Сыны погибели

Увидев подъезжающую Волгу, он затушил сигарету, но не бросил ее на землю – а аккуратно сунул в карман

– Здрав будь, боярин – шутливо поздоровался Колотов, вылезая из машины – как, банька не сгорела?

– Типун тебе на язык

– Да я шучу, шучу.

– Это кто с тобой?

– Из новеньких. Изотов фамилия. Наставничаю.

– А…

– Дело давай.

– Дело пока не подшито…

– Но протокол то есть?

– Есть. Таблицу не клеили. Нечем фотографировать.

– Давай как есть…

Полковник сунулся в машину, достал папку. Колотов начал с описания, присвистнул

– Кто нашел?

– Местные. Колхозники.

– Как они тут оказались?

– Поехали за сеном. Вон, посмотри.

Колотов снова выругался.

– Твою же мать…

…

– Место обнаружения трупа показывай…

– Там все затоптано в хлам. Трактор гусеничный, развернулся. И они труп на тракторной телеге в деревню привезли.

– Охренели?

– Колхозники, что с них взять. Сам понимаешь

– А чего тут понимать? Это сокрытие улик. Осмотрели, а фототаблицы в деле нет… прокуратура так вмандюрит!

– Да какое сокрытие. Просто дураки. Не трогай их, Колотов. Народ сам понимаешь – темный. Говорят, детей едят. А еще плотина…

– А при чем тут плотина?

– Через пару лет тут все уйдет под воду. Как только брежневское водохранилище начнут подымать. Народ… неспокоен.

– Что, и город?

– Нет, город – нет. Там заградительные дамбы ставят…

– А…

– Понятно дело, там у нас… если переносить…

– Опознали?

– Да опознали… – по голосу Братишко было понятно, что ничего хорошего это опознание не принесло.

– С завода? – догадался Колотов

– Да. Даниил Хроменков, девять лет. Отец – конструктор в КБ-2.

…

– По закрытой тематике…

Братишко зло пнул смерзшийся ком земли.

– С..а. Два года до пенсии – на тебе!

– Подозреваемые есть? Думаешь на кого?

– Да какое там… у нас в прошлом году всего две сто вторых было.* В одном случае двое работяг спьяну поссорились, в другом случае инженера с завода жена допилила – приложил молотком. Оба дела очевидные, подшил и в суд. А это…

…

– Б…

…

– Еще ходят слухи о еврейском жертвоприношении. О том, что всю кровь выпили.

– Чего…

– Того.

– Евреи у тебя тут что ли есть?

Братишко сплюнул

– Тут кого только нет… евреи, поляки, немцы. Не город, а проходной двор.

– Как же так получилось?

– Как-как. В сороковом сюда высылали нацменьшинства из Ленинграда. А в сорок первом – сюда пришли эвакуационные эшелоны… два завода, пехотное училище и еще много чего. Если у вас в Устинове принимали эвакуируемых из Москвы, то у нас тут – из Ленинграда. Некоторые так и остались. Одних поляков по городу – под двести человек.

– И все же…

– Несколько десятков есть. Но ты сам понимаешь, как в том анекдоте – ты кто? Русский. Ха-ха-ха. А я – грузинский…

Но смеяться не было, ни сил, ни желания. Двое офицеров смотрели на место преступления, на ложе трупа – потом сырую тишину разорвал какой-то далекий, глухой, мощный хлопок

– Это еще что?

– Завод. Опять какое-то изделие испытывают…

Больше Колотов вопросов не задавал – есть завод и на этом точка. Таких заводов хватало и в Устинове

Тем временем, Братишко недоуменно смотрел на молодого напарника Колотова, который кружил по окрестностям, то останавливался, всматривался в землю, то снова начинал кружить.

– Чо это он делает?

– Следы ищет.

– Чего?

– Следы говорю – ищет.

– Он что, того?

– Я тоже так думал. До определенного момента. А потом начал кое-что понимать…

Колотов понизил голос

– Про страну А слышал?

– Афган что ли?

– Он самый.

– Слыхал. От нас там Кобальт вроде. Советники.

– Оно так.

– Тебе не предлагали?

– Нет. Место блатное, загранка…

…

– Вон его личного дела – у нашего кадровика нет.

– Это как так?

– А вот так. Засекречено. По полной программе.

…

– По слухам – в сейфе у республиканского военкома.

Братишко присвистнул

– Это что за части такие?

– Такие. Вот ты где служил?

– Как где? Продуваемые всеми ветрами войска…

– И ты думаешь, серьезнее войск дяди Васи* нет?

– А кто ж…

– Войска специального назначения. Выведены за армейский штат, подчиняются только партии. Точнее – ее центральным органам. В стране А – таких много. Этот тоже там был. Видимо, его там много чему научили.

– А тут то, как оказался?

– Направили. Меня попросили присмотреть.

Братишко сделал непроницаемое лицо. Колотов понял – напарник возвращается…

– Ну, чего? – дружески спросил Колотов – нашел чего?

Но этот дружеский тон опытного человека не обманул бы.

– Два следа. Один – гусеничный трактор с прицепом. Второй – Зил -130.

Колотов насторожился

– Это где ты нашел?

– Трактор вон там остановился. А ЗИЛ – он разворачивался, следы остались.

Колотов глянул на Братишко

– Колхозники на тракторе были. Гусеничном. ЗИЛ – не знаю. Надо криминалиста вызывать, пусть слепок делает.

– Зачем? У нас чемоданчик в машине…

Молодой покачал головой

– Там нечего снимать. При развороте четкого отпечатка не получается. Я взял образцы почвы с этого места. Надо будет проверить все ЗИЛы в городе…

Офицеры переглянулись

В здании ГУВД – Братишко тяжело переваливаясь, прошел по коридорам с наглядной агитацией, похрустел ключом в замке. В кабинете сбросил куртку, не спросясь начал заваривать крепкий чай – по-блатному, в банке с кипятильником, отмеряя заварку спичечным коробком. Купчик – по коробку на человека. На окне – запоздалый мороз рисовал узоры, окно выходило во двор, где мающиеся без опохмела пятнадцатисуточники бодро махали лопатами под присмотром сержанта.

– Туалет у вас тут где? – спросил молодой

– В конце коридора. Туда. Вот, ключ держи…

Молодой забрал ключи и вышел. Братишко посмотрел на Колотова

– Кто дело ведет?

– Пока наши. Молодой какой-то говорят, сопляк со связями…

– Ого. А кто в оперсопровождении.

– Пока мы. Гэбье в сторонке, но сам понимаешь.

…

– А если пришлют важняка из Москвы, совсем плохо будет. Так что…

Колотов понизил голос

– Дело надо раскрыть быстро. И доложить в Москву. Или закрыть. Тоже быстро. Это мне сказал Двоеглазов. А ему думаю, сказал сам Берг.

– Это сказать легко…

– У тебя точно никого на примете нет?

– Да точно, говорю тебе. Ну сам подумай, девятилетнего ребенка убить. Да если бы я знал, кто…

– А с чего ты взял что убили?

…

– Тьфу ты.

Колотов выматерился

– Вот чтобы слухи пресечь, если это действительно убийство, то раскрыть мы его должны как можно быстрее. Тащи папки своих подучетных, посмотрим. И кабинет нам дай…

Вернулся молодой, положил на стол ключи

– Ты чего? – спросил его Колотов

Он отрицательно качнул головой

– Ничего… Надо дать команду, начальнику ГАИ, пусть проверят все ЗИЛы в городе…

Колотов посмотрел на Братишко, а тот – на него.

– Как минимум десяток ЗИЛов – в транспортных цехах номерных заводов. Нас туда и близко не подпустят.

– Надо чтобы пустили…

* ст 102 УК РСФСР – убийство

* В честь генерала Василия Маргелова, основателя ВДВ

11 марта 1985 года

Черногорск, РСФСР

А передо мной стоял извечный для России вопрос – что делать?

Если лететь обратно в Устинов – я буду полным идиотом, да вдобавок целый день без толку потеряю. Потому я позвонил Давиду Михайловичу, доложил о том, что дело уже хрен знает как ведется, что на месте обнаружения трупа не велась фотосъемка, что затоптаны следы. Но при этом уже возбудились и возбудились сразу по убийству, причем безо всяких оснований. Он сказал, что разберется, а мне оставаться в городе и работу работать. Примерно прикинув, кто мог вывезти труп без разрешения следователя, я решил ничего не предпринимать – сами меня найдут. А пока я вызвал повестками мать и отца мальчика, а сам пошел в школу, в которую он ходил.

При расследовании преступления против ребенка школьного возраста – разговор в школе имеет даже большее значение, чем опрос родителей. Современные родители – либо заняты собой, либо упаханы либо и то и другое. С ребенком они видятся только вечером, разговор в основном ограничивается проверкой дневника и сделал ли ты уроки. Мать пашет на работе, потом стоит в очередях, потом должна приговорить и обстирать… в общем на воспитание времени уходит мало. Отец тоже пашет, потом либо дома на диване, либо что еще хуже – в пивной или с приятелями на троих в подворотне. До ребенка ему тоже дела нет никакого. А вот в школе – ребенок на виду, у классного руководителя, у пионервожатой, у преподавателей – предметников. И они за него отвечают – перед РОНО, перед ГорОНО так что вынуждены заниматься…

В Черногорске школ было всего семнадцать, Даня учился в первой – самой старой, сидящей еще в дореволюционном здании. Каникулы уже кончились, на входе пионер, поставленный проверять сменную обувь, грозно спросил, куда я иду. Мне пришлось колоться, что в учительскую. Выделили провожатого…

– Да, Хроменков…

Завуч была высоченная дама в очках, среднего возраста. Готов спорить – партийная \кличка у нее Дылда

– Что про него можете сказать?

– Когда Даня пропал, думали, что он пошел на реку хулиганить. А так…

– Его можно было назвать хулиганистым? С уроков убегал?

– Да нет, не было ничего такого… дети конечно разные бывают, приходится и родителей в школу вызывать. Но Даня… нет

Я понял, что она ничего не знает.

– Классным руководителем у него кто был?

– Светлана Феликсовна…

Я по едва заметному изменению тона понял, что что-то не так? Одно из умений следователя – слушать. И не только слушать – но и слышать. Многие слышат не то, что им говорят, и не то как им говорят – а то, что хотят слышать. Надо слушать и слышать человека, который перед тобой. Делать выводы.

– Что-то не так? – спросил я – со Светланой Феликсовной…

– Молодая она. Неопытная…

Я понял, что в учительской тема для пересудов есть – и постоянная. Женский коллектив – это настоящее кубло.

– Тем не менее, поговорить мне с ней все-таки надо…

Надо сказать, что тогда у меня девушки не было.

Тогда все это вообще было по-другому. Считалось нормой, что у парня двадцати и более лет нет девушки, для многих первое знакомство заканчивалось в итоге браком. У меня была девушка, когда я учился, но когда было распределение – она взяла распределение в Киев и уехала. Видимо, наши отношения для нее значили меньше, чем для меня. Кстати, тогда распределение на Украину считалось очень престижным, почти как в Москву или Ленинград.

Так что девушки у меня не было, и я как то не торопился ее заводить по крайней мере до того момента, как не решу жилищный вопрос. Надо сказать, что в нашем городе жилищный вопрос решался проще, чем в других местах, строили много. Мне предложили комнату в общаге как молодому специалисту – но я отказался, так как не смог бы получить малосемейку, если бы взял комнату. Примерно через год вопрос с малосемейкой* обещал решиться – через завод и связи родителей. И вот тогда уже можно было выходить на охоту… то есть искать спутницу жизни. И еще надо сказать, что тогда барышни были не менее, а скорее даже более меркантильными, чем сейчас. Молодой человек с собственной малосемейкой, не говоря о квартире – пользовался бешеным успехом.

В принципе, все мои друзья ходили в общаги, и там получали все что хотели – оргии были такие, что не балуй, на аборты некоторые барышни бегали не по разу в год. Но я не ходил… как то неприятно было… это как надеть чужие носки. Или чужие трусы. Ну и… голова у меня была на плечах. Там такие хищницы были… женись, а если нет, напишу жалобу в партком – соблазнил и бросил. Для сотрудника прокуратуры – такая жалоба почти всегда выкинштейн.

Вдобавок я все еще любил Катю. Не то чтобы любил… просто сравнивал все доступные варианты с ней. И все они – ощутимо и даже безнадежно проигрывали…

А вот когда я увидел Светлану Феликсовну, то с удивлением понял, что Кате она сразу не проигрывает. По крайней мере, внешне…

– Светлана Феликсовна…

Давид Михайлович при виде этого закричал бы – нет, нет, не верю. У него вообще был театральный талант, он был театральным завсегдатаем. Первое – не такой официальный тон. Второе – ну зачем предъявлять удостоверение? Чтобы напугать свидетельницу? Или чтобы произвести на нее впечатление?

Но вы уже поняли, да?

А я сразу понял, что я дурак. И что надо спасать ситуацию – пока не поздно…

– Класс Дани сейчас учится? – спросил я

– Да, конечно.

– Можете показать?

Мы шли по тихим – пока не настанет перемена – школьным этажам. Она была мне по плечо. Стрижка под Мирей Матье, скромное платье. Что-то в ней было… совсем нездешнее. Я потом узнал, что она полька, внучка высланных из Ленинграда перед войной поляков…

– У них сейчас ИЗО. Рисование.

Я посмотрел на часы – шикарная, подаренная на совершеннолетие Ракета-Бейкер. У тех, кто ездит в Москву в МОП, в ГТК** сдавать отчетность – возможности немаленькие. Давид Михайлович говорил – спрячь от греха.

– Минут пятнадцать есть еще.

На классах были таблички. ИзоИ – это рисование. Изобразительное искусство

Мы как то встали… я с трудом подавил желание сесть на подоконник… вспомнил, как нас гоняли за то, что сидим на подоконнике…

При девушке… еще и учителе…

Черт, еще и свидетеле…

Да еще как то стоим… я так встал, что еще немного – и мы обниматься будем. А мне все равно, и то, что я не вижу ее глаза, ее лицо, когда говорю. По выражению лица человека, по его глазам – я почти всегда могу понять, когда человек лжет… для этого надо просто видеть то, что есть, а не то, что ты хочешь видеть.

– А что вообще можете о Дане сказать?

Лана задумалась

– Мальчик не компанейский… тихий. Успевал хорошо по всем предметам. Родители у него инженеры.

– На родительских собраниях бывают?

– Да, обязательно. Деньги всегда вносили если надо.

Ясно.

– Компания у него была?

– Компания?

– Друзья. С кем он вместе бегал?

– Да нет. Я бы не сказала

Девушка улыбнулась

– Что вспомнили?

– Год назад… зимой тоже. Парни из его класса зачем-то решили обкидывать девчонок снежками. И не просто снежками. А ледышками. Ну, знаете…

– Понимаю

– Он тогда защищал девочек.

– Это необычно?

– Для его возраста да. Обычно мальчишки вместе держатся. И вместе хулиганят. А он – нет. Он как то всегда в стороне держался…

– Друзей его можете назвать?

– Ну… Алеша Косых, разве… у него было мало друзей.

– Как думаете, он мог бы решиться на что-то… отчаянное?

Она посмотрела на меня

– Я вас не поняла.

– Сбежать из дома. Скажем, перейти реку по льду, просто чтобы всем показать, что так можно. Пойти в лес зимой одному, не сказав родителям.

Она подумала, потом медленно покачала головой.

– Даня… нет, Даня так не сделал бы. Я вас поняла… такие мальчишки есть… но Даня не такой. Он бы не пошел ни в лес, ни по льду.

Ясно…

И время так медленно идет.

– Как тут?

…

– Ну, вообще? – я неопределенно повел рукой – в городе.

– Нормально.

– Вы отсюда, местная?

– Нет… – она назвала совсем небольшой городок недалеко отсюда – тут педагогическое училище, я здесь училась. Тут и осталась…

– А чего куда получше не распределились?

– А куда?

– Устинов, например…

Она как-то странно передернула плечами

– Мне здесь нравится. Говорят, тут завод будет, еще один…

– Слышал такое…

– Строить будут много, с жильем получше…

– С жильем и у нас получше

Она посмотрела на меня

– А вы… ижевчанин.

– До мозга костей. Правда, теперь получается, что устинянин. Или устиновец, как правильно…

Она засмеялась

– По правилам русского языка правильнее устиновец

– Значит, устиновец. Хотя раньше про нас говорили ижевчанин, а не ижевец. Но – будет нарабатывать новую традицию…

В этот момент – грянул звонок, раскрылись все двери и… со слоновьим топотом из классов на нас ринулось подрастающее поколение. И… все замерли.

А я подумал, что, наверное, создал проблемы и себе и ей – потому что написать в жалобе могут все что угодно – что мы тут не знаю, что на глазах у детей делали. И мне прилетит, если сигнал в прокуратуру придет.

Но мне было решительно все равно…

Сейчас – нельзя допрашивать несовершеннолетних в отсутствии родителей или законного представителя. Тогда – было можно, но в присутствии педагога. Педагогом была Лана… то есть Светлана Феликсовна, нам выделили для работы пионерскую комнату, там было пыльно, лежали горны и какая-то наглядная агитация. Со стены вещал о светлом будущем, едва видимый из-за пыли Брежнев…

– Тебя как зовут?

– Алеша.

– Меня Александр Иванович. Будем знакомы…

Я протянул руку. Косых Алеша, слегка смутившись, пожал ее.

Вопрос допроса… точнее опроса детей – очень интересный с точки зрения психолога. Во-первых – с мальчишкой должен говорить мужчина. Ни в коем случае не женщина. Это кстати большая проблема, что у нас 90 % ИДН*** – женщины. Женщина для пацана – это мать, это учительница. Они их не уважают. Не слушают то, что они говорят. ИДН для трудного подростка – это не авторитет, это тетка в форме, которая лепит ту же нудную муру, что и мать, что и училка в школе. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мужчина старший по возрасту – все же авторитет.

Во-вторых – надо с одной стороны не ставить себя с опрашиваемым на один уровень, ни в коем случае не сюсюкать, но и не ставить барьер. Почти все мальчишки – жутко любопытны. Для них разговор с сотрудником милиции или прокуратуры – событие. Надо дать ему понять, что ты считаешь его взрослее, чем он есть, и что он на самом деле может помочь. Почти всегда это работает – только записывать успевай!

– Я следователь прокуратуры, из Устинова. Приехал сюда из-за того что случилось с Даниилом Хроменковым.

…

– Ты знаешь, что с ним случилось?

– Его нашли… мертвым, да?

– Да. Алексей, как думаешь, как это случилось?

Еще один нюанс. Так как мальчишки болтливы – открытые вопросы чаще всего работают лучше. Начинать надо с того что просто предложить рассказать о случившемся.

И всегда называть всех – мальчишку, его друзей – только полными именами.

– Его… в поле нашли?

– Да. Как он туда попал, как думаешь?

– Не знаю.

Я посмотрел на Лану

– Светлана Феликсовна… можно вас попросить. На минутку?

Она сначала не поняла. Потом вышла… и явно довольна этим не была.

Я поднялся, проверил, закрыта ли дверь, вернулся на свое место.

– Точно не знаешь? Точно – точно?

…

– Алексей, вы были друзьями. Точно ничего такого не делали вместе? Не лазали по теплотрассам, или за забор какой? Не бегали в лес за чем-то? Если что-то такое делали – самое время признаться. Ни учителя, ни родители не узнают…

– Не лазили никуда.

– Посмотри мне в глаза, Алексей…

Похоже, не врет.

– Скажи, сколько у него было друзей? Вообще?

– Не было у него друзей

– Совсем? А ты?

– Мы только сидели вместе.

Я поднялся, открыл дверь

– Светлана Феликсовна…

…

– Когда ты его последний раз видел?

– До каникул еще.

– Вспомни, что было? Может, он грустный был, может, собирался пойти куда-то? Все хорошо было?

– Да…

Неуверенно

– Чем увлекался Даниил?

– Он шахматы любил – уверенно сказал Косых

– Шахматы – удивился я – и как получалось?

– Не знаю… но у него книжки были. Шахматные. Он какие-то задачки решал.

Интересно – в его возрасте.

– Он в клуб ходил?

– Да, вроде.

– В какой?

– Ну, в клуб.

Я понял, что клуб в городе один, а вопрос – глупый.

– Тогда он не в клуб хотел пойти?

– Может и в клуб.

Интересно…

– Скажи, а у него… вот вспомни. Последние месяц… два. Ничего не происходило такого? Хоть что-то. Подрался, грустил. Что угодно.

– У него ручку подшибли.

Ляпнул – и на учительницу посмотрел.

– Ручку? Какую ручку?

– Ну, несколько цветов, ручка такая. Такой ни у кого не было.

– Кто подшиб.

– Ну эти…

– Тут у нас хулиганы есть… – сказала мне Лана, когда с Косых мы закончили

– Ясно. Где?

Хулиганье тусовалось за столовой.

Несколько пацанов, от седьмого класса и выше. Старше восьмого мало – таких стараются в ПТУ выпихнуть после восьмого. До восьмого ничего сделать нельзя, потому что право на образование закреплено конституцией.

Расписанные ручкой галстуки, крысиные повадки. Уже пахнет куревом…

– Веригин кто?

Посмотрели на меня – не слишком-то я и отличаюсь от них возрастом. Но это они напрасно так. Тем более что она – смотрит из окна. А я в зал хожу в городе…

– Ну, я

– Отойдем.

Наглый, какой-то вихляющийся. Ростом почти с меня – акселерат, блин…

– Ручка где?

– Какая ручка.

– Которую вы у Хроменкова отобрали

– Да не было никакой ручки…

Ясно

– Далеко живешь?

Пацан посмотрел на меня с интересом

– Недалеко, а че?

– Через плечо. Дуешь домой, приносишь мне ручку. Загнать не успел?

…

– Соображай, Веригин. Хроменкова мертвым нашли. Ручка у тебя, я знаю. Приносишь мне ручку – и расходимся. Если нет – поедешь в следственный изолятор. За убийство минимум десятку получишь, так?

…

– У отца спроси. Или еще кого знакомого, кто сидел – как люди попадают… а тут не просто убийство, тут убийство ребенка. Чуешь, какой бедой пахнет?

…

– Бегом давай. У тебя полчаса, время пошло

Полчаса хватило – мы с Ланой просматривали журнал, чтобы понять, как учился Хроменков, когда в дверь постучали. Потупив очи долу, вошел Веригин, протянул ручку

– На стол положи – сказал я

Веригин выполнил сказанное.

– Будешь мелких обижать – сказал я – сядешь, как шестнадцать исполнится. Завязывай, пока еще не поздно.

…

– Иди…

Когда Веригин вышел, я посмотрел на ручку. Такие я раньше видел – японская. Но их привозили из Москвы, здесь их достать было невозможно. Откуда эта…

Достал платок, аккуратно упаковал и сунул в карман. Потом разберемся

– Вы его напугали – задумчиво сказала Лана

– Кого, Веригина этого? Бросьте, из одного уха влетело, в другое вылетело. После второй – третьей судимости начнет жалеть, да поздно будет. А сейчас что в лоб, что по лбу. Вы кстати, что вечером делаете?

– Я? Обычно тетради проверяю

– А после тетрадей…

В коридоре прокуратуры меня ждали…

Двое – один к пенсии, лысоватый, среднего роста, с нездоровым цветом лица, второй помоложе, ровесник мне, с настороженными, нехорошими глазами. Когда я начал отпирать дверь кабинета, они синхронно встали. Там стулья в коридоре были, такие, ученические.

– Вы – Савельев?

– Он самый – сказал я, проворачивая в замке незнакомый ключ. Это кстати был первый отдельный кабинет в моей жизни…

– Подполковник Колотов. Это лейтенант Изотов…

Я справился с замком и включил свет

– Проходите…

В кабинете сразу стало тесно. Я отдернул шторы, солнце определенно стремилось на покой, но было еще светло.

– Стульев, извините…

Колотов сел, Изотов остался стоять

– Труп где? – спросил я

– В Ижевске, в морге…

– В Устинове – поправил я – почему он там? Я такого распоряжения не давал.

– Распоряжение сверху отдали

Я покачал головой, давая понять, что нарушение УПК этим не оправдать

– Протокол вскрытия мне нужен как можно быстрее

Подполковник явно не ожидал от молодого следователя такой шустрости. Но у меня почему то не было никогда уважения ни к старшим, ни к авторитетам. Даже тогда.

И подполковник явно был зол, чтобы подбирать слова

– Нужно какое-то время на написание – сказал он – у вас поручения будут?

– А как же.

Передал операм заранее подготовленный стандартный набор поручений – установить свидетелей, провести поквартирный опрос по месту жительства жертвы (пусть побегают) – опера взяли листки, на основании которых они могли теперь работать и ушли. Я же нашел свободный телефон…

Бергман был на телефоне, взял сразу…

– Ты что там творишь? – спросил он с ходу

– Ничего не творю – ответил я и подумал, неужели стуканули?

– Мне уже звонили, спрашивают, что за наглец там работает…

По тону я понял, что Бергман меня скорее одобряет. У милиции и прокуратуры всегда были довольно напряженные отношения – если милиция что-то творила, люди шли жаловаться в прокуратуру. Но и прокуратуре приходилось учитывать, что дальше с этими ментами – работать. А не с этими – так с их товарищами. А не принимать меры – жалоба может и по партийной линии вверх уйти. И тогда не сносить головы уже прокурорским…