Стальная

– Небольшая аллергия и дефицит витаминов, – не моргнув глазом, произнес доктор. – Ничего серьезного, все, как у остальных. А что вы хотите, дорогуша, три смены подряд работать и, думаете, без последствий?

– Я не брал три, – растерянно произнес Мозоль, – однажды товарища подменил и все.

– Ну-ну, рассказывайте дальше, – деловито протянул доктор. Мол, знаю я вас. – Не переживаете, сейчас поправим. Проходите к роботу и укладывайтесь на рабочую поверхность. Небольшой массаж и будете как новенький. Я вам еще витаминчики пропишу.

Медицинский модуль шахты был оснащен скромно – сканер, да многофункциональный медицинский робот, но именно последний пугал пациентов больше всего. В первые годы обучения на медтехе Юрий тоже долго не мог привыкнуть к этому чуду медицинской инженерной мысли. Такое впечатление, что концепцию робота взяли с дешевого нейроарта, а после добавили к нему детали от устаревшего медоборудования – немного от ИВЛ, УЗИ и рентгена, что-то от стоматологического и гинекологического кресел, но больше от хирургического и лабораторного оборудования. Но это видел доктор после многолетней практики обращения с роботом, пациент же видел стол и нависшую над ним пыточную машину.

– Лицом вниз, – скомандовал Юрий, натягивая перчатки и пристально разглядывая обнаженную спину шахтера, похожую на яйцо, из которого вылупляется дракон. Повреждения затронули поверхностный слой мышц спины: верхнюю трапециевидную мышцу, малую и большую ромбовидную мышцу, а также мышцу, поднимающую лопатку. Впрочем, окаменение постепенно начиналось и у глубоких мышц. Однако помимо очевидной затрудненной подвижности в области спины пациент не испытывал другого дискомфорта – ни боли, ни повышенной или пониженной температуры, никаких других отклонений в физических параметрах. Разве что чуть заторможенная реакция и медленный мыслительный процесс. С другой стороны, чего ждать от шахтеров? В горняки на таких колониях, как Элайя, шли работать отбросы общества, и, если бы не подозрительная системность, доктор бы без колебаний поставил в диагнозе эту самую фибродисплазию, на которой так настаивал компьютер.

Все анализы говорили о том, что у человека внезапно развился ФОП, редкая болезнь «каменные мышцы», вот только Юра с Андреем новичками в медицине не были, а у того же Андрея вообще чуйка на диагнозы была хорошая. Если Юрий еще сомневался, то Андрей был настроен решительно: это вирус, и вирус хитрый. Он хочет, чтобы все думали о фибродисплазии, не подозревая о том, что скрыто под маской ФОП на самом деле. «Он как мы с тобой, – шептал в голове доктора голос брата. – Не хочет, чтобы о нем знали, но нас-то обмануть сложно».

Когда Мозоль улегся на стол лицом вниз, гребень, росший под кожей спины, стал отчетливо виден. Скоро такие же наросты образуются у него по бокам, и прижать к телу руки будет уже сложно. Когда на прошлой неделе к доктору явился первый шахтер с такими симптомами, Юрий еще осторожничал. Андрей сразу подсказал, что нужно делать, однако доктор колебался до тех пор, пока не обнаружил, что болевой синдром у пациентов отсутствует полностью. Вирус что-то делал с нервной системой, блокируя болевые импульсы. У доктора даже руки зачесались провести ряд экспериментов, но время и место были не те. Если ему и повстречался незнакомый вирус, следовало скорее сойти с тропы – пусть этот вирус идет своей дорогой, им с доктором явно не по пути. Мешать ему Юрий не собирался, но и тот не должен был препятствовать его планам.

Активировав сенсорный экран робота, доктор быстро ввел пару команд и принялся глядеть в окно, будто потеряв интерес к происходящему. Он даже обезболивающее вводить не стал – зачем тратить ресурс, когда в нем нет необходимости. Шахтер, действительно лежал, словно на массаже, расслаблено опустив руки вдоль тела, тогда как робот методично дробил ему окостеневшие мышцы. У первого шахтера, с которым доктор провел похожую манипуляцию, еще ничего не срослось, но двигался он вполне сносно. Авось до конца месяца протянет терапия, а там следа доктора уже будет не найти – освоенная галактика большая.

Что Юрию нравилось в этих роботах, так это то, что они не задавали лишних вопросов. Сказали ломать спину, значит, он будет ломать человеку спину. Такое себе было лечение, зато на какое-то время к шахтеру вернется подвижность. А все Андрей выдумщик, Юрий сам такое придумать был не способен.

– Не больно? – спросил он пациента. Не из сострадания, но из любопытства.

– А должно? – с беспокойством вскинулся Мозоль.

– Нет-нет, все в порядке, – успокаивающе поднял руку доктор, а сам невзначай подумал, не вырезать ли кусочек кожи со спины этого недоумка? Его коллекция давно не пополнялась. Логичнее было бы отломать часть закаменевшей мышцы для последующего изучения, но доктор опасался вызвать недовольство вируса. Андрей считал, что трогать эту штуку было опасно, и Юрий с ним согласился.

Всего месяц осталось продержаться, а потом хоть эпидемия, хоть мор – доктора здесь уже не будет. А какие планы у всех были сначала на эту Элайю! Теперь же от амбиций остался этот жалкий огрызок человеческой цивилизации в виде серебряной шахты, да и то работать ей предстояло недолго.

Робот заканчивал ломать шахтера, доктор же занимался мазохизмом, глядя на унылый однообразный пейзаж, въевшийся в память так глубоко, что наверняка останется в его кошмарах до конца жизни.

База шахты СКВРД-10, которую местные называли просто «Сковородой», строилась по такому же типу, как и все снабжающие станции рядом с колониями: пять жилых модулей, модуль с ядерным реактором, обеспечивающий энергией всю станцию и шахту, интеграционный модуль, распределяющий энергию от реактора к другим ячейкам колонии, буровая установка, добывающая лед с глубин Элайи и перерабатывающая его в воду, грузовой модуль и рефрижератор. Внешне станция напоминала россыпь шаров, врытых наполовину в землю, но доктор был уверен, что именно так выглядит ад.

Верующим Юрий не был, но о существовании возмездия догадывался. В жизни ему приходилось делать плохие вещи, а так как в мире царил баланс, а не хаос, ответ на его злодеяния выглядел таким вот образом – в виде серебряной шахты, где он добровольно обрек себя на заключение. Но скоро они с Андреем освободятся, ждать осталось недолго, главное – не нарушать правила местных, и они тебя отпустят.

Проводив шахтера, который и, правда, почувствовал себя лучше после «массажа», и снабдив его пачками витамина С, доктор собирался закрыть дверь и окончить на сегодня прием, чтобы полюбоваться своей «коллекцией» до возвращения в жилой модуль. Его сокровища были тщательно спрятаны в лабораторной центрифуге. Но не успел он подойти к роботу, еще прибирающемуся после «операции», как замигал коммуникатор – на связь вызывал начальник станции.

Закатив глаза, доктор нехотя надел комм на запястье. Пусть они с Сальцевым и были подельниками, но отнюдь не друзьями и даже не приятелями. Начальник шахты вызывал у него стойкую неприязнь и желание вырезать у него сердце. Как подозревал доктор, желание это было взаимным.

– Плаксивый, что у тебя там? – на фоне медицинского робота появилось прозрачное лицо Сальцева, соответствующее его фамилии. Начальнику давно не мешало похудеть, но каждый на руднике справлялся с изоляцией, как мог – Сальцев вот одиночество и собственных бесов заедал. Но главное, что не мог простить ему доктор, было фамильярство. Сальцев звал Юрия исключительно по фамилии, вызывая у того тихое бешенство. Юрий Борисович Плаксивый тоже получил свое прозвище, но ему не повезло, потому что оно совпадало с фамилией. Злая ирония заключалась в том, что доктор никогда не плакал, даже в детстве, когда мать лупила его ремешками от своих платьев, оставляющих узкие, плохо заживающие порезы.

– Доброе утро, Алексей Матвеевич, – кивнул ему доктор. С начальством «голубушка» и «дорогуша» не проходили. После первого и единственного раза, когда Юрий назвал так Сальцева, тот молча лишил его премиальных на полгода. Доктор предупреждение понял, но поклялся, что, когда они все разлетятся по галактике после закрытия рудника, Сальцева он обязательно найдет, хотя бы потому что такой гладкой розовой кожи в его коллекции еще не было. Несмотря на явное ожирение, эпидермис начальника дерматологических проблем не имел – не сухой и не жирный, с идеальным балансом уровня увлажненности и количества сальных выделений. В век пластической хирургии и имплантов самого разного уровня такая кожа была на вес золота. Доктор даже знал клиентов, кто мог ей заинтересоваться.

– Сегодня третий приходил, – отчитался Юрий. Может, они с начальником и недолюбливали друг друга, но сейчас были на одной стороне. Ситуация с неизвестным заболеванием, о котором доктор сразу же доложил Сальцеву, начальство явно тревожила.

– Те же симптомы. Окостенение мышц, замедление мозговой активности. Наша лаборатория не справляется, нужно в центр анализы отправлять. Подозреваю вирус, но воздушно-капельным он, вероятно, не передается. Иначе весь жилой модуль с этими шахтерами давно был бы заражен.

Оба помолчали, потому что знали – для их общего дела вмешательство центра было совсем не нужно.

– Закрыть бы этих троих в карантин, но тогда без вопросов центра не обойтись. Кто-нибудь да доложит.

– Нельзя в карантин. Месяц протянем? – с надеждой спросил Сальцев.

– Шанс есть, – задумчиво протянул доктор. – Из двенадцати горняков трое заражены. Подозреваю, что работали они в одном забое. Если хотим протянуть месяц, ту штольню стоит закрыть.

– Это седьмая, – мрачно произнес Сальцев. – Та самая. Именно ее закрыть мы не можем.

– Что ж, тогда предлагаю притвориться больным и в ближайший месяц столовую, комнаты отдыха и общую душевую не посещать. Прививки от всех известных человечеству вирусов все мы получили, когда отправлялись на Элайю. Значит, это вирус неизвестный. Если, вообще, вирус. Или, как вариант, можно объявить об эвакуации базы. Мол, есть прогнозы вулканической активности в нашем районе. А пока проверят, нас здесь уже не будет.

– Нам нужен этот месяц, – стиснув зубы, сказал начальник шахты. – Не знаю, как ты, но мне деньги не помешают.

– Рискуем, – вздохнул доктор. – Не хотел бы однажды проснуться с окаменевшим телом. Мне кажется, что не все симптомы успели проявиться.

– И тем не менее ты спокоен, – подозрительно сощурился Сальцев.

– Полагаться на мнение медицинского сканера последнее дело, но робот считает, что это генетическое заболевание, а не инфекция.

– Хорошо бы так и было на самом деле.

– Робот ошибается, – хладнокровно заявил доктор, – но я согласен с ним, что контагиозность данного заболевания минимальна. Если бы возбудитель передавался через выделения или предметы обихода, мы смогли бы это отследить в нашей лаборатории. В этих штольнях все, что угодно может быть – от грибка до паразитов. Один укус – и готово.

– Ребята работают в скафандрах, – хмуро прокомментировал Сальцев. – К тому же они не сами ведь породу долбят, а управляют ботами.

– А вы, господин начальник, давно в ту штольню спускались?

– Что мне там делать? – фыркнул Сальцев. – Убейконь нашим делом занимается.

Еще одно нежное позывное-прозвище, придуманное горняками, для товарища. Между прочим, этот Убейконь был самым маленьким, щуплым и каким-то недокормленным из всех горняков. Доктор до сих пор удивлялся, как он прошел медкомиссию.

– Вот и хорошо, что не спускаетесь, – кивнул он своим мыслям. – И впредь не спускайтесь. А еще лучше носите маску – на всякий случай. Скажите всем, что простыли.

– Трогательно, конечно, как ты пытаешься изобразить заботу, Плаксивый, но лучше не старайся. Сам-то ты этих шахтеров без маски принимал.

– У меня мировая вакцина, забыли? Мне очень трудно чем-то заразиться.

Андрей был настолько оригинальным, что однажды предложил Юрию поучаствовать в добровольном испытании мировой вакцины – одна прививка от всех болезней. Приходил в себя Юрий едва ли не полгода, но пока оно того стоило. До того как попасть на Элайю, доктор работал в таких злачных местах, что медперсонал там надолго не задерживался.

– Если я заболею, ты умрешь первым, – мрачно заявил Сальцев. – Вообще-то у нас наметилась проблема посерьезнее.

Юрию тоже захотелось в ответ чем-нибудь пригрозить, но эмоции в его деле всегда были лишними. Поэтому он просто улыбнулся краешком губ, изобразив внимательность. Если их вычислили, то доктор придет за кожей Сальцева этой же ночью.

– Только что получил сообщение из центра. Требуют, чтобы мы передали часть медицинских препаратов, которые лежат у нас на хранении, наблюдателю с транспортера. Какое-то у них там секретное ЧП случилось, а нужных медикаментов не оказалось. Очень сомнительно, конечно, ведь транспортеры дальнего следования обычно оснащены всем, но приказ есть приказ.

– Будут гости? – поднял бровь доктор.

– Гостья, – уточнил начальник. – Наша задача, чтобы эта дура ничего не заподозрила.

– Но ведь отдать ей медикаменты мы тоже не можем, верно?

– Да, – кивнул Сальцев, – но предоставь разбираться с этим мне. У наблюдателя всего трое суток, чтобы нас проведать, потом транспортер пройдет мимо Элайи. Этим и воспользуемся.

– Будем тянуть время?

– Либо дадим ей пустышку в той обертке, что она просит. А пока суть да дело, рудник уже закроют. Не забывай про время. Оно на нашей стороне.

Сальцев хоть и был неприятным типом, но говорил дельно. Доктор кивнул ему, признавая, что план хороший.

– Проблем не будет, – уверенно заявил начальник. – Я нашим уже всем сообщил. Оказалось, что Иванов эту деваху знает. Она из военных, но всю войну просидела в штабе на Маркаряне. Говорит, что рохля и тихоня. Так что, не ссы, Плаксивый, через месяц мы станем миллионерами.

Доктор постарался сохранить нейтральное выражение лица и даже улыбнуться Сальцеву, но, когда комм отключился, не выдержал и сплюнул в мусорное ведро, сдерживая рвотный позыв. Несмотря на свою прекрасную кожу, начальник всегда вызывал у него отвращение. А вот новости он сообщил интересные. Доктор не видел женщин уже больше года. И совсем забыл, какая у них бывает кожа.

Откинувшись на спинку кресла, он закинул ноги на стул и, бездумно уставившись на серый пейзаж за окном, принялся вспоминать женщин, которые встречались на его пути. Для большинства из них эти встречи приятными не были, но доктор помнил каждую. Мысли о женской коже постепенно вернули ему благодушие, отодвинув на задний план тревогу, вызванную последними ссорами с Андреем. Они редко ругались, но в связи с этой непонятной болезнью Андрей был сам не свой. Постоянно требовал, чтобы они убрались с этой планеты как можно скорее.

Едва ли не впервые доктор осмелился ему возразить – он собирался оставаться на «Сковороде» до самого закрытия. Они побывали в таких страшных местах, что Юрий не понимал, чего Андрей так испугался. Но сомнений не было. Его тайный брат не просто боялся, он был в панике, и причина этой паники скрывалась в штольне, где работали зараженные шахтеры.

Глава 4

– Генератор накрылся! – кричал Сальцев, лично заявившись в жилой отсек с технарями, где спал Клим.

– А буровая? – спросонья спросил Иванов, еще не до конца освободившись от кошмара – ему, как всегда, снился обвал. И вот, кажется, сон в руку.

– Бурилки, дробильни, транспорт, воодотливные установки, отсадочные машины, вентиляция – все накрылось, – подробно перечислил начальник станции, чья мощная фигура заняла весь спальный модуль, рассчитанный на двоих. А Клим еще считал, что у него просторно.

– Седьмой забой встал, мы освободили одну вертикальную выработку для проветривания, но надолго его не хватит. Надо чинить и срочно, иначе всю забойную зону через сутки к чертям затопит. Ледяные пласты слишком близко от жилы идут, а так как кондиционеры отключились, температура в «Сковородке» поднимается быстро. Я уже с Гробовым переговорил. На генераторе, вероятно, щетки стерлись. Так что бери новые и дуй в седьмой забой. Чтобы к обеду генератор работал, иначе на четвертую смену поставлю.

«Вообще-то, я сюда пилотом устраивался», – пробурчал про себя Иванов, с трудом принимая вертикальное положение. С зеркальной поверхности боковой панели на него взглянуло хмурое небритое лицо молодого, но изрядного потрепанного жизнью мужчины. Три смены подряд еще никого не красили. И только светлые глаза блестели, но это из-за ресниц. Клим не знал, зачем родители одарили его такими ресницами – черными и густыми, но из-за них у него часто случались неприятности. В основном потому, что они всегда нравились женщинам.

Если бы Иванов уперся, никакие угрозы Сальцева не заставили бы его подняться в такую рань. Все понимали, что «Сковорода» дорабатывала последние недели, после чего компания даст всем пинка под зад. Шахту СКВРД-10 ждала та же судьба, что и другие человеческие проекты на Элайе – забвение. Если последнюю зарплату не задержат, и то хорошо будет. У большинства горняков уже имелся запасной план – специалистов в этом секторе галактики не хватало, а на астероидах добывали всякое. Понятно, что ресурсодобывающие астероидные станции были в сто раз хуже оснащены, чем «Сковорода», но горняцкое дело никогда легким не было.

Насколько знал Клим, только у него, доктора, да, пожалуй, самого Сальцева отступных пока не имелось. Доктор Плаксивый фигурой был мутной и закрытой со всех сторон, если где и пряталось местечко, которое его приютит после Элайи, то Юрий Борисович о том помалкивал. Сальцев не скрывал, что «Сковорода» – дело его жизни и последний рудник. Зарплата начальства была не в пример их рядовой, потому все считали, что Алексей Матвеевич уйдет на раннюю пенсию. Деньжат он должен был скопить достаточно, чтобы и на Марсе осесть, или даже на саму Землю вернуться.

А вот Клим Иванов погряз во лжи. Бодрился и хвастался несуществующими контрактами, а сам по ночам не мог заснуть от мысли, что придется возвращаться в центр – и страшила его даже не Земля. Ему бы снова куда подальше от мира, но таких мест становилось все меньше, ведь ветеранам Маркаряна пройти медкомиссию сложно. Он и эту-то прошел только благодаря Плаксивому, у которого оказались нужные связи.

Генератор отключился в седьмом забое еще ночью, но Клим спустился в рудник только через час. Бывали на Элайи такие дни, когда казалось, что планета сговорилась творить людям исключительно зло. А после того как главный инженер слег с каким-то воспалением, и задача по ремонту легла на плечи его помощника, второго техника и пилота по совместительству Клима Иванова, оборудование стало сбоить так, что впору было поверить в существование духов, которых-таки пробудили шахтерские буровые боты.

После обвала породы две недели назад из шести установок в рабочем состоянии остались три, начальник станции Сальцев срывался на хрип, требуя от Клима невозможного, но правда была в том, что Клим был один, а поломалось вдруг все.

Впрочем, работе он был даже рад, потому что новости о прибытии на планету наблюдательницы со «Старца» вышибли из него дух. Иванов согласился бы провести ночь без шлема на Элайи, рискуя нарваться на аммиачный пузырь из шахты, чем встретиться с Искрой Капитоновой, с которой он нехорошо попрощался в далеком прошлом и которая осталась занозой в его сердце. Нет, сердце его не разбилось, но кровоточило и саднило регулярно.

По инструкциям в шахту полагалось надевать скафандр – на случай поломки генератора. Оборудование на «Сковороду» первоначально доставили не лучшего качества, предполагая заменить его в будущем, когда пойдет прибыль, но вулканическая и тектоническая активность планеты Элайи поставила крест на всех благородных начинаниях инвесторов. Поэтому и в лучшие дни воздух в шахту накачивался годный, но отдающий старьем – как и все вентиляционное оборудование. Иванов лично всегда надевал шлем, предпочитая тратить кислородный запас скафандра. Однако представив, сколько идти пешком по седьмому забою до генераторной в условиях не работающего подъемника и транспорта, Клим, не раздумывая, влез в экзоскелет – напрягать собственные ноги не хотелось. Сделавшись выше сразу на две головы, он почувствовал себя увереннее, хотя привод левого колена заметно притормаживал. Похоже, что в «Сковороде» сломалось абсолютно все – и даже люди.

Пещеры легко впускают, трудно выпускают. Так любил говорить Кулак, шахтер первого разряда, работающий в этом забое. Иванов хотел поговорить с ним перед спуском, поспрашивать что там да как, но горняка на месте не оказалось. Позавидовав тому, кому не спится после смены, Клим отправился в забой сам, хотя давно честно признался себе, что предпочитал компанию. Он служил пехотинцем на Маркаряне, многое испытал и повидал, однако в пещерах в нем всегда просыпался первобытный страх, в котором Иванов, конечно, никому бы не признался.

Аварийное освещение работало, но в шахте надо было слушать, а не смотреть – первое правило горняков, о котором ему поведал Кулак. Позывной шахтеру достался из-за боксерского прошлого – кулаки у него были набитые, серьезные. Иванов к кличкам привыкал долго, но близость американской базы диктовала условия повышенной секретности. Эфир прослушивался хорошо. Климу официального позывного не дали, хотя шахтеры иногда звали его Капитаном – из-за службы на Маркаряне. Понятно, что такой позывной раздражал Сальцева, который звал его исключительно по фамилии, призывая всех делать также. В обитаемой галактике проживало больше миллиарда Ивановых, фамилия давно стала нарицательной. Кстати, у самого Сальцева официального позывного тоже не имелось. Сам он настаивал, чтобы его звали Начальником, но этого «начальника» за глаза все равно называли Салом. И не в комплекции было дело – не прижился Сальцев в кресле директора, и поговаривали, что не в первый раз.

В пещере забоя Клим чувствовал себя, будто его раздвоили. Одна половина так и оставалась там, наверху. Сознание, разум и логика уступали место слуху, осязанию, инстинктам и темным началам. Здесь, под землей, начинали ковырять мозг черные, грязные мысли. Например, о том, что Капитонова сама виновата в том, что с ней случилось, сердечности на войне не место, в ловушку такие в первую очередь попадают. Бедовая она была девка, к тому же лживая. Всем про этих тигрокитов рассказала, а правда была в том, что она на фронт за ним поехала. А он разве просил? Осталась бы в Ульяновске, так, может, Клим бы к ней и вернулся. Не может, а точно вернулся, и не было бы всей той истории в госпитале.

Какая она сейчас? Клим точно знал, что трусливо убежит, лишь бы не смотреть на ее протезы. Вину за то, что не отбил ее у метаботов, он будет чувствовать и после смерти. И зачем она вообще на эту работу пошла? Наблюдатели – что вахтеры в богатых небоскребах. Пенсию ветерана ей должны были платить хорошую, а если прибавить доплаты за инвалидность, то вообще можно жить припеваючи. Ему снова хотелось ее ругать. И так было всегда. Искра будто специально делала все наперекор логике и здравому смыслу. Одно слово – бедовая. И гордая. Могла бы и встретиться с ним перед отлетом, он ведь просил. Может, и не было бы тогда никакой другой.

Думать о том, что это Искра во всем виновата, было привычно, но Иванов знал, что себе лжет, причем давно. В той истории был только один виновник, и в зеркало он не смотрелся очень давно. Вопросы, звучавшие в тишине, – всегда самые страшные.

Под ногой экзоскелета влажно чавкнуло, хрустнуло, и Клим, вынырнув из неприятных мыслей, обнаружил кровавое пятно, расплывающееся из-под армированной ступни. Крысы. Ни одна колонизация без них не проходила, что только с ними ни делали. Особь была крупной, откормленной, и Клим невольно задумался о том, чем эта тварь тут питалась. Наверное, с американской стороны прибежала, шахты ведь совсем рядом находились. Кулак болтал, что иной раз можно услышать, как адовец пердит где-то за стенкой. Впрочем, в такие слухи Иванов не верил, но правда была в том, что жилу они разрабатывали одну, только с разных сторон.

После того как ботаник-лаборант покинул «Сковороду» без объяснения причин, разорвав контракт на невыгодных для себя условиях, их небольшая ферма с зеленухой и помидорами загнулась, хотя Клим делал все по инструкции, оставленной Фомой. И вот уже несколько месяцев они питались из пищеблока, а заправка для него была универсальной для всех колоний – из саранчи и тараканов. Наверное, тот пищевой технолог, который разработал пищеблоки для кораблей дальнего следования и колоний, уже не просто в гробу перевернулся, а восстал и бродил по галактике печальным привидением, обреченным на прозябание – столько людей его прокляло.

Злые языки болтали, что на американской стороне со жратвой все нормально было, а на тараканах только «Сковорода» жила. Подозревали даже, что Сальцев где-то у врагов подъедает, иначе как он таким жирным оставался. Впрочем, Сало периодически пытался разнообразить начинку пищеблока, и однажды приказал заправить его крысами. Но пищеблок, привыкший к тараканам, оскорбился и почти на неделю вышел из строя, пока Клим с Гробовым его чинили. Хорошо, Фома с ними еще был, но вегетарианская диета оказалась еще хуже тараканьей, и Сальцев больше с пищеблоком не экспериментировал.