляди-гляди! Тут и без перевода все ясно, – отмахнулся сын.

Он был прав. В кои-то веки телевизор радовал Мизгиревых цветной и четкой картинкой горячих новостей с северного побережья Пропащего Края. Нынче здесь делались самые захватывающие репортажи. Едва океан наносил удар, над всем фронтом цунами, от Великобритании до Камчатки, разлетались вертолеты мировых служб теленовостей. И с каждым годом, по мере того как Ледовитый наступал на юг, их репортажи становились все драматичнее и страшнее.

Якутск, Нижневартовск, Сыктывкар, Сургут, Вологда, Петербург, Таллин, Хельсинки, Стокгольм, Осло – сегодня к ним было приковано внимание телезрителей всего мира. Жителей этих городов давно эвакуировали, а сами они были наполовину разрушены. И все же было тяжко глядеть, как гигантские волны окончательно стирают их с лица земли. А съемочные группы соревновались между собой, кто сделает с воздуха самые душераздирающие кадры. Вроде гибнущих под валом грязной воды знаменитых творений человеческих рук: высотных зданий, театров, соборов, мостов, вокзалов и тому подобного.

Настроенный Илюхой телеканал был не бедным и вел трансляцию сразу из десятка мест на побережье. Звездой сегодняшнего эфира стал, несомненно, Питер. Столицы Скандинавии угодили под первый удар стихии еще в прошлом году. Теперь над их останками плескались неглубокие и замусоренные прибрежные воды. И вот пробил час Петербурга – событие, которое давно ждали, но все равно с трудом верилось, что это происходит наяву.

Цунами накрыло город полтора часа назад, поэтому китайцы вставляли в прямой эфир отснятые ранее, наиболее жуткие кадры.

Вот сорокаметровый водяной вал несется к северным районам Питера со скоростью поезда-экспресса, толкая впереди себя горы древесных обломков и мусора.

Вот цунами врезается в уже покосившуюся высотку на Кантемировской и заваливает ее, словно большую костяшку домино.

Вот стихия топит Петропавловскую крепость и одноименный собор, шпиль которого – как и шпили других исторических зданий – был демонтирован и вывезен во время эвакуации.

Вот волна накрывает Кронштадт, чья дамба сопротивляется ей не дольше, чем песчаный замок обычному прибою.

А вот настает черед «Зенит-Арены», чей сорванный купол еще какое-то время несет потоком, будто великанскую шляпу, пока он не разваливается на куски и не тонет.

Удивительную стойкость демонстрируют Эрмитаж, Адмиралтейство и Исаакиевский собор. Они выдерживают первый натиск Ледовитого и затем борются с ним почти три минуты. В это время они напоминают не здания, а рассекающие воду быстрые корабли. Которые, увы, тоже пошли на дно, так как скорость подмывшей их волны просто чудовищна.

Гостиный Двор своей формой куда больше напоминает корабль. Однако он подставляет цунами «борт», и это губит его в первые же мгновения.

Казанский и прочие соборы, здание Биржи, вокзалы и многое-многое другое… Видеокамеры запечатлевают для истории гибель и этих зданий. Они наполовину разобраны при эвакуации, так что фактически цунами сносит лишь стены да перекрытия. Но как бы то ни было, эти стены тоже являли собой произведения искусства, возводились годами или даже десятилетиями, а канули в небытие, не успела секундная стрелка на циферблате часов описать круг.

Наконец доходит черед до Петергофа. Как ни хочется, небось, китайцам заснять кончину его легендарных фонтанов, но сделать такие кадры невозможно. Все ценности Петродворца отправили на юг первыми эшелонами. И ненасытному Ледовитому опять достается лишь то, что было уже не спасти. И что он с ревом пожрал сразу, как только до этого дотянулся.

Сыктывкар и Вологда также стали сегодня его жертвами. Но им, в отличие от Петербурга, в трансляции катастрофы уделено не так много времени.

Когда-то Мизгирь считал города, чью гибель от цунами он наблюдал по телевизору, но давно сбился со счета. И даже гибель Петербурга не вызвала у него сильных эмоций. Большинство этих городов умерло задолго до того, как их смыло в океан, которому доставались уже обглоданные кости жертв, а не они целиком.

За исключением тех редких случаев, когда Пропащий Край накрывало суперцунами. Оно докатывалось до не успевших эвакуироваться населенных пунктов или до поселений «диких» буровиков наподобие Погорельска. Лишь тогда Мизгирю становилось тошно – от множества погибших и от мысли, что та же судьба может завтра настичь и тебя. Но когда холодная стихия поглощала мертвые города, это его не трогало. Главное, чтобы она не добралась до южного Китая и остановилась, где предсказывали ученые, – на уровне сорок пятой параллели плюс-минус три градуса северной широты.

– Неужели еще не насмотрелся на потоп? Шел бы лучше маме помог, что ли, – обратился Мизгирь к сыну, отворачиваясь от экрана, где за последние двадцать минут цунами уже в четвертый раз сносило «Зенит-Арену». Капитану не нравилось то, что Илюха с горящими глазами пересматривает одни и те же ужасы. Понятно, что виной тому была его юношеская впечатлительность. И все же, если Илюхе ночью приснится кошмар и он закричит во сне, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Мама опять страдает ерундой в своей теплице, – ответил Илюха. – Я уже говорил, что не буду заниматься этой бестолковой работой. Пусть Тарасик и Мирка маме помогают. Они еще маленькие и верят в сказки, что она – великий огородник.

– Что значит – бестолковая работа? – нахмурился Мизгирь. Но лишь для проформы, так как в мыслях он был согласен с сыном. Вот только открыто поддержать его не мог – не желал ссориться с женой по этому поводу. – А кто в прошлом году ел из маминой теплицы помидоры и огурцы?

– Ты шутишь, бать? – кисло усмехнулся Илюха. – Полгода ковыряния в земле ради четырех помидоров, пяти огурцов и шести морковок величиной с карандаш? Да мама одной воды на полив израсходовала столько, что на эти деньги можно было купить в городе три ящика привозных овощей. В Пропащем Краю давно ничего не растет. По телевизору сказали, что здесь не только земля, но и воздух губителен для растений. А мама все надеется вырастить свой небывалый урожай. Да над ней уже давно все соседки насмехаются!

– Ладно, остынь, – попросил Мизгирь. Обсуждать с сыном мамин бзик ему тоже не хотелось. – Пойду взгляну, как там дела у наших горе-огородников. А ты переключил бы все же телевизор на что-нибудь поспокойнее.

– На что? По всем каналам одно и то же. Других-то горячих новостей в мире нет.

Мизгирь махнул рукой – ай, да поступай как знаешь! – поднялся с дивана и вышел на задний двор, оставив сына наедине с телевизором и сметающим Петербург цунами.

Теплица, где Альбина проводила свои аграрные опыты, была собрана Мизгирем из старых стеклопакетов, которые он вывез из одной заброшенной деревни, где это добро чудом сохранилось. Увы, но ни парниковое тепло, ни перегной, ни удобрения, что привозил для Альбины лавочник Куреха, ни ее заботливые руки не могли снять проклятье, тяготеющее над бесплодными землями.

Шестой год кряду супруга Мизгиря пыталась вернуть им жизненную силу. Хотя бы под крышей своей теплицы. Пыталась, но весь собранный ею урожай помидоров, огурцов, моркови и картофеля вмещался в одно ведро. Где в «неурожайные» годы еще и оставалось свободное место. Возможно, проблему решила бы привезенная с Юга машина чернозема, но это было слишком дорогое удовольствие. Даже для такой помешанной на своем хобби огородницы, как Альбина.

Как бы то ни было, она не прекращала свой труд. И даже старалась привить любовь к нему детям. Не Илюхе, который не верил в мамин успех, а Мирке и Тарасику. Первой было семь лет, второму – три годика, и они еще не доросли до того возраста, когда дети начинают перечить родителям. Поэтому они и не сопротивлялись, когда мать гнала их с собой на огород.

– Папа! – закричал Тарасик. И, уронив игрушечное ведерко, подбежал к вошедшему в теплицу Мизгирю, который тут же подхватил сына на руки. Дочь тоже обрадовалась отцу, но отнеслась к его возвращению гораздо спокойнее.

– А у тети Люды потолок на кухне обвалился, когда все затряслось, – доложила Мирка, шмыгнув носом и продолжая ковырять совочком в горшке с землей. – И у Барсуковых теперь возле дома большая дырка.

– Спасибо, я уже знаю, – кивнул Мизгирь, который, покачав на руках Тарасика, не стал долго нянчиться с ним, поскольку он этого не любил. – А еще у нас антенна упала, но Илюха ее починил и опять смотрит китайские жутики. В общем, так понимаю, день у вас прошел неплохо, раз уж вы решили перед сном покопаться на огороде.

Альбина, в отличие от детей, была угрюма. Видимо, у нее снова что-то не ладилось на аграрном фронте. Все эти годы Мизгирь терпеливо ждал, когда она сама разочаруется в своем хобби и, покончив с ним, займется чем-то другим. Но Альбина, покладистая в иных делах, здесь проявляла несвойственное ей упрямство. И продолжала борьбу с неурожаем, уповая не то на свое старание, не то на чудо.

– Может, помочь? – полюбопытствовал Мизгирь у жены после того, как она не удостоила его вниманием. – Ну там вскопать что-нибудь, воды наносить.

– Спасибо, перебьюсь, – буркнула она, подвязывая чахлый помидорный стебель к воткнутой в землю палке. Судя по выдернутым с корнем другим засохшим кустам, они и были причиной дурного настроения жены. – Лучше бы пошел и отремонтировал наконец посудомойку. А то она полгода стоит мертвым грузом и только место на кухне занимает.

Все ясно. Упоминание посудомоечного комбайна – прямой намек на то, что жену лучше не трогать. Она не хуже Мизгиря знала, что достать запчасти на кухонную технику в Пропащем Краю невозможно. Когда посудомойка вышла из строя, муж разобрал ее и показал Альбине циркуляционный насос, у которого разбило крыльчатку. Но стоило Мизгирю попасть жене под горячую руку, она сразу припоминала ему этот комбайн, как будто начисто забывая о не подлежащем ремонту насосе.

Терпение главы семьи тоже было не бесконечным. Устав выслушивать глупые упреки, недавно он дал себе зарок: если его снова ткнут носом в чертову посудомойку, он увезет ее на форпост и расстреляет из дробовика. Ну вот, ткнули – что дальше? Надо ли сдерживать данную самому себе клятву или махнуть на нее рукой?

Уничтожение тещиного подарка, пускай и отслужившего свой срок, закончится еще большим скандалом. И не факт, что тогда жена отстанет от Мизгиря со своей посудомойкой. Напротив, это даст ей повод еще сильнее пилить его при каждом удобном случае.

Мизгирю нравился Пропащий Край, но в такие моменты он хотел, чтобы Ледовитый поскорее добрался до Погорельска и Горюев свернул здесь бизнес. Тогда Мизгиревы переберутся в Китай, где Мурат Антонович поможет им с жильем и работой и где Альбина успокоится. Понятно, что она злится на мужа не только из-за огорода. Альбина провела свои лучшие годы в самой заднице мира, зная, что ее семье никогда не пустить здесь корни. Любая женщина на ее месте впала бы в депрессию от такой жизни. Удивительно, как у них с Мизгирем все еще сохранялись теплые чувства и они никогда не скандалили при детях.

А еще Альбина подозревала, что он с приятелями захаживает в погорельский бордель. К несчастью для нее, эти подозрения были правдой.

Пока Мизгирь раздумывал, как быть – проворчать Альбине что-нибудь в ответ или молча уйти, – к дому подкатил внедорожник. Его водитель трижды нажал на клаксон, вызывая хозяина на улицу.

– Кайзер? – удивился комвзвода. Лишь его зам имел привычку так сигналить. – Его-то что за нелегкая принесла на ночь глядя?

– Давай беги, раз зовут, – буркнула Альбина, швыряя выдранные кусты томатов в мусорную корзину. – Только если опять пьяный за полночь явишься, будешь спать в сарае.

– Думаю, это по работе, – возразил Мизгирь.

– Ага. Как и прочие твои вечерние поездки в город, – не унималась супруга, не выходя, однако, при детях за рамки приличий. – Те самые, после которых от тебя разит бухачом и чужой парфюмерией.

– Ну ладно, не кипятись! – бросил ей не настроенный на конфронтацию муж. – Сказал же: Кайзер сегодня на смене. И раз он приехал, значит, меня вызывают на «Гордую».

Не став больше пререкаться, он оставил Альбину оплакивать свои помидоры и пошел выяснять, зачем пожаловал замкомвзвода.

Глава 5

– Ты почему не на посту? – спросил Мизгирь у Кайзера, который ждал его у своего полноприводного «Фотона». – Твоя же смена!

– Попросил Ушатая меня подменить, – ответил тот. – Есть свежие новости, командир. И срочное дело, которое с ними связано.

– Насчет землетрясения, что ли?

– И да и нет. Хотя скорее нет, чем да.

– А нельзя поконкретнее?

– Не здесь. – Кайзер посмотрел налево и направо, намекая на любопытные соседские уши. – Давай скатаемся на форпост и по дороге потолкуем.

– Лады. Сейчас, только «ствол» захвачу…

– Бать, ты куда? Я с вами! – Илюха выбежал за отцом на улицу, увидев, как тот пристегнул набедренную кобуру и взял винтовку.

Мизгирь вопросительно посмотрел на Кайзера. Оторвать сына от телика, прокатив его до форпоста, показалось капитану хорошей идеей.

Кайзер еле заметно мотнул головой. Нет, грядущий разговор не предназначался для Илюхиных ушей, пускай пацану и оказали доверие, зачислив его в охотничий клуб.

Мизгирь поморщился – очень жаль, – но настаивать не посмел. Отказывать мальчишке в такой малости без важной причины Кайзер не стал бы.

– Не сегодня, сынок, – огорчил Илюху отец. – Меня вызывают на работу по срочному делу. В другой раз прокатимся, хорошо?

Илюха огорченно вздохнул – что ж, нет так нет, – пожал плечами и поплелся обратно к своему телику.

– Так что там у вас стряслось? – осведомился Мизгирь, едва они с Кайзером отъехали от дома. – Надеюсь, ничего такого, о чем надо будет посреди ночи докладывать Горюеву?

– На «Гордой» все в порядке, – успокоил его зам. – А вот у братьев Дерюжных – нет. Вернее, непорядок теперь у одного Мирона, так как Петька три часа назад склеил ласты. Погорельск на ушах стоит. Мирон рвет и мечет, братва ходит как в воду опущенная, бордели закрыты, а в барах тишина – вся пьянь языки в задницы засунула, боится даже пикнуть.

– Вот те на! – Мизгирь присвистнул. – Эта новость покруче затопленного Петербурга. И что еще тебе известно?

– Дерюга-младший скопытился в сортире «Козырного короля», – уточнил Кайзер. – В том баре у братьев типа главный офис.

– Я чуял, что эта гадина издохнет на параше. Но у кого хватило духу замочить Петьку? И как такое проморгали его мордовороты?

– Потому и проморгали, что никто его не мочил. Говорят, имел место несчастный случай. Дерюга-младший накатил бухача после обеда, а когда ему приспичило отлить, шарахнуло землетрясение. Нетрезвый Петька поскользнулся и ударился башкой об умывальник. Да так неудачно, что раковина разбилась, и он распорол себе горло об осколок.

– Ну и дела! – продолжал удивляться Мизгирь. – И что, Мирон с братвой поверили в такое совпадение?

– Трудно сказать. Когда все случилось, бар был еще пуст, и Петькины телохранители его в сортир не провожали. Но все клянутся-божатся, что прежде чем они всполошились и нашли истекшего кровью босса, посторонних в «Козырном короле» не было.

– Так они же небось Дерюгу-младшего и кокнули. А потом обставили все как несчастный случай.

– Очень маловероятно. Если бы кокнули, то уже слиняли бы из города, а не притворялись, будто они ни при чем. Видно, что парни и вправду растеряны. Мирон ведь их в любом случае закопает. И уж коли они и впрямь были бы виноваты, то явно не стали бы так искушать судьбу.

– Надо полагать, – согласился комвзвода. – «Быки» у него хоть и тупые, но не настолько.

– Петька и сам был нехилый детина. Даже в зюзю пьяный он оказал бы убийце сопротивление, – продолжал Кайзер. – Но следов борьбы нет. Толчок же был баллов на шесть и резкий. Такой даже трезвого сшибет с ног на скользком полу, не говоря о пьяном. А пол в сортире «Козырного короля», сам знаешь, всегда скользкий, хоть мытый, хоть немытый.

– То есть Мирон версию с убийством исключает?

– Наверняка исключит, когда успокоится. Готов поспорить.

– Я бы на твоем месте не был так уверен, – усомнился Мизгирь. – Мирон – дотошный ублюдок. Гибель Петьки он просто так не оставит.

– В пользу убийства говорит лишь одна деталь, и та сомнительная, – справедливости ради уточнил Кайзер. – Перед смертью Дерюга-младший пытался что-то написать собственной кровью на полу, но не успел. Одну только букву «М» изобразил, и все. Разумеется, не факт, что он писал имя убийцы. Но когда человек с разрезанным горлом бьется в агонии и торопится о чем-то сообщить, тут есть над чем задуматься.

– Его могли прирезать в отместку за ту изнасилованную девчонку, – предположил комвзвода. – По ней в Погорельске немало мужиков сохло. Как там бишь ее звали?

– Дочку Крапчатого? Марина, кажется.

– Вот тебе и буква «М»! Но опять же, с чего вдруг Петька вспомнил о ней перед смертью?

– Возможно, решил таким образом перед ней покаяться.

– Или же писал не ее имя, а имя своего брата – мало ли… Кстати, а что с ее отцом? Его Мирон не заподозрил?

– Говорю же тебе: не было тогда посторонних в «Козырном короле», – повторил Кайзер. – А хозяин другого бара вряд ли сумел бы прошмыгнуть туда незаметно, убить Петьку, обставить все как несчастный случай и так же незаметно скрыться. Да толстяк Крапчатый ширинку у себя на штанах едва застегивает, а ты готов приписать ему такие подвиги.

– Слушай, а как тебе вообще удалось так быстро разузнать подробности? – только сейчас дошло до Мизгиря. – Про букву «М», про то, что говорят Петькины мордовороты, и все остальное?

– Мне Колька Чулым рассказал, – признался Кайзер. – Из-за него я к тебе, собственно, и приехал.

– Чулым? – переспросил комвзвода. – И с чего вдруг один из дерюжинских бригадиров с тобой разоткровенничался?

– С того, что у него к нам срочное дело. На полмиллиона юаней.

– Ничего себе! – в который раз за последние пять минут удивился Мизгирь. – Да ты сегодня полон сюрпризов, как погляжу. Это последний или есть еще?

– Вроде последний, – усмехнулся зам. – Я и сам растерялся, когда сорок минут назад Чулым перехватил меня на выходе из «Мазутного счастья», куда я заехал подкрепиться перед сменой. Причем Колька явился туда один, без «быков», что также выглядело странновато. Толковали мы с ним на пустыре за баром, где нас никто не видел. И то, что он предложил… Короче, по-моему, дело стоящее. Чулым и его ребята задумали грохнуть Мирона сразу после похорон брата и подмять город под себя. Потому что крошки, которые сметают им Дерюжные со своего пирога, их не устраивают. Но есть у чулымцев одна загвоздка – для такого крутого дела им не хватает «стволов»…

– И они хотят нанять в подмогу стрельбанов с буровой, – закончил за Кайзером Мизгирь. – Но почему «Гордая»? Они там что, лотерею проводили и мы вытянули счастливый билет?

– Нет, конечно. Но Чулым в курсе, что после позапрошлогоднего нападения дерюжинцев на нефтезовозы Горюева и гибели двух наших водил мы точим зуб на братьев, пусть даже тогда обошлось без войны. Вот Колька и скумекал: кому еще он может довериться в столь щекотливом вопросе, если не нам? Где еще за пару дней он наймет так много «стволов»? А мы можем поставить под ружье весь охотничий клуб. Ну кроме полковника и Илюхи, разумеется.

– И какой у Чулыма план действий?

– Простой и логичный. На поминках по Петьке Мирон с братвой упьются до полусмерти. Тогда-то и накроем их скопом. Неизвестно пока, где будут поминки, – нам позже сообщат, но Колька с одними своими «быками» против Дерюги-старшего не выступит. А если мы впряжемся, то не только деньжат поднимем, но и получим себе на будущее союзника. С Чулымом-то завсегда проще договориться, чем с Мироном. Который, небось, после гибели брата совсем озвереет.

– Это в случае удачи, – напомнил Мизгирь. – А если дело не выгорит?

– Риск большой, кто бы спорил, – не стал отпираться Кайзер. – Ну так и оплата гораздо серьезнее, чем нам Горюев за сафари отстегивает.

– За все про все – полмиллиона юаней? По тридцать тысяч с лишним на брата. Маловато, учитывая, сколько заработает сам Чулым, если заграбастает весь бизнес Дерюжных.

– Это было стартовое предложение. Мы с Колькой еще не ударили по рукам, и он вроде бы не прочь поторговаться. Говори, сколько, по-твоему, причитается нам за участие, и я озвучу ему справедливую цену.

– Наглеть не будем, но и за тридцатку продаваться – тоже, – рассудил Мизгирь. – Потребуй шестьдесят тысяч на каждого, хотя если не поднимет выше пятидесяти – соглашайся. Только при условии, что о нашем вмешательстве никто, кроме Чулыма и его «быков», не узнает.

– Само собой разумеется, – кивнул зам. – Им самим невыгодно об этом трепаться. Если в городе проведают, что они устроили революцию не сами, а с отрядом стрельбанов, это ударит по их авторитету. Однако как ни крути, а слухи расползутся. Кто-нибудь из чулымцев наверняка сболтнет про нас по пьяни.

– Да к черту слухи – им в Пропащем Краю грош цена. На основании слухов тебя в Святой Острог не упекут… Ладно, сколько времени у нас на раздумье?

– До завтра.

– С Чулымом встречаетесь там же?

– Нет, на сей раз за городом. В девять утра у заброшенной станции «Турбо Ойл».

– Это хорошо, – заключил Мизгирь. – В Погорельске вам вместе лучше не светиться. Что ж, в таком случае объявим сбор клуба на пять утра. Сообщи всем нашим на «Гордой», а я свяжусь с комвзводами «Щедрой» и «Могучей». Не исключено, что кто-то откажется и придется искать ему замену. Хотя, конечно, не хотелось бы привлекать людей со стороны.

– И не нужно, командир, – возразил Кайзер. – Помнится, на войне мы решали подобные задачи куда меньшими силами.

– Ты еще вспомни, какие мы были крутые, когда ходили в школу, – хмыкнул Мизгирь. – Мне бы твой оптимизм. Увы, но я смотрю на вещи трезво. И не забыл, когда мы в последний раз участвовали в чем-то подобном. Я имею в виду – бросали вызов превосходящим и хорошо вооруженным силам противника.

– Ну да, давненько это было, – подтвердил зам. – Мне тогда еще руку прострелили, а тебя гранатой контузило.

– И у меня до сих пор левое ухо слышит только наполовину, – добавил комвзвода. – Так что учти: геройство – это больше не наш метод. Даже за те деньги, которые нам предлагают. Потому что я хочу вложить их в будущее моих детей, а не потратить на собственное лечение…

Глава 6

Похороны Дерюги-младшего стали, наверное, самым ярким и масштабным событием за всю историю Погорельска.

Местное самоуправление, которое давным-давно было куплено Дерюжными с потрохами, объявило день траура. В городе остановились все работы и закрылись все заведения, кроме баров. В последних любой желающий мог выпить за упокой Петьки один бесплатный стакан бухача. Поэтому неудивительно, что к обеду на улицах царило оживление.

Получив неожиданный выходной, Старик тоже решил проветриться, так как не хотел торчать в прокуренном бараке. Он ненавидел пьяные сборища, но за два месяца обвык на свободе, где быть незаметным удавалось куда проще, чем в тюрьме. К тому же встреча с Крапчатым стала для него уроком, отвадившим его от поисков старых знакомых.

Отпевали Петьку в церкви – кособоком деревянном строении, где вел службы местный поп Ираклий, почти рехнувшийся от алкоголизма. Поговаривали, будто он вовсе и не священник, а обычный проходимец, удравший в Пропащий Край из-за проблем с законом. Но читать нараспев псалмы, подглядывая в Библию, Ираклий умел – пускай и не на церковнославянском, – а большего от него не требовали. Главное, он не сбивался с текста и держался на ногах, хотя между службами обычно дрыхнул в ризнице пьяный в стельку.