Опиумная война

Рин начала понимать, отчего он покинул Синегард.

Но никакие слова учителя Фейрика не могли погасить ее предвкушение. Даже наоборот, ей еще больше хотелось побыстрее приехать. Она не станет чужой в Синегарде. Не будет питаться на улицах или жить в городских трущобах. Ей не придется драться за объедки или побираться. Она уже добилась определенного положения. Ученица самой престижной академии во всей империи. Уж, конечно, это оградит от опасностей города.

Тем же вечером Рин отрезала косы ржавым ножом, одолженным у охранника каравана. Она чиркнула лезвием поближе к уху, насколько осмелилась, и резала туда-сюда, пока коса не свалилась. Это заняло больше времени, чем рассчитывала Рин. Закончив, она уставилась на два толстых каната волос, лежащие на коленях.

Она подумывала их сохранить, но потом решила, что для этого нет причин. Это просто мертвые волосы. На севере их и не продашь – Синегард славился тонкими и шелковистыми волосами, там не нужны грубые космы крестьянки из Тикани. Рин вышвырнула их из повозки на пыльную дорогу.

Караван прибыл в столицу, когда Рин уже начала сходить с ума от скуки.

Она заметила знаменитые Восточные ворота Синегарда за несколько миль – грандиозная серая стена, увенчанная трехъярусной пагодой и надписью в честь Красного императора. «Вечная сила, вечная гармония».

Какая ирония, подумалось Рин, ведь страна чаще воевала, чем пребывала в мире.

Приблизившись к круглым дверям, караван резко остановился.

Рин ждала. Ничего не происходило.

Прошло еще двадцать минут, учитель Фейрик высунулся из фургона и поманил провожатого.

– В чем дело?

– Впереди мугенцы, – объяснил тот. – Какой-то пограничный спор. В воротах их заставили отдать на проверку оружие. Это займет еще несколько минут.

Рин выпрямилась.

– Это солдаты Федерации?

Она никогда не видела мугенских солдат – в конце Второй опиумной войны всех мугенцев выгнали из оккупированных областей и отправили обратно на родину, остались лишь несколько дипломатов и купцов. Для никанцев, родившихся после оккупации, они были призраками из современной истории – всегда маячат где-то у границ, вечная угроза с незнакомым лицом.

Учитель Фейрик схватил ее за руку, прежде чем Рин успела выскочить из повозки.

– А ну, вернись!

– Но я хочу посмотреть!

– Нет, не хочешь. – Он схватил ее за плечи. – Ты не хочешь смотреть на мугенских солдат. Если ты их разозлишь, если они вдруг решат, что ты над ними смеешься, они тебя побьют. У них дипломатический иммунитет. Они плевать на тебя хотели. Ясно?

– Но мы победили в войне, – насупилась Рин. – Оккупация закончилась.

– Победили, но с трудом. – Учитель толкнул ее обратно на место. – И твои наставники в Синегарде думают только о том, как победить в следующей.

Кто-то во главе каравана выкрикнул приказ. Последовал толчок, и повозки снова двинулись. Рин перегнулась через борт, пытаясь рассмотреть, что происходит впереди, но увидела лишь, как за тяжелыми воротами мелькнули синие мундиры.

И наконец они оказались у ворот.

Центральный рынок бросал вызов сразу всем чувствам. Рин никогда не видела столько людей и вещей в одном месте одновременно. Ее оглушил гул покупателей, сбивающих цену, ослепили яркие и цветастые рулоны шелка, разложенные на больших лотках, душила вонь дурианов и зерен перца, витающая над складными жаровнями.

– У женщин такая белая кожа, – поразилась Рин. – Как у девушек на стенной росписи.

По мере того как караван продвигался на север, кожа у людей становилась все светлее. Рин знала, что в северных провинциях много промышленников и торговцев. Это зажиточные и благородные люди, они не работают в полях, как крестьяне Тикани. Но она не ожидала, что разница будет такой заметной.

– Они бледны, как трупы, – махнул рукой учитель Фейрик. – И боятся солнца.

Он раздраженно фыркнул, когда мимо прошли две женщины, случайно ткнув зонтиками ему в лицо.

Рин быстро поняла, что Синегард обладает уникальной способностью заставлять вновь прибывших чувствовать себя незваными гостями.

Учитель Фейрик был прав – все в Синегарде хотели денег. Продавцы окликали их со всех сторон. Не успела Рин вылезти из повозки, как к ним подбежал носильщик и предложил отнести багаж – две жалкие, тощие сумки – за восемь имперских серебряных монет.

Рин была ошарашена – это составляло почти четверть платы за место в караване.

– Я сама понесу, – пробормотала она, вырвав сумку из загребущих рук носильщика. – Правда, не нужно… Отпусти!

Они отделались от носильщика, но тут же попали в лапы толпы – каждый предлагал какие-нибудь пустячные услуги.

– Рикша? Вам нужен рикша?

– Девочка, ты заблудилась?

– Нет, мы просто хотим найти школу…

– Я вас отвезу, очень дешево, всего пять монет…

– Проваливайте, – рявкнул учитель Фейрик. – Нам не нужны ваши услуги.

Торговцы отпрянули обратно на рынок.

Даже язык столицы доставлял неприятности. Синегардцы говорили с хрипотцой, резко и быстро, вне зависимости от предмета разговора. Учитель Фейрик спросил трех прохожих, как пройти к академии, прежде чем наконец-то получил ответ, который они поняли.

– А вы разве здесь не жили? – удивилась Рин.

– Не жил со времен оккупации, – проворчал учитель Фейрик. – Легко позабыть язык, на котором не говоришь.

С этим Рин согласилась. Для нее местный диалект остался почти совершенно непонятным – каждое слово как будто обрезали и в конце добавили короткое «р». В Тикани речь текла плавно и медленно. Южане тянули звуки, перекатывали слова на языках, как сладкий рисовый отвар. В Синегарде никто как будто не трудился заканчивать слова.

Да и ориентироваться в городе было не проще, чем разобраться с диалектом. Синегард был старейшим городом в стране, на его архитектуре отразились многочисленные смены династий Никана за многие века. Здания были как современными, так и пришедшими в запустение, символы давно потерявших власть режимов. В восточных районах высились спиральные башни прежних захватчиков из Глухостепи с севера. На западе теснились скученные кварталы, оставшиеся от оккупантов из Мугена времен Опиумных войн. Город олицетворял живописное полотно страны со множеством правителей.

– Вы знаете, куда мы идем? – спросила Рин, после того как они несколько минут взбирались в гору.

– Смутно. – Учитель Фейрик обильно потел. – С тех пор как я здесь был, район превратился в лабиринт. Сколько у нас осталось денег?

Рин вытащила кошелек и посчитала монеты.

– Полторы нитки серебра.

– Этого более чем достаточно. – Учитель Фейрик утер лоб плащом. – Почему бы нам не проехаться?

Он шагнул на пыльную улицу и поднял руку. Почти тут же с дороги свернул рикша и остановился перед ними.

– Куда вам? – выдохнул бегун.

– В академию, – сказал учитель Фейрик.

Он бросил сумки назад и забрался на сиденье. Рин уже схватилась за бортик и собиралась забраться внутрь, как вдруг услышала за спиной резкий крик. Она вздрогнула и обернулась.

Посреди дороги растянулся малыш. В нескольких шагах впереди вильнул запряженный лошадьми экипаж.

– Вы задели ребенка! – крикнула Рин. – Эй, остановитесь!

Возница натянул поводья. Повозка заскрипела и остановилась. Пассажир высунулся наружу и увидел посреди улицы едва шевелящегося ребенка.

К счастью, ребенок поднялся. С его лба тонкими струйками стекала кровь. Он дотронулся двумя пальцами до головы и потупился, явно оглушенный.

Пассажир подался вперед и отдал вознице резкий приказ, который Рин не разобрала.

Повозка медленно развернулась. На одно мгновение Рин решила, что возница собирается подвезти малыша. А потом услышала щелканье кнута.

Ребенок качнулся и попытался убежать.

Рин завизжала, заглушив топот копыт.

Учитель Фейрик наклонился к разинувшему рот вознице и похлопал его по плечу.

– Поехали!

Рикша побежал, унося их все дальше по ухабистым улицам, пока вопли зевак не стихли далеко позади.

– Возница умен, – заметил учитель Фейрик, когда они тряслись по неровной дороге. – Если ты покалечишь ребенка, то придется платить за его увечья всю жизнь. Но если убьешь, то оплатишь лишь похороны. Да и то, если поймают. Если ты кого-нибудь собьешь, уж лучше до смерти.

Рин вцепилась в бортик и едва сдерживала подступающую рвоту.

Синегард душил ее, смущал и пугал.

Но академия Синегарда оказалась невообразимо прекрасной.

Рикша высадил их у подножия гор на краю города. Рин предоставила учителю Фейрику нести багаж, а сама бросилась к воротам школы, сбив дыхание.

Она неделями представляла, как поднимется по лестнице к академии. Вся страна знала, как выглядит академия Синегарда, по всему Никану на стенах висели свитки с ее изображением.

Но рисунки и близко не передавали реальности. Каменная тропа вилась вокруг горы, поднимаясь по спирали к комплексу построенных на террасах пагод. На самом верху стояла башня храма, а на ней восседал каменный дракон – символ Красного императора. Позади, словно рулон шелка, струился сверкающий водопад.

Академия напоминала дворец богов. Легендарное место. И на следующие пять лет она станет домом для Рин.

Рин онемела.

Ученик старшей ступени, представившийся как Тоби, устроил Рин и учителю Фейрику экскурсию по территории. Тоби был высок, налысо выбрит и одет в черную рубаху с красной нарукавной повязкой. Скучающая ухмылка показывала, что он предпочел бы заняться чем-нибудь другим.

К ним присоединилась стройная привлекательная женщина, которая поначалу приняла учителя Фейрика за носильщика, а потом безо всякого смущения извинилась. Ее сына можно было бы назвать красавцем, если бы не заносчивое выражение лица.

– Академию построили на месте старого монастыря. – Тоби жестом пригласил их подняться по каменным ступеням на первую террасу. – Когда Красный император объединил племена Никана, храмы и молитвенные помещения превратили в классы. Ученики первого года занимаются уборкой, так что ты вскоре хорошо познакомишься с территорией. Идемте, и постарайтесь не отставать.

Даже отсутствие у Тоби энтузиазма не помешало Рин заметить красоту академии, хотя Тоби всячески этому препятствовал. Он преодолевал каменные ступени быстро и уверенно и не трудился проверить, поспевают ли за ним гости. Рин пришлось задержаться, чтобы помочь запыхавшемуся учителю Фейрику забраться по угрожающе узкой лестнице.

Академия стояла на семи террасах. С каждым новым поворотом каменной тропы открывался все более четкий вид на комплекс новых зданий и тренировочных площадок, обрамленных пышной зеленью, за которой явно тщательно ухаживали уже несколько веков. По склону струился ручеек, разрезающий территорию ровно пополам.

– Вот там – библиотека. Столовая – туда. Новые ученики живут на нижнем ярусе. Наверху – дома наставников.

Тоби быстро махнул на несколько одинаковых каменных домов.

– А это что? – спросила Рин, указывая на солидное здание у ручья.

Тоби расплылся в улыбке:

– Это уборная, малыш.

Он хихикнул. У Рин вспыхнули щеки, и она сделала вид, что увлечена пейзажем, открывающимся с террасы.

– Кстати, ты откуда? – поинтересовался Тоби не особенно дружелюбным тоном.

– Из провинции Петух, – пробормотала Рин.

– А‐а‐а… С юга. – Теперь Тоби как будто начал прозревать. – Видимо, многоэтажные здания тебе в новинку, но постарайся не слишком пялиться.

После того как регистрационные документы Рин проверили и заполнили, у учителя Фейрика больше не было причин задерживаться. Они попрощались за воротами школы.

– Я понимаю твой страх, – сказал учитель.

Рин сглотнула комок в горле и стиснула зубы. В голове у нее гудело, и Рин знала, что из глаз вот-вот хлынет поток слез, если их не сдерживать.

– Я не боюсь, – возразила она.

Учитель мягко улыбнулся:

– Конечно не боишься.

Лицо Рин перекосилось, и она бросилась обнимать учителя. Зарыла лицо в его рубаху, чтобы никто не увидел ее слез. Учитель Фейрик похлопал ее по плечу.

Рин проделала весь этот путь через всю страну, в то место, о котором мечтала годами, но обнаружила только враждебный, непонятный город, где презирают южан. У нее не было дома ни в Тикани, ни в Синегарде. Куда бы она ни поехала, куда бы ни сбежала, она везде была сиротой войны, ей нигде не было места.

Она чувствовала себя чудовищно одинокой.

– Не хочу, чтобы вы уезжали, – сказала она.

Улыбка учителя Фейрика потухла.

– Ох, Рин.

– Ненавижу это место, – вдруг выплеснулось из Рин. – Ненавижу этот город. Как они разговаривают… И этот тупой кадет… Похоже, они просто не хотят меня здесь видеть.

– Конечно не хотят, – сказал учитель Фейрик. – Ты же сирота войны. Южанка. Ты не должна была сдать кэцзюй. Наместники заявляют, что благодаря кэцзюй наверх могут пробиться одаренные, но система устроена так, чтобы бедняки оставались неграмотными и знали свое место. Одним своим присутствием ты наносишь им оскорбление.

Он схватил Рин за плечи и слегка наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Послушай, Рин. Синегард – жестокий город. Академия – еще хуже. Ты будешь учиться вместе с детьми наместников. С детьми, которых начали обучать военному искусству, прежде чем они научились ходить. Ты здесь чужая, потому что не такая, как они. Но ничего страшного. Не позволяй этому сбивать тебя с толку. Что бы они ни говорили, ты заслуживаешь учиться здесь. Понимаешь?

Она кивнула.

– Первый день учебы будет как удар под дых, – продолжил учитель Фейрик. – Второй день, возможно, даже хуже. Предметы будут даваться тебе тяжелее, чем подготовка к кэцзюй. Но если кто и может здесь выстоять, так это ты. Не забывай, на что ты пошла ради поступления.

Он выпрямился.

– И никогда не возвращайся на юг. Ты достойна большего.

Когда учитель Фейрик скрылся за поворотом тропы, Рин потерла переносицу, чтобы избавиться от желания расплакаться. Она не позволит новым одноклассникам видеть ее слезы.

Она была одна в этом городе, без друзей, едва говорила на местном языке и не была уверена, что хочет здесь учиться.

Он ведет тебя по проходу. Он старый, жирный и воняет потом. Он смотрит на тебя и облизывает губы…

Она поежилась, зажмурилась и снова открыла глаза.

Да, Синегард пугающий и чужой. Это не имеет значения. Ей больше некуда идти.

Рин расправила плечи и пошла обратно в ворота школы.

Все наладится. Как бы то ни было, здесь в тысячу раз лучше, чем в Тикани.

– А потом она показала на уборную и спросила, не класс ли это, – донесся до нее голос со стороны очереди на регистрацию. – Ты бы только видел ее одежду.

По шее Рин пробежали мурашки. Это был тот парень, которого они встретили во время осмотра академии.

Она повернулась.

Он и правда был красив, даже слишком – большие миндалевидные глаза и скульптурно очерченные губы, которые выглядели прекрасно, даже когда изгибались в ухмылке. Его кожа напоминала белый фарфор, любая женщина в Синегарде убила бы за такую, а шелковистые волосы были почти такой же длины, как когда-то у Рин.

Он поймал ее взгляд и усмехнулся, продолжая так же громко, словно ее не заметил:

– А ее учитель! Похож на развалюху, из тех, кто не может получить в городе работу и клянчит всякую мелочь у городской управы. Я решил, что он может окочуриться по пути в гору, уж больно громко причитал.

За многие годы Рин привыкла к оскорблениям от Фанов. Услышав их из уст мальчишки, она не слишком расстроилась. Но унижать учителя Фейрика, который привез ее из Тикани, спас от жалкого будущего вынужденного брака… Это непростительно.

Рин шагнула к мальчишке и ударила его в лицо.

Кулак вошел в глазницу с приятным шлепком. Парень качнулся на студентов за своей спиной и чуть не рухнул.

– Мерзавка! – завопил он, восстановил равновесие и бросился на нее.

Рин отпрянула, подняв кулаки.

– Хватит!

За их спинами появился кадет в темной рубахе, взмахнув руками, чтобы их разнять. Но парень все равно ринулся вперед, и тогда кадет схватил его за руку и вывернул ее за спину.

Парень пошатнулся и замер.

– Ты что, не знаешь правил? – спросил кадет тихим и спокойным голосом. – Никаких драк.

Парень не ответил, лишь кисло ухмыльнулся. Рин снова захотелось разреветься.

– Имена? – потребовал кадет.

– Фан Рунин, – в ужасе проговорила она.

У них неприятности? Их исключат?

Парень тщетно пытался вырваться из хватки кадета.

Тот сжал его крепче.

– Имя? – повторил он.

– Инь Нэчжа, – выплюнул мальчишка.

– Инь? – Кадет отпустил его. – И с чего вдруг воспитанный наследник благородного дома Инь затеял драку в коридоре?

– Она ударила меня по лицу! – завопил Нэчжа.

Вокруг его левого глаза уже расцветал отвратительный фингал, яркое багровое пятно на фарфоровой коже.

Кадет поднял бровь и посмотрел на Рин.

– И почему ты это сделала?

– Он оскорбил моего учителя.

– Да? Что ж, это меняет дело. – Кадет явно развеселился. – Разве тебе не говорили, что учителей оскорблять нельзя? Это табу.

– Я убью тебя, – огрызнулся Нэчжа на Рин. – Убью, гадина.

– Ну и славно. – Кадет сделал вид, что зевает. – Вы же в военной академии. В этом году у вас будет куча возможностей убить друг друга. Но подождите до распределения по специальностям, хорошо?

Глава 3

Рин и Нэчжа последними остались в главном зале, переделанном из храма на третьем ярусе. Хотя зал был не особо велик, тускло освещенное убранство создавало иллюзию простора, а люди внутри казались меньше. Рин решила, что так и должен чувствовать себя человек в присутствии богов и наставников.

Первый курс, всего пятьдесят студентов, сидел на коленях, по десять человек в ряду. Сложив руки на коленях, щурясь и осматриваясь в тревожном предвкушении. Вокруг них сидели старшекурсники, непринужденно болтая. Смех звучал громче обычного, как будто они специально хотели вызвать неловкость у первогодков.

Через несколько секунд после того как Рин села, распахнулась дверь и появилась миниатюрная женщина, ниже самого мелкого первокурсника. Она двигалась по залу поступью воина – с прямой спиной, четко и уверенно.

За ней шли пять мужчин и одна женщина в темно-коричневых рубахах. Они встали в ряд за ее спиной и перед учениками, спрятав руки в длинных рукавах. Кадеты умолкли и встали, сложив ладони перед собой и опустив головы в легком поклоне. Рин и остальные первокурсники быстро последовали их примеру.

Женщина оглядела их и жестом велела сесть.

– Добро пожаловать в Синегард. Меня зовут Цзима Лайн. Я главный наставник этой школы, командир синегардских резервистов и бывший командующий императорским ополчением Никана.

Четкий и ледяной голос Цзимы прорезал воздух, как клинок.

– Это наставники Синегарда, – представила Цзима стоящую за своей спиной шестерку. – Они будут учить вас в течение первого года, а в его конце по итогам финальных испытаний решат, кто станет кадетом.

Наставники выглядели торжественно, один серьезнее другого. Никто не улыбался. Каждый носил пояс своего цвета – красный, синий, фиолетовый, зеленый и оранжевый.

Кроме одного. Мужчина слева от Цзимы был без пояса. Его рубаха тоже отличалась – без вышивки по краю, без эмблемы Красного императора справа на груди. Он был одет так, словно впопыхах натянул бесформенное коричневое одеяние.

Волосы этого наставника были совершенно седыми, как борода учителя Фейрика, но он был совсем не так стар. Лицо без морщин, но и не молодое, трудно определить возраст. Во время речи Цзимы он поковырялся мизинцем в ухе, поднес палец к глазам и осмотрел его.

Потом резко поднял голову, перехватил взгляд Рин и усмехнулся.

Она поспешно отвернулась.

– Все вы здесь, потому что получили наивысший в стране балл на кэцзюй, – сказала Цзима, великодушно раскинув руки. – Ради чести учиться здесь вы превзошли тысячи других претендентов. Мои поздравления.

Первогодки смущенно переглядывались, не зная, следует ли им себе поаплодировать. Раздались несколько несмелых хлопков.

Цзима улыбнулась:

– В следующем году пятую часть из вас отчислят.

Тишина стала пронзительной.

– У Синегарда нет ни времени, ни ресурсов, чтобы обучать любого, кто грезит о боевой славе. Солдатами могут стать даже неграмотные крестьяне. Но мы не воспитываем солдат. Мы воспитываем генералов. Людей, в чьих руках будущее империи. И потому, когда я решу, что кто-то из вас не стоит нашего времени, его попросят нас покинуть. Обратите внимание, что вам не дадут возможности выбирать предметы. Мы считаем, что подобный выбор не следует доверять студентам. После первого года вы получите оценки по всем предметам: Боевое искусство, Стратегия, История, Оружейное дело, Лингвистика и Медицина.

– И Наследие, – вмешался седой наставник.

У Цзимы дернулся левый глаз.

– И Наследие. Если после Испытаний в конце года вас признают пригодными по одному из этих предметов, вы продолжите обучение в Синегарде. И станете кадетами.

Цзима махнула в сторону старшекурсников. Только сейчас Рин заметила, что цвета нарукавных повязок кадетов соответствуют поясам наставников.

– Если ни один наставник не захочет взять вас кадетом, вас попросят покинуть академию. Обычно остается только восемьдесят процентов первокурсников. Оглядитесь. Это значит, что в следующем году два человека из вашего ряда уйдут.

Рин огляделась, стараясь подавить волну паники. Она-то считала, что поступление в Синегард гарантированно сделает академию ее домом на следующие пять лет, а потом обеспечит стабильную карьеру.

Она не осознавала, что через несколько месяцев ее могут отправить домой.

– Мы исключаем студентов по необходимости, а не от жестокости. Наша задача – воспитывать элиту, лучших из лучших. Мы не можем зря терять время на дилетантов. Хорошенько присмотритесь к однокурсникам. Они станут вашими близкими друзьями, но и серьезными соперниками. Вы будете бороться друг с другом за право остаться в академии. Мы считаем, что благодаря этой состязательности проявятся самые талантливые. А бесталанных отправят домой. Если вы этого заслужите, то на следующий год станете кадетами. Если же нет… что ж, тогда вам и не стоило сюда приезжать.

При этих словах Цзима посмотрела прямо на Рин.

– И напоследок хочу вас предупредить. Я не потерплю наркотики на территории академии. Если у вас найдут хоть щепотку опиума, если схватят ближе десяти шагов от запрещенных веществ, вас вышвырнут из академии прямиком в тюрьму Бахры.

Цзима обвела их последним суровым взглядом и отпустила взмахом руки.

– Удачи.

Рабан, тот кадет, что вмешался в драку Рин и Нэчжи, повел их из главного зала к общежитию на нижнем ярусе.

– Вы первогодки, а потому со следующей недели приступите к обязанностям по уборке, – сказал Рабан, обернувшись. Его голос звучал мягко и ободряюще, так говорят деревенские лекари, прежде чем ампутировать руку или ногу. – Первый колокол звонит на рассвете, занятия начинаются через полчаса. Если до этого не успеете в столовую, останетесь без завтрака.

Мальчики жили в самом крупном, трехэтажном здании, построенном, похоже, гораздо позже того, как территорию академии захватили у монахов. Женское общежитие, наоборот, было крохотным одноэтажным зданием, которое, вероятно, монахи использовали для медитации.

Рин ожидала, что в спальне будет ужасно тесно, но обнаружила только две занятые кровати.

– Три девочки в один год – это рекордное число, – сказал Рабан, прежде чем оставил их обустраиваться. – Наставники потрясены.

Оставшись наедине, три девочки осторожно оценивали друг друга.

– Меня зовут Нян, – представилась та, что слева от Рин. У нее было круглое, дружелюбное лицо, ритмичный диалект выдавал северное происхождение, но все же был не таким неразборчивым, как синегардский. – Я из провинции Кролик.

– Очень приятно, – протянула вторая девочка. Она рассматривала простыни. Пощупала тонкую, не вполне белую ткань пальцами, скривилась и отпустила простыню. – Венка, – без энтузиазма представилась она. – Я из провинции Дракон, но выросла в столице.

Венка была типичной синегардской красавицей – белокожая и стройная, как тростинка. Рядом с ней Рин ощущала себя грубой и вульгарной.

Она поняла, что обе выжидающе смотрят на нее.

– Рунин, – сказала она. – Можно просто Рин.

– Рунин. – Венка искорежила ее имя синегардским акцентом, покатав слоги на языке, как кусочки невкусного блюда. – Что это за имя?

– Южное. Я из провинции Петух.

– Вот почему ты такая смуглая, – скривила губы Венка. – Как коровий навоз.

Ноздри Рин раздулись.

– Как-то раз я вышла на солнце. Тебе тоже стоит попробовать.

Как и предупреждал учитель Фейрик, занятия изматывали. Тренировка по Боевому искусству началась на рассвете следующего дня, во дворе второго яруса.