Маятник птиц

* * *

5:30 утра. Я с трудом проснулась по звонку будильника в моем телефоне.

Два дня мы с Николаем бродили по городу, наслаждаясь солнечной тихой погодой. Мы гуляли в парке, лежали на пледе у реки, слушали музыку в его айфоне – один наушник мне, а второй ему, ели мороженое в маленьких кафешках на набережной и ходили в кино на мульт про животных. Лишь к вечеру я отвезла его домой. Затем вернулась в свою машину. Свет, которым племянник озарял мою жизнь, погас. Я сидела в машине в легком оцепенении, смотрела перед собой, ничего не видя. Силы вдруг кончились. Я снова была одна, в полумраке своих мыслей, в полусвете своих надежд.

Ночью я долго не могла уснуть и задремала лишь ближе к утру. Тем не менее по звонку будильника я проснулась и встала. Утренняя пробежка – то, с чего я начинаю выстраивать день. Это моя зацепка, мой жизненный стержень. Мне кажется, не будь ее, вся моя жизнь сразу начнет разрушаться и очень скоро превратится в руины.

Я бегаю без музыкального сопровождения. Только редкие звуки пробуждающегося города, только чириканье птиц, спрятавшихся в кронах деревьев, только ритмичный мягкий топ моих кроссовок. Метр за метром. Улица, проспект, переулок, двор, улица, проспект…

В половине седьмого я уже стояла под душем. А ровно в семь мой смартфон разразился зажигательной итальянской песней.

– Анна… Извините, что так рано. Это следователь Тамраев.

Мое сердце остановилось. Несколько секунд я не могла произнести ни звука. Я словно вся развалилась на части. Как человечек из плохо скрепленных между собой спичек и желудей.

– Д-да… – осипшим голосом выдавила я. – Вы нашли его?

* * *

В морг я приехала на такси. Самообладание, покинувшее меня во время звонка следователя, так и не вернулось. Голова кружилась, а руки так дрожали, что я с трудом сумела закрыть квартиру на ключ. Конечно, в таком состоянии я не могла сесть за руль.

Тамраев ждал меня у входа.

– Может, сначала кофе? – спросил он, озабоченно глядя на меня.

Я отрицательно покачала головой.

– Ну, пойдемте…

Он взял меня под руку, и мы вошли в здание морга Первой городской больницы.

Как в тумане я преодолела путь длиною в два белых коридора, освещенных тусклыми мигающими лампами дневного света. Тамраев шел рядом.

Мы вошли в зал. Патологоанатом – мужчина лет пятидесяти, полный, в очках на мясистом носу, – вопросительно посмотрел на следователя. Тот кивнул, и тогда патологоанатом откинул некогда белую, а теперь сероватую, в желтых разводах, простыню, открыв лицо молодого мужчины, неподвижно лежащего на металлической каталке. Светлые волосы, широкие плечи, родинка у ключицы… Прямой нос, четко очерченные губы, брови полумесяцем, бледные веки и – глубокая рваная рана на виске.

Я почувствовала, как к горлу подкатил комок и вот-вот вырвется наружу хриплым, как карканье, звуком – отчаянного рыдания.

Не отрывая взгляда от мертвеца, я собралась, загнала комок обратно, вглубь своего тела, кашлянула и охрипшим голосом произнесла:

– Это не он.

Последующие полчаса я помню как в тумане. Тамраев волок меня – снова по тем же коридорам, затем на площадку у больницы и дальше, по улице, – а я висела беспомощным кулем на его локте и не понимала, что он говорит.

Это был не Аким. Нет. Это был не мой брат. Похож на него, но не он. Облегчение, смешанное с пережитым стрессом ожидания худшего и с болью от того, что еще одна жизнь закончилась, постепенно заполняло меня.

Мы вошли в кафе. Тамраев опустил свою ношу (меня) на стул у окна, сам сел напротив.

– Простите, Анна… Наверное, я мог бы и сам определить по фотографии, что это не он, но я обязан, понимаете? Обязан вызвать родственника на опознание в случае такого внешнего сходства. Будете кофе?

Я не отреагировала, и он решил за меня.

– Так, значит, кофе и… И что еще? Бутерброд? Пирожное?

Я молчала, ссутулившись на стуле и вперив взгляд в стол. В мыслях моих кружилась отчетливая мысль: «Надо взять себя в руки». За прошедшие месяцы я уже трижды приезжала в морг на опознание. Но каждый раз я была уверена заранее: это не мой брат. В этот раз все было иначе. Тамраев сразу произвел на меня впечатление человека ответственного и внимательного к деталям, так что, когда он позвонил ранним утром, я вдруг поверила: все кончено, брата нашли, его больше нет…

– Анна, я понимаю, как вы испугались… Боже мой, я тоже человек, я знаю, что такое потеря близкого. Но, честно говоря, этот парень вылитый Аким.

– Типаж такой же, да, – сказала я и с усилием подняла взгляд на следователя. – Возраст, светлые волосы… Тем не менее Аким совсем другой. Лицо у него более худое и узкое, скулы высокие, щеки ровные, даже чуть впалые, брови с изломом, как у меня, а не полукруглые, рот широкий… И на шее у него не продолговатая родинка, а сердцевидная.