Мальчик с девочкой дружил… Трактат первый

– I beg your pardon, a thousand apologies, – поразительно, но мне даже протянули раскрытую ладонь, для рукопожатия, – Сибирцев.

– Конев. – буркнул я, обозначив (исключительно условно) касание горячей и твердой ладони.

– Приятно познакомиться, – подчеркнутая вежливость красавца вряд ли могла кого-то обмануть – в действительности подобные "мачо" к таким, как я – неловким, толстым, потным и очкастым, – испытывают лишь брезгливость (к счастью, я не являлся слишком мнительным, и брезгливость юного "джентльмена" Сибирцева меня особенно не трогала).

В следующую секунду он опять обратился к Насте:

– Ну, так как насчет участия в драмкружке, honey? Хотя бы ради подружки?

Настя, чуть сощурившись, посмотрела на Сибирцева, как мне показалось, насмешливо.

– Исполню роль твоей Джульетты вместо Галки? Если не в жизни, так хоть на сцене?

Сибирцев неопределенно хмыкнул, бросил на меня очередной короткий взгляд (на сей раз более внимательный) и снова одарил нас обоих ослепительной белозубой улыбкой.

– Ну что ты, Настенька, где уж мне конкурировать с нашим гением… Просто, видишь ли, я надеялся, ты все же выручишь подругу…

Неожиданно Настя сделала шаг вперед, приблизившись к "мачо" едва ли не вплотную (на какой-то миг я уж решил, что сейчас она его поцелует…)

Но нет. До поцелуев дело не дошло (да и вряд ли могло дойти, как я понял позднее). Настя просто… нет, не сказала, а прошипела:

Никогда, Сибирцев. Understand me? Never!

Разочарование на смазливой физиономии прирожденного "мачо" сохранялось недолго. В следующую секунду оно сменилось очередной суперобаятельной улыбкой.

– Ну и зря, – легко отозвался несостоявшийся Ромео и даже изящно пожал широкими плечами, – В таком случае, goodbye, honey!

– Бай, бай, – вяло ответила Настя. Чуть нахмурясь, проводила взглядом стройную фигуру удалявшегося парня (вероятно, решил я, школьного донжуана намбер ван) и опять повернулась лицом ко мне.

– Так о чем мы говорили? Ты, кажется, собирался пригласить меня… в кино? Или кафе-мороженое? – в ее взгляде я явственно уловил насмешку… или усмешку? Но отнюдь не злую.

…Эх, Конев, Конев… Я едва не сел в лужу, переспросив: "Разве пригласил?"

Лишь через секунду до меня дошло, что судьба предоставляет мне такой шанс, какого ни до, ни, вероятно, после не будет – она сама намекает на приглашение! Может, ей попросту поднадоели ехидные панки вроде Коржикова и самодовольные красавчики-мачо, изъясняющиеся на безупречном английском?

В любом случае буду я последним ослом, если сейчас брякну какую-нибудь дурость насчет собственной непомерной занятости и планов, в которые поход в кино или кафе с девчонкой из числа тех, на кого я обычно смотрел с большого расстояния, не смея и надеяться на взаимность, решительно не входит.

– Вообще-то… хочешь в кино – идем, – я понадеялся, что мой голос не выдает предательской внутренней дрожи, а звучит вполне бодро, – Или в кафе…

Она слегка прикусила нижнюю губку (меня в очередной раз бросило в жар), после чего мягко, с сожалением улыбнулась.

– Боюсь, сегодня ничего не получится. Сегодня у меня еще два занятия с репетиторами. Но, – улыбка, отнюдь не менее ослепительная, чем у Сибирцева, – Мы ведь может обменяться номерами телефонов, верно? И созвониться в удобный момент…

Разумеется, я тут же извлек из футляра на поясе джинсов свой "мобильник".

* * *

Опять "Вульф"

– Хорошо, если все дело в том, что тебе перестало нравиться имя Ли, стану называть Анжеликой. Или, может, Энджи?

Она наконец улыбнулась. Невольно. Слабо улыбнулась сквозь слезы.

"Вульф" подал ей стакан с водой. Присел перед ней на корточки. Осторожно отвел от ее раскрасневшегося лица прядь темных волос.

– Но, может, все-таки расскажешь толком, что тебя расстроило?

…Бесполезно. Очередной тоскливый взгляд, пауза… и снова слезы.

"Вульф", подавив тяжкий вздох, отошел к креслу. Похоже, в "небесной канцелярии" решили, что жизнь капитана госбезопасности слишком уж напоминает мед… а посему следует добавить в нее пару ложек дегтя.

Бывший друг Горелый сидел в специзоляторе, ожидая скорого трибунала. Душу слегка согревало то, что на тюремных нарах находилась теперь и Люсьена Б. (на допросах, впрочем, успевшая начисто отказаться от собственных откровений, сделанных под воздействием "сыворотки правды").

"Вульф" со Стрельцовым получили от начальства жесткий нагоняй за проявленную самодеятельность и должны были отправиться не в Лондон (как изначально планировалось), а в Бейрут (где, как известно, стреляют на улицах гораздо чаще…)

Самым обидным являлось то, что стерва Б. успела предупредить своего подельника (из Лэнгли, "Ми-5" или даже "Аль-Каиды"… "Вульф" точно не знал, ибо не знала этого и шпионская "подстилка"), посему тот успел смыться из снимаемой квартиры и (видимо, неплохо) замести следы.

В данной ситуации "Вульфу" как никогда требовалась поддержка близкого человека (в идеале – женщины). И меньше всего он мог ожидать, что женщина, чье участие было ему сейчас столь необходимо, решит от него уйти…

Безо всякой на то видимой причины.

– Я тебе надоел? – безнадежно спросил "Вульф", – Давай честно, Ли… то есть, Анжелика. У тебя кто-то появился, кто-то другой, и я тебе больше не нужен? Я тебя не устраиваю? В самом деле…

По экзотически привлекательному (хоть и немного опухшему от слез) лицу Ли скользнула странная усмешка.

– Появился? – сейчас ее голос звучал чуть хрипловато, – Можно и так сказать… Только не тот, о ком ты думаешь, – добавила она еле слышно. Вскинула голову. Обожгла "Вульфа" мрачным взглядом своих миндалевидных темных глаз.

– Только не считай, что ты мне что-то должен, ладно? Ты мне вообще ничего не должен, – и опять, закрыв лицо руками, невнятно пробормотала, – Как я и тебе… Как и я…

Внезапно "Вульфа" осенило. Если у Ли – не обычный предменструальный синдром (к слову, раньше никаких подобных синдромов у нее не наблюдалось), то…

Тогда…

Он вспомнил. Вспомнил, как месяц (или чуть больше месяца) назад случайно увидел в мусорном ведре на две трети пустую упаковку противозачаточных пилюль. Тогда он вскользь поинтересовался у Анжелики, не по ошибке ли та выбросила таблетки? А она ответила, что ее от них тошнит по утрам…

От таблеток ли ее по утрам тошнило, вот вопрос…

И как давно она уклонялась от близости, сославшись на месячные?

Догадка заставила его буквально вскочить с кресла и опять подойти к Ли. Уже не осторожным, а волевым жестом "Вульф" отвел ее ладони от лица.

– Хватит говорить загадками, любимая. Это то, о чем я подумал? Единственное объяснение, так? Ты беременна?

Паника, отразившаяся в ее глазах, объяснила ему если не всё… то почти всё. Ее желание сбежать все еще оставалось для "Вульфа" загадкой. Если женщина беременеет от мужчины, которого любит (или хотя бы сильно к нему привязана), разве не естественным было бы рассказать ему обо всем, более того – потребовать от него каких-то определенных обязательств (к примеру, официального оформления отношений)?

Если она действительно хочет сохранить этого ребенка, зачем в спешке собирать вещи и бежать… невесть, куда?

Ну, а если не хочет… не хочет в данный момент…

– Ли, – сказал Сергей очень мягко. Максимально мягко и ласково. – Ты что же, действительно считаешь меня настолько негодяем? Подонком, способным вышвырнуть за порог свою женщинуь только лишь по причине ее беременности? Ты действительно так считаешь?

Ли густо покраснела.

– Я не собираюсь от него избавляться, – эти слова были произнесены тихо, но твердо (правда, в глаза "Вульфу" она отчего-то не смотрела), – От этого… нашего… твоего ребенка. Не собираюсь.

Он вздохнул. Отлично. Она не собирается избавляться от их – его и ее – ребенка, следовательно, месяцев через семь (плюс-минус две недели) в квартире появился маленькое краснолицее существо, требующее максимум внимания и, соответственно, влекущее за собой уйму проблем…

Хотя, видит Бог, у капитана ГБ Волконского Сергея Петровича (носящего псевдоним "Вульф") и без того проблем – выше крыши.

Но терять Ли? Без нее мир сделается еще более унылым и серым. Да и, в конце концов, каждый человек просто-таки обязан обзавестись хотя бы одним ребенком… рано или поздно. Так пусть уж это будет ребенок от по-настоящему умной, надежной, преданной и, конечно же, желанной женщины, нежели случайной профурсетки, кого-то вроде смазливой, но грязноватой Люси, по чьей вине и на нары недолго угодить…

"Вульф" широко, с облегчением улыбнулся и обнял свою Ли (правда, не слишком крепко, уже инстинктивно опасаясь чем-нибудь навредить и будущей матери, и будущему (или уже наличествующему?) малышу.

– Глупая. Глупая ты маленькая девочка. Скажи лучше, когда нам будет удобнее официально оформить наши отношения – до или после?

– После… рождения ребенка? – неуверенно уточнила Ли.

–После моей командировки, – поправил "Вульф".

Улыбка с тонкого лица его любовницы (его женщины) моментально сошла. Более того, во взгляде крупных, чуть приподнятым к вискам глаз мелькнула тревога.

– Командировка? Опять? И надолго?

– Как обычно. Месяц или чуть больше, – "Вульф", напротив, постарался сделать тон легким и небрежным.

Хотя в этот момент его посетило даже не предчувствие, а нечто вроде предвидения – на сей раз все будет отнюдь не просто…

Правда, насколько непросто, "Вульф" еще не догадывался.

* * *

Ребятки

– Двести, – Коржиков широко улыбнулся, с наслаждением потягивая из высокого стакана апельсиновый смузи (конечно, через соломинку), – С вас двести бакинских, сэр.

– За что? – кисло изобразил удивление Сибирцев, усаживаясь на соседний высокий табурет и придвигая к себе бокал с ледяной колой, – Между прочим, еще не вечер, месье.

Лишним было бы упоминать, что оба представителя "золотой молодежи" вели разговор на безупречном французском, вряд ли понятным лохам, через пень колоду изучавшим язык в школах, которые Коржиков изящно окрестил "инкубаторами для дебилов".

– Вы не видели, месье, нового поклонника Василисы Прекрасной? – ухмыльнулся Коржиков, – И не вздумайте лгать, что вам удалось уломать ее сыграть роль Джульетты… мистер Дориан Грей.

Сибирцев поморщился, но промолчал. Возразить, в сущности, было нечего. Настасья Воронцова, самая красивая из гимназисток, все еще являлась "невзнузданной" (тогда как большинство смазливых элитных "куколок" лишилось девственности уже в четырнадцать (и кое-кто при активном его, Сибирцева, участии).

Воронцова же продолжала корчить из себя недотрогу, и весьма успешно. Иногда Сибирцеву приходило в голову, что, если б не "предки", он даже мог бы на ней жениться… Впрочем, чепуха. Мужчины любят красивых, но женятся на богатых. И родовитых.

С отцом у Насти было все более или менее нормально – как-никак, профессор, доктор наук, в вузе преподает, но вот матушка… с матушкой – темная история. Вроде бросила Настиного отца с малолетней дочерью и помчалась, задрав хвост, за каким-то военным летчиком на Дальний Восток… На какое-то время в семье Воронцовых прижилась ее старшая сестра – Настюшина тетушка… но и та после куда-то сгинула.

Так что жила Настенька со стареньким батюшкой (обремененным, по слухам, множеством хворей) и свирепой псиной по кличке Лорд, к которой ближе, чем на пару метров, лучше вообще не приближаться, и то в случае, если псина на поводке.

Получается, с одной стороны Воронцова являлась "лакомым кусочком", с другой… у данной парниковой розы имелись длиннющие острые шипы.

Тем не менее, три месяца назад Сибирцев с Коржиковым поспорили, что Настеньку при должном старании уломать-таки можно…

Иными словами, вишенка давно поспела, осталось самое простое (но, увы, не самое легкое) – умело ее сорвать.

Коржиков заявил, что не будет даже и пытаться – в качестве "френд" Настасья ему куда интереснее, нежели в качестве "герлфренд".

Сибирцев же считал, что более бессмысленного занятия, чем тратить время на болтовню с девчонкой и походы с ней в "Интернет-кафе", придумать невозможно.

Если уж вести ее – то в "Суши-бар", к примеру. Чтобы впоследствии, слегка подпоив, завалить на проверенную десятками ее предшественниц дедушкину софу – на даче, конечно же. В уютном помещении с камином и прочими удобствами.

– Этот лошак ей надоест максимум через неделю, – лениво заметил Сибирцев и, повинуясь привычке, фактически инстинкту, игриво подмигнул двум подружкам за соседним столиком, одна из которых являлась весьма симпатичной, а другая даже хорошенькой. "Но далеко не столь хорошенькой, как Анастасия", – тоскливо подумал Игорь. Любопытно, а ее матушка тоже была в молодости столь "лакомым кусочком"? И где, к слову, она сейчас?

– Она назло нам будет вываживать этого карася, причем у нас на глазах, – флегматично возразил приятелю Коржиков, – Из вредности. Дескать, утритесь, мальчики, Что с того, что один из вас умный, а другой – смазливый? (Сибирцев слегка покраснел, но промолчал. Возражать ехидному Коржикову было чревато – "припечатает" так, что потом не отмоешься…) Я, мол, хочу гулять с этим толстым, малопривлекательным и… Слушай, – Коржиков задумчиво сощурил свои зеленовато-карие, смахивающие на кошачьи, глаза, – А ведь законченным дураком он мне не показался… И не такой уж этот лошачок непривлекательный…

Сибирцев на эти слова отозвался лишь презрительным фырканьем и, отойдя к стойке бара, заказал пару коктейлей (на сей раз слабоалкогольных). После чего двинулся к столику, за которым хихикали две симпатичные подружки.

– Не помешал, девочки? Мы с другом решили вас угостить. Вы не против?

Косящий под панка Коржиков кисло ухмыльнулся. "Вредная стерва Анастасия" заслуживала уважения за одно то, что упорно не желала подпадать под чары прохвоста и донжуана Сибирцева.

Остальные-то подпадали.

Причем, все. Без исключения.

* * *

Из сводки международных новостей:

"Сегодня на улицах Бейрута снова прогремел взрыв. Число погибших уточняется, по некоторым данным их больше десятка. В число пострадавших попал и гражданин Великобритании Майкл Уэлш, журналист-международник, находящийся с гуманитарной миссией…"

…Голос диктора перестал быть различимым. Уши Ли словно заткнули невидимыми ватными тампонами. Со снимка "гражданина Великобритании" на Анжелику смотрел Сергей Волконский, ее мужчина, ее будущий муж; тот, от которого она собиралась родить… родить…

…То, о чем она могла лишь догадываться, то, что могла только предполагать, теперь подтвердилось в полной мере.

Сергей действительно никаким инженером не являлся. И уехал в командировку отнюдь не в Ростов-на-Дону…

Под чужим именем. Чужой фамилией. И даже чужим гражданством.

Чтобы спустя неделю быть во всеуслышанье объяленным погибшим.

Ли завыла. Завыла, как смертельно раненный зверь. Как волчица. В следующий миг низ ее живота скрутил сильнейший болевой спазм.

…Ребенку Ли, зачатому от любимого всем сердцем человека, родиться было не суждено. Впрочем, на фоне случившейся с Сергеем трагедии, это было совсем неважно.

Если на то пошло, это вообще не имело значения.

Для Ли не имело значения больше ничего.

* * *

Глава 3.

Денис

…Я бежал. Бежал так, как никогда раньше не бегал. Я был марафонцем, приближающимся к финишу. Впрочем, тут я загнул. До финиша было ой, как далеко…

Но главное, как говорит мой отчим, начать. Вот я и начал. Начал сбрасывать лишний вес и для этого стал совершать по утрам пробежки. Думаете, это легко? Сами попробуйте. Нет, не просто рано встать, облачиться в спортивную форму и выйти из дома (когда даже дворники еще спят…)

Нет, вы попробуйте встать на следующий день. Когда скопившаяся в мышцах молочная кислота причиняет дикую боль. Когда не то, что бегать – до туалета трудно доковылять!

И на следующий день, и дальше, дальше, дальше…

Впрочем, я этот этап преодолел. Преодолел, стиснув зубы. В конце концов, у меня имелся отличный стимул: девять букв в имени и столько же в фамилии. Анастасия Воронцова из сточетырнадцатой гимназии (десятый "А").

…Поначалу, конечно, я был настолько неуверен в себе, что решился ей позвонить (после того, как она продиктовала номер своей симки) лишь спустя три дня. Заранее настроившись на то, что – не исключено, – мне ответит какой-нибудь недружелюбный мужской баритон и на просьбу позвать к телефону Настю рявкнет: "Какую такую Настю? Здесь нет Насть!" Ну, в лучшем случае на звонок ответит-таки Настя, однако, мое приглашение в кино тактично отклонит, сославшись опять же на репетиторов или еще какие-нибудь уважительные причины.

Словом, настроился я на худшее, а на лучшее и надеяться не мог.

И тем не менее, чудо произошло. На мой звонок отозвалась девушка и, после того, как я (на всякий случай) представился, издала легкий смешок.

– По-твоему, у меня нет определителя номера?

…Итак, я снова предложил ей пойти в кино (назвав, разумеется, и фильм, и кинотеатр, где он идет), и на сей раз Настя сказала, что согласна, лишь слегка подправив время сеанса (не семь, а девять часов вечера).

После этого свидания (строго говоря, нашего первого свидания) я осознал, что окончательно втюрился. Втрескался. Влюбился по уши.

Мысль о том, что я чем-то ей не угожу, и наши встречи закончатся, повергала меня (не побоюсь этого слова) в тихий ужас.

Вдобавок, я, конечно, не мог не обратить внимания, как смотрят на Настю посторонние лица мужского пола. Редко кто не сворачивал шеи ей вслед… даже те, кто шел вместе с подругой.

Ей-то к таким взглядам, без сомнения, было не привыкать… но представьте, каково было мне, едва я вспоминал о собственном лишнем весе, очках и далеко не грациозной походке…

– Это чертовски мило с твоей стороны, – заметила она небрежным и в то же время ничуть не обидным тоном (как я впоследствии убедился, такой тон вырабатывается годами обучения хорошим манерам…либо дается с рождения). Фраза относилась к букету цветов (на сей раз составленному не из одних роз), который я ей предподнес перед началом киносеанса, – Вероятно, твоя семья живет в достатке?

Тут я определенно стушевался. Не относится ли эта девчонка к категории тех, что любят разводить богатеньких лошков? Во всяком случае, парочка таких динамисток мне была известна (они учились в нашей школе).

Но представить, чтобы хоть одна из них вступилась за незнакомого парня, рискуя (не исключено) собственным здоровьем… Нет, подобное, конечно же, вообразить было невозможно.

Видя мое легкое замешательство, Настя истолковала его по-своему. Мило улыбнулась.

– Извини. Если мой вопрос бестактен, можешь не отвечать. Для меня, собственно, большого значения это не имеет…

– Мой отчим – директор малого предприятия, – я, наконец, усилием воли взял себя в руки и заставил свой голос звучать в тон голосу Насти – легко и небрежно, – Производят кондитерские изделия – всякие там суфле, мармеладки…

Она кивнула. При этом в ее взгляде (как мне померещилось) мелькнуло что-то веселое и хулиганистое.

Я уже приготовился к подколке типа: "Ты, вероятно, объедаешься сластями, поэтому такой толстый?", но, конечно же, ничего не услышал. Ни намека на неумеренное потребление сластей (к слову, не так уж сильно я и люблю конфетки-мармеладки), ни упоминания о своем лишнем весе.

Повторяю, эта девочка была отменно воспитана.

Нехорошие мысли меня посетили позднее – вечером, дома. Ладно, эта девчонка слегка развлеклась за мой счет (впрочем, поход в кино, попкорн, кола и букет тепличных цветов – не слишком высокая плата за роскошь общения с девушкой из числа тех, кем я обычно (лет с тринадцати) лишь любовался со стороны, без малейшей надежды на то, что на меня обратят внимание (о свидании я уж не говорю).

Однако, что дальше? Расставаясь, напоследок она коротко бросила мне: "Звони", вот и все.

И кто даст гарантию, что, позвонив Насте снова, дня через два-три, я не нарвусь на сухой и холодный отказ увидеться? Да кто я, в самом деле? Закомплексованный подросток, обремененный лишним весом, неловкий, неспортивный очкарик и тюфяк… Тот же Гарик со своей "теплой" компанией будущих урок и алкашей внешне смотрится куда выигрышнее меня!

…Промаявшись полночи (и так и не сумев успокоить свое излишне критично настроенное альтер-эго), я наконец решил – если сумею выбросить из головы эту девчонку, поступлю наиболее мудро.

Но увы. Как правило, наши благие намерения зачастую идут вразрез с нашими поступками… И вместо того, чтобы снова сводить одноклассницу Малинину в кино (или для разнообразия в музей), я спустя два дня опять набрал телефонный номер Насти…

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

"ВУЛЬФ"

…Еще не открыв глаз, он ощутил сильнейшую боль в голове, тошноту, а также звон в ушах. "Похмелье?", мелькнула абсурдная догадка. Чушь. Он не алкоголик (во всяком случае, с похмелья страдал лишь пару раз в жизни, в юности. Первое похмелье испытал на следующий день после окончания военного училища, второе – после того, как отметил с друзьями выпуск из института военных…)

"Вульф" едва не подскочил на постели – память вернулась внезапно, и походило это на довольно сильный (хоть и не смертельный) удар током.

Бейрут. Они со Стрельцовым – в роли журналистов-международников с BBC… Точнее, он, "Вульф" (по документам – Майк Уэлш) – журналист, "Стрелец" же (Томас Бейли) – фотокорреспондент. Площадь в центре города. За минуту до взрыва "Вульф" видит субъекта, за которым второй год безуспешно охотится Интерпол вкупе с различными ведомствами европейских государств – членов ООН, занимающиеся борьбой с терроризмом… Стрельцов его даже успевает сфотографировать… или не успевает?

Где сейчас Стрельцов?

И где находится он сам – капитан госбезопасности Сергей Волконский (в настоящий момент – Майк Уэлш, британский подданный, "журналист-международник"?)

От невыносимой головной боли "Вульф" слабо застонал. Спустя несколько секунд дверь в помещение (комнату, обставленную довольно скромно, в европейском стиле) вошла женщина средних лет, с напряженным взглядом. В руках она держала поднос, на котором стояли бутылка минеральной воды, стакан… а также находилось нечто, прикрытое белой салфеткой ("Лекарство?" – мелькнуло у "Вульфа" в мозгу).

– Вы в порядке? – спросила дама по-английски с легким французским акцентом.

"Вульф" прикрыл глаза. Он все еще не понимал, где находится и что в настоящий момент ему угрожает. Но на всякий случай решил молчать.

Просто молчать. Молчание, как известно, золото…

* * *

Настя

…Урок литературы закончился, и преподавательница Маргарита Сергеевна, жестом дав понять ученикам, что они свободны, обратила свой неумолимый взор на Настю.

– А ты, Воронцова, останься…

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… – талантливо спародировал ехидный голос Броневого Коржиков, но, встретившись с гневным взглядом педагога, спешно ретировался.

Настя обреченно перешла за первую парту, аккурат напротив учительского стола.

…О чем пойдет речь, она, разумеется, догадывалась – "королева Марго", помимо всего прочего, руководила школьным драмкружком.

– Настя, я все понимаю, – как обычно, разговор начался исподволь, и голос Маргариты звучал почти искренне. Искренне и сочувствующе. – Папа давно немолод, у него… м-м… проблемы со здоровьем… Ухаживать за ним, кроме тебя, некому…

"Ну почему же некому? – Настя мысленно усмехнулась, – Претенденток полно, только свистни… Другое дело, что интересует их не столько профессор Воронцов, давно перешагнувший пятидесятипятилетний рубеж, сколько его просторная квартира, неплохие десять соток в дачном поселке… и кое-какие сбережения, не говоря уж о фамильных драгоценностях мелкопоместного дворянина Вяземского, с приходом к власти большевиков предусмотрительно изменившего фамилию и назвавшегося учителем церковно-приходской школы… что, впрочем, впоследствии не спасло его от лагерей…"

– Ты меня не слушаешь, Воронцова?

Настя оборвала неуместные в данный момент мысли о своих родовых корнях, со стороны отца, разумеется.

Происхождение ее матушки было "покрыто мраком". Эта тема вообще находилась под строжайшим запретом.

"Не мне ее судить, – как-то сказал Воронцов дочери (Насте было четырнадцать), – Лучше об этом не думать… Лариса всегда была рабой своих страстей и желаний, а подобная жизненная позиция ни к чему хорошему не приводит… Надеюсь только, что ты не унаследовала этой дурной черты характера."

Настя тоже надеялась. В противном случае…

– Дело не в моей занятости, – чистым голосом если не лучшей, то одной из лучших учениц произнесла она, – Я не стану играть Джульетту, если роль Ромео станет исполнять Сибирцев.