И время остановилось

– Да, это серьезный аргумент, – согласилась она. – С другой стороны, может, и хорошо, что они тут пересекутся на какое-то время. Это даст им возможность начать все с чистого листа. А Тим не проболтается? Он так ждет встречи с бабушкой.

– Никакого риска: я пригрозила, что не отпущу его в путешествие с моим отцом в августе, если он меня подведет. Я ужасная мать, да?

Полин подавила смешок.

– Это как посмотреть… А ты готова привести эту угрозу в исполнение?

– Ты же меня знаешь! – хихикнула я.

Никогда я не лишу сына общества его дедушки. После краткого периода опустошенности, последовавшего за разводом, мой отец быстро взял себя в руки и сделал все, чтобы участвовать в жизни Тима с самого его рождения. Вместе со своей второй женой Северин, которая тоже преподавала в лицее, они каждый год забирали Тима на две недели в августе и колесили с ним по дорогам Франции в автофургоне с прицепом. В этом году они собирались в Пиренеи. Тим ждал поездки с радостным нетерпением.

– Быстро мы все выпили, – констатировала Полин. – Прямо как заправские пьянчуги.

– Ничего, макароны уже готовы, можно садиться за стол. Останешься на ужин?

– Что за вопрос! Ты же не думала, что я позволю вам слопать весь песто без меня?

После ужина Тим поцеловал нас на ночь и отправился к себе в комнату вместе с Лулу, который пообещал ему интересную историю. Пока Тим натягивал пижаму, Лулу рассказывал ему о книге про Буффало Билла:

– Это была моя любимая книжка, когда я был в твоем возрасте. Надо как-нибудь ее тебе отдать. Если, конечно, мыши ее не сгрызли.

– Эта парочка просто неотразима, – заметила Полин, помогая мне убрать со стола.

– Лулу так редко вспоминает о своем детстве, – прошептала я, соглашаясь.

– Моя бабушка была такая же, тоже росла во время войны… Единственное, что она нам говорила: не стоит ностальгировать по тем временам.

– Наверное, они были очень травмированы – и лишениями, и ужасами, которые творили нацисты.

Полин кивнула.

– Кстати, я утром о тебе вспоминала; ты читала, что нашли останки какого-то немца?

– Да, видела в сегодняшней газете. Интересно, как он там оказался… Может, погиб в боях с маки́[8]?

В августе 1944 года макиза́ры из окружавших Шатийон лесов действительно вели сражения с немецкими оккупантами, которые двигались в сторону Нормандии. Наш городок тогда потерял человек тридцать убитыми, и с тех пор им каждый год воздавались почести на месте сражений.

– Так и знала, что тебя это заинтересует, ты же любишь подобные истории, – улыбнулась Полин. – Это могло бы стать началом книги, правда? Идиллия, окончившаяся трагедией: солдат, мобилизованный против воли, влюбляется в красивую местную девушку…

– Да ну, перестань! – остановила я ее. – Этот сюжет уже описан в тысяче романов.

– Но ведь такое действительно случалось, этого нельзя отрицать. Во время войны рождались прекрасные истории любви. И, разумеется, дети, – закончила она с душераздирающим вздохом.

Нас прервал желчный голос деда:

– В войне не было ничего романтичного, девочки, можете мне поверить. Тим заснул, и я тоже собираюсь ложиться.

Его хорошее настроение словно испарилось. Почему он так замыкается, стоит заговорить о том времени?

– Мне тоже пора, – заключила Полин. – Мехди, наверное, уже скоро вернется.

Подруга ушла, Лулу отправился в постель, а я решила немного поработать у себя в кабинете. Во всем доме эта комната лучше всего отражала мою личность: красивые темно-синие обои на стенах, паркет, оставленный в своем естественном цвете, плетеный стол, найденный на какой-то барахолке, и два книжных шкафа, забитых книгами и фотографиями. Как же мне повезло, что не нужно каждое утро отправляться в холодный безликий офис! Я включила компьютер, тут же заполнивший комнату мягким гудением. До отпуска я должна была сдать еще один перевод, и мне хотелось доделать его поскорее, тем более что сюжет был очень увлекательный. Автору, молодому англичанину двадцати пяти лет, удалось идеально вжиться в образ своей героини Кэтрин – лондонской суфражистки, оказавшейся в 1910 году в тюрьме, где условия были просто ужасающими. Однако этим вечером сосредоточиться никак не получалось. Полин прислала мне СМС, сообщая, что ее парень вернулся, но тут же улизнул спать, в моей голове крутилось множество мыслей, связанных с приездом матери. Одна из них особенно меня мучила: как сообщить эту новость Лулу? Конечно, у него доброе сердце, но характер при этом не сахар. Два часа спустя, тоже отправляясь спать, я все еще не имела ни малейшего представления, как поступить. Если бы я только могла сбежать и оставить их разбираться в том бардаке, который сама же и устроила!

4

На следующий день сын не находил себе места. Он вертелся как угорь, понимая, что до приезда моей матери остается меньше суток.

– Я нарисовал картинку для бабули, – сообщил он мне по дороге в школу. – Мы там все вчетвером на берегу реки. Как думаешь, ей понравится?

Я улыбнулась, глядя на его серьезную мордашку. Прогулка у реки для него святое, примерно как партия в белот для Лулу. Каждый год он с нетерпением ждет наступления теплых дней, чтобы вместе с прадедом отправиться к Эндру на велосипедах, навьюченных, как два ишака. Устроившись на берегу, они предавались своему любимому занятию – рыбалке. Сын, будучи натурой чувствительной, всегда норовил выпустить пойманных карпов обратно в воду, но иногда дед все же оставлял одну рыбину, чтобы позже запечь ее с помидорами и луком. И, разумеется, Тим уплетал этот ужин за обе щеки.

– Бабуля будет в восторге. Ей сейчас нелегко, так что любой знак внимания поможет ее поддержать.

Он вскинул на меня большие голубые глаза, обрамленные густыми ресницами.

– Ты это из-за дедушки говоришь? Может, он как раз обрадуется, когда ее увидит. Ведь она все-таки его дочь.

– Да, ты прав. Просто их отношения немного разладились. Восемь лет не разговаривать – это долго.

И тут прозвучал вопрос, которого я так боялась:

– А почему они поссорились?

– Это взрослые дела, дорогой. Главное, что они снова встретятся.

Я ушла от ответа, не желая его шокировать. Тим еще слишком мал, чтобы знать правду. Не стоит пока грузить его ни тем, что его бабушка едва вырвалась из ада семейного насилия, ни тем, что их ссора с Лулу связана с ее разводом. Грустная, хотя и банальная история. После двадцати четырех лет брака у мамы внезапно возникло желание попутешествовать и сменить обстановку, вырваться из уютной и надежной повседневной рутины. Папа же, будучи приверженцем привычного уклада жизни, не испытывал особого желания что-либо менять. Из-за постоянных ссор они в конце концов расстались. Лулу был очень расстроен, что мама подала на развод, даже не попытавшись спасти брак. Она вышла замуж в двадцать и в какой-то момент вдруг почувствовала, что молодость уходит, хотя и не жалела, что так рано родила меня. Поскольку отец хотел сохранить дом, он выкупил у матери ее долю, что и позволило ей осуществить свою мечту о путешествиях по миру. А после возвращения она подпала под чары Флориана, с которым познакомилась в интернете. Ее новый знакомый жил в Мюлузе и, по его словам, возглавлял некий стартап по разработке приложений для смартфонов. Лулу сразу почуял, что с ним что-то нечисто. Когда мама сказала, что переезжает к своему избраннику в Эльзас, дедушка попытался предостеречь ее, но она восприняла это в штыки, в довольно резкой форме упрекнув его в том, что он не хочет видеть ее счастливой. И без того раздраженный дед пришел в ярость: «И тебе не стыдно так вести себя на глазах у дочери и внука? Ты ломаешь себе жизнь, Сесиль!» Она ушла, хлопнув дверью, и с того дня они больше не разговаривали. На протяжении восьми лет мама безвылазно жила в Мюлузе. В тех очень редких случаях, когда я ездила с ней повидаться (она всегда находила предлог не появляться в Берри, что я относила на счет ссоры с Лулу), Флориан неизменно присутствовал при наших встречах, иногда меряя меня таким взглядом, будто я представляла для него некую угрозу. Он меня не любил, и это было взаимно, но я заставляла себя терпеть его, чтобы сохранить связь с матерью. Она радовалась встречам со мной и Тимом, но я при этом все же ощущала некоторую натянутость в ее улыбке, а сама она казалась потухшей и вовсе не такой счастливой, какой старалась выглядеть. Я решила, что их любовь остыла и ей, наверное, просто нужно время, чтобы это признать. Иногда я пыталась заговорить с ней об этом по телефону, но она уверяла, что все в порядке. Так продолжалось ровно до того момента, когда она оказалась в больнице с переломом запястья и разбитым лицом – очередная ссора переполнила чашу ее терпения, и она наконец пригрозила, что уйдет от Флориана. Врачи убедили ее обратиться в полицию, тем более что подобное случалось и раньше, о чем она, разумеется, никогда мне не говорила. Я была потрясена; конечно, я чувствовала, что у них что-то не так, но и представить не могла насколько!

Слава Богу, после выписки из больницы мама сразу попала в женский кризисный центр для жертв насилия. С тех пор этому подонку, против которого к тому же было возбуждено уже второе дело по обвинению в финансовых махинациях, было запрещено к ней приближаться решением суда. Однако мама еще целый месяц собиралась с духом, чтобы сообщить мне об этом. Ей было слишком стыдно – то самое пресловутое чувство вины жертвы. И только благодаря своему психотерапевту она три недели назад решилась наконец позвонить мне и рассказать обо всем, через что ей пришлось пройти. Потрясенная, я тут же предложила ей приехать ко мне, сюда, где она сможет, никуда не торопясь, залечить свои раны и оставить пережитое позади.

Когда я припарковалась у школы, Тим снова повернулся ко мне и проговорил с полной уверенностью:

– Они обязательно помирятся. Отношения – это как игрушки, их всегда можно починить, если они сломались.

Я ласково потрепала его по черным кудрям, так похожим на отцовские. От них доносился легкий яблочный аромат.

– Хорошо бы в мире было побольше таких чудесных созданий, как ты, мой дорогой.

Но он меня уже не слушал: в школу только что вошла девочка, в которую он был влюблен в тот момент.

– Я пошел, мам, а то опоздаю.

– Еще чего не хватало! Давай беги. И учись хорошенько.

Вернувшись домой, я застала дедушку сидящим за своей кружкой кофе с молоком. Жизнерадостно напевая песенку Брассенса, он пытался задобрить кошку кусочком масла. Выглядел он куда лучше, чем накануне, и я почувствовала себя еще более виноватой при мысли о том, что должна ему сообщить.

– Доброе утро, Лулу! Как спалось?

– Дрых как сурок.

– Я заметила! Тим поднял такой шум в ванной, а тебе хоть бы хны.

Он с наслаждением гурмана откусил кусочек тоста со смородиновым вареньем и принялся задумчиво меня разглядывать. Опасаясь худшего, я нахмурилась. Может, мама пыталась связаться со мной по домашнему телефону? Вряд ли, она обычно звонит на мобильник.

«Вряд ли» не значит «невозможно».

Занервничав, я решила налить и себе чашку кофе. Лулу по-прежнему не отводил от меня глаз; у меня возникло неприятное ощущение, что меня просвечивают рентгеном. Наконец у меня сдали нервы, и я уселась напротив него.

– Ладно, что не так?

Он выпрямился и посмотрел мне в глаза.

– Это скорее тебя надо спросить, Лиза. Со вчерашнего дня ты прямо сама не своя. Я думал, это из-за моего недомогания, но этим утром ты ведешь себя еще более странно.

– Правда?

– Да. Тебя что-то гложет, я же вижу.

Я чуть не уронила свою чашку. Ну почему дед так хорошо меня знает? Лови момент, подруга… Сделав глубокий вдох, я решилась:

– Лулу, я…

Он перебил меня, взмахнув рукой.

– Послушай, я тут хорошенько все обдумал. Доктор явно перегнул палку, попросив тебя взять меня к себе. Я слышал, как ты работала ночью, и я не хочу, чтобы ты выматывалась из-за моего пребывания здесь.

Я смотрела на него, раскрыв рот. Черт, он же совсем не о том. Не хватало еще, чтобы он вбил себе такое в голову…

– Мама некоторое время погостит у нас.

Все, бомба сброшена. Ответом мне был потрясенный вздох. И гробовая тишина. Три секунды, может, четыре. Короче, долго. Затем, не сводя с меня глаз, Лулу вытер усы салфеткой и аккуратно сложил ее. Его губы вытянулись в ниточку, лицо сделалось непроницаемым.

– И тот проходимец с ней?

– Нет. По правде говоря, они больше не вместе.

– Тем лучше, – сухо одобрил он. – Я этого типа всегда не выносил.

– И ты не ошибся. Он…

Я отвела глаза, чтобы дедушка не увидел, как они наполняются слезами.

– Мама рассказала, что он плохо с ней обращался. Бил ее.

Дед резко побледнел.

– Срань господня, вот ублюдок!

– Мне очень жаль, что я выложила тебе это вот так, но ты должен знать. Завтра утром я еду за ней в Тур.

Он медленно кивнул, видимо пытаясь переварить мой рассказ.

– Она хоть знает, что я здесь?

– Да, она в курсе. Я больше боялась твоей реакции, учитывая, как вы тогда сцепились.

Лулу вздрогнул, словно я его оскорбила.

– Лиза, это же было восемь лет назад! Сколько воды утекло.

– Но ты с тех пор с ней не общался, я думала, ты все еще сердишься.

– Я ждал, пока она сделает первый шаг, – признался он. – Может, это и не слишком умно с моей стороны, не буду спорить, но после того, что она мне тогда наговорила…

Он оторопело покачал головой.

– Мне и в голову не приходило, что все так серьезно, иначе я бы сам отправился за ней в Эльзас, можешь мне поверить.

– Знаю. Но, как я уже сказала, нет нужды ехать туда. Кризисный центр, который предоставил ей убежище, оплатил билеты на поезд, когда им стало известно, что она едет домой.

– Кризисный центр… убежище, – машинально повторил он, все еще в полном потрясении. – Расскажи мне, что произошло.

С трудом сдерживая ком в горле, я выполнила его просьбу. Описывать ему тот ад, в котором жила мама последние годы, было тяжело. Первая затрещина, букет цветов с извинениями, одиннадцать месяцев спустя – второй случай рукоприкладства. А потом это стало повторяться снова и снова, все по той же неизменной схеме. По ходу моего рассказа лицо дедушки становилось все мрачнее. Когда я закончила, мой кофе был холодным, но теперь Лулу знал все. У него в голове не укладывалось, что его дочь могла так легко оказаться во власти жестокого негодяя – к тому же, судя по всему, мошенника.

– Уверовала в него, как в Священное Писание, – ошеломленно пробормотал он.

– Полагаю, такое часто бывает, когда ты влюблен.

– О да! – с тяжелым вздохом подтвердил он. – Любовь порой толкает на ужасные глупости…

Я ждала продолжения, но подробностей не последовало. Взгляд Лулу рассеянно блуждал где-то далеко. Затем дед взял себя в руки:

– По крайней мере, она выпуталась из этой ситуации, а это главное.

– Да, но ты должен пообещать мне, Лулу, что не будешь на нее давить. Этот грязный козел подорвал ее веру в себя, путь к восстановлению может оказаться долгим. Нужно будет проявить тактичность.

С тактичностью у него всегда было не очень. При всей своей добродушной внешности дедушка порой бывал излишне прямолинеен. Сложив под подбородком свои покрытые старческими пятнами руки, он молча кивнул. Потом неожиданно наклонился ко мне.

– Скажи, ты сможешь отвезти меня сегодня в книжный? Мне нужно купить кое-что.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Перевод Зинаиды Красневской.

2

Янник Ноа (род. 1960) – французский поп-соул певец и теннисист. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. пер.

3

Выражение avoir la main verte (дословно «иметь зеленую руку») употребляется во французском языке в отношении человека, у которого хорошо растут комнатные или культурные растения. – Прим. ред.

4

Бош (фр. boche) – презрительное наименование немцев во Франции, появившееся в эпоху Франко-прусской войны 1870–1871 годов и возвращавшееся в обиход во времена последующих франко-германских военных конфликтов. – Прим. ред.

5

«Отныне» (фр.).

6

Луазо (Loiseau) по-французски звучит как «птица» (l’oiseau).

7

«Индокитай» (фр. Indochine) – французская музыкальная группа, исполнявшая песни в жанрах рок и нью-вейв. Песня «Авантюрист», давшая название дебютному альбому (1981), – ее первый громкий успех.

8

Маки, макизары (фр. maquis, maquisards) – французские партизаны во время Второй мировой войны.