Любовь саламандры

Толщина пальцев ничего не скажет о мастерстве их обладателя. Эти пятиотростковые приспособления способны не только творить закрутку гаек, но и ставить чудесные пломбы… на зубы, если их обладатель – стоматолог. Третьего дня Сонгале поставил пломбу разговорчивый специалист платной клиники, взял столько же, сколько с неё сдерут сообща эти два бандита – сантехник и электрик. Но что же делать – надо уезжать, а протечка чревата – накапает столько по счётчику, что век не расплатишься. А этот смеситель немецкий, стоит взять. Она согласно кивнула, и мастер нагнулся к сумке, чтобы извлечь гаечный ключ. Ручка выпала из кармашка, упала на пол, за ней последовала небольшая пачка бумаги. Сантехник поднял и оглядел очень недешёвый паркер на предмет трещин в корпусе и целостность золотого пера, затем стал подбирать рассыпанные листочки. Сонгала присела, чтобы помочь бедняге. Их лица оказались вровень, и когда глаза встретились, мир сузился до размеров узкой трубы, куда её всё быстрее затягивала центростремительная сила.

Известное дело: в другой мир просто так не попадёшь, нужно пройти некие ворота, совершить определённый ритуал, чем-то пожертвовать, может быть, даже ритуально умереть и воскреснуть. Одному это не обычно под силу, и нужно прибегнуть к посторонней помощи. Но есть такие, кто, не спрашивая вас, хватает чужую душу и швыряет её в прошлое или в другое измерение.

Сонгала очутилась на дне бассейна. Вода была холодной и тёмной, и со дна водоёма размером десять на четыре метра было видно, что поверхность морщится от дождя и ветра, и свет фонаря рисует беглые узоры, и что там стоит человек с сигаретой в зубах, который через несколько секунд бросит окурок в воду. Она сидит на дне, держась за скобу и, когда убийца уйдёт, оттолкнётся ногами и всплывёт, и посмотрит на свои белеющие в темноте руки, и вспомнит озеро двух лун – верхней и водной луны – близнеца верхней, и поймёт их связь, и то, о чём верхняя луна предупреждала её. Луна сказала: не верь, если хочешь остаться живой. Твоя кровавая жертва принята, ты посвящена. Я – воздух, моя сестра – вода, ты принадлежишь нам. Но бойся водных посланцев, – сказала воздушная луна. А водная луна возразила: – Нет, бойся тех, кого сама создашь.

Странный сантехник отвёл взор, и её вышвырнуло из той реальности, которая была давно забыта и похоронена. В руке осталось несколько чуть влажных листков, она разжала пальцы, но листки не отклеивались, и она сунула их в карман халата. Рабочий не заметил кражи, также занятый засовыванием того, что походило на блокнот без скрепок в карман рубашки, оказавшейся под униформой – удивительно приятного зеленоватого цвета, с мелкими перламутровыми пуговицами. Потом он прошел на кухню, повозился там, проверяя соединения труб пол раковиной, снова вернулся в ванную и приступил к работе, не обращая на нее никакого внимания.

Сонгала оставила мастера возиться с краном. На кухне она включила электрический чайник и, сунув в рот кусочек восточной сладости, бездумно уставилась в окно. День обещал быть просто великолепным, машин было мало, но на Окружной, если присмотреться, они шли потоком. У начальства, как известно, выходные начинаются с пятницы. А такие как этот рабочий трудятся и по субботам. Она прислушалась. Из ванной доносились рабочие звуки: звяканье, скрип, урчание крана, потом журчание воды, успокоившее его, как жена усмиряет злость голодного работяги-мужа лаской голоса и борщом. Она прошла в комнату, села за свой стол, разлепила листки и вгляделась в рукописный, слегка влажный текст, на котором буквы начали расплываться. То, что она увидела, мало удивляло, она привыкла к совпадениям. Это были стихи, по крайней мере на одном из них, и она прочла их, решив, что за такие деньги, что сейчас отдаст этому грабителю, имеет полное и безоговорочное право составить мнение о стиле. Сонгала имела к писательству прямое отношение. Первое стихотворение о какой-то саламандре с огненным хвостом, носило немного эротический характер. Так-так. В ней заговорили: знаток поэзии, редактор и рецензент. Но разбираться со слабыми виршами времени не было. То, что она прочитала на втором листке, оказалось не стихами, а заклинанием, в этом не было сомнения. То ли отворот, то ли отвод глаз. И почерк другой. Интересно. Но это даже читать опасно, можно саму себя заговорить. Сонгала зевнула. У нее немного кружилась голова и громко стучало сердце – последствия внезапного пробуждения. Скорей бы это трудяга ушел.

Когда звуки в ванной стихли, она решила посмотреть на новый смеситель. Однако в ванной комнатке её ждал сюрприз. Там на полу лежало то, что можно было назвать ящерицей или тритоном, но по размерам это был скорее крокодил, который при виде женщины взмахнул хвостом и изогнулся. Она смотрела на него, пытаясь понять: это игры воображения или то, что оставил ей сантехник? Может, это послание высшей силы, играющей с нами, как с детьми?

– Привет, – сказала она растерянно.

– Привет, – ответило существо.

Кран был открыт, из него текла вода. Сонгала, перегнувшись через тритона, правой рукой закрыла кран, в то время как левой пыталась запахнуть халат, под которым у нее ничего не было. Что же делать с этим чудовищем? Может, предложить угощение?

– Рыбу будете? – спросила Сонгала. Тритон двинул хвостом, но ничего не ответил. Что же с ним делать? Ввоз экзотических животных в страну запрещён, и ей придётся обосновывать появление этого монстра. Что он такое? Это подарок поэта, а значит, просто поэтический приём. Может, метафора? Фу-уу, нет. Символ? Нет, увы. Олицетворение? Возможно. А точнее всего, пожалуй, воплощение. Если исключить сон, который она видит, уснув за столом.

– Только она мороженая, – честно предупредила Сонгала. Она уже испытывала к земноводному странное влечение.

– Не надо, – сказал тритон. – Иди лучше ко мне.

Если бы вода вдруг приняла форму человека и поднялась из ванны, Сонгала не удивилась бы больше. Она знала магические свойства водной стихии, которая могла погрузить вас в себя, свести с ума, а могла охранять, прятать и даже любить, лаская ваше тело. Но чтобы человек, минуту назад простой сантехник, превратился в монстра, в земноводное – такого вода еще не проделывала. А чтобы он при этом ещё и сделал наглое предложение?

– Я не могу, – сказала Сонгала, поражённая в самое сердце.

– Но почему?

Она промолчала, не дала объяснений. Она чувствовала зов из прошлого, где остались все её тайны, все обиды и разочарования, казалось, давно похороненные. Она не хотела вспоминать. И давать объяснения тоже. Глаза существа были полуприкрыты веками, и в них проявилось разочарование. Они стали медленно тускнеть.

– Я ожидал другого, – донесся до неё усталый голос. – Тогда прощай.

– Ты уйдёшь? – спросила она растерянно.

– Я умру на закате, как и полагается нам, отвергнутым чудовищам.

– Дело твоё.

Прямо Аленький цветочек! Сонгала вышла на ослабевших ногах из ванной комнаты, не закрыв плотно дверь – на это не было сил её задрожавших рук. Халат сполз с ее плеч, она рухнула на постель, раскинув руки; тапочки свалились на пол. Кружилась комната, где-то звучала музыка, прилетали и бились о потолок ноты, подобные залетевшим птицам, ищущим выхода, и каждый удар рождал звук: вскрик, стон, ноту отчаяния Ре, и ноту торжества Си. Их слияние перебил звук барабана, тревожный и полный ожидания, поднимающийся к невероятной луне. «Вдох – в такт, выдох – в такт, смотрит с небу лунный зрак, любопытствуя: куда плывёт ладья сия?" Она плыла по Нилу в кедровой ладье, рядом был он, великий Цезарь, он улыбнулся Клеопатре, которая смотрела воду с застывшим недалеко от них крокодилом, и думала о своей власти над воином, о том, что Рим ждет его деяний, а он оттягивает их, поражённый в своё римское сердце не красотой, но силой, живущей в ней. Женской силой, о Клеопатра. В ней, Сонгале, в тёмных глубинах естества, куда никакая наука не может проникнуть, зародился отзвук лунной музыки, засветился таинственный озёрный блеск, сливающийся со звуками музыки и барабанов. Она перестала быть собой, будто потаенное естество переросло ее тело, став кем-то иным, и тут же ощутила нападение. Это был невесть откуда возникший дух японской сказки, демон страстного обладания, лисица-кицунэ. Она сопротивлялась, уворачивалась, уклонялась от его прикосновений. И услышала:

Над телом своим теряешь последнюю власть.

Обуздать ли грозу, если молнию хочет метнуть?

(Рубоко Що Эротические танки Перевод со старояпонского Питера Энгра)

       «Я не могу», – ответила она искусителю, поднимаясь над своим телом амазонкой в броне сопротивления. Она подняла меч и обрушила его на демона. Он, лисица, увернулся от блеска меча, сделал мгновенный облёт её тела, свивая вокруг него сеть, разрубленную новым взмахом клинка, и амазонка торжествуя, улыбнулась, но тут же от демона истёк новый свет, окрашенный в пурпур, о, как она ненавидела этот цвет, свидетель её поражений, знак её вечного преследователя, защитника и мучителя! Упав на клинок, пурпур растворил его, и в руках амазонки остался только эфес, раскалившийся эфес, расплавленный, исчезающий. А потом защитная броня стекла с тела, оставив его обнажённым.

– Почему ты не можешь? – вкрадчиво спросил лис. – Вспомни :

В любовной истоме вишни в полном цвету.

Вместе с одеждой ты сбросила стыд.

–– Нет!

–– А твой халат, лежащий на полу – как мост между двумя мирами.

– Я тебя не успела ни узнать, ни полюбить. Кто ты? Что ты за создание? – крикнула амазонка.

Он засмеялся:

– Ты знаешь, знаешь, но не признаёшь меня. Да это и не нужно. Я прихожу к тебе всегда, хочешь ты этого или сопротивляешься. А теперь хватит. Замри, или умри, но оставь себя мне. Напомнить ли тебе, с какой нежностью входит в тебя… и как отразился в зелёной воде… молчание лотоса многозначительно, о женщина!

И он вонзил в амазонку алый клинок, и не кровь, а белый свет истёк из её образа, взлетела птица, поднялась высоко, прокричала жалобно и пропала из виду.

Послышалось шлёпанье шагов, и Сонгала вздрогнула, но не сделала попытки перевернуться, только напряглась. По её спине провели осторожным касанием, и она задрожала. Две руки просунулись плотно к двум отяжелевшим грудям и встряхнули женщину. Время остановилось. «У этой реки крутые пороги, сердец тяжёлые бьют барабаны. Руки, вёсла, бёдра, ноги лунным светом осиянны. Спазмы – и тело качнулось назад, разом слилось: невозможно-возможно. Мы одолели реки перекат. Выдох – и руки вдоль узкого ложа». И множество раз всё повторилось: и порог, и скат, и всё-всё, и грохот водопадов сменялся тихим журчанием, и несла её река, ни на минуту не прекращая движения, несла к океану. Луна всходила и уходила в этом круговороте, множась на тысячу лун, торжествующих лун, с мечами лучей, с отражениями, звонкими отражениями в воде океана внутри Сонгалы, который качал её на волнах и нёс на своей спине, а потом оставил на песчаном берегу и отхлынул, унося пену и тихо прощаясь, вытекая из неё, из её мира, её тела, сознания и памяти. Так отползает наполненный чужими соками осьминог, бросая высосанную жертву, пустую оболочку, так, облизываясь, отходит насытившийся волк, глядя на остатки своей трапезы, готовый вновь броситься на них, и ложится рядом и смотрит, торжествуя сытостью над бренностью. Но это передышка нескольких минут, вдруг понимает Сонгала и делает усилие, чтобы освободиться, потому что понимает, что пора остановиться, иначе она навсегда останется в этом океане, ведь он опять начинает наступать, и уже показались щупальца снова голодного морского спрута, и волк приближается, а в ней начинает оживать сила, движутся соки, бурлит кровь.

Когда Сонгала вынырнула из безвременья, оказалось, что уже далеко за полдень, что она сидит на измятой простыне, а все остальные постельные принадлежности сдвинуты в угол кровати, что она совершенно голая и абсолютное, бесконечное наслаждение тает в её теле сладкими воспоминаниями, и что мастер-поэт-тритон и кто там он ещё? застёгивает последнюю пуговку своей светло-зелёной рубашки и взгляд у него по-прежнему ускользающий. А потом он уходит, оставив на память свои вирши, сказав: это копии, почитайте, если вам интересно. – А как же кран? – А что кран? будет работать. – Ну, а если претензии? Куда позвонить? – Звоните на фирму.

И закрывается тяжёлая дверь, и накатывает обида и горький смех и: что же это было? Как вечный вопрос недоумевающих женщин: как он мог уйти? И кто это на самом деле? Что за древнего бога впустил ты, мой коврик из Греции, Цербер, лежащий у порога? И как он узнал, в каком обличье явиться ко мне? Откуда, о боги? Неужели то, что погребено в недрах сознания, явственно для посвящённых, для видящих, для знающих о нас то, во что мы сами не верим?

А теперь скажи мне, о Клеопатра, какой огонь горел в тебе, зажигая сердца Цезаря, затем Антония, заставляющий рассказывать легенды о тебе, царица Нильской ночи? Мы знаем – ты и я, что женщина есть загадка, которую мужчина не в силах разгадать, ибо она связана с бесконечной бездной. Теперь бездна, побеждённая одним странным созданием, рыдает во мне – неужели я его никогда больше не увижу? Впору утопиться с ванной. Но я из тех, кого вода поддерживает. Тогда хотя бы окунуться в его воду… но ванна пустая и суха, как старый колодец.

Прости меня, водная стихия, за оскорбление тебя бранными словами. Вчера я назвала тебя прибежищем крокодилов, и вот возмездие поставило меня на место. Нельзя сказать, что прошлое – это другая, навсегда ушедшая реальность. Ещё вчера мне казалось, что одиночество, ставшее авангардом, способно вести за собой наши устремления, что оно оставляет воспоминания, как тела погибших на поле брани, пусть им клюют глаза вороны, нам нет до них дела. Ведь и нас кто-то забыл – думали мы, но оказалось – забвения нет, и память в самый точный момент поднимает своё копьё, чтобы приблизить к сердцу. Щит независимого одиночества – бумажный, и нет оружия против себя самого, ибо странную власть над нами имеют картины прошлого. И для женщины, стоящей у края, вода имеет огромное значение. Но теперь хватит!

Сонгала открыла окна и впустила весенний день. Налила чаю в любимую чашку, отпила. В открытой коробочке сладостей не хватало трех кусочков. Рабочий-тритон съел один, а когда, она и не заметила. Молодец, угостился на славу – во всех смыслах. Она засунула коробку на самую верхнюю полку шкафчика, чтобы не соблазняться экзотическим вкусом: там слишком много сахара. Как эротики у Рубоко Що. А ей надо работать.

Тут же раздался звонок мобильного, будто главный редактор ждала момента, когда удобно будет позвонить и осведомиться, готова ли рецензия. Работа была готова – не зря Сонгала просидела над ней допоздна. В издательстве начиналась спешка, многие хотели перед летним застоем в делах сделать побольше, и спокойно уйти в отпуск. Она пообещала прислать работу по электронной почте, что и проделала, не прерывая разговора, и напомнила, что уезжает за город, пожелала редактору хорошего лета и распрощалась. Теперь надо было запастись продуктами. Что там едят лягушки? Устриц давно нет в продаже, комаров в городе нет, хотя зачем ей комары – царевна-лягушка, помнится, пекла пироги. Отчего в теле такая воздушная лёгкость – после того, что несколько часов делал с ней сантехник-поэт, тритон, посланец водной стихии, полагается быть разбитой, но нет – её будто поднимает в воздух и вот-вот унесёт.

Сонгала принимает душ. Горячей водой она надеется смыть вновь вспыхнувшее желание. Да что это с ней? Она всегда контролировала себя, не опускалась до похоти. Ароматное, с сиреневым оттенком цвета и запаха мыло, пенящееся на плечах и бёдрах, смывает воспоминания о прикосновениях мужчины, доводящих до умопомрачения. Что такого он сделал с ней, что она столь резко перешла от неприязни к зависимости? Впрочем, это пройдет. Физическое влечение недолговечно, а о духовной близости говорить не приходится. Сантехник! А как же вирши его – он же явно не без таланта?

Закутанная в махровое полотенце Сонгала смотрит на пол и видит маленький прямоугольник. Это визитная карточка, на ней написано то, что заставляет её задуматься. Поэтическая студия «Шаги мастерства», телефон и сайт, но самое главное – имя: Александр, и фамилия, ничего не говорящая. Надо будет посмотреть, чем они там занимаются. Хоть какая-то зацепка у неё есть, и если совсем станет тяжко, она попробует разыскать этого Александра. Неужели она готова унизиться до того, чтобы звонить мужчине, который отымел её и даже не стал называть своё имя? И этот почти насильник забыл свою дорогую ручку, как это прикажете понимать? Плата за секс? Или он сам потерялся в лабиринте страсти? Не бывает столь коротких романов, но бывает то, что мужики игриво называют интрижкой. Странное чувство зависимости вызывает тревогу. Хватит мучиться наваждениями, она знает, кто прислал этого монстра. Это водяная луна, старая сводница. Водная стихия, прости-прощай, я иду к воздушной твоей сестре.

Сонгала выходит из подъезда с сумкой в руках, где перекатывается кошелёк, играя с мобильником, выскочившим из внутреннего кармашка, откуда свешивается лягушка на цепочке, хранительница ключей, с зелёными глазами и отломанной, но не потерянной лапкой – своеобразный оберег, амулет, купленный в переходе на Тверской. Нужно запастись продуктами, как это ни банально звучит, хотя после такого приключения следует пойти на исповедь и покаяться, или в полицию, чтобы написать заявление об изнасиловании или принуждению к половой связи. Но она сама спровоцировала это, разве не так? Зачем встречать мужчину в халате и тапках? Это верх неприличия, дурной тон и откровенное приглашение. А вообще работать ночью – большая ошибка, после ночной работы ведешь себя неадекватно. В общем, пошло оно куда подальше, ей было хорошо, а больше такое не повторится.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.