За соседней дверью

– Все было настолько плохо? – хихикнула подруга.

– Он так напился, что написал на передней части дома «Да здравствуют ублюдки!».

Тогда Линдси звонко засмеялась.

– Не понимаю! – раздражалась я. – Как можно быть таким идиотом?!

– Зато у него шикарное тело, – проговорила сквозь смех она.

– О Боже! Фуу! – и я кинула в нее тряпочкой для протирания горшков.

Блондинка продолжила звонко смеяться, откинув от себя ткань.

– С этого момента мы больше не подруги, – пошутила я. – Ты же знаешь, я не общаюсь с людьми, считающими Тайлера Хэйса сексуальным.

– Неужели между вами никогда не пробегала искра?

– Конечно, нет! Он же бабник и первоклассный придурок! – возразила я. – Между нами никогда ничего не будет.

Потом я принялась снова ухаживать за цветами.

– Никогда не говори никогда, – загадочно прошептала Линдси, играя светлыми бровями. Повисла тишина, но подруга решила вновь ее нарушить: – Кстати, я хотела спросить, хочешь ли ты пойти в новый бар на следующих выходных?

– Что за бар? – я поставила лейку, взяла старую тряпочку и начала протирать листья.

– Ооо, – протянула она, – тебе понравится! Там играет рок-музыка, и стоят огромные столы для бильярда.

– Ммм, – промычала я с неподдельным интересом, – звучит неплохо.

Я хотела расспросить о баре, но нашу беседу прервал очередной звон колокольчика. В магазин зашла миссис Кэнниган, добрая старушка, считавшая нас чуть ли не своими внучками. Она заходила каждое воскресенье, покупая одни и те же три белые розы. Я знала, что она покупает их в конце каждой недели, чтобы отнести на могилу мужа. Думаю, это и есть любовь.

Ее седые, коротко подстриженные волосы завивались в забавные кудряшки. Она всегда носила покрытое катышками синее пальто, черные дерби и огромную темно-зеленую сумку через плечо.

– Здравствуйте, девочки! – теплый взгляд карих глаз каждый раз радовал меня.

– Здравствуйте, миссис Кэнниган! – поздоровались мы в унисон.

– Для вас я давно просто Сьюзан, – сказала она, ковыляя к кассе.

Мы с Линдси лучезарно улыбнулись ее милому домашнему виду. Время оставило на светлом лице отпечаток в виде морщин, но они нисколько не портили природную красоту миссис Кэнниган. Маленькие губы и нос гармонировали со всеми остальными деталями внешности.

– Мне три белые розы, пожалуйста, – проговорила Сьюзан.

– Сейчас найдем для вас самые лучшие, – улыбнулась я и ушла в поисках цветов.

До меня долетали обрывки слов и фраз разговора миссис Кэнниган и Линдси.

– У тебя все хорошо, Линдси?

– Да, а вы как?

– Как обычно. Все хорошо.

Я старалась выбрать самые красивые розы, чтобы миссис Кэнниган осталась довольна. Через пару минут мне удалось найти идеальные. После этого завернула цветы в крафтовую бумагу и вернулась к ним, положив розы перед старушкой.

Она начала судорожно рыться в сумке в поисках кошелька, но я остановила ее:

– Возьмите их даром.

– Ну что ты, я не… – не успела договорить миссис Кэнниган.

– Это подарок от магазина, – и вложила розы в ее морщинистые руки.

– Спасибо, милая. Ты ангел, – ответила она с улыбкой. Ради этой улыбки я и работала.

Прежде чем она успела отойти от кассы, все-таки решилась задать вопрос:

– Сьюзан, – помедлила я, – возможно, это прозвучит бестактно, но почему именно три белые розы?

– Это вовсе не бестактно, – мягко произнесла она. – Я рада, что в тебе есть любопытство.

– Может, вам присесть? – предложила Линдси, выдвинув стул.

Старушка со вздохом приземлилась на него. В ее печальных глазах появилась искра радости. Кажется, моя заинтересованность оживила ее.

– Когда мы с ним впервые познакомились, он мне совершенно не понравился, – она засмеялась. – Я возвращалась на корабле из Индии…

– Индии? – уточнила подруга.

– Об этом я вам расскажу в следующий раз, – хихикнула миссис Кэнниган, положив ладонь на руку Линдси. – Он впервые увидел меня, когда я наблюдала за волнами, – вспоминала Сьюзан. – Подошел ко мне, сказав, что будет жалеть, если не познакомиться со мной. В то время я была крепким орешком и отказала ему во встрече, – старушка грустно посмотрела в пол. – Но он оказался не менее крепким, – она подняла глаза на меня. – Джеймс был очень настойчив, и на десятую его попытку позвать меня на свидание, я решила дать ему шанс.

Мы с Линдси хихикнули, зачарованно слушая миссис Кэнниган.

– На наше первое свидание он принес три белые розы и на последующие встречи приносил только их, – она слегка нахмурила почти невидимые брови, вспоминая, как была когда-то озадачена. – На пятый раз я не выдержала и спросила, почему же он дарит мне одни и те же цветы, а он ответил, что белый цвет символизирует чистоту его чувств и намерений, – Сьюзан облокотилась на спинку стула. – А три их за каждый раз, когда он влюблялся в меня по новой: первая – когда он впервые увидел меня, вторая – когда впервые заговорил со мной, а третья – когда впервые пошел со мной на свидание.

Старушка загрустила.

– Он всю жизнь дарил мне три белые розы, – слеза покатилась по ее щеке, – потому что его чувства ко мне никогда не менялись, а только больше росли, – и она стряхнула влагу с лица.

Рассказ миссис Кэнниган тронул меня до глубины души. История была такой искренней и достойной лучших фильмов о любви. Даже когда ее любимый человек покинул Землю, она все равно продолжала любить его.

– Это прекрасно, – высказалась я.

– Так романтично, – подтвердила Линдси.

– Он был и всегда будет для меня единственной любовью, – Сьюзан вновь одарила нас улыбкой, несмотря на слезы. – Запомните, девочки, – старушка взяла наши руки, – любовь всегда приходит тогда, когда меньше всего ее ждешь. И чаще всего этот человек не воспринимается как любовь всей жизни. В этом вся сложность. Главное – разглядеть и не упустить.

Она отпустила наши руки, медленно встала и произнесла:

– А теперь и мне пора напомнить ему о моей любви.

Затем Сьюзан взяла розы и направилась к двери.

– Спасибо, что поделились с нами, – поблагодарила я.

– Спасибо, что захотели послушать.

Старушка попрощалась и вышла из магазина.

– Их любовь была такой чистой, – пробормотала Линдси.

– Да, – согласилась я. – И настоящей.

Глава 3 Король старшей школы

Мой отец отличался жестким нравом и никогда не признавал поражения. Я был полностью уверен в том, что он терпит меня только по одной причине: я его единственный сын. Мы существовали с ним в параллельных Вселенных, лишь изредка пересекаясь на кухне. Большую часть дня он проводил на скучнейшей работе, а оставшееся время просиживал в своем кабинете. Даже к маме он относился холодно. И так было всегда.

У меня никогда не было привычных для моих сверстников нормальных отношений между отцом и сыном. Его почти и не существовало в моей жизни. Фактически я оказался полностью предоставлен самому себе.

Я навсегда сохранил воспоминание из детства, которое повторялось из раза в раз вплоть до средней школы. Мама целовала меня в макушку и шептала: «Мы тебя любим». Не знаю, кто были эти «мы», но отец в это местоимение определенно не входил. Мою мать вполне устраивал расклад: не видеть мужа целыми днями. «Он много работает и обеспечивает нас», говорила она. В глубине души я даже восхищался отцом. Он построил целую империю на какой-то фигне для обработки растений и сколотил свой первый миллион в двадцать лет. Честно признаюсь, единственное, что я к нему испытывал – уважение. Хотя мама тоже неплохо зарабатывала благодаря наследственному владению крупной сети ресторанов «Голден», но мало об этом говорила.

Несмотря на огромное состояние папаши, родители приняли решение отдать меня в государственную школу. Они хотели, чтобы я вырос обычным парнем и никогда не кичился деньгами. Собственно, таким и стал, но немного отошел от их предполагаемых рамок.

Я вел вполне обычную подростковую жизнь, включая все прихоти «трудного подростка»: вечеринки, девушки, сигареты и литры алкоголя. Да, с таким раскладом я не удивлен, что родители меня не выносят. Друзья из государственной школы стали для меня новой семьей, и я, разумеется, стал похож на них.

И знаете, родители постоянно твердили мне, что я поступаю неправильно, но такой уж я любитель совершать ошибки, а потом расплачиваться за них годами.

Майкл сидел напротив меня, откупоривая бутылку очередного холодного пива. Он откинулся на спинку продавленного коричневого дивана, находясь в состоянии полнейшего дзена.

Мы сидели в подвале его дома, который Майкл называл «мужской берлогой». В помещение вела старая лестница, с которой можно было с легкостью навернуться. Его родители скидывали в подвал всякий хлам, которым давно не пользовались, или старые вещи, которые, как считала мать Майкла: «Могут пригодиться». Именно поэтому мы находились в окружении предметов, рассказывающих о молодости супругов Райт больше, чем любые слова. Дэвид Райт, кажется, работал в небольшой юридической фирме, а Хелен решила стать домохозяйкой после свадьбы. Я знал о семье Майкла немного, так как друг не очень любил говорить о себе.

Около меня расположилась коробка винтажных виниловых пластинок – любимейшая коллекция Дэвида, которую он пополнял с семнадцати лет. Напротив уже упомянутого коричневого дивана и пары кресел того же цвета стоял древний телевизор с видеокассетником. На полке рядом с ним лежали старые фильмы на пленке. Мы с Майклом пересмотрели практически все, включая сопливые мелодрамы Хелен Райт. Кроме мелодрам о миссис Райт напоминали: куча старой одежды в стиле девяностых и постеры со смазливыми мужиками времен ее молодости, но все это добро мы сразу же запихнули куда подальше.

Когда другу пришла идея устроить полноценную комнату отдыха, мы решили дополнить обстановку. Тогда на кирпичных стенах появились разноцветные баннеры, огромные дорожные знаки и плакаты, как утверждал Майкл: «лучших фильмов всех времен». В итоге мы решили оставить некоторые вещи мистера Райта, поскольку они были довольно интересными: кроме видеокассетника и пластинок, здесь находился баскетбольный мяч, подписанный самим Коби Брайантом*. Мяч стоял на большом стеллаже рядом с другими прикольными штуками. О! И я, конечно же, не забуду упомянуть мини-холодильник Майкла, которым он так гордился. Внутри он хранил, как вы поняли, то, что держал в руке.

– Черт, в этот раз ты переборщил, – высказался Майкл, глотнув пива.

Я кивнул и тоже влил в горло холодный напиток.

На друге была очередная футболка с изображением обложки какой-то настольной игры про магов. Одна из прекрасных черт Майкла Райта – абсолютное забивание на чужое мнение.

– Как думаешь, он кинет тебя в частную школу? – поинтересовался он.

– Ага, – пробурчал я в ответ, рассматривая деревянный потолок, по которому тянулись провода, позволяющие гореть маленьким лампочкам.

– Не в первый раз отец тебе этим угрожает, – изрек Майкл. – Пустые угрозы.

– Ты не видел, как он это говорил, – произнес я, вспоминая пыхтевшее лицо своего папашки.

Майкл хмыкнул и встал с дивана, принявшись поднимать одно из сидений.

– Ты что делаешь? – спросил я.

– Я кое-что достал, – пробормотал друг и вытащил находку. На его ладони лежали две сигары, точно ему не принадлежащие.

– Ты прячешь сигары под диванной подушкой? – уточнил я, рассматривая золотую эмблемку на секретной плохой привычке.

– Ну да, – пожал плечами Майкл.

– Миссис Райт не приходит сюда пылесосить?

– Уже нет. Недавно она сказала, что я должен сам прибираться здесь.

По сути, эта женщина дала моему другу идеальное место для хранения запрещенных штук. Убирался ли он? Определенно нет. Прятал ли украденные у отца сигары? Определенно да.

– Будешь? – предложил он, протягивая одну.

Я знал, что пора отказаться от такого вида удовольствия, но не мог. Это был мой второй наркотик после Джун.

Вытащив из кармана джинсов любимую металлическую газовую зажигалку с выгравированным изображением черепа в языках пламени, я поджег сигары.

Это странно, но я находил себя в определенных материальных вещах, пусть и являлся фанатом «Бойцовского клуба»*. Мой мотоцикл, старая кожанка, зажигалка – все это говорило обо мне. Эти вещицы были со мной в самые разные периоды жизни, и через какое-то время я начал ими по-настоящему дорожить, поэтому мог понять желание супругов Райт хранить ненужное барахло.

Мы закурили и подняли целое облако дыма, окутавшее нас с головами. Мой смертельный друг Табак вновь забрал меня в свои объятия.

– Когда вернуться твои родители? – буркнул я, выпустив очередной клуб дыма.

– Через неделю. Мама захотела поехать на очередной фестиваль сыров.

Я засмеялся, услышав словосочетание «фестиваль сыров» и снова припал к сигаре. Так мы просидели до самого вечера. Болтали и курили, забыв о мрачных последствиях моего недавнего поступка.

***

Вечером того же дня я, будучи укуренным, набрался смелости зайти к отцу в кабинет. Точнее, не набрался смелости, а слегка притупил инстинкт самосохранения. В моей жизни был лишь один человек, которого я опасался. И этим человеком являлся Оуэн Хэйс.

Я постучал в дверь и зашел в кабинет. Отец скривился над документами, которые освещала одна настольная лампа.

Кабинет напоминал отца: старомодный, строгий, но со вкусом. Стены были обклеены обоями в темно – зеленую шотландскую клетку и контрастировали с белым потолком, единственной светлой деталью в помещении. Сверху висела позолоченная люстра с лампочками, по форме похожими на пламя свечи. Все в кабинете было отделано темным деревом.

Комнату украшала деревянная мебель в английском стиле. Посередине расположился длинный, заваленный бумагами письменный стол. К нему прилагался стул с кожаным коричневым сидением. К стене был прижат огромный шкаф, также заваленный документами, папками и старыми книгами любимых классиков отца.

На столе папа расставил литые бронзовые статуэтки в виде «сильнейших», по его мнению, зверей: лев, крупная собака и какое-то непонятное чудовище с головой дракона. Не знаю, как туда затесалась крошечная лошадь, но мне, в принципе, все равно.

– Можно? – мой голос прозвучал небрежно, но увлеченный  работой отец этого не заметил.

В свечении настольной лампы он был похож на Сатану, перебирающего списки своих жертв. Хотя постойте, так он именно этим и занимался. Отец рассматривал списки компаний, которые пытались ослабить влияние его долбаной фирмы «Все для растений» на природу.

Судя по его внешнему виду, он сидел в кабинете уже давно: рукава белой рубашки были закатаны до локтей, а волосы находились в состоянии полнейшего хаоса.

– Чего тебе? – бросил он, не отрываясь от бумаг.

Вероятно, папа до сих пор злился на меня из-за выходки, что было неудивительно.

– Прости, – промямлил я. – Такого больше не повторится.

– Конечно, не повторится, ведь ты переходишь в частную школу, – отвесил он, продолжая помечать что-то в документе.

– Ты же это не серьезно, – пытался утешить сам себя я.

– Твою форму доставят через пару дней, – жестко сказал отец, лишая меня возможности возразить или попытаться подействовать на его решение. – А теперь оставь меня. Мне нужно работать.

Мой мозг осознал, что ловить уже нечего. Я бы просто потерял время, если бы попытался отговорить его от идеи сбросить меня к местным мажорам. Если он чего-то захотел, то так оно и будет.

Когда я был маленьким, мама постоянно уступала отцу во всем, даже в выборе какой-нибудь краски для стен. Постоянные мелкие уступки со временем наделили его огромной властью. Отец привык, что он главный в наших жизнях и спокойно может принимать важные решения за нас. Я пытался время от времени противостоять ему, но это не сильно помогало. И теперь оставалось только смириться с реальностью, поэтому я вышел и закрыл за собой дверь.

– Черт! – выругался я со всей злостью, которая скопилась во мне за годы, прожитые с ним под одной крышей.

– Не выражайся! – воскликнула  мама, раскладываю посуду по кухонным шкафам.

Она выглядела весьма уставшей: волосы были кое-как убраны, а рабочее темно-серое платье помялось. Мама тоже много работала и приходила домой грустной и обессиленной.

И она видела происходящую с отцом сцену. По крайней мере, слышала.

В ответ на ее замечание лишь промолчал и, хмурый, как туча, поднялся наверх в надежде никого не видеть до утра. Разве что…

Я поднялся в комнату и взглянул в окно, заметив маленькую Джун. Ее стол располагался прямо у окна, что обеспечивало мне идеальный обзор. Девушка в очередной раз проводила выходные дома. Она так сильно отличалась от меня.

Желтоватый свет настольной лампы освещал маленькую область комнаты, создавая уютную атмосферу. Хотел бы я быть рядом с ней в этот момент. Соседка запрокинула ноги на стол. На ней красовались клетчатые красные штаны и серая футболка с надписью «Fuck it»*. Неуложенные волосы спадали на плечи, придавая девушке непринужденный вид.

Джун читала очередную книгу. Она постоянно читала, почти все время, как переехала сюда. Я вел себя как маньяк, наблюдая за ней из своего окна, но не мог оторваться. Просто она такая красивая. Только ее я хочу видеть, когда мне паршиво.

Еле оторвавшись от соседки, надел наушники и повалился на кровать.

В понедельник должна была начаться новая жизнь, от которой я не смогу убежать. Весь вечер пытался найти хоть какие-то плюсы в частной школе, но нашел только один – Джун Сандерс.

***

Вскоре я получил форму.  Мне доставили пять однотипных белых рубашек, черный пиджак с маленьким изображением головы красного орла в круге, эмблемы новой школы, красную жилетку с той же эмблемой, темные штаны и галстук. Ужасно надевать это, когда ты большую часть жизни проводил в кожаной куртке и потертых джинсах.

Утро понедельника выдалось не очень приятным. Я собрал сумку, накидав туда учебники, тетради и несколько ручек, надеясь, что хотя бы одна из них пишет.

Папа по-прежнему не говорил со мной, но немного потеплел. Я понял это, когда он многозначительно кивнул, разглядывая меня в новой форме. Теперь я стал похож на сына, которого он так желал видеть во мне. К его большому сожалению, пара шмоток меня изменить не могли. Тем временем мама старательно делала вид, что все в порядке, натянув фальшивую улыбку.

Я позавтракал глазуньей и вышел из дома. Словами не передать, как я был рад покинуть это место. Солнце слегка припекало, и дул легкий ветерок, приносивший приятную прохладу.

Было здорово выйти на улицу и сесть на черный байк «Harley-Davidson»*, на который я когда-то очень долго копил. Родители были не в восторге от покупки, но решили, что спорить со мной бесполезно, так как я все равно стал бы ездить на нем, просто без их ведома. Байк определенно стал лучшим вложением денег за всю мою жизнь. Я никогда не любил вещь так сильно. В группе предметов, к которым я испытывал искреннюю любовь, мотоцикл находился на первом месте.

Он переливался под жарким солнцем, и я знал, что это будет лучшим зрелищем за сегодняшний день. Я испытал чуть ли не оргазм, когда надел шлем и опустил зад на сиденье байка.

Я не знал, где конкретно находится Гордон Скул, поэтому решил воспользоваться GPS.

Невольно вспомнил о девчонках из этой школы, которые могли попасть на мою вечеринку. Не знаю, откуда они брались, но искренне не желал разбираться еще и с разгневанными женщинами, с которыми, возможно, по пьяни переспал.

Скажем так, я определенно жил не по библейским заповедям. Иногда потребности брали верх, а я был и не против их удовлетворить. Да, мне, несомненно, нравилась Джун, но она как будто старалась не пересекаться со мной лишний раз. Не мог же я сидеть и ждать, когда соседка потеплеет ко мне. Но это не значило, что я не собирался заполучить ее. Я был их тех, кто любит цели посложнее.

Я ехал около пятнадцати минут по GPS, когда заметил высокое здание в готическом стиле. Видимо, так выглядел мой самый страшный ночной кошмар. Над деревьями возвышались темные, устремленные вверх башни, на которых расселись каменные гаргульи. Стрельчатые арки и высокие окна украшали строение, придавая ему устрашающий вид.

Подъхав ближе, заметил огромную лужайку, на которой сидели ученики перед началом занятий. Утром на ней находилось много народу. Мой похотливый взгляд не прошел мимо девочек в черных пиджаках, коротких красных клетчатых юбках и белых чулках до колен. Такие чулки невольно заставляли фантазировать. Возможно, в этой школе есть и еще один плюс…

Все резко обернулись в мою сторону, услышав звуки приближающегося байка. Они зачарованно смотрели, как я въезжал на парковку.

На парковке находилась куча мажорских машин, полученных на шестнадцатилетие местными королями. Выбрав подходящее место, заглушил своего верного друга. Выражения лиц подростков, окружавших меня, было не передать словами.

«Неужели никто здесь не ездит на мотоцикле? Почему все так пялятся?» – озадачился я.

Я чувствовал себя экспонатом в музее и не хотел упасть в грязь лицом перед новыми одноклассниками. Я сын богатых родителей и знаю, что первое впечатление – это самое главное. Тем более я неплохо выглядел на байке в этой мажорской школьной форме. Дальнейшее действие зависело только от меня. Я мог устремить взгляд на асфальт и дать всем понять, что не такой уж крутой, а мог…

В итоге снял шлем и встряхнул волосами, решив дать этим стервятниками то, что они хотели – шоу. Затем медленно слез с байка, покрутив в руке ключами. Что сказать, быстро вошел в раш.

Я с усмешкой отметил несколько парней, во взгляде которых читалась зависть. Как мило. Извините, парни, но меня это только веселит.

Я двинулся ко входу самой уверенной походкой на свете. В этот момент все глаза смотрели на меня. Абсолютно все. И только на меня. Толпа расступалась, пропуская вперед. Я чувствовал восхищенные взгляды девиц, которые сходили с ума от одного моего вида. Они шептались, называя меня «красавчиком», а парни фыркали им в ответ. Не хватало только песни «Are you gonna go my way»*. И я мог бы бесконечно идти по этой дороге.

Девушки пытались строить глазки и подмигивать, чтобы привлечь мое внимание, но я был слишком увлечен неожиданно накатившим успехом. Этот момент запомнится надолго, и мое пребывание в Гордоне определенно скажется на истории школы.

И тут я подумал: «А зачем мне изнывать от безысходности судьбы, когда я могу стать королем?».

Глава 4 Неудачный день

– Джун! Джун! – раздался глухой крик.

Промычав что-то невнятное, я натянула на голову одеяло. Мама забежала в комнату, разрушив мое укрытие:

– Ты опаздываешь в школу!

Я моментально открыла глаза и подскочила на кровати:

– Сколько времени?!

– Без десяти минут восемь!

– О нет! – протянула я, быстро выбираясь из постели.

Успеть в школу за сорок минут? Звучало как вызов…

Я побежала в ванную. Мигом почистив зубы, умылась и забыла расчесаться. Затем вернулась обратно в комнату и залезла в шкаф. Надев белую рубашку и короткую юбку в клетку, натянула высокие гольфы и засунула ноги в черные конверсы. После этого схватила собранный с вечера рюкзак и выбежала на улицу. На завтрак времени не оставалось, поэтому я решила, что до ланча буду питаться исключительно знаниями. Я начала бежать к остановке, но заметила, как автобус проезжает мимо меня.

«Гадство!» – прозвучало в голове.

Недолго думая, я, как последняя идиотка, погналась за транспортом:

– Стой!

Автобус ехал все быстрее, а бежать становилось труднее.

– Черт! – заговорила во мне безысходность.

В итоге продолжила гнаться за автобусом до следующей остановки, около которой он благополучно остановился. Я тяжело дышала и вся взмокла от пота, но вышла победителем. Ну, почти.

Запрыгнув в транспорт, плюхнулась на сидение рядом с какой-то старушкой. Я распутала проводные наушники и подключила их к плееру, понадеявшись, что песни P!NK* повысят градус моего настроения. Так и вышло. Правда, старушка всю дорогу смеряла меня нравоучительным взглядом, а я изо всех сил старалась не обращать на нее внимания.

Доехав до нужной остановки, выскочила из автобуса. Никогда бы не подумала, что буду с такой радостью покидать общественный транспорт. Теперь предстояло пробежать дополнительное расстояние до школы, потому что прямиком в Гордон автобусы не ходили. Видимо, это не особо печалило моих одноклассников, так как почти каждый из них имел собственную машину.

"Ну, хоть какой-то спорт в моей жизни", – подумала я, ощутив прохладный ветерок в волосах.

Преодолев огромную парковку, забежала в здание. Я неслась по каменной лестнице, а затем по пустынному коридору, стуча кедами по темной плитке. На стенах висели фотографии известных писателей и ученых в позолоченных рамах, которые слились в единое пятно, так как я бежала так быстро, как только могла. С высоких потолков свисали огромные готические люстры с множеством огоньков.