Альт-летчик

Еще одно интересное событие произошло 15-го сентября вечером на Загородном проспекте у Царскосельского вокзала. Поручик (при переходе в негвардейское соединение, гвардейцы получали очередное воинское звание автоматически, а во многих случаях даже перепрыгивали через звание, но в данном случае этого пока не произошло) Гальвин при приземлении немного повредил лодыжку, ему пришлось оставить свой автомобиль в расположении, и я его подвез до офицерского дома на Загородном, где он квартировал. Помог ему подняться на лифте до квартиры и уже возвращался домой, когда в свете фар мелькнула фигура и пришлось резко тормозить. Хотя удара не было, но человек сидел на поребрике и держался за ногу. Черт, везет мне на хромых сегодня!

– Ушиблись? – спросил я его, но в ответ услышал:

– Рас итквит астраханис амидзе? (Как погода в Астрахани?)

– Дзлирад цвистимз, дзирпасо. (Сильно дождит, дорогой.)

– Товарищ Серго интересуется: почему не доставили деньги по адресу?

– Пароход в Астрахани не остановился, по карантину, из-за холеры.

– Деньги промотал? На них шикуешь? – но заметив приближение заинтересовавшегося полицейского, тихо прошептал: – Полиция, увези меня отсюда, Конрад. – открытая правая дверь, водительская, прикрывала его.

– Давай руку! – дверь открывалась спереди, но незнакомец быстро сел слева в машину, не притворяясь, что хромает.

– Господин полковник! Что-нибудь случилось?

– Ничего страшного, прохожий оступился и подвернул ногу, ему на Варшавский, мне по пути. Подброшу бедолагу. – и протянул пятак полицейскому за беспокойство.

– Рад стараться, вашбродие, премного благодарствую! – взял под козырек служивый. Я сел за руль, и мы тронулись.

– Чижиков, Петр, по паспорту. А так, товарищ Коба, слышал о таком?

– Слышать – слышал, но не встречались, выслали его, в Вологду, по-моему.

– Туда, туда. Здесь нелегально, так что попадаться нежелательно. Есть почта и долг за тобой в две тысячи рублей, которые тебе передали в Карсе. – он передал пакет.

– Чеком возьмешь?

– Возьму, но ты понимаешь, что это нарушение конспирации?

– Наша встреча – тоже нарушение.

– Ты на связь не выходил.

– Связь мне обещали предоставить в Астрахани, но я туда не попал.

Я свернул с Царскосельского проспекта на Обводный.

– Тебе куда, Коба?

– Все равно, лишь бы не в городе, тебя долго искал, сказали, что у Семеновских казарм бываешь, три дня ждал. Ночевал на ипподроме, в кустах.

– Гатчина подойдет?

– Лучше Тосно.

– Тогда зря свернули.

– Да ничего, вот если бы у тебя нашлось 15-20 рублей, было бы значительно проще.

Я достал бумажник, но купюра с отцом нынешнего императора товарищу Кобе не понравилась.

– Если есть, то помельче, сам понимаешь, в таком виде щеголять такими купюрами опасно.

У меня нашлись четыре синеньких банкноты и одна зеленая. В кармане куртки – пригоршня мелочи.

– Вот это дело! Тридцать один рубль, верну.

– Да не беспокойся, Коба. Я теперь большой начальник.

– Вот это плохо! Я думал, что у тебя переночевать можно будет и помыться.

– Нет, пока снимаю, хозяйка в доме.

– Понятно. Тогда давай здесь остановись. – мы подъезжали к Нарвской стороне, уже проскочили через железнодорожные пути. Я свернул во двор, включил свет в машине и выписал чек.

– А чего так много-то?

– Партвзносы и то, что могу сейчас дать. Бумагами все обеспечу, за поставку бамбука с Дальнего Востока, там написано.

– Понял. Завернуть есть во что? – нашелся плотный пакет и несколько книжек-инструкций, куда поместили чек.

– Как с тобой связь держать?

– Дать какой-нибудь невинный адрес, ко мне сейчас лучше не соваться, я в такие дебри влез.

– Запоминай! – Коба несколько раз повторил адрес в Минской губернии. – А что за дебри? И что за эмблема на погонах?

– Авиация, меня сделали начальником инженерного управления по ней.

– Ого! – мне пожали руку и попрощались. Бородатый Петр Чижиков исчез в темноте ночи.

Пакет я вскрыл и прочитал уже за городом, кроме трех писем из Франции, двух легальных газет «Звезда», внутри находилось несколько, написанных мелким убористым почерком, листков, в которых говорилось о подготовке проведения Всероссийской партконференции, проведению которой препятствуют меньшевики-ликвидаторы, перевербовавшие двух из трех хранителей партийной кассы, так называемого наследства Шмита. В ней же автор делал анализ, довольно подробный, о политической ситуации в России, в том числе, о том, что репрессии, начатые Петром Столыпиным, постепенно сошли на нет и Россия начала активную подготовку к войне на Балканах. Автор очень точно описал состояние экономики и доказывал на этом основании, что результатом этой войны будет новое поражение царизма. Там же назывался реальный срок готовности экономики к такому потрясению: 1916-18 года. Призывал усилить работу в армии, так как вооружение народа возможно только в условиях «большой войны». Вторую Балканскую он называл просто авантюрой, которая не приведет к массовому увеличению армии, то есть, в современный момент, не соответствует целям и задачам партии. Отмечалась возросшая активность военных кругов во всех ведущих странах мира, претензиях Германской империи на передел мира, и назывался срок начала «Мировой» войны: 1915 год. Проведение конференции требуется прежде всего для того, чтобы решительно размежеваться с меньшевиками. В таком виде я ранее статью никогда не видел, по всей видимости она была уничтожена, в связи со смертью адресата, но многие куски ее в различных статьях, написанных в период с 1911 по 1914 год, приходилось читать в первоисточниках. Насколько мне известно, в составе РСДРП профессиональных военных в тот момент не было. Из писем из Франции стало понятно, что у Петербургского центра теперь новый руководитель, тот самый «Чижиков», с которым мы только что расстались. Я знал его настоящую фамилию и его судьбу. «Дядюшка Джо», генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин, он же Джугашвили. Сохранять что-либо из пакета я не стал, и начал подготовку к командировке в Европу. Требовалось встретиться с автором статьи, так как обстановка вокруг меняется с калейдоскопической скоростью. Фигурки собираются весьма быстро. Взрыв, однозначно, произойдет раньше, даже раньше августа 1914-го. В условиях общей неготовности к войне, произойдет действительно катастрофа.

Глава 6. Хозяйка и женский клуб

Ну и, от политических передряг, вернемся к житейским. Первые полтора месяца я спокойно проживал в двух комнатах уютного домика на окраине Гатчины, в полукилометре от аэродрома и буквально в нескольких шагах от мастерской. Хозяйка дома – еще молодая вдова гвардии майора Струве, погибшего двадцать лет назад на Памире в составе экспедиции Ионова, которая провела картографирование южных границ бывшего Кокандского ханства, и остановила экспансию Британии и Китая на Памире. До этого он был командиром гвардейской роты Измайловского полка, охранявшей дворец в Гатчине. Примкнул к экспедиции подполковника Б. Л. Громбчевского, известного военного географа, известного чуточку меньше, чем такой же поляк Пржевальский, но именно он «открыл» Чогори или К2 или «пик цесаревича Николая», второй по величине восьмитысячник в мире, правда не совсем точно определил его высоту: вместо 8614 метров, намерил 8799. Василий Струве был внуком знаменитого астронома и племянником Пермского губернатора. За несколько недель до отъезда он женился на молоденькой девице, в те годы девушки выходили замуж рано, а вот женихи были сплошь весьма подержанные. Причина была чисто экономической: платили в армии не слишком много. Гвардии майор получал 1300 рублей в год! И это на треть больше того, что платили армейцам. А тут еще слухи пошли, что ликвидируют звание майор, у кого ценза хватит, тот получит подполковника, у кого нет – быть тому капитаном. Александр III денежки считать умел! Поэтому смог вывести флот на третье место в мире по тоннажу, построил кучу крепостей, развил цементную промышленность и сделал много полезного для страны, но популярностью совершенно не пользовался, так как не покупал ее за деньги. Отряд Ионова понес всего три потери, из них две боевые. Майор умер от болезни, но при этом упал с лошади и сильно разбился. Смерть его была описана как героическая, чтобы статистику не портить, в результате пенсию за него получала молодая и бездетная вдова. Но! Только в статусе вдовы! Стоило ей выйти замуж, и ей перестали бы ее выплачивать. А вокруг живут одни военные и их жены, так что пригляд за поведением вдовушек, а это вовсе не редкость в гарнизонах, был строгий. Кроме гвардии, других частей в городе не стояло до весны 1910 года, когда началось строительство ангаров для дирижаблей, водородной станции и тому подобных сооружений. Затем появились летчики. Квартирьеры направили меня по четырем адресам, этот был одним из самых далеких от аэродрома, он был ближе к Мариенбургу. Встретила меня одетая в черное платье худощавая дама в пенсне, с высокой прической и плотно поджатыми губами. Я представился и услышал ее известную фамилию, естественно, что я тогда о майоре Струве даже не слышал. Впрочем, квартиры сдавали многие обедневшие дворяне. Площади были построены под немного иной доход, с деревенек, которых не стало после реформ убитого царя.

– Я, вообще-то, предпочитаю сдавать людям семейным. Молодые люди слишком шумны для меня. – строго сказала хозяйка.

– Я пока не утвержден в должности, и отправлен в отпуск для поправки здоровья после болезни. Поэтому внесу сразу всю сумму наличными за все время проживания до окончания отпуска, до первого сентября, включительно. Если Его Императорское Высочество Петр Николаевич утвердит меня начальником инженерной службы Особого комитета, после этого вы будете получать квартплату через квартиръерную службу авиаотряда. Так что, отсутствие шума я могу гарантировать, мадам.

Пугать холерой я ее не стал, а она, видимо, нуждалась в деньгах немедленно, финчасть переведет деньги ей только через полтора месяца. От меня будет получать только столовые, а это совсем небольшие деньги, если все пойдет официально.

Поэтому Кристина Павловна сменила «гнев на милость», и, слегка грассируя, пригласила меня пройти осмотреть выделяемое жилье. Очень чистенько, но это не совсем ее заслуга, у нее домработница, хорошо выглаженное белье, неплохо оборудованный кабинет, в доме есть электричество. Сам дом на семь комнат, две из которых на втором этаже, а еще одна образовывала ренессанскую люкарну 1, и располагалась выше второго этажа. Дом явно заказывал и проектировал кто-то из иноземцев, коих в Гатчине всегда хватало. Дом построен где-то во времена Екатерины II – Павла I, как многие дома в этом городе того времени. Отечественная война сильно изменила облик города. Я не уверен, что когда-либо раньше его видел. Такие строения запоминаются. Хозяйка подтвердила мою догадку, что дом строился при Екатерине архитектором Жаном-Батистом-Мишелем Валлен-Деламотом для камергера Ивана Орлова, старшего брата Григория Орлова, который после оставления службы, продал его и уехал из Петербурга навсегда в Москву и Подмосковье. Через нескольких владельцев, дом был куплен академиком Струве, родоначальником русской ветви этого семейства. Но годовой налог на это строение составлял более 400 рублей в год, поэтому приходилось его сдавать семьям обер- и штаб-офицеров, за которых расплачивалось казначейство. Других платежеспособных квартиросъемщиков было не найти. Я передал ей 35 рублей за два месяца проживания и двадцать рублей столовых. Мне выдали ключи и попросили слишком поздно не приходить, женщин не приводить, и выдали целую тираду того, что мне отныне запрещено. В том числе нельзя было хлопать по задницам и приставать к кухарке и домработнице.

– Знаю я Вас, молодых жеребцов! – или что-то в этом роде заявила «домомучительница».

Но, в принципе, отношения с ней складывались нормальные. Видя, что я не пью, не дебоширю, а с утра до самого вечера пропадаю в мастерской, которую арендовал в первый же день, как получил отпуск, она частенько вечером сама разогревала мне ужин, а затем стала понемногу задерживаться до его окончания, весьма вежливо интересуясь, что я такое делаю, каковы успехи и тому подобное. Поговорить ей было особо не с кем: пожилая кухарка – не собеседник, а молоденькая Шурочка при хозяйке рта боялась раскрыть. Какие-то знакомые у нее, наверняка, были. Пару раз замечал ее в компании трех или четырех подружек, возвращавшихся на извозчике из синематографа, всех заплаканных и распереживавшихся. В выходные хозяйство полностью было на ней, так как у прислуги был выходной, хотя Шурочка проговорилась, что ранее их выходные с Пелагеей не совпадали, и раз в неделю на ней лежала и кухня. Но тогда приходилось готовить на шесть человек. Я же был неприхотлив и не капризен. Все изменил приезд Великого князя, которого хозяйка выскочила встречать с книксенами, и чуть ли не реверансами. Ну, а когда я вернулся домой на «Роллс Ройсе» и мне понадобилось открывать ворота, чтобы его поставить на конюшню, где давненько уже выезда не держалось, то в пятницу 18-го августа, вечером, войдя в дом я услышал женские голоса в зале, который ко мне никаким боком не относился, увидел рысцой бегающую Шурочку и пригласительный билет на тезоименитство урожденной Кристины, свет Павловны. Повода обижать хозяйку совершенно не было, разве что немного устал за день, прошел всего один день, как «катал» великую княжну и вечером помирился с ее поклонниками. Принял душ, переоделся в парадную форму, так как заранее мне об этом не объявляли, то в качестве подарка пришлось положить деньги в конверт и подписать открытку, вытащить на свет подаренную «мировую» бутылочку шустовского коньяка, одну из тех, которые привезли гвардейцы, но оприходовать их полностью мы так и не смогли, и постучаться в залу. Четыре дамы в вечерних платьях, все из себя причесанные, надушенные, только приступили к аперитиву и чуть выпили, максимум по одной. Все «немки», во всяком случае, по фамилиям. Тут не принято знакомиться просто по имени или по никнейму. Все – вдовствуют. Так что, это клуб по интересам. Возрастом, увы, все старше меня, где-то от 35 до 50 лет. Взгляды крайне заинтересованные, но ведут и держат себя строго. Одна из них, так вдова «действительного статского». Подошел к каждой, всем поцеловал ручку, обратил внимание, что кроме Шурочки, присутствует «человек», да еще и во фраке, с ослепительно белым полотенцем на руке. Здесь не принято тянуться через стол за бутылкой и лить вино мимо стакана. Достаточно поднять кисть руки, и рядом с тобой появится фигура «чего изволите, сударь?» Камердинер смотрит во все глаза и получает неплохую сумму за вечер, если не служит в этом же доме. Но их можно и заказать, как и большинство блюд на столе.

Как только мне пододвинули стул, их своими руками тоже не тискают, раздался хлопок шампанского и несколько хлопков присутствующих дам, приветствующих это событие. Уже заполненные бокалы оказались справа от каждого, и старшая из дам высказала мнение, что наверняка именинница ждет поздравлений от единственного кавалера в этом зале. Мой стул вновь чуть отодвинут, пришлось встать, и произнести тост в честь гостеприимной и великолепно выглядящей хозяйки дома, и прочая, прочая, прочая. Я уже успел наслушаться этих тостов, без которых не обходилось ни одно застолье в те времена. Аперитив мы закончили вторым бокалом шампанского, и пока происходила перемена блюд, перед нами оказался новый аперитив, но не легкий, как у испанцев или французов, а вполне себе «зубастенький» Корн Кир из смородинового ликера Cassis de Dijon, с игристым «Абрау-Дюрсо» и хорошей порцией коньяка. Знай наших! Немцы, русские немцы, этот «маневр» знают наизусть! Ну, а поданная уха, большую часть которой составляли аппетитные и аккуратно нарезанные куски осетра и стерляди, выложенные на дне тарелки в виде рыбы, просто потребовали подать «смирновскую», да со слезой! По чуть-чуть, так, чтобы погасить этот огонь, мы его зальем знаменитой юшкой из стерляжьей ухи. Девочки расстарались с обедом, и теперь заметно, что всем командует «действительная», как самая опытная. Уха чуть расслабила дисциплину за столом, так как ее вкус всем пришелся по сердцу. Затем слово передали имениннице, которая перевела все стрелки на меня, что он такой скромник, всего месяц в городе, а уже получил новые погоны, принят при дворе, все газеты полны его именем, потому что создал уникальную конструкцию (соединив между собой четыре палки, улыбнулся я в душе). Это грандиозный успех, и она предлагает выпить за него! Дамы зааплодировали, и решили, что самое время немного подвигаться. Зал оказался с секретным ящиком, в котором находился граммофон. И тут меня осенило! Мне же вчера подарили грампластинки. Дарила их девушка, а звали ее София Долгорукая. Что она говорила по этому поводу? Что это только доставлено из Парижа, где эта музыка и этот танец произвели полнейший фурор. Точно-точно! Извинился перед хозяйкой, и вышел в свою комнату, достал четыре конверта, где лежали Milonga de Buenos Aires, Tango de Argentino и еще пара мелодий, названия которых я даже и не прочитал. Подарки поклонниц подарками не считаются! А эта самая Софья рвалась в небо.

Вернулся я быстро, дамы только заканчивали крутить ручку у древнего аппарата.

– Одну минуточку, мне вчера княгиня Долгорукая сунула вот эти грамзаписи, только что доставленные из Парижа. Это новинка сезона, которая имела громадный успех во Франции. Предлагаю послушать их. Тем более, что мне немного знаком этот танец.

Первым легло на диск «Аргентинское танго». Я же показал вначале движения мужской партии, объявив об этом, а затем женскую, чем сорвал подачу второго блюда. Потому что все, кроме Анастасии Дюрекс, вдовы «действительного», решили немедленно обучиться новейшему танцу. Танцполл заработал во всю мощь, через двадцать минут дамы освоили основные движения и лихо отплясывали «хит сезона». «Действительная» смотрела-смотрела на все это действо и объявила белый танец, пригласив меня. Этим она удивила всех: не выполнив заранее ни одного «па», она настолько прочувствовала танго, что остальные остановились, и начали аплодировать в такт музыке, еще больше поощряя Анастасию Давмонтовну полностью отдаться зажигательному танцу.

– Эх, скинуть бы лет тридцать! Спасибо, давно не получала в свой адрес аплодисментов! – сказала она после того, как мы раскланялись, и я повел ее на место. На самом деле я сделал все это намеренно: увы, я заканчивал военное училище в другое время, в его расписании не было бальных танцев, как у всех довоенных офицеров императорской армии. Мы же все самоучки. А хорошие танцоры класс и уровень подготовки партнера улавливают мгновенно. Да и большую часть этих танцев я никогда в глаза не видел, не то, чтобы с легкостью исполнять их. Хорошо, что соображай включил, когда последовало предложение немного размяться. Всем понадобился перерыв и перекур, выяснилось, что Кристина Павловна покуривает, впрочем, как большинство женщин того времени. Танцевала она тоже хорошо, но дистанцию мы с ней держали «пионерскую», в стиле танго-салон, самая молоденькая из них первой нарушила этот стиль, второй была самая старшая, которая хорошо уловила: что подразумевает этот танец. И заставила остальных понять это.

Шуточки за столом несколько примолкли, четыре одиноких женщины и один одинокий мужчина, которого не разделить на четыре части. Поэтому вторая часть ужина была несколько скомкана, и все засобирались домой, даже отказавшись, чтобы их проводили, впрочем, им повезло, и они остановили извозчика, возвращавшегося в Гатчину из Красного Села. Весело помахали нам двоим, стоявшим на брусчатой дороге. Я взял Кристину под руку и мы, молча, вернулись в дом. Она еще немного погоняла Шурочку и ее помощников. Закрыв за ними дверь, через некоторое время осторожно постучалась в кабинет. Вошла, толкая перед собой небольшой столик на колесиках, на котором стояло несколько бутылок и лежали различные закуски, которые могли испортиться до утра.

Несколько дежурных фраз, про праздник, про то, что это надо бы доесть, чтобы не выбрасывать, мы пересели на диван, я наполнил ее фужер и себе рюмку.

– Я немного всем испортил праздник?

– Скорее, не вы, а милейшая Анастасия Давмонтовна заставила нас всех вспомнить, что мы – женщины. Женщины с несчастной судьбой. У них, хотя бы дети есть, я же была замужем чуть больше двух недель. Угу, проводила человека, который так и не стал мне дорог и близок, и который не вернулся. Не девушка и не жена. С мужем мы познакомились примерно за месяц до свадьбы, когда он приехал к нам свататься. Мне было 22 года. Из-за хрупкой фигуры на меня особо никто и не смотрел. Родители ему не отказали, а на меня прикрикнули, что и так в девках засиделась. Через два года пришло известие, что он погиб где-то на Памире, там и похоронен. Его командир помог мне выбить пенсию, так и живу на нее в этом огромном доме. Попробовала что-то изменить, пошла на курсы бестужевские, так родня и соседи так взъелись, пригрозили в постриг отдать. Папа был католиком, а я, когда замуж выходила, лютеранкой стала. Струве тоже глаз на этот дом имеют, так что вести себя приходилось чище, чем в монастыре. Я ведь выгнать вас хотела, когда вы пришли смотреть квартиру, да деньги были нужны срочно, вот и подумала, что греха большого нет, если два месяца поживете. Вы не выглядели тогда так, как сейчас, бледны были, осунувшимся таким.

– Я же говорил, что болел тяжело. Меня даже отпели и в мертвецкую поместили.

– Правда?

– Правда.

– Ой, как жутко! А что такое было?

– Холера. Мне поэтому отпуск и дали.

– И он заканчивается? Когда?

– Он уже закончился, меня утвердили в должности, Высочайший приказ опубликован. Пока я в отгулах, с первого сентября приступаю к основной работе.

– Переедите?

– Вы меня гоните? Я, лично, не собираюсь никуда переезжать.

– Не гоню, боюсь, что сами уйдете. Я же уже совсем старуха, мне 42, вон, седина уже полезла. – она несколько раз провела пальцами по своей прическе. Бабий век короток! – Поцелуйте меня.

Вот и правильно, разговоры разговаривать в этих условиях бессмысленно, все и так понятно. А вот то, что она использовала в качестве платья-халата расстегивать – чистое наказание. Фигура у нее оказалась очень неплохо сохранившаяся. Желания настолько захлестнули ее, что она слова произнести не могла, зуб на зуб не попадал. На «работу» ни мне, ни ей завтра не идти, так что, пока она всю себя не израсходовала до полного изнеможения, ни я, ни она не останавливались.

Но, даже уснув на короткое время, Кристина встала, оделась, посмотрела на меня и сказала:

– Если произойдет чудо и у меня будет ребенок, ты не беспокойся, он будет мой и только мой. Я тебя люблю. Я – пошла, отдыхай, любимый.

Уже утром, заметив изучающий взгляд Шурочки, она ее рассчитала, причем прицепилась к тому, что та не заметила на себе соломинку, а в ложбинке ее грудей был спрятан мощный такой засос. Девочка крестилась и божилась, что «невиноватая я», но совершенно было понятно, что вино и всякие вкусности она до дома не донесла и ночевала где-то на сеновале, скорее всего, с одним из тех парней, которые вчера обслуживали наш ужин. А в понедельник и кухарке было отказано в месте. Да и клуб по интересам несколько распался.

Глава

7. Si vis pacem, para bellum

Что касается мнения остальных членов нашего отряда и переменного состава, то никто никаких «претензий» в этом отношении никому не высказывал. Более 90% летчиков были холостыми. После известных событий 1910 года, связанных с гибелью на глазах всего города легендарного капитана Мациевича, одного из первых, закончивших обучение во Франции, летчиков, все смотрели на нас, как на смертников, не понимая того, что это первые шаги в небо, а развитие промышленности и науки таково, что придется «идти по трупам». Тем более, что на первоначальном этапе на создание нормальной научной базы и хоть какой-то промышленной основы не было выделено ни гроша. «Самолеты вам купили? Вот и летайте!» Это то, что касалось военной авиации. Отношение основного начальства, которое считало это блажью, только подчеркивало полное безразличие военного ведомства к этим людям. За полеты доплачивали, как за полет на воздушном шаре или дирижабле, деньги у авиаторов имелись. Не шальные, но полуторный – двойной оклад был почти у всех. Если подпоручик в армии получал 55 рублей в месяц, то летчики меньше сотни не имели. Поэтому любовниц имели все, и прямо после полета отправлялись к ним, заливать водкой свой страх и разряжаться. Послеполетных обязанностей у пилотов не было. И когда я первого числа объявил свой приказ о формировании пар, звеньев и эскадрильи, то на меня смотрели, как баран на новые ворота. Но, в тот день, я вылетел на УТД-1 с «Иван Ивановичем» в первый раз. Второй полет мы совершили с Сергеем Алексеевичем, у которого к тому времени было разрешение на производство самостоятельных посадок, и я оставил его в воздухе, воспользовавшись парашютом, который я назвал С-1У. В первом полете «Иван Иванович»: мешок весом 100 килограммов, сшитый из брезента и набитый опилками с песком, был сброшен мной с высоты примерно 400 метров и успешно приземлился, даже не лопнув. Затем я повторил его «подвиг» и совершил свой 502-й прыжок. Парашют имел классически круглую форму, подпружиненный вытяжной парашют, неотделяемый чехол, и находился в полете точно на заднице, как обычный спасательный парашют летчика. На спине, в боковых карманах лежал неприкосновенный запас, состоящий из плоской фляги с водой, плиток шоколада, сухого печенья, типа галеты, в другом кармане находилось оружие и патроны к нему в обоймах. Два клапана позволяли развернуть купол и давали небольшую горизонтальную скорость. После моего приземления и посадки подполковника Ульянина, который кружился возле моего парашюта, мы построили всю летную часть отряда, как инструкторов, так и курсантов. Слово командир предоставил мне.