Гороскоп птицы Феникс

Я остановила соседку:

– Вчера или сегодня посторонние приходили?

– Да нет, – пожала плечами Марина Гавриловна. – Светочка недавно приболела немного – легкая простуда, насморк да кашель. Наверное, ее…

Калинина осеклась.

– Вы что-то вспомнили? – заинтересовалась я, глядя на бледное лицо Светланы, которая, мерно дыша, лежала с закрытыми глазами, никак не реагируя на наши голоса.

Соседка попятилась к двери.

– Наташа… Понимаете, за два-три дня до смерти у нее тоже насморк появился. И кашель. А к утру, что удивительно, респираторное заболевание прошло. Потом на Якименко накатила злоба, она впала в депрессию, заснула и не проснулась. Светлана в понедельник захлюпала носом, у нее сел голос, появился кашель. К утру простуда мистическим образом пропала. Я решила, что это аллергия, посоветовала выпить супрастин. Вчера Света была странная. Я решила к ней заглянуть и долго звонила в дверь. Она не открыла, хотя точно была дома, я знала. У меня появилось беспокойство, поэтому я воспользовалась связкой запасных ключей от ее квартиры. Света стояла на кухне и выглядела так, словно выпила спиртного.

– Звонкова увлекается алкоголем? – осведомилась я.

– Нет. Всего пару раз в году вижу ее слегка подшофе, на Новый год и в день рождения, – перечислила Марина Гавриловна. – Я подумала, что Светлана решила лечиться от простуды чаем с коньяком и не рассчитала дозу, ведь крепкие напитки в сочетании с кипятком действуют активнее. Подошла к ней, принюхалась, но ничего, кроме запаха духов, не почувствовала. На полу валялись разбитые кружки, тарелки, опрокинутые табуретки. Света на разгром взглянула и как-то по-детски протянула: «С чего это они упали? Марина Гавриловна, вы посуду уронили?» А сегодня Звонкова плакать стала, на жизнь жаловаться… заснула… а сейчас не просыпается… Прямо как Наташа! И разбитая посуда… Может, у Светланы тоже приступ ярости случился, только она одна в доме была, просто тарелки и кружки пошвыряла? Выходит, у них двоих одинаковое течение болезни. Надо же, какая-то неизвестная мне вирусная инфекция.

Калинина развернулась и опрометью кинулась в коридор, я поспешила за ней.

– Мне надо домой, – шептала соседка, возясь с замком, – приму душ, прополощу горло и нос мирамистином. Ой, у меня, кажется, температура… И насморк начинается, кашель…

Пожилая дама резко распахнула дверь своей квартиры и упала, едва переступив порог. Я растерялась. И тут подъехал лифт.

– Дурацкая кабина, – возмущалась полная женщина, выходя из подъемника, – такие в музее показывать надо. О, смотрите, Анна Семеновна, больная-то прямо на лестнице валяется.

– Что случилось? – сухо спросила другая медичка, более молодая. – Драка?

– Нет, – простонала Марина Гавриловна, – я просто споткнулась.

Вынув рабочее удостоверение, я шагнула навстречу бригаде «Скорой помощи».

– Надеюсь, с Мариной Гавриловной все будет в порядке. А вот со Светланой Звонковой, которая находится в спальне, сложная ситуация.

Глава 8

Примерно через час, когда я в своей «букашке» с черепашьей скоростью ползла в пробке, мне позвонил мужчина и хорошо поставленным голосом завел:

– Уважаемая Евлампия, вас беспокоит отец Нины Еськиной, меня зовут…

– Роман Борисович, – перебила я, – отлично вас помню, мы же знакомы не один год.

– Очень приятно, что узнали меня, – обрадовался профессор. – Евлампия, поскольку я являюсь гостем в вашей уютной квартире, то не могу ничего сделать без ведома хозяйки. Намереваюсь провести научный эксперимент, для него понадобятся детские музыкальные издания. Сейчас объясню вам, что это такое…

– Книги, которые играют простые мелодии, – сказала я.

– Верно, ангел мой, – одобрил мою сообразительность профессор. – Мне нужны те, где поизносят короткие фразы. К примеру: «Пора обедать», «Идем купаться». Вы разрешите их использовать?

– Непременно разрешила бы, только у нас в библиотеке таких нет, – засмеялась я.

– А где их берут? – спросил ученый.

– Я скоро буду дома и привезу книги, – пообещала я.

– Огромное спасибо! Очень мило с вашей стороны! – начал рассыпаться в благодарностях Роман Борисович. – Мне неудобно, что вас обеспокоил.

– Ерунда, – остановила я его, – все равно я обещала Кисе отвести ее после садика в магазин игрушек.

– Киса ходит в группу? – спросил профессор. – Как это мило! Прекрасно! Жизнь чудесна! Столько всего интересного появилось в последнее время. Жаль, что ничего подобного не было, когда была жива моя Танечка. Она так тосковала в одиночестве. У меня сердце разрывалось от сострадания, на нее глядя. Но что я мог сделать? Приходилось ходить на службу. В советские годы за соблюдением трудовой дисциплины очень строго следили, за опоздание даже увольняли. А групп вроде той, куда ходит ваша Киса, не было. Бедная моя Танюша! Ничего-то ей хорошего не досталось. Знаете, она прожила двадцать четыре года. Я по ней до сих пор тоскую. Евлампия, душа моя, не забудете про книжечки?

– Конечно, нет, – пробормотала я.

– Жду вас с нетерпением! – воскликнул профессор. – Евлампия, любезная моя, хочу угостить вашу Кису, но, естественно, обязан спросить у вас: что ей можно дать? Есть странные люди, которые, не поинтересовавшись у родителей об уместности предпринимаемого шага, могут дать малышу вредные сладости или неподобающие игрушки. Отлично помню, как один мой аспирант, замыслив подольститься ко мне, подарил моей дочке Розочке… резиновый череп. Хороша игрушка для трепетной трехлетней девочки! Как вам это, а?

Ответить я не успела, мобильный сообщил:

– Извините, связь прервалась.

Я выдохнула. Понятия не имела, что у Нины была сестра, которая скончалась в двадцать четыре года. Еськина никогда не рассказывала о трагедии, случившейся в ее семье. Хотя, если вспомнить, как Роман Борисович сокрушался об отсутствии во времена раннего детства бедной Танечки садиков для малышей, то становится понятно: безвременно ушедшая из жизни девушка, похоже, родилась сразу после Второй мировой войны или даже во время нее. И, оказывается, у Романа Борисовича есть еще дочь Роза, которой в три года преподнесли в дар резиновый череп. А я-то полагала, что хорошо знаю семью Нины…

Телефон снова зазвонил, я опять услышала голос профессора.

– Так чем можно угостить девочку? Я имею в виду вашу Кису.

– Она ест все, – ответила я, – в разумных количествах, конечно. Скажем, конфеты не более двух штук в день.

– Сегодня вы уже угощали Кису лакомством? – спросил Еськин.

– Нет, она утром ушла в садик, – пояснила я, – а воспитательница просит не давать детям сладкое, они завтракают в саду.

– Удобно попросить вас разрешить мне угостить малышку парой конфеток? – спросил Роман Борисович.

– Пожалуйста, пожалуйста, она очень обрадуется, – ответила я.

Притормозив у ворот детского сада, я припарковала машину, пробежала по дорожке до двери, открыла ее и увидела на стене прихожей объявление: «Дети выдаются на руки исключительно лицам родственного происхождения при условии опознавания. В посторонние руки дети выдаются при условии оформления лицами родственного происхождения доверенности на выдачу ребенка. Принимающее ребенка лицо должно быть в чистой одежде, обладать разумной речью, уметь ответить на вопросы о своей прописке. Лицам в грязной или спецодежде, имеющим на лице признаки алкогольного, наркотического и табачного отравления, разговаривающим нецензурной бранью или имеющим на лице симптомы таких заболеваний, как корь, краснуха, ветрянка, скарлатина, коклюш, дифтерит, аппендицит, СПИД, сифилис и прочие инфекции, дети не выдаются даже при наличии доверенности от лица родственного происхождения. Завсадом «Солнце рассвета» И.Ф. Бункина».

Я несколько раз перечитала объявление. В голове вертелись вопросы. Человек, написавший сей опус, учился в школе? Почему бы составителю сего дацзыбао не указать просто: пьяницам и наркоманам детей не отдают. Как можно иметь на лице симптомы аппендицита? Отросток слепой кишки находится в животе. И, кстати, разве его воспаление является следствием инфекции? Не подозревала, что аппендицитом можно заразиться.

– Можете не изучать плакат, – заговорила со мной женщина приятной внешности, выходя из коридора, – к вам, Евлампия Андреевна, мои предупреждения никак не относятся. Веди себя все родители как вы, у нас бы проблем не было. Ваша Киса чудо, а не девочка. А где ваша няня? Вы ее уволили?

– Нет, нет, – поспешила возразить я, – у нее отпуск.

– Очень милая женщина, – сказала заведующая садиком Инга Федоровна. – Давно заметила, если семья приятная, то и прислуга в ней соответствующая. Ваши на прогулке. У Кисы такой забавный комбинезон.

– Его ей брат из Америки прислал, – объяснила я. – И это он сестричку в раннем детстве Кисой назвал. И правда смешная одежда. Сделана под кошку – сверху искусственный полосатый мех, капюшон с ушками, сзади хвостик. Забавно. Девочка в восторге. Комбинезон она получила в сентябре, так еле холодов дождалась. Пойду во двор за малышкой.

– Подождите! – остановила меня Бункина. – Евлампия Андреевна, у вас ведь вроде собаки живут?

– Мопсы, – улыбнулась я, – Фира и Муся.

– У меня к вам просьба, – затараторила Бункина. – Видите ли, моя доченька дизайнер одежды для животных. Она очень хочет раскрутиться, и тут ей повезло – Анюту пригласили показать ее комбезики на собачью выставку. Вот это удача! Там будет много прессы. Понимаете?

– Не совсем, – осторожно ответила я.

– Сделайте одолжение, пусть ваши собачки послужат моделями, – заныла Бункина.

Я попыталась отказаться.

– Мопсихи без меня испугаются, они не приучены к светским мероприятиям.

– Так, конечно же, собаки будут с хозяйкой, как иначе! – оживилась Инга Федоровна. – Вы же нас выручите? У нас никого знакомых с песиками нет. Пожалуйста! Вы же понимаете, как я переживаю за свою дочурку? Буду вам очень благодарна. Так что, можно рассчитывать на Фиру и Мусю?

А теперь задам вопрос, что называется, на засыпку. Кто из родителей сможет отказать в помощи заведующей детским садом, куда ходит их ребенок? Естественно, я изобразила радость.

– Конечно, с удовольствием. Когда мероприятие?

– Я вам позвоню, – пообещала Бункина, – сообщу всю информацию.

Мне пришлось улыбнуться.

– Хорошо.

Глава 9

Домой мы явились через час. Детский садик находится в минуте ходьбы от нашей квартиры, но я и малышка сначала пошли в магазин, где купили детские книги для Романа Борисовича и большой пазл для Кисы, она обожает складывать головоломки.

Едва мы очутились в холле, как из комнаты бодрой рысцой выбежал Роман Борисович с пакетиком в руке.

– Какая большая Киса! – воскликнул он. – Прямо гигант. Она ко мне подойдет?

– Конечно, – удивилась я вопросу. – Киса, это Роман Борисович.

– Кис-кис-кис, – забормотал профессор, открывая маленький пакетик, который держал в руке, – кис-кис-кис. Хочешь конфетку? На!

Профессор положил на ладонь коричневый кругляш и протянул девочке.

Меня удивила манера общения Романа Борисовича с ребенком. Но ученому очень много лет, и, наверное, воспитанием детей в его семье занималась их мать. Некоторые мужчины очень любят своих отпрысков, готовы оплачивать разные покупки для них, визиты педагогов, но проводить время с малышами не хотят. И всегда находят достойный повод, чтобы не идти с ребенком на прогулку, в зоопарк или не остаться с ним наедине дома. Скорей всего, Роман Борисович из числа таких отцов.

– Кис-кис-кис, – твердил профессор, поднося к лицу девочки ладонь, на которой лежали две конфеты. – Ну же… кис-кис-кис…

Киса аккуратно взяла одну штучку, положила в рот и начала жевать.

– У нее пальцы! – изумился Еськин.

– Конечно, – сказала я. – А что должно быть?

– У моих были когти, – пробормотал Роман Борисович, – у Танечки, Катеньки, Розочки… У всех.

Я оторопела. У ученого появлялись на свет мутанты?

– Кис-кис-кис, – снова засюсюкал профессор. – Кто у нас второй конфеткой полакомится?

– Не я, – ответила Киса, – спасибо, больше не хочу.

– Ей не понравилось? – огорчился Роман Борисович. – В магазине сказали, что это самое наивкуснейшее лакомство.

– Гадость, – оценила угощение честная Киса.

– Так нельзя говорить, – остановила я ее, – Роман Борисович тебя от чистого сердца угостил. Поблагодари его как надо.

Киса развела ручонки в стороны, сделала книксен и вежливо сказала:

– Спасибо, Барабан Сосисович, за то, что вы мне от чистого сердца гадость принесли. Я наелась. Больше не хочу. Сейчас меня стошнит.

Я еле-еле удержалась от хохота. Барабан Сосисович! Нине понравится, как Киса переделала имя Романа Борисовича.

А тот вдруг закричал:

– Она разговаривает! Евлампия, Киса умеет произносить человеческие фразы!

За годы дружбы с Ниной я поняла, что ее отец необычный человек. Ну кто из вас может читать на ночь Платона? Да еще вместо того, чтобы мирно заснуть на втором абзаце, бегать по комнате и громко спорить с Эмпедоклом?[1] Кстати, вы знаете, кто он такой? Я – нет. Просто запомнила имя, которое Роман Борисович часто повторяет.

Будучи слишком образованным в области философии, психологии и истории, Еськин одновременно удивительно наивен в быту и совершенно технически безграмотен. Однажды я наблюдала, как профессор подошел к чайнику, несколько секунд смотрел на него, а потом забубнил, явно обращаясь к самому себе:

– Так… Сосредоточься. Сконцентрируйся. Изучи предмет. Сделай вывод. Это не печка для разогрева еды – та висит у холодильника. И не хлебница – оная стоит на подоконнике. Ага, передо мной чайник! Он-то мне и нужен!

Но даже для Еськина странно поражаться тому, что девочка, которая ходит в садик, разговаривает.

– Я и читать умею, и стихи наизусть знаю, – принялась хвастаться Киса, расстегивая комбинезон и вылезая из него.

Роман Борисович охнул и уронил пакетик, который держал в руке. Киса подобрала его и, решив продемонстрировать свои таланты, начала громко читать текст на обертке:

– «Лучшие рыбно-злаковые дропсы для кошек всех возрастов. Не более десяти штук в день». Лампа, что такое попсы?

– Дропсы, – машинально поправила я. И вздрогнула. – Барабан Сосисович, вы угостили девочку лакомством для животных?

Не успел вопрос вылететь изо рта, как я разозлилась на себя: Лампа, не смей, как маленькая, называть старика ученого Барабаном Сосисовичем!

– Она ребенок… – выдохнул Еськин. – Живой, человеческий…

Я не поняла, почему мой гость так поражен.

– Конечно.

– Но, Евлампия, вы же сказали – Киса, – протянул Роман Борисович. – Естественно, я решил, что вы ведете речь о кошках, поэтому и рассказал про Танечку, которая была британкой, и про Розочку, которой игрушку в виде черепа подарили.

– Так они кошки! – обрадовалась я. – Одна дожила аж до двадцати четырех лет! А я-то…

Я вовремя прикусила кончик языка – нельзя признаваться, что я жалела профессора, думая о безвременной кончине его дочерей.

– Девочка Киса? Удивительное имя! – продолжал изумляться Еськин.

Я решила не говорить ему, что это домашнее прозвище ребенка, просто перевела беседу на другую тему.

– Вот книжки.

Роман Борисович взял небольшую стопку и открыл одну книгу.

– Купаться! – задорно произнес женский голос. – Пошли купаться!

Потом заиграла музыка: блям-блям-блям.

Ученый захлопнул обложку и снова приподнял ее.

– Купаться! Пошли купаться! Блям-блям-блям, – повторила книга.

– Восхитительно! То, что надо! – обрадовался академик и перевернул страницу.

– Сколько козочек? – приторно-ласково поинтересовалась та же женщина из книги. – Три козочки и один баран. Бе-бе-бе, хрю-хрю.

Последние звуки меня изумили: вроде козы мекают, а бараны совершенно точно не хрюкают.

Роман Борисович начал открывать-закрывать страничку, книжка зачастила:

– Купаться. Пошли купаться! Сколько козочек? Три козочки и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

– В жизни так всегда получается, – философски заметила Алевтина, появляясь в холле. – И куда хорошие мужики подевались? Вечно у нас на трех коз один баран. Спрашивается, что баран с козами делать станет? Нам бы пригодился козел. Хотя, может, баран и лучше, хоть в постель не потащит. У козы с бараном ни фига не получится под одеялом. Ведь так?

Я потупилась. Ну, для начала – животные не полезут в кровать. И нельзя затевать разговор на такую тему при девочке.

– Я не силен в вопросах интимных утех, – спокойно ответил профессор сиделке, – но, наверное, вы, душа моя, правы. Коза и баран в качестве пары – нонсенс.

– Бе-бе-бе, хрю-хрю, – пропела книга.

– А где поросенок? – удивилась Киса, которая, на мою радость, не заинтересовалсь, зачем козе и барану вместе спать укладываться.

– Пора начинать эксперимент, – засуетился профессор и двинулся в сторону коридора.

– Барабан Сосисович, горшок! Вы просили напомнить! – крикнула ему в спину Алевтина. – Ой, случайно вырвалось, Роман Борисович.

– Горшок, горшок, – затвердил академик. – Зачем он мне?

– Вы хотели подарить его Лампе, – напомнила помощница.

Еськин хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ах я мудрый, глупый змий! Ну, конечно! Евлампия, не уходите.

Профессор резво убежал, а через пару минут вновь появился из недр апартаментов. Он нес в руках кадку не очень большого размера, из которой торчало нечто странное. Представьте себе самый обычный веник, ручка которого воткнута в землю, а на пушистом треугольном желто-синем помеле висит… куриное яйцо изумрудного цвета.

– Уважаемая Евлампия, – торжественно произнес Роман Борисович, – разрешите вручить вам уникальное растение, о котором упоминали еще древние греки. Это сцинилла Харабидус Этиус. Когда плод созреет и откроется, вас ожидает великий сюрприз. Если правильно ухаживать за растением, оно вскоре явит вам чудо. А вот тут инструкция, все объясняющая…

И, нежно улыбаясь, Роман Борисович водрузил кадку на стол, затем вручил мне небольшой чемоданчик, похожий на те, в каких женщины хранят свои украшения.

– Открывайте смело, душенька, – велел ученый. – Я хотел отблагодарить вас за доброту и ласку, проявленные ко мне и собаке Антонине, поэтому приобрел сциниллу и все необходимые для ухода за ней приспособления. Видите стаканчик и термометр? Поливать растение нужно водой только двадцати семи с половиной градусов. Заметьте: не двадцать восемь. И ни на деление ниже. Подчеркиваю, двадцати семи с половиной. Это принципиально. Еще тут подкормки, лекарства…

– Капли в глаза! – вспомнила я. – Барабан… ой, Роман Сосисович… ох, Борисович, Алевтина вам в глаза не капала?

– Может, не надо? – жалобно спросил профессор. – Они очень кусаются. И толку от них нет. Нина давно меня ими мучает, но лучше видеть я не стал. Слава богу, Аля про них забыла.

– К сожалению, потерянного зрения не вернуть, – вздохнула я, – главное, что вам не делается хуже.

– Не хочу, – по-детски сказал старик.

– Дедушка, – защебетала Киса, обладавшая слухом юной серны и любопытством проказливой макаки, – слов «не хочу» нет, есть слово «надо».

Роман Борисович взглянул на ребенка.

– Это твоя жизненная позиция?

– Хочешь подарочек? Надо слушаться. И фея тебе под подушку что-то хорошее положит, – пообещала Киса.

– Я бы не отказался от нового поясничного отдела позвоночника, – пробормотал ученый, – а то уж очень спина ноет.

– Фея тебя вылечит, – пообещала Киса. – Хочешь, я сама тебе в глазки лекарство налью?

– Упаси бог! – испугался Роман Борисович. – Иди займись своими делами. Могу книжку тебе дать. Очень хорошую.

– Согласна, – обрадовалась Киса.

– Сейчас капли принесу, – пообещала я и поспешила на кухню.

И где тут у нас нужный флакончик? Ага, вот он. На нем рукой Нины написано: «По 2 капли в каждый глаз. После процедуры угости сыром. Если не дается, покажи лакомство».

Я отрезала два кусочка пармезана и пошла в спальню Романа Борисовича. По дороге мне попалась Киса, которая тащила огромный том в бордовом кожаном переплете. Похоже, фолиант был очень тяжелым, малышка покраснела и запыхалась.

– Что это у тебя? – удивилась я.

– Барабан Сосисович сказки дал, – пропыхтела девочка, – сказал: «Так интересно, что забудешь, как ко мне приставать».

– Разреши посмотреть, – попросила я.

Киса протянула мне издание.

– Вот!

Увидев название: «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила», я прищурилась. Да уж, Киса начнет читать это и никогда не оторвется. Лучше книги для дошкольницы и не найти.

Я попыталась отнять у нее фолиант.

– Барабан Сосисович… то есть Роман Борисович… перепутал, дал тебе не то.

Но Киса цепко держала добычу и не собиралась с ней расставаться.

– Нет! Хочу это читать!

– Тут даже взрослый ни слова не поймет, – возразила я. – Давай вернем сей кирпич дедушке профессору, а ты получишь взамен чудесную книгу про собак.

Обычно покладистая Киса проявила упрямство.

– Нет!

Я потянула том к себе, малышка дернула его назад, мои пальцы не удержали переплет, руки Кисы тоже оказались слабыми. Книга упала на пол, по коридору прокатился гул.

– Купаться! Пошли купаться! – закричал из комнаты Еськина дискант. – Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

– А вот всякие глупости про козочек мне давно не интересны, – объявила Киса, пытаясь поднять «кирпич».

И в это самое мгновение раздался звонок в дверь.

Я поспешила в холл и впустила милейшую Любовь Павловну, которая живет под нами.

– Лампуша, – смущенно начала соседка, – у вас ремонт?

– Нет, – удивилась я. – Если слышали звук перфоратора, то мы ни при чем. Кстати, вот интересно, почему никто до сих пор не придумал к этому жуткому прибору глушитель?

– У меня в коридоре люстра упала, – пояснила Любовь Павловна. – Сначала раздался такой звук, словно бегемот со стола спрыгнул, – бу-бух! Светильник закачался и рухнул. Вот мне и пришло в голову, что у вас в квартире гастарбайтеры мешок с цементом уронили. Приезжие рабочие не очень аккуратны.

– Это книжка плюхнулась, – объяснила Киса. – Интересная очень, но мы с Лампой ее поднять не можем.

Любовь Павловна наклонилась над фолиантом.

– «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила». Господи! Кто это прочитать способен?

– Я! – гордо заявила Киса. – Мне интересно.

Глаза соседки стали квадратными.

– Ну и ну!

– Купаться! – полетело из комнаты Романа Борисовича. – Купаться! Пошли купаться. Сколько козочек? Три и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.

– Надо же, эти книжки до сих пор выпускают, – неодобрительно заметила Любовь Павловна. – Покупала такие Мишеньке, когда он маленьким был, и возмущалась. Авторы все перепутали! Коза с бараном семью не создаст, про свинку в тексте нет ни слова. И кто из них хрюкает? Я звонила в издательство, там пообещали исправить ошибки. Но, видимо, воз и ныне там. Киса, я думаю, музыкальные книжки тебе больше подойдут, чем эта… громила. Лучше поиграй с ними.

– Я уже большая, глупостями не интересуюсь, – серьезно ответила девочка. – Они для Барабана Сосисовича, он их изучает.

– Купаться! Пошли купаться! Сколько козочек? Три и один баран! Бе-бе-бе. Хрю-хрю, – неслось по коридору.

– И-зу-ча-ет? – по слогам произнесла соседка. – Вот это? Про бе-бе-бе и хрю-хрю? А кто такой Барабан Сосисович?

– Дядя старенький, – ответила Киса. Потом она наклонилась и начала толкать лежащую на полу книгу вперед по коридору, приговаривая: – Если нельзя поднять, можно отпихунькать.

– Отпихать, – машинально поправила я.

– Отпихнуть, – озвучила свой вариант Любовь Павловна.

– Толкать, – нашла я нужное слово. Затем пояснила соседке: – Барабан Сосисович – это Роман Борисович, доктор наук, профессор, энциклопедического ума ученый.

– А-а-а-а, – протянула соседка, – ясно.

Пообещав купить новый плафон для люстры взамен разбившегося, я проводила Любовь Павловну, постучала в дверь комнаты отца Нины и вошла туда со словами:

– Давайте капнем в глаза.

– Вы же не оставите меня в покое? – вздохнул Еськин. – Если я отвечу «нет», будете настаивать?

– Да, – кивнула я, – угощу вас потом сыром.

– Иногда надо просто смириться, – пробормотал ученый и сел в кресло.

Я быстро выполнила процедуру, Роман Борисович ойкнул.

– Сегодня лекарство особенно сильно щиплется. Будто мыла напустили.

Я поставила на столик блюдце с двумя кусочками пармезана.

– Это вам за терпение.

– Нужно съесть? – протянул ученый. – О господи! Хорошо. Только разрешите не сразу лакомиться. Я понял, у меня новый медикамент. Нинуша сообразила, что старые капли не помогают, а новые работают по принципу Мармолета. Сыр? Ясно. Проглочу минут через десять, когда глаза гореть перестанут. Спасибо, душенька!

Я, не став уточнять, что такое принцип Мармолета, ушла из гостевой комнаты.