Нет вечности…

Илья Рок

Нет вечности…

1

Арк не дошел десяти шагов и застыл. Не мог оторвать взгляда от грубой двери. Напряженную спину припекало заходившее солнце, на лбу выступил пот, но сдвинуться с места мальчик не смел. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, и слушал свое тяжелое дыхание. Больше звуков не было.

Дом выглядел холодным и брошенным. Родной дом. Отец строго запретил приходить сюда, но Арк должен был сделать это ради Друга. Осталось только перебороть себя.

В Триврате все строилось из камня – даже лачуги бедняков могли похвастаться кладкой. Чего-чего, а камней Город-в-горе имел в достатке. Правда, стекло оставалось роскошью, да и входные двери жители неблагополучных кварталов не жаловали. В недрах горы, куда не доставало палящее солнце, могли жить только зажиточные, совсем бедные строились под открытым небом. А каменное жилье в солнечный день превращалось в печь.

Этот дом был иным. Тяжелая входная дверь, запертая снаружи, и окна, забранные деревянными рейками, которые оставляли узкие просветы – все неправильно. Родные стены манили прохладой, но Арк не мог сделать и пары шагов.

Он оглянулся, но сзади никого не оказалось. Наверное, ему показался…скрежет.

Арк не был здесь больше года. Тогда на глазах мальчика отец приколотил толстый засов, не обращая внимания на звуки внутри. Каждый удар молотка отдавался в сердце, но он и слова не сказал. Закончив, отец обнял его, и так они постояли какое-то время в молчании. А затем папа увел его в новый дом, в Муравейник. Арк был послушным, и честно не возвращался, хоть и тосковал.

В тот же момент папа сказал фразу, которую мальчик так и не понял до сих пор:

– Не плачь, сынок, ведь луна видна и днем.

Если бы не его, Арка, идея с книгой, которая осталась в старом доме…

Мальчик никак не решался приблизиться. Казалось бы, шаг-другой, протяни руку и отвори тяжелую дверь, пройди вперед, затем направо, хватай книжку и уходи прочь. Все просто. Но он не мог сдвинуться с места.

Арк знал, сколько сил папа вложил в их лачугу. Сделал пристройки, большие окна. Сейчас все это заброшено. Обычно жилье строили одной большой комнатой, разделяя спальные места внутри перегородками. У них же было целых три помещения. И даже небольшой низкий погреб, который папа прорубил сам.

Вдруг Арк услышал птичку внизу, в предгорьях, и вздрогнул от неожиданности. В птицах он не разбирался, но ее пение послужило сигналом – вывело его из полудремы на солнцепеке. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, потеребил грязную рубаху-безрукавку, собрался.

Мальчик сделал пару неуверенных шагов, протянул руку к тронутому ржой засову. Осторожно потянул, и тот легко сдвинулся. Значит, папа всё-таки приходил сюда, не забывал.

Сама дверь была жутко неудобной. В Триврате обычно так не строили: лачуги бедняков не запирали, потому что брать у них нечего. Вдобавок, пустой проем давал ночью свежий воздух и прохладу. Отец придумал закрепить в стене жернов – по центру проема с одной стороны. А на него закрепил несколько сбитых между собой досок.

Если у Арка хватит сил сдвинуть это, то получится и остальное.

Он потянул изо всех сил, и с каменным скрежетом дверь приоткрылась. Из щели дохнуло сыростью и плесенью. Мальчик невольно сморщился. Поднатужился и сделал проход немного шире. Взрослый бы все равно не пролез, но тощий мальчишка вполне помещался.

Он замер и прислушался. Ни звука. Это было неправильно, и пугало ещё больше.

Разглядеть что-либо дальше двух шагов не удавалось. Закатное солнце как раз светило из-за плеча, но пробить холодный мрак родного дома Арка не могло.

Мальчик смахнул пот и заставил себя протиснуться внутрь. От смрадного запаха на мгновение закружилась голова. Дальше ноги идти отказывались. Хоть он и понимал, что солнце вот-вот сядет, но поделать с собой ничего не мог.

С темнотой придёт и она…

Сердце мальчика заколотилось вдруг так громко, что он невольно дернулся.

Она приходила почти каждую ночь, пока Арк с папой не ушли в Муравейник. Как только на мир падала тьма, она являлась в их дом, змеей проникала в комнату родителей, и уже оттуда ребёнок слышал душераздирающий вопль. То кричала мама. И если поначалу дальше их спальни этот ужас не выползал, то со временем стало хуже. Сперва отец перетащил свой топчан в общий зал, каждую ночь оставляя маму одну. Мальчик не понимал, почему тот не хочет ей помочь.

Затем папа перебрался в комнату Арка и, бывало, подолгу не спал, охраняя сон маленького сына. Если тому вообще удавалось заснуть. А в соседнем помещении кто-то бесновался, вопил, визжал, царапал каменные стены, а иногда – заунывно пел.

Сейчас, с последними лучами, сквозь неширокий проем отсюда уходила сама жизнь. Становилось холоднее, хотя день был жаркий, и так быстро остыть дом не мог.

– Ма-ам? – вдруг против воли негромко позвал Арк. Он безумно скучал по ней. Явиться сюда и не увидеть ее – мальчик не мог такого вообразить.

Но тут же от страха закрыл рот ладонью. Больше не раздумывая, он двинулся вперед и направо, к своей комнате.

Шаг, ещё, не дышать, что так воняет, тише, фу, рукой нащупать проем, на корточки, где-то тут, точно помню бросил тут на пол, где же, где же, где…вот!

Спиной ощутил острый взгляд, будто кольнуло между лопатками. Арк тут же вскочил, обернулся, рефлекторно схватившись за выступ стены. Второй рукой он прижимал к груди книгу. Разглядеть успел совсем немного, но и этого хватило, чтобы тощий мальчишка, не помня себя, рванул в сторону выхода.

Тонкая женская фигура в проеме противоположной комнаты, озаренная слабым багровым светом. Грязная кожа, растрепанные черные волосы, впалые щеки. Она щурилась, принюхивалась, едва слышно сипела. Ещё мальчик заметил, что женщина до крови впилась ногтями в камень, чтобы не упасть.

Она набрала воздуха и взвыла, как дикий зверь, высоко и пронзительно. А мальчик уже стоял снаружи, судорожно толкал плечом дверь, которая, как назло, за что-то зацепилась.

Быстрее, быстрее!

Увидел, что женщина несется к нему. Вот-вот… Мальчика спасла ее хромота. Арк отбил плечо, но успел поставить засов на место, и упал в пыль. Он задыхался от ужаса и не моргая смотрел на книгу рядом с собой. Изнутри вновь раздался жуткий вой. И все стихло.

Мальчик посидел еще немного, не замечая, что окончательно стемнело. Затем осторожно поднялся, схватил добычу и взглянул в сторону окна. Несмотря ни на что, ему все равно хотелось увидеть ее. Он медленно приблизил лицо к окну. В нос ударила гниль пополам с сыростью, чье-то вонючее дыхание, и в узком просвете мелькнул налитый кровью глаз.ееМальчик посидел еще немного, не замечая, что окончательно стемнело. Затем осторожно поднялся, схватил добычу и взглянул в сторону окна. Несмотря ни на что, ему все равно хотелось увидеть ее. Он медленно приблизил лицо к окну. В нос ударила гниль пополам с сыростью, чье-то вонючее дыхание, и в узком просвете мелькнул налитый кровью глаз.

– Сы-ы-ын… – раздался с той стороны неестественный голос на грани животного рычания.

Но Арк уже бежал изо всех сил прочь.

***

Когда мальчик вернулся, все уже спали. Он юркнул в неприметное пустое строение на окраине, спустился по каменным ступеням на два пролёта под землю и оказался дома. Под городом Тривратом, в недрах горы, была Шахта по добыче металла, и лагерь, который все называли Муравейником, являлся ее преддверием.

На ночь здесь оставалось не так много людей. Некоторые не могли изменить привычный порядок жизни, и после заката брели обратно в свои лачуги под открытым небом за чертой города. Туда, откуда только что возвратился Арк.

Им с отцом идти было некуда.

Огромный зал кутался в тьму, лишь по углам горели дежурные фонари. Тут и там стояли палатки старателей, а чуть дальше едва угадывался большой шатер главного. Еще было лобное место, где обычно вместе ели, или что-то обсуждали на совете.

Нос тут же забили запахи масла, пота и каменная пыль. Было, как всегда, очень душно. Под землей не хватало свежего воздуха, но за год можно привыкнуть ко всему. Дневной свет никогда сюда не проникал, и потому все освещалось фонарями. Мальчик уже не обращал внимания на блики на стенах и на вечные тени, следующие за ним повсюду.

Арк тихонько приподнял полог палатки, скользнул внутрь и, не раздеваясь, умостился рядом с отцом. В их жилище спокойно поместились бы трое, но по бокам был расставлен немногочисленный бытовой скарб, и потому спали они бок о бок.

Лишь сейчас, лежа на своем топчане, у него получилось, наконец, расслабиться, однако сердце все еще колотилось, и мальчик боялся, что от такого грохота папа может проснуться. Он был добрым, но спросонья от мужчины добра не жди.

– Э-э… кости… – пробубнил отец во сне и перевернулся на другой бок. Захрапел.

Замерший мальчик боялся вздохнуть, но обошлось. Так и лежал, слушая дыхание взрослого, и мечтал, как завтра покажет Другу книжку, которую добыл.

Вот он обрадуется! И закивает, будто знает, о чем речь. Ничего-то он еще не знает!

С такими мыслями Арк заснул далеко за полночь.

А рано утром отец растолкал его, как всегда, со словами:

– Сын. Вставай, пора.

Мальчику казалось, будто он только моргнул, а уже рассвет. И не спал вовсе, не отдохнул совсем. Однако отлеживаться времени не было – скорей за водой!

Всех будил еще нестарый мужчина по имени Гар. Он проходил по периметру лагеря, зажигая масляные фонари. С папой они были примерно одного возраста, но волос на макушке у Гара уже почти не осталось. Зато борода за год достала до груди. Главный среди старателей, он всегда вставал затемно, чтобы лично разбудить остальных и принять бочку с водой. Хотя сам жил наверху, в городе.

Арк любил смотреть, как принимали воду. Сперва откидывали тяжеленную крышку из верхнего зала. Затем опускали сходни – две деревянных доски. Шестеро крепких мужчин, стравливая веревки, пядь за пядью спускали огромную пузатую бочку, обитую железными обручами. Здесь, внизу, собравшиеся изо всех сил поддерживали драгоценное сокровище. Это были такие мгновения, когда люди работали в едином порыве. Они становились ближе, чем семья.

Позже, взмокшие, старатели выстраивались друг за другом с кружками, ковшами и ведрами, а Гар сперва помогал разливать, и только потом уже набирал себе.

– Опять бродил по городу, – вдруг сказал отец пока они ждали своей очереди за водой. Эти слова и тяжелая папина рука припечатали мальчика к полу. – Ты же знаешь. Если кто-то узнает про Шахту…

– Д-да, – только и смог пробормотать Арк.

– И ты знаешь, что может сделать Хозяин.

Мальчик побледнел. Инстинктивно оглянулся, но, благо, таинственного Хозяина рядом не было.

Арк видел его всего раз, и то мельком. Маги одевались непривычно, и он тогда взобрался на камень, чтобы рассмотреть получше. Успел заметить черные штаны, серую рубаху с укороченными рукавами и еще – черную глухую маску без прорезей для глаз. Или то был будто бы шлем? Словно сгусток мрака вместо головы… Ровно в тот момент эта голова повернулась прямо к Арку. Мальчик вскрикнул и попросту сбежал.

Впрочем, никто из старателей не смог бы его упрекнуть. Хозяин был некромагом, и все тут. Повелитель неживых вселял благоговейный ужас.

– Я слыхал, уже трое, – сказал кто-то позади.

– Иди ты! Да на той седьмице двое же!

– Боргорон это. Люди врать не будут. Целиком жрет, даже костей не найти потом. И плевать ему, кто попадется.

– Даже стражника утащил! Вот же… Нет вечности для гор.

Папа внимательно посмотрел на него, и Арк отвел взгляд. Честно говоря, мальчик и сам был не рад, нарушая правила. Но он же обещал Другу.

Папа больше ничего не сказал. Никто толком не знал, что Хозяин делал с провинившимися, но все догадывались. И участь та была страшнее обычной смерти. Даже таинственный Боргорон, похищающий людей в Триврате, не пугал Арка так, как гнев некромага.

Разделив воду и наскоро умывшись, старатели всегда выходили через верхний зал наружу. После затхлой Шахты, в которой они провели ночь, обязательно нужно немного времени на свежем воздухе. Иначе недолго попросту задохнуться от пыли подземелья. И за этим также пристально следили. Работа Гара заключалась в том, чтобы люди не жаловались и не умирали раньше времени. А также не портили рабочих кукол. Ответ он держал перед Хозяином лично.

Однако в итоге все спустились обратно в Шахту. Впереди был долгий день.

Под разговоры и шутки старатели прошли через «главную улицу» Муравейника: неширокий проход между одинаковыми палатками в первый коридор. Дальше – мимо древних каменных Врат. Они были давно сломаны, и, на взгляд Арка, уже вечность стояли настежь. Вскоре люди вышли к пустому Гнезду. То был дозорный пункт без дозорных. Небольшую тайно работающую Шахту не от кого было охранять.

Старатели повернули в правый квершлаг, ведущий в первую выработку. Там они проведут весь день: будут колоть породу, таскать битый камень, исходить потом, дышать пылью, кашлять, вновь колоть, размахивая кирками, и искать, искать, искать.оСтаратели повернули в правый квершлаг, ведущий в первую выработку. Там они проведут весь день: будут колоть породу, таскать битый камень, исходить потом, дышать пылью, кашлять, вновь колоть, размахивая кирками, и искать, искать, искать.

Арк очень гордился тем, сколько новых слов выучил за прошедший год. Выработка, квершлаг, кирка, порода, а еще штрек, куклы и много-много других.

Несмотря ни на что, мальчику нравилось жить в Муравейнике, а фактически в самой Шахте под городом. Его здесь любили. Пусть тощий и хилый Арк не мог особо помочь, но он сам старался не лезть под руку и при этом готов был подсобить хоть чем.

Сначала он таскал.

– Эй, малец! Сможешь другое кайло притащить? Из Гнезда. У глухой стены там стоят. Видишь, у этого клюв совсем…

– А то, я силач! – ответил Арк.

По пути взмок и даже упал, поцарапав коленку, но дотащил инструмент.

Потом бегал.

– Арко, малыш, принеси водички, милый.

Черноволосая Али ему нравилась, потому до Муравейника он бежал, не чуя ног. И сбегал бы еще десяток раз, если б она попросила.

А затем он поддерживал.

– Арк, э! Помоги, хватай под руку!

– Има, тебе плохо? – перепугался мальчик.

– Нормально, малыш. Нормально. Нет вечности для гор.

Она шла, опираясь на него, и стонала при каждом шаге. В лагере ее уложили на топчан в палатке, а Арк принес напиться. Сидеть над Имой он не стал, решив, что ей просто нужно отдохнуть.

Крепкая женщина даже без двух пальцев на левой руке работала наравне с мужчинами. Мальчик сбежал еще и потому, чтобы не пялиться на ее руку.

Остаток дня он провел в нижней выработке. Там работали десять человек, головных, и куклы. Взрослым они не особо нравились. Возможно, считали, что за ними скучно наблюдать. Но Арк не мог оторвать глаз.

Четкие механические неживые движения. Кайло ритмично ходит вверх-вниз. Стук да стук, стык да стык.

Временами звуки убаюкивали мальчика. Если папа и считал это странным, сил и времени на воспитание у него все равно не оставалось.

Помощь таким работникам не требовалась, потому Арк мог сидеть часами. Он видел Друга: быстро научился отличать его от остальных.

– Своих знаю в лицо!

После этой шутки все десять головных захохотали, а Арк подхватил. Кто-то хлопнул его по плечу.

– Птица летит, потому что может, кость идет – потому что должна, – вставил еще кто-то.

Мальчик давно перестал бояться оживленных магией скелетов – кукол. В конце концов, это просто кости.

– Что, Арк, хэх, тоже головным будешь?

– Хоть сейчас, – весело вскрикнул он. – Только я немного забыл узлы.

– Гляди, – лысый парень Элм нарисовал в пыли под ногами знак. – Это узел «иди», хэх. А вот этот – «бей».

Привычка Элма издавать смешок посреди фразы не нравилась мальчику. Вот чего он посмеивается, а? Но то, что парень ему рассказывал, всегда перевешивало.

– А как они поймут, что надо бить киркой по камню, а не по соседу? – На самом деле Арк много раз слышал ответы на свои вопросы. Ему просто нравилось быть частью взрослого разговора.

– Да никак, – широко улыбнулся Элм. – Потому сначала командуешь «иди», хэх, а потом уже «бей». Короче, направляешь и, хэх, приказываешь.

– А дашь око поглядеть?

– Эх, малец, выгонят меня взашей из-за тебя, хэх, – как всегда ответил Элм и протянул око Арку. – Так. Видишь нити?

Округлое стеклышко на особом креплении плохо держалось на переносице мальчика, сползало, и он придерживал его. Сквозь приспособление повсюду стали видны нити энергии золотого цвета, однако прикоснуться к ним было невозможно.

– Вижу!

– Это энлии. Надо, хэх, потянуть одну тонкую энлию, связать в такой вот узел кончиком жезла и пустить в звеньевого. Ну, какая из кукол, хэх, является звеньевой?

– Вон, тот! – после раздумья вскрикнул радостно Арк. – От него сразу несколько нитей идет!

– Командуешь ему одному, а работает все звено…

– Элм, кончай. Пока Гар не увидал.

Мальчик наблюдал за работой головных со стороны. Бывало, кто-то из них рисовал в воздухе витиеватые фигуры небольшим жезлом, направляя работу кукол. Или сосредоточенно вглядывался в одну точку, вероятно в энлию.

Головные колдовали, и это было…волшебно. Арк мечтал знать о магии все.

– Элм, а ты долго учился колдовать?

– Ну-у, – задумался тот.

– Орн, а из чего делают жезлы?

– Их делают из… – не успевал ответить головной, а мальчик уже донимал следующего.

– А кукла может драться?

Так он жил уже год.

2

Пару месяцев назад Арк стал свидетелем чуда. Тогда он впервые нарушил папины правила и пробрался в Шепчущие пещеры.

От Гнезда на самом деле вели два квершлага. Один к выработкам, а второй – в Пещеры. То было запретное для живых место. Обитатели Муравейника предполагали, что Хозяин ищет там что-то или исследует. Иногда Сам, но чаще присылает подручных. Обычно они проходили по палаточному лагерю рано утром и, не поворачивая головы, отправлялись в Пещеры. Трое живых и с десяток кукол, что несли деревянные ящики, сумки и какие-то инструменты.

Мальчик провожал их с открытым ртом. Лица живых были почти не видны за закрывающими полголовы не то шлемами, не то шапками, и с приспособлениями наподобие ока, как у Элма. Их серые одежды были непривычного кроя: обтягивающими сверху, но со свободными штанами. Все знали, что маги работают только руками, и потому одежда не должна стеснять движений.

Любопытство заставило Арка пройти за подручными до самого Гнезда. И оттуда в запретный квершлаг. В итоге он уперся в глухую железную дверь без ручки и успел расстроиться. А в следующий миг увидел неприметный узкий отнорок. Слишком узкий для взрослого, но для ребёнка – в самый раз.

Тогда Арк заставил себя вернуться обратно в Муравейник, однако в следующий раз все было иначе. Он случайно заметил, как подручные Хозяина возвращаются из Шепчущих пещер в конце дня. И решил идти в ту же ночь, потому что попросту не мог уснуть: так хотел узнать, что в Пещерах.

Он взял масляный фонарь, но в лагере зажигать не стал. Лишь пройдя наощупь в полутьме до самых Врат, Арк запалил фитиль и двинулся уже увереннее. Изучив за год всю Шахту, мальчик совершенно не боялся бродить впотьмах. И только добравшись до железной двери без ручки, проскользнув в расселину и оказавшись на той стороне, оробел.

Он увидел небольшую пещеру с низким сводом, совсем пустую, коридор от которой вел дальше. На негнущихся ногах он двинулся вперед и оказался в другой просторной полости. Свода было не видно, стены разошлись в стороны.

Вот тогда Арк испугался по-настоящему. Он ощутил пустоту, словно весь мир впереди попросту исчез, и осталась лишь тьма. Будто сама гора распахнула пасть, чтобы проглотить глупого мальчишку. А еще на короткий миг ему послышался хор из голосов, зовущий куда-то туда, во мрак… Правда, потом он сам не мог понять, слышал ли что-то на самом деле.

Можно было различить тропу меж сталагмитов впереди, но идти туда мальчик не решался. Зато справа обнаружился небольшой проход, который он решил исследовать, недалеко, чтобы не заблудиться.

Прошел по извилистой каменной кишке совсем немного и вот – новая пещера. Здесь свет фонаря доставал и до свода, и до стен, и Арк быстро все осмотрел. Правда, не смог припомнить названия каменных пик, растущих из потолка, и тех, что уже соединились со сталагмитами.

А еще он нашел там куклу. Скелет стоял без движения, уставившись в дальнюю стену. Арк видел позвоночный столб, лопатки, затылок – и все это будто поблескивало в тусклом золотом свечении. А может, мальчику показалось, и то была лишь игра бликов фонаря на влажных стенах пещеры?

Костяк не двигался. Однако подойти Арк не решился. Вместо этого бросил камешек, целясь в череп. Цк – отскочил тот от кости и исчез в тенях на полу. Отчего-то это позабавило мальчишку.

Цк. Цк. Цк.

Вдруг кукла махнула рукой! Точнее раздраженно отмахнулась от камушка, как от назойливой мухи, но осталась стоять и пялиться в стену. Все вокруг вновь застыло, даже воздух. А затем скелет переступил с ноги на ногу, будто слегка утомившийся одной позой человек.

Мальчик едва не уронил фонарь. Он глядел во все глаза, ожидая, что еще может сделать кукла. «Она явно испорчена», – решил Арк. Но терпение ему изменило, и вот он осторожно приблизился, подняв фонарь повыше. Никакого золотого света не было, зато на стене прямо на уровне глаз куклы был различим нацарапанный символ. Вероятно, она пялилась именно на символ.

Две вертикальных линии и одна волнистая, что их пересекала. Никогда прежде мальчик не видел такого знака даже среди магических узлов, которые лысый Элм успел ему показать. Знак выглядел совсем обычно, но костяк явно не мог оторвать от него пустых глазниц.

Арк не подумал и коснулся плеча скелета.

Тот отпрыгнул и сжался в комок у стены, обхватив руками костяные колени.

И Арк вдруг понял, что кукла – боится.

В конечном итоге у мальчика ушло больше трех дней, чтобы наладить контакт с необычным костяком. Тот был пугливым, и вел себя, как забитый щенок. Боялся протянутой руки, или когда мальчик подходил ближе. Костяк сразу забивался в угол, только что не скулил от страха. На нехитрое угощение в виде куска хлеба не реагировал. Однако вскоре все-таки привык.

Так удачно сложилось, что как раз в ту неделю подручные Хозяина не являлись в Шепчущие Пещеры. У мальчика и скелета было достаточно времени познакомиться.

Сперва Арк говорил ласково, как с маленьким ребенком. Впрочем, костяк и напоминал малыша, разве что ростом был как взрослый. Мальчик даже пробовал играть с ним, как с ручным зверьком. Бросал камень, а скелет приносил его обратно.

Немного позже мальчик заметил, что новый приятель ведет себя чуть более… осмысленно. Он перестал пугаться любого шороха, выпрямился, вертел головой, словно рассматривал пустыми глазницами все вокруг.

Затем Арк разговаривал с ним, как с ровесником. На удивление, кукла действительно «взрослела» на глазах. День ото дня становилось заметно, как поведение неживого меняется. Вскоре тот даже научился отвечать качанием головы – да или нет, и пожимать плечами, если не мог дать ответ.

– Кто ты? – допытывался мальчик. – Ты из рабочих кукол?

Скелет пожимал плечами: «Не знаю» или «Не понятно».

– Как ты себя чувствуешь?

То же самое.

– Тебе страшно?

«Да».

– А чего ты боишься? А, ну да… Ты боишься меня?

«Нет», – был ответ после недолгого раздумья. Точнее костяк попросту не шевелился, потому Арк решил, что тот раздумывает.

– Хочешь к остальным куклам?

«Нет».

– А что это за знак?

«Не знаю».

– Ты умеешь читать? А писать?

«Не знаю».

И так далее. Таким образом общаться было сложно, и потому мальчику пришла идея придумать собственный язык. Это был бы их общий секрет. Но что умел делать скелет, чтобы хоть как-то выражать свои мысли? Играть в «Птица и лисица», когда нужно показывать разных животных без слов? Все выглядело чересчур неудобно. Друг стал вести себя по-взрослому – повадками, жестами.

Мальчик словно почувствовал в нем старшего. Мог рассказать о своих мыслях и страхах. Про маму и папу, и про Муравейник, а также мечты поехать далеко-далеко, стать знаменитым охотников за сокровищами. По детской наивности он рассказывал новому другу все подряд. Про дома под небом и их старую лачугу. Как там было здорово играть с соседскими детьми. Даже в подробностях рассказал, как туда добраться от Шахты. А еще столько сам хотел бы у него узнать.

Тогда мальчик вспомнил про книгу.

Когда его мама еще вела себя нормально, она хотела научить сына читать. Пусть грамотность в Триврате не была повсеместной, но мама читать умела и любила. Возможно, потом она научила бы его даже писать, но…