Не бойся желаний

По части знаний Митя недалеко ушел от студентов.

– «Укрощение строптивой», – не удержалась Варвара. – Торчак меня не интересует. Просто человек, который представился тобой, просил приехать к ней, так как ему страшно одному отдавать роль.

Под ее проницательным взглядом Митя поежился и смахнул капельку со лба.

– Ну и ну. Развелось шутников. И ты поехала?

– Ты же просил помощи.

– И как она тебя встретила?

Варвара не стала описывать мертвую актрису, сидящую на стуле. Митя, чего доброго, покроется холодным потом.

– Не открыла, – ответила она.

Митя выразил мимикой: дескать, так и должно было случиться.

– Ох уж эти звезды. Терпеть не могу. Знаешь, Варя, давай на будущее разработаем условный сигнал. Например, ты меня вдруг спрашиваешь: «Зенит?», а я должен ответить: «Чемпион!» Наши, кстати, на днях стали чемпионами в четвертый раз. Второй год подряд.

– Поздравляю.

– Спасибо. Не за что. Лучше бы в еврокубках выигрывали. Давай так: если я вдруг спрашиваю: «Что? О чем ты? При чем тут зенит?», значит, это не я, а кто-то мной притворяется.

Для человека, над которым висит смертельный рок, Митя строил большие планы. Забыл, наверное, что после 21 мая его линии жизни нет. Или не играл в детстве в разведчиков. Не то что Варвара. Ну, или уверен в своих силах: будет и забывать, и терять телефон. Придется понять и простить.

Что она и сделала.

– Будет другой пароль. Я говорю: «Розенкранц», а ты отвечаешь: «Гильденстерн»[4].

– Отлично! Договорились! – обрадовался Митя, хотя ничего не запомнил. – А кто это? Футбольные команды из Дании?

– Почти, – ответила Варвара, чтобы не выглядеть слишком умной. Она слышала, что представители условно сильного пола этого не любят. Ее так называемый мужчина наверняка не исключение. – Тебя вчера вечером приглашали на спиритический сеанс?

Митя издал стон удивления.

– Откуда ты знаешь?

– В отель «У Кокушкина моста».

– Даже это знаешь? Откуда?

Отвечать Варвара не хотела. Выручил смартфон. Звонила Марта. Требовала приехать к ней. Немедленно. И захватить своего жениха. Возражения не принимались. Аргументы Мити, что его хватятся на площадке, были безжалостно сметены. Варвара засунула ассистента по актерам в такси.

10

Марта жила на Охте. Окна ее квартиры выходили на пустырь, где должна была вырасти «кукурузина» газового гиганта. По многочисленным просьбам общественности небоскреб перенесли на север, небесную линию Невы спасли, а пустырь зарастал кустами.

Митя был отправлен на кухню смотреть свой сериал, который повторялся в утреннем эфире. Это было малой расплатой за муки телезрителей на протяжении девяти сезонов. Варвару усадили в кресло, предназначенное для женщин, у которых имелись проблемы в жизни.

– Вот что, подруга, дело плохо, – сказала гуру тонких материй. Она нервничала, щечки приятно вздрагивали.

– Так плохо?

– И даже хуже.

– Гадалка подтвердила, что рок завис над Митей?

– Нет никакой гадалки, – медленно проговорила Марта. И стала ждать реакцию.

Варвара знала, что сейчас обязана удивиться. Нельзя же разочаровать одну из лучших подруг. Она округлила глаза:

– Как нет?

– А вот так, – ответила довольная Марта. – Приезжаю в бизнес-центр в Купчине, нахожу офис, стучу – никто не открывает. Нахожу менеджера, спрашиваю: когда принимает гадалка Эстель. Он смотрит на меня как на идиотку. Ненавижу этот тип мужских шовинистических взглядов, глаза бы вырвала.

– Ты отвлеклась, – напомнила Варвара.

– Да, так вот. Менеджер сообщает: офис у них гадалка не снимает. Я делаю вид, что перепутала, спрашиваю: а кто снимал офис позавчера? Он открывает планшет, бегает пальчиком и говорит: на один день снимало частное лицо, девушка, оплата наличными. Спрашиваю: как бы мне ее найти. Менеджер только руками разводит. Фамилию не назвала, вроде похожа на какую-то актрису из сериалов. Только он не помнит, какую именно. Ты понимаешь, что это значит?

– Наверное, – ответила Варвара.

Она старалась представить Карину Торчак загримированной под гадалку с дредами. Чтобы Митю облапошить. Что тут сомневаться? Митя даже Варвару не узнал, когда она поменяла прическу. Два дня пугался.

– Это еще не все! – не унималась Марта. Она вошла в роль охотника на гадалок. – Я поспрашивала осведомленных людей и могу утверждать: у нас в городе нет и не было никого даже близко похожего на описанную твоим женихом особу.

– Он не мой жених, – напомнила Варвара. – Остается понять, зачем его напугали.

– Тебя не интересует, кто это сделал?

– Кто – это следствие. Если узнать причину, фальшивая гадалка потеряет свою ценность.

Марта нахмурилась:

– Что-то ты слишком спокойна, подруга.

– Стараюсь изо всех сил, – ответила Варвара. – Ты кое-чего не знаешь. Вчера Митю звали на спиритический сеанс. Он разумно испугался.

– Ну, еще бы!

– На сеанс пригласили меня. Пытались отравить. Можно сказать, чудом спаслась.

– А я смотрю: над тобой тень опасности! – прошептала Марта, внимательно разглядывая что-то невидимое над темечком Варвары. Тень синяка на скуле не заметила.

Варвара помахала ладошкой над волосами.

– Отогнала?

Марта состроила обиженное выражение:

– С такими вещами не шутят. Говорю тебе…

– Марта, послушай! – Варвара взяла в плен полные ручки подруги. – Я благодарна тебе за помощь. Ситуация плохая. Митю, кажется, пытаются убить. На самом деле.

– Митю? Вот этого? – в голосе Марты скользнуло пренебрежение.

Это ее мужчина. Может быть – жених. Уж какой есть, такой есть. Варвара простила подругу.

– Да, Митю, да, вот этого. Притом кто-то хочет впутать меня.

– Ужас, ужас! – выдохнула Марта. Для гуру она была слишком впечатлительна.

– Ужас в том, что я не понимаю: кому понадобились незаметный ассистент режиссера и безвестная аспирантка кафедры истории театра. Зачем нас убивать? Вот в чем вопрос.

Освободив ручки, Марта резко встала и прошлась по комнате. Та была маленькая, развернуться негде. Для полета на метле. Или чего-то подобного. Подруга встала, возвышаясь над Варварой сдобным облачком.

– Можешь мне не верить, можешь смеяться, но я чувствую: это связано с наступлением великого квадранта.

– Некто хочет принести нас в жертву? – спросила Варвара, стараясь не улыбнуться.

Марта как-то странно посмотрела:

– На спиритическом сеансе не случилось ничего странного?

– Если не считать того, что меня хотели отравить и заставили изображать медиума.

– Ты медиум? – спросила Марта так, будто сейчас упадет в обморок. – Как же я не знала… И ты получала ответы?

– Еще как. В стол стучали.

– О-о-о! – выдохнула подруга, будто потеряв смысл жизни. – Расскажи подробно.

Варвара не скрывала ничего. Что утаишь от гуру, который видит тень опасности. И под конец раскрыла, какая фальшивка и сеанс, и стуки.

– Мне надо побывать там, – сказала Марта, будто не замечая обмана.

– Номер наверняка убран и сдан туристам.

– Это не важно. Мне надо осмотреть помещение. Едем сейчас!

Обычно Марта была нетороплива, если не сказать ленива. Откуда что взялось?

– Сейчас у меня неотложные дела, – ответила Варвара. – Могу часа через три.

– Хорошо, давай так.

– Что ты хочешь найти в номере?

– Там видно будет, – ответила Марта. – Зови своего жениха, вправим ему мозги.

Варвара не стала снова напоминать, что Митя не ее жених. Привела его с кухни. Он возмущался и говорил, что не может смотреть эту гадость, которую они снимали. Марта приказала Мите сесть на стул, встала у него за спиной и тщательно разогнала над его головой облака рока. Во всяком случае, так показалось Варваре.

– Все! – решительно заявила Марта.

– Ч-что? – пробормотал Митя.

– Ты очищен от заклятия. Рока больше нет. Да и не было никогда. Гадалка неопытная. Перепутала рок с печатью удачи. Ты счастливчик, малыш. Тебе будет страшно везти в жизни. Но будь осторожен с желаниями. Они могут исполниться.

– Правда? – спросил Митя так уверенно, будто знал. Или догадывался.

– Правдее не бывает, – ответила Марта. – Лети, ты свободен, как птица гусь.

Митя заторопился: его обыскались на площадке. А телефон на студии остался. Варвара не задерживала счастливчика.

Из прихожей вернулась Марта.

– По секрету, подруга. Ты права: не твой он жених, – сказала она и подмигнула.

– Что значит – не мой? – возмутилась Варвара. Никто не посмеет отнять у нее проблему, к которой она привыкла.

– То и значит – не твой. Придет срок, вспомнишь мои слова.

11

Курица не помогла. На левой скуле проступила синева. Варвара подтянула маску, но синяк высунулся, будто выглядывал через забор. Предстать перед знаменитым режиссером с подбитым глазом? Заманчиво, но глупо. Если Мукомолов был на спиритическом сеансе – узнает. Если не был, зачем доставлять ему радость видом побитого критика. Варвара нацепила солнечные очки с широкими стеклами, закрывшими то, с чем не справилась маска. Все равно недостаточно. Она замоталась платком, как кинодивы пятидесятых годов прошлого века и русские крестьянки позапрошлого.

Из зеркала на нее смотрел человек-невидимка, который нацепил женский платок, очки и санитарную маску. В общем – ужасно. Для блефа сойдет. Таинственная незнакомка должна быть с придурью. У Мукомолова язык легче развяжется: странная дурочка вызывает желание блеснуть умом. На чем он и попадется. Варвара решила ничего не менять в себе.

Вылезла новая проблема. Варвара была равнодушна к одежде. Даже из Италии умудрилась ничего не привезти, чем вызвала гнев и возмущение подруг. Настала расплата: ей было нечего надеть. То есть имелось несколько простых костюмов, в которых она ходила в институт, и одно «парадное» платье – явно не то, в чем надо появиться. Выбирать было не из чего. Варвара сказала себе, что образу дурочки подойдет что угодно, и нацепила первое, до чего дотянулась рука. В зеркало смотреться не стала, чтобы не тратить силу воли на пустяки.

Она была готова. В дверь позвонили.

Это не могла быть Ингрид. Подруга планов не меняла: раз договорились встретиться у театра, приедет туда. Курьеров Варвара не ждала. Доставку не заказывала. Почтальоны теперь в квартиры не поднимаются. Кто бы это мог быть?

Забыв про осторожность и дверной глазок, Варвара открыла дверь.

На лестничной клетке стоял молодой человек послешкольного возраста, кудрявый и рыжий до изумления. На нем топорщился кожаный пиджак той моды, последнего представителя которой сдали в секонд-хенд лет десять назад. Брюки с отглаженной стрелочкой светились белизной маминой стирки. Надо думать, что при появлении такого призывника в военкомате решили: без этого бойца армия будет прочнее, а если понадобится смертник-камикадзе, они знают, кому позвонить. Незнакомец подергивал рукоятку огромного чемодана с отломленным колесиком.

– Простите, пожалуйста, вы случайно не Варвара Георгиевна Ванзарова? – поинтересовался он так робко, словно просил милостыню.

Варвара случайно оказалась собой. Но не имела ни малейшего представления, что это за существо, принадлежащее к роду человеческому, стоит перед ней. На киллера пришелец явно не тянул. Если только не убивает ударом чемодана.

– Что вам нужно? – не слишком радушно спросила она.

– Ой, извините. – Молодой человек стал хлопать себя по карманам пиджака и брюк. – А разве вы… разве я… разве вам не сказали, то есть не позвонили от Родиона Георгиевича, что я… что приезжаю?

Ну, конечно! В суете последних дней Варвара начисто забыла просьбу деда: внук его давнего приятеля приедет поступать в институт, надо помочь советом и опекой. Не более. Дед так редко просил о чем-то Варвару, что забыть его просьбу было натуральным безобразием. Позорным и непростительным свинством, если честно. Она помнила, что внук жил в небольшом волжском городке, но не могла вспомнить, как зовут половозрелого ребенка.

– А, вот и вы! – бодренько сказала она, как Хью Лори в роли Берти Вустера, когда тот попадал в безвыходную ситуацию. При этом помня, что Ингрид не будет ждать, а важнейшая встреча сорвется.

– Да, вот он я, – согласился юноша.

– Вы же… Вы же…

– Да, я Пансофий, – подсказали Варваре.

– Что? – вырвалось у нее. Имя не просто редкое. А ведь с ним приходится жить.

Гость смиренно вздохнул. Видимо, знал, что людям надо прийти в себя.

– Родители ждали девочку, решили назвать Софьей. Но появился я. Не пропадать же хорошему имени.

– Действительно, зачем пропадать, – сказала Варвара, радуясь, что маска скрывает эмоции. – Так вы не просто мудрый, а многомудрый.

– Да, так переводится, – согласился Пансофий. – Можно просто Софик. Так родители меня зовут.

Как же несчастного звали в школе? Помня детские нравы, Варвара боялась и представить. Проблема заключалась в другом: она должна была уйти минуты через две.

– Я поступать приехал, – сообщил Софик.

– В какой институт? – спросила Варвара, поглядывая на часы.

– В театральный.

– На актера?

– Нет, актера из меня не вышло, – опять вздохнул Софик. – И режиссера тоже. И художника. Ну и продюсер из меня не получится. Не мое это. В прошлом году провалился во всех московских театральных вузах. Поэтому буду поступать на театроведение. Деваться некуда.

«Если некуда идти – иди в театроведение». Этот лозунг всегда возмущал Варвару. Нет, что ли, других гуманитарных институтов? Почему бы не поступить в педагогический? Хотя такому учителю не выжить в первом классе. Театроведение, и только. Без вариантов.

Выхода у Варвары не осталось.

– Пансофий, – сказала она вежливо, но строго, не решаясь перейти на кличку. – Сейчас мне надо уехать. Вечером или завтра все подробно обсудим.

– Да, хорошо, я подожду. – Кажется, Пансофий собирался ждать на лестнице.

Пускать гостя из провинции, как требует закон гостеприимства, Варваре не хотелось. Дед об этом точно не просил. Ей будет неудобно оставаться вдвоем с молодым человеком. Еще неизвестно, как он пользуется унитазом и ванной. И что подумает Митя? В общем, Варвара нашла себе оправдания. Хотя совесть смотрела на нее с укоризной.

– Вот что, Пансофий, сегодня и завтра поживите в гостинице, у нас тут поблизости несколько мини-отелей. А там разберемся.

– Хорошо, поживу, – согласился гость из провинции.

– У вас есть деньги?

– Есть, много. Три тысячи рублей. Родители потом еще пришлют телеграфом.

Пансофий жил в финансовых привычках волжского городка. Варвара не имела права сразу толкнуть его в прорубь петербургских цен. Она спросила: привязан его номер к карте? Пансофий вынул кнопочный телефон, который мог быть привязан только к своему хозяину. А карту Петербурга еще не успел купить на вокзале.

Давненько Варваре не попадались многомудрые юноши с дремучими привычками. Профессору Тульеву Пансофий точно понравится. Опекать его придется тщательно. Чтобы не подвести деда и его слово. Она назвала адрес хостела, где трех тысяч хватит на несколько дней, и обещала завтра решить проблемы гостя из провинции. Пансофий принял заботу смиренно. Дал слово не заблудиться в трех домах. Ну или спросить дорогу, если потеряется.

Варвара выбежала на канал Грибоедова, считая минуты. И уткнулась в цветы.

– Варвара Георгиевна, можно украсть у вас минутку?

Студент Масарский протягивал ей букет алых роз.

– Что это? – резко спросила Варвара, любуясь густым кустом.

– Это вам. В знак моего уважения. Пожалуйста.

К цветущей красоте Варвара не прикоснулась.

– Всем курсом скинулись?

– Обижаете, Варвара Георгиевна, – ответил красивый студент. – Тем, кто мне нравится, я выражаю свои чувства без посторонней помощи.

– Зря потратились. Букет оставьте для своих сокурсниц. Зачет сдавать придется. И вам, и всему курсу. Простите, я спешу…

Смартфон звякнул колокольчиком мессенджера. Ингрид просила ждать: застряла в пробке на Лиговском проспекте. Изредка дорожные заторы бывают полезными. Образовался запас времени.

– Неужели считаете меня настолько мелочным?

Варвара просто не могла принять букет.

– Не обижайтесь, Масарский. Вы перешли границу дозволенного в общении педагога и студента.

– Для вас это так принципиально?

– Без вариантов.

– И букет не возьмете?

– Нет.

Масарский шагнул к ограждению и швырнул букет в канал. Розы сверкнули и исчезли в мутной воде. Красиво, как в романтическом кино.

– Теперь правила не нарушены? – Он показывал обиду, как умеет студент-актер. То есть переигрывая.

– Теперь нет, – ответила Варвара. Ей стало жаль букета. Можно было передарить Мукомолову. Произвести впечатление. Нет, это слишком.

– В таком случае, Варвара Георгиевна, вы не оставляете мне выбора.

– Да, зачет придется сдать. И пьесы прочесть.

– Я подожду.

– Чего?

– Через два года наш курс выпустится и граница между нами исчезнет. Ничего, что потеряем два года. Потом наверстаем.

Студент пережимал с оскорбленным видом, но был мил, как обиженный мальчик.

– Вы так в себе уверены? – спросила Варвара.

– Я убежден, что нашел ту, ради которой подождать два года – пустяк.

– Хотите откровенно?

– Об этом только мечтаю.

– Вы мне не нравитесь. Совсем. Окончательно. Теперь ясно?

Масарский кивнул.

– Это не важно. Между нами невидимая связь. Вы не видите, я – да.

Еще один специалист по тонким материям. Конкуренция у Марты нарастает.

– Между нами нет и не может быть ничего общего, – ответила Варвара так, чтобы убить все вопросы. Как надоедливых мух.

В ответ последовала плохо отрепетированная улыбка.

– Хотите, докажу?

– Не хочу.

– Можно попросить ваш смартфон?

Чтобы закончить с занудством, Варвара вынула то, что требовалось.

– Что у вас на заставке экрана?

Варвара провела пальцем. Под ворохом ненужных приложений в старинном кресле сидел господин крепкого телосложения, с роскошными усами вороненого отлива и русым вихром. На крепкой шее висел крест ордена Святой Анны. Взгляд господина был цепким и пронизывающим. Не потерял силу за прошедшие десятилетия. Даже наоборот. Снимок был начала прошлого века. Черно-белый.

– Кто этот суровый господин?

– Мой прапрадед, чиновник сыскной полиции, – ответила Варвара.

– Тот самый Родион Георгиевич Ванзаров?

– Тот самый.

– А теперь смотрите. – Масарский достал свой смартфон и включил экран. У него на заставке тоже была старинная фотография. Господин приятной наружности с аккуратной бородкой и усами, с цепочкой на жилетке и перстнем на мизинце вальяжно уселся в кресле, закинув ногу на ногу. У него было прекрасное настроение, он чуть заметно улыбался. Будто посмеивался над суетой потомков.

– Чему я должна удивиться? – спросила Варвара.

– Мой предок. Петербургский обыватель, но довольно состоятельный. Понимаете?

– Нет.

Масарский вытянул руку, приблизив свой смартфон к Варвариному.

– У кого еще на заставках предки? Кто еще помнит о своих корнях и бережет память о них? Только близкие по духу люди, редкие теперь. Те, между которыми невидимая связь! Через времена, через столетия! А может быть, мы не впервые встречаемся? Может, это уже случалось много раз в минувших эпохах? Когда я признался вам в симпатиях, я не шутил. Вы мне очень нравитесь, Варвара Георгиевна. Сейчас. И всегда. Во всех прошлых жизнях. Я в этом уверен…

Студент так полагается на свою природную мужскую красоту, что плохо осваивает актерское мастерство. За два года не научился играть достоверно. Фальшивит. И не понимает, как плохо лицедействует. Какая жалость.

Она убрала смартфон.

– Пересдача через четыре дня. Напомните сокурсникам.

Масарский не ожидал, что усилия окажутся бесполезными.

– А вы знаете, что актерам мастерской Боренко профессор Тульев сегодня поставил зачет? – попытался он оттянуть провал.

– Знаю, – ответила Варвара, она предполагала, что так и будет: профессору всегда лень слушать студенческий лепет, легче отвязаться. – Простите, я спешу.

– Постойте… У нас несчастье на курсе!

Варвара остановилась.

– Что случилось?

– Из деканата сообщили, что погиб наш педагог, Карина Антоновна Торчак.

Варвара, как молодой аспирант, еще не глубоко погрузилась в жизнь института. Она и не знала, что на курсе Мукомолова вторым педагогом была… Торчак. В институте они не пересекались. Даже мельком. Неужели Торчак не знала, кому подает бокал с ядом? Или наоборот: знала точно?

– Что с ней случилось? – спросила Варвара.

– Подробности неизвестны, – ответил печальный Масарский. – Зачет по актерскому мастерству у нас отменили. Поэтому я здесь.

Надо было выразить соболезнования. Варвара не умела лукавить. Даже перед слабым студентом.

– У вашего курса появилось время подготовиться к пересдаче. Используйте его разумно.

Она повернулась и пошла к метро. Как должен поступить безжалостный, бессердечный, неумолимый педагог. Настоящий дракон. Масарский что-то лепетал ей вслед о прошлых жизнях, но это уже было неинтересно. Фотографии предков на смартфонах – еще не повод заводить роман.

На другой стороне канала Грибоедова промелькнула красная спортивная машина. Эти железные игрушки на четырех колесах для Варвары были на одно лицо.

12

Переделав театр «Аквариум» под кинофабрику, советская власть устыдилась и захотела исправиться. Потому отняла купеческий клуб и отдала его старушке Мельпомене. С тех пор Средний драматический театр обитал в особняке невдалеке от Невского проспекта. Там, где купцы просаживали в карты сотни тысяч, заливая горе реками шампанского, возник театр. Он был не слишком большой, как раз чтобы заполнить зал.

С тех пор как Мукомолов стал здесь главным режиссером, аншлаги случались только на премьерах. Зато в актерском буфете для театральных критиков всегда был бесплатный кофе. Чтобы почаще заглядывали за кулисы просто так, поболтать и мило провести время. Заодно упрочить привязанность к театру. Халява была для всех. Кроме критика Ванзаровой. Администраторам и кассирам запретили пускать ее. И продавать билеты.

Маскировку Ингрид оценила критически:

– Ты не выглядишь москвичкой.

Варвара не мечтала быть столичной жительницей, но замечание подруги ее задело.

– Почему это?

– Потому, что ты просила не называть себя Мукомолову. Я сказала, что моя московская приятельница мечтает познакомиться и взять автограф. Ты не похожа на московскую приятельницу.

В зеркальце заднего вида на Варвару смотрела девушка в очках, маске, туго забинтованная платком. Очень мило.

– Что надо исправить?

– Выбросить старье и вложить тысяч двести. А лучше триста, – ответила Ингрид, вылезая из своей маленькой розовой машинки. – Как раз хватит на нормальный вид.

– Значит, я скромная москвичка, – ответила Варвара, поправляя маску. Не хватало, чтобы Ингрид заметила синяк.

– Скромных москвичек не бывает. Раз напросилась, идем как есть.

Варвара ожидала, что на служебном входе в театре висит ее фотография с красной надписью: «Опасно!» или «Не пускать!». Но доску объявлений занимал только плакат про необходимость пребывания в театре в маске и перчатках. Ничего похожего на маску и перчатки у пожилого вахтера не было. Он с интересом героя-любовника и бывшего актера рассмотрел девушку в очках, бросил неодобрительный взгляд на стрижку Ингрид и пропустил их.

Кабинет скандального режиссера оказался на редкость обычным. Старинный, еще купеческий письменный стол с бронзовым чернильным прибором, громоздкие напольные часы и дореволюционные картины с пастушка́ми и пастушками. В общем, все, что не пригодилось советской власти для строительства коммунизма.

Мукомолов вышел из-за стола, обнял Ингрид и скромно поцеловал в щеку. Кажется, он не знал, что между ними все кончено. По мнению Ингрид.

– Представь меня своей очаровательной знакомой, которая соблюдает санитарные правила, – сказал он, прихватив ее под руку.

– Сама умеет здороваться, – ответила подруга, прижимаясь к плечу режиссера.

– Меня зовут София, – ответила Варвара, вспомнив волжского гостя.

– София! Прекрасно! – Мукомолов еще не понял, как вести себя с незнакомкой. Будто подбирал ключик к актрисе. – Как ваша фамилия, прекрасная Софи?

– Ва… Валевская. – Язык Варвары начал, а ей пришлось выкручиваться.

– Софи Валевская… Звучит прекрасно. Словно вы явились из девятнадцатого века.

– Да, она путешествует во времени, – сказала Ингрид. – Вся такая не от мира сего.

Мукомолов выпустил ее локоть, шагнул к Варваре и с поклоном протянул ладонь.

– Не по правилам ковидной эпохи, но позвольте вашу ручку, прекрасная мадемуазель Софи.

У театральных людей всегда наготове реплика из пьесы. Варвара не отказала себе в удовольствии: режиссер не догадывается, что целует ручку, которая отхлестала его спектакль. Губы у него были плотными и мягкими, женственными.