Игра за линией поля

– Несколько минут назад ты предложил пойти и трахнуться в туалете, – сухим тоном напоминает она. – Что тебе нужно? Чего ты хочешь? Почему я?

– Мне просто нравится рушить твою жизнь. Без причины.

И-и-и-и, приз за лучшее враньё по праву достаётся мне!

У меня всегда была причина оставаться вблизи. Хочу или не хочу, но не могу держаться в стороне, это невозможно. Одри магнит для меня, вторая сторона моей медали. Тут работает принцип либо со мной, либо ни с кем. Я всегда знаю, что происходит в её жизни. А ещё я знаю, кто помог Остину расстаться с ней по переписке и сверкать пятками. Я на многое готов, чтобы всё оставалось по-моему. Вот такой я эгоистичный козёл, осудите за это, потому что не чувствую сожаление и ни капли не раскаиваюсь.

– Пошёл ты!

Она разворачивается и марширует к выходу, а я снова поднимаю руку за спиртной добавкой.

Дерьмовый день и худшее в нём то, что подкидываю дрова в пламя. Так уж вышло, что я всегда топлю корабль целиком. Есть во всём этом кое-что положительное: со дна только один путь – наверх.

– От них одни проблемы, – сипит за соседним столом мужской голос.

Я смотрю на помятое лицо и фыркаю.

– Оставь при себе своё жалкое мнение. Мне насрать. Я не тот, за чей счёт опохмелишься или добьёшь.

Мужик извергает проклятия, на которые плевать ровным счётом так же, как раньше. Я лишь надеюсь, что не стану его подобием и обещаю себе, что это последний стакан на сегодня.

Глава 12. Одри

– Это мне?! – не скрывая восторг, спрашиваю я, удерживая мобильник между ухом и плечом.

Мелодичный смех Митча мурашками расползается по коже.

– Всё тебе.

Из груди поднимается счастливый визг, который тонет вместе с носом в цветочных бутонах. Я обнимаю круглую коробку, половина которой цветы, а вторая клубника в шоколаде. И то, что она в шоколаде – мелочь. Митч не знает, что я не приверженица сладкого. К сожалению, мне не досталась сверхспособность лопать сладкое и оставаться стройной, а вот понюхать булочку и после ещё год плакать из-за цифр на весах – это про меня.

Я мечтательно вздыхаю.

– Имей в виду, я могу привыкнуть и тогда запросы начнут расти.

– Всё зависит от их адекватности. Меня не пустят в космос за звездой. Могу попробовать, но сомневаюсь в успехе.

– Сойдёт, – улыбаюсь я. – Обойдусь без звёзд.

– Тогда всё под контролем. У меня предложение, и я не знаю, как ты отнесёшься.

– Говори.

– Сегодня благотворительный вечер, я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.

Я прищуриваюсь, теребя шёлковую ленточку вокруг коробки.

– И всё?

– Да.

– Сколько у меня времени?

Митч берёт несколько секундную паузу.

– Два часа.

Мне приходится сильно закусить губу, потому что эти два часа должна была потратить на подготовку и пробы. Я не могу отсиживаться и ждать, пока меня заметят. Хочешь получать предложения и быть на счету – начинай действовать. Вот, каковы были планы.

Я не в силах разорваться, желая всего и сразу, но выпаливаю раньше, чем думаю:

– Хорошо.

– Тогда заеду к шести, – в голосе Митча проскальзывают бодрые нотки, отрезая все пути обратно.

Я бубню что-то наподобие «созвонимся» и бросаюсь к шкафу.

Джинсы, блузка, туфли и помада – весь арсенал, благодаря которым можно добиться мирового успеха и даже симпатии со стороны комиссии. Волосы оставляю в лёгкой небрежности, перебросив на одну сторону и стараюсь улыбнуться отражению как можно очаровательнее. Улыбка – лучшее из оружий.

Я поворачиваюсь к Лав, которая всё это время наблюдала за мной с толикой замешательства.

– Ну, как? Сойдёт для программы новостей?

В зелёных глазах появляется одобрение, а на губах намёк на улыбку.

– Я бы хотела быть уверенной и красивой, как ты, – тихо говорит она, придвинув ноутбук ближе.

Я окидываю её недоверчивым взглядом.

– Знаешь, я думаю, что ты красивая, просто боишься быть в центре внимания из-за чужого мнения. Тебе стоит бороться со страхом. Самообман уничтожает самооценку получше чужого мнения. И в первую очередь, избавься от всех мешковатых футболок, они убивают фигуру.

– Ты… – она поджимает губы, словно боится договорить, но я, кажется, догадываюсь и поэтому подсказываю:

– Помочь?

Она отрывисто кивнула и сжалась в одной из тех самых мешковатых футболок.

– Хорошо, но не сегодня.

Я хватаю сумочку и вылетаю из комнаты, а спустя мгновение – из кампуса.

За время пути едва ли не попадаю под машины. Дважды. Все сигналят и выкрикивают грубости на которые никак не реагирую. Знаю, это моя вина, и лучше бы за время короткой прогулки собраться с мыслями и показать ту, кто подойдёт на роль ведущей, нежели ту, что не может и двух слов связать. Мне нужно это место. И мне нужно показать себя на все сто, а не облажаться, что сейчас очень даже в моих силах.

Взгляд устремляется к полю, мимо которого следую и к знакомой фигуре в толпе парней.

В горле пересыхает.

Я заставляю себя отвернуться, но, когда делаю это, глаза возвращаются и продолжают пялиться.

Проклятие!

Трэвис расставил кулаки по бокам и свёл брови, слушая, полагаю, капитана. Мне открывается лишь одна сторона его лица, но всё равно замечаю сосредоточенность и собранность, которые он обычно выражает, как будто легко может переключиться от безудержного смеха к каменному выражению. Во мне горит зависть, потому что я не такая. Чтобы остыть, обычно приходится вымещать гнев на любом из попавшихся предметов, даже если придётся избить стул. Такое уже было. Я знаю, о чём говорю. И с недавних пор прогуливаюсь по кварталу или всемирной сети, в поисках чего-то привлекательного. Того, где можно выпустить пар. Айкидо, например. Хороший способ бить кого-то и не попадать в неприятности. А я очень люблю неприятности.

Я увеличиваю шаг, изучая самую простую футболку, обтягивающую его рельефное тело. Чертовски плохая идея это делать.

Огромный минус Трэвиса в его привлекательности, о которой он тоже осведомлён. Второй минус – загадочность. Хочется разгадать, узнать его, получить ответы, но я имею опыт и знаю, что результат не понравится. Именно в данную секунду напрашивается вывод, что когда-то меня шибануло не так уж и хорошо, если пялюсь сейчас. Но ведь это не запрещено? Все мы время от времени можем смотреть в сторону Феррари, но это не означает, что пойдём и купим её. Какой бы красивой не была машина, внутри неё индивидуальный характер. Характер Трэвиса желает лучшего. Он такой же скверный… как, ладно-ладно, мой.

К счастью, успеваю отвернуться до того, как почувствую его взгляд на затылке. Небеса сейчас распевают Аллилуйя, и я готова подключиться к псалмам.

Я быстро перебираю ногами по насыщенному светом коридору, вдоль которого расположились белоснежные колонны, на расстоянии между ними успеваю зацепить картины, в основном это постеры фильмов. Каблуки туфель стучат по тёмно-синей плитке под ногами, эхом отражаясь в стенах, под их ритм подстраивается клокот сердца. В конце концов, подходя к двери, жизненно важный орган ощущаю в горле. Лав явно поторопилась с выводами, завидуя уверенности, которую не испытываю сейчас. Меня одолевает страх и нервозность, а это худшие спутники на прослушивании. Не представляю, как Ви смогла что-то выдавить настолько хорошо, что получила роль. Сейчас хочется закрыть глаза и открыть уже тогда, когда всё пройдёт. Нельзя облажаться. Как бы сильно ни хотелось, но не будет второго шанса произвести первое впечатление. Это же грёбаная мечта быть в числе школы искусств Тиш. Мне откроются двери во многие компании, если буду в числе студентов, участвующих во вне учебных кружках. Сейчас тот самый случай, когда сдохни, но сделай.

Выполняю дыхательное упражнение и переступаю порог, попадая в помещение со столиками, за которыми ерундой страдают такие же желающие, как я.

Отлично, стоит вспомнить, что такое конкурентоспособность. Я едва ли не свернула шею, чтобы попасть в школьную группу поддержки, а тут придётся задействовать только улыбку и связную, чётко поставленную речь, без прыжков, шпагатов и помпонов.

Я падаю за один из столов и достаю телефон, прося поддержки у лучшей подруги. Она должна прилететь со дня на день и это как бальзам на душу.

Ви отзывается спустя минуту, отправляя собственную фотографию с лучезарной улыбкой на фоне доставшейся тёткиной мини квартиры.

Из меня вырывается сдавленный писк, на который обращают внимание окружающие.

Я подавляю желание подпрыгнуть до потолка и пишу: Получается, мы не увидимся ближайшие сутки.

Печальный эмоджи в конце предложения ставится автоматически. На ожидаемый вопрос, издаю тяжёлый вздох и набираю: Потому что ты всё это время будешь занята Максвеллом, а у меня вечером что-то вроде свидания и общественного мероприятия.

И я снова получаю вопрос, потому что ещё недавно на сегодняшний вечер не было грандиозных планов. Коротко рассказываю о предложении Митча и успеваю отправить, прежде чем услышу своё имя.

Вскидываю голову и вижу мужчину возрастом двадцати пяти. Он выглядит так, словно является студентом и в то же время окончившим университет. Возможно, ни в одном из предположений не ошибаюсь, студентом можно быть в любом возрасте, в распоряжении не только бакалавриат, но магистратура и аспирантура. Его миндалевидные глаза оливковым цветом устремляются в мою сторону, как только отрываю задницу от стула. Они оценивающе скользят по моему телу, порождая неприязнь. Я ненавижу, когда оценивают телосложение, но не в силах влиять на мужские повадки пещерных людей.

Он поправляет ворот рубашки постельного голубого оттенка, как будто она и так не на месте, после чего жестом приглашает подойти.

Именно его интерес заставляет выпрямить спину и забыть о страхах. Некоторым стоит наглядно показать, что у девушки имеется не только вагина, в которую можно сунуть член, но и мозги, которыми она умеет пользоваться.

Приглашение проходить так и не получаю.

Мне вручают лист с тремя новостями-анонсами.

– Пятнадцать минут на подготовку, – сообщается мне.

Улавливаю нотки высокомерия в голосе и мысленно называю парня Мистером Мудаком в рубашке. И, безусловно, в тех же мыслях посылаю его в задницу. Если первое впечатление можно произвести повторно, то он заочно завалил вторую попытку. Но вариантов не так уж и много. Я обязана научиться держать лицо и сохранять невозмутимость. Боже, это будет сложно. Уже известно, что я не всегда могу спрятать язык за зубами, когда дело касается мудаков, лучше сразу рубить топором.

Я возвращаюсь на прежнее место и абстрагируюсь от внешнего мира. Существует только текст, который необходимо отточить и получить за это бурные овации.

Университетские новости не такие уж и сложные в чтении. Не были вручены слова, о существовании которых раньше не имела понятия, поэтому память начинает работать режиме нон-стоп. В конце концов, к поставленному времени готова попросить сигаретку и закурить. Накатывает волнение, орошает тем самым адреналином, по которому скучаю. Я буквально чувствую, как кровь носится по венам, предвкушение чего-то неизведанного, сладостью крутится на кончике языка. Я далеко не консервативный человек, мне всегда требуется что-то новое. Папа гордится подобной чертой моего характера. Он говорил, что не нужно перенимать выражение «не умеешь – не берись». Наоборот, не умеешь – берись и изучай.

Он чертовски прав. Я умру со скуки из-за стабильности. Мне нужно балансировать на грани провала и успеха, в этом заключается жизнь: взлёты и падения. Американские горки. Качели. Неизвестность. Тернистость.

Уже знакомое лицо появляется в поле зрения, приглашая внутрь.

Я чувствую себя готовой свернуть горы и попросить ещё одну сигаретку после этого.

В просторной студии нахожу ещё четверых таких же парней и все они не отличаются ничем от первого, разве только оттенками рубашек.

Чёртово везение!

Это будет легко, если случайно не наступлю на их тонкое мужское эго.

Обнажаю одну из припасённых вежливых и в то же время очаровательных улыбок, на которые только способна. Улыбайся, – как говорил папа, – это введёт противника в заблуждение. Мой отец, может быть, человек мира, гармонии и всего того, что таится в радужном мире хиппи, но я всё равно склонна доверять его подсказкам и наставлениям. Они всегда работают.

Моя улыбка становится настоящей, когда вспоминаю кулон с символом пацифик, который подарила ему ради забавы и который он хранит по сей день. Папа способен заменить на посту Иисуса, чтобы тот взял отпуск и ни о чём не беспокоился. Удивительно, что у него родилась я, возможно, это заслуга мамы, которая более строга к моим выходкам. От неё никогда не получаю снисхождение.

Занимаю кресло за столом в виде полумесяца и спокойно реагирую на яркий свет и камеру. Пару месяцев назад я выходила на сцену с кучей зрителей в зале, способны ли меня напугать четыре человека с членом между ног? Вряд ли. Я была в короткой юбке чирлидерши в кругу напичканных тестостероном парней и выжила. Я прошла огонь, воду, медные трубы и ежедневные шутки с сексуальным подтекстом. Некоторые даже понравились, поэтому поднимаю табличку с оценкой десять из десяти.

Без запинки и волнения произношу всё то, что было на листочке и с лёгкостью пёрышка завершаю «эфир».

Хочется расплакаться от гордости за саму себя. Меня распирает на части и к собственному удивлению, не задумываюсь о том, прошла ли пробы. В эту секунду важно лишь то, что справилась и справлюсь ещё тысячу раз. И, конечно, каждого награждают крылатой фразой «мы примем решение» или «мы вам перезвоним». Я не исключение. И мне плевать.

Я покидаю стены студии и уже на выходе врезаюсь в мужскую грудь, витая в облаках. Отшатываюсь назад и окрылённость как рукой снимает.

Его глаза насыщены чистотой светло-серого, а это означает нейтральность. То же самое, что сравнить с голубым небом без единого облачка. Белая футболка в некоторых местах грязная и практически вся влажная. Глупее и не придумать, ведь он был на тренировке. Разве были сомнения, что Трэвис не вернётся в прежнюю футбольную гавань? Нет. Он там как рыба в воде.

Я возвращаю взгляд от его груди к лицу.

По-хорошему стоило бы делать ноги, но я не всегда слушаю голос разума, поэтому выпаливаю:

– Уже успел сломать чьи-то кости или сегодня это не в твоих планах?

Усмешка украшает его губы, в глазах сияет озорной блеск, а не серебристые клинки. От него веет потом и парфюмом, и я почему-то нахожу в этом аромате что-то притягательное, знакомое. Ладонь чешется запустить пальцы во влажные и растрёпанные волосы. Совсем из ума выжила, если ощущаю всё это к Трэвису. Не позволяю себе углубляться и не дожидаюсь ответ, тут же выдаю следующее:

– Ух ты, да ты в хорошем настроении. Полагаю, потому что всё-таки отнял чью-то кость и теперь можешь возродить тёмного Лорда. Пришлёшь приглашение на кладбище?

– С чего ты взяла, что я в хорошем настроении? – растягивает Трэвис, смотря на меня без обычной снисходительности.

– По глазам вижу.

Я обхожу его массивную фигуру и направляюсь к выходу из здания, а лучше бы бежала и торопилась на встречу с Митчем. Дополнительно корю себя за то, что ляпнула про глаза. Не о тех глазах, волосах и тем более аромате должна думать. Но ничего не могу поделать, всё работает на уровне подсознания. Я не в силах дать логическое объяснение за притяжение к нему, оно нежеланно и с ним можно бороться.

– Думаешь, что знаешь меня? – бросает вдогонку Трэвис.

– Нет и не хочу, – не оборачиваясь, отвечаю я.

– Ох, ну, да-да.

Я уже на верном пути свернуть за угол, как слышу:

– Твои глаза тоже о многом говорят. Ты читаешься как открытая книга, Одри. В тебе нет загадки.

– Купи сборник головоломок и отведи душу. А лучше найди загадку.

– Слова истиной истерички, – смеётся он.

Показываю средний палец и скрываюсь за углом, но всё равно слышу его громкий голос.

– Оставь при себе. Понадобится сегодня вечером, когда очередной раз будешь думать обо мне.

– Мудак, – проговариваю себе под нос.

Сквозняк отвешивает пощёчину, когда резко открываю дверь и выхожу на улицу. Хочется, чтобы холодный ветер остудил пылкий нрав и адреналин, который вновь ощутила благодаря перепалке с Трэвисом, но знаю, что это всего лишь надежды. На фоне испытываемого ругаю себя за то, что не вышла из студии несколькими минутами позже, в таком случае столкновение с Трэвом можно было избежать. Мне не нравится тот слабый трепет, который чувствуется после или рядом с ним.

Не нравится быть причиной крушения поезда? – на зло вспоминает разум.

Я хмурюсь и прибавляю шагу, но убежать от мыслей никогда не получалось. Они догоняют и продолжают насмехаться голосом Трэвиса. Вечер пойдёт насмарку, если продолжу в том же духе.

Глава 13. Одри

– Выглядишь потрясающе.

Я ровняюсь с Митчем, который тут же открывает дверь машины передо мной, предварительно чмокнув в щёку. Этот милый жест и комплимент заставляют покрыться румянцем все участки тела. Довольно удивительно, если учитывать тот факт, что я не из робкого десятка и уж тем более не падаю в обморок при упоминании слова «киска».

Я улыбаюсь.

– Спасибо, потому что всё это… – обвожу указательным пальцем чёрное платье-футляр, открывающее руки и длиной а-ля девочка-целомудрие до колен, имеющее фигурное декольте и навеивающее ощущение, словно вошла в роль жены премьер-министра, немного не в моём стиле. Завершаю предложение чистейшей правдой: – Было создано за полчаса.

– Полчаса? – брови Митча подпрыгивают, а следом он шутливо бьёт себя кулаком по груди. – Ай да я. Какое счастье, что тогда мы ввалились в тот бар. Изначальный маршрут был другим.

Я прищуриваюсь, занимая пассажирское кресло в роскошном салоне приятного бежевого цвета. Чувствую себя чёртовой богачкой.

Ах, да, ещё женой премьер-министра.

– Хочешь сказать, что я могла остаться без Бибера на ночь?

Митч, сверкнув белоснежной улыбкой, огибает машину, ровно держа осанку и грациозностью тигра так, что некоторые студентки оборачиваются, видя дорогую машину на парковке кампуса. Я их полностью понимаю. Парень, облачённый в идеально пошитый темно-синий костюм-тройка, с не менее шикарными внешними данными не может оставаться в тени. Он всегда будет мишенью и желанным трофеем. Сейчас это не тот Митч в простой футболке и джинсах, распевающий в баре глупые песенки и алкоголь, а деловой мужчина, знающий цену всему, что видит.

Он подмигивает завоёванным воздыхательницам и устраивается на соседнем кресле, выезжая на проезжую часть.

– Не могу гарантировать, – в конце концов, говорит Митч. – Мог найтись другой сумасшедший кандидат.

– Безумнее тебя?

– Такие тоже есть.

Я почему-то сразу поднимаю из сознания похороненный образ Трэва.

Если Митч безумен по-доброму, то Трэвис его полная противоположность. Сумасшествие моего недобывшего граничит на уровне «гори оно синим пламенем», порой кажется, что он может убить уже мёртвого. По спине прокатывается рой мурашек, отчего ёрзаю в кресле, но стараюсь оставаться спокойной, потому что в голове ножом вырезаются недавно брошенные Трэвом слова.

Непроизвольное фырканье вылезает и режет слух. Я не собираюсь думать от нём ни этим вечером, ни последующими.

От Митча получаю вопросительный взгляд, на который отвечаю молчаливым извинением.

Поверить не могу, что Трэвис может испортить мою жизнь без личного присутствия. Но ещё более прискорбно то, что в животе каждый раз что-то шевелится, стоит вспомнить о нём. Это моё проклятие. Ужасно, что, сидя по соседству с невероятным парнем, я думаю о другом. И прекрасно то, что всякое проклятие можно снять. Нужно лишь подобрать ритуал, а в данном случае – найти правильного человека. Митч – это мой способ навсегда смыть остатки Трэвиса. У него никогда не получится внушить мне чувство вины за то, что он начал. Это всё его вина. Это он оставил меня в руинах. И это он напомнил: для того, чтобы оттолкнуться подобно пружине, нужна точка опоры. Трэвис стал моей опорой. Он показал, что могу подпрыгнуть выше головы.

Я встряхиваю головой и прощаюсь с ненужными мыслями.

Когда Митч говорил о благотворительном мероприятии, я представить не могла, какой оно будет иметь масштаб.

Просторный зал демонстрирует всё древнеримское величие и изысканность. Стены кремовых тонов украшают золотистые молдинги, а многоуровневый потолок представляет собою отдельный вид искусства. Я поднимаю голову и разглядываю искусственные подсвечники, до дрожи поражаясь роскошью и терпением людей, которые сотворили такую красоту.

Люди вокруг спешат занять свои места. Маленькие сумочки женщин, кажется, лопаются от количества денег, которые они готовы отдать. Моё сердце делает одобрительный кувырок. Я никогда не оставалась равнодушной к такому проявлению доброты. Даже если всё только ради собственной выгоды и похвалы, главное, что деньги получит кто-то, кому они действительно необходимы. Они спасут ни одну жизнь.

– Боже, я попала в рай, – полушепча произношу я, озираясь по сторонам.

Митч жмёт плечом.

– Наверно.

– Ты привык и перестал видеть в этом что-то удивительное.

– Возможно, ты права, – его тёплые карие глаза обращаются ко мне от мужчины в чёрном классическом костюме, которому он успел кивнуть. – Но мы всё равно можем напиться.

– Ни за что. Я хочу своими глазами видеть, как на столе будет отсчитываться каждый доллар для помощи нуждающимся.

– Они не дают наличку, Одри. Они выписывают чеки. Это не баночка с пожертвованиями на кассе в супермаркете.

– Значит, я хочу видеть стопку чеков с баснословными суммами.

– Я в тебе не прогадал, – с улыбкой замечает он.

Я считаю это за комплимент и дарю взаимную улыбку.

Спустя несколько минут начинается водоворот приветствий, пожатий ладоней, обсуждение непонятных мне терминов. Меня награждают лестными жестами внимания, от которых я, полагаю, должна таять подобно сахарной вате. Тыльную сторону ладони целуют по меньшей мере десяток мужчин, некоторые щекочут кожу усами, от каких-то прикосновений бросает в дрожь, какие-то едва заметны и ничем неприметны. В конце концов, через небольшое количество времени желаю сбежать в дамскую комнату и вымыть руки. Я не поклонница телесного контакта с незнакомыми людьми, каким толстым бы ни был их кошелёк. Мне вполне достаточно вежливой улыбки. К сожалению, это не та область, где ценят простоту. Иногда места, в которых мы мечтаем оказаться, на деле не такие уж привлекательные. Не всегда желаемое совпадает с действительным. Или это просто не для нас.

Когда к нам подходит какая-то женщина с чопорным выражением на лице, я вовсе теряюсь.

Она сладко улыбается Митчу и притягивает какую-то блондинку возрастом двадцати двух лет, и я не буду сильно удивлена, если они родственницы. Такое ощущение, что девушку выставляют товаром. Что ж, она вовсе не против, судя по тому, как выпятив грудь с нехилым декольте, перенимает улыбку женщины. Это аквариум с акулами, среди которых обитают ядовитые змеи. Говорят, что змея не нападает, если не чувствует опасность, я готова оспорить данное мнение.

– Митчелл, – щебечет женщина, а блевануть хочется мне. Поразительные процессы и возможности организма подстраиваться под ситуацию.

– Ариана, – коротко кивает Митч, следом обращаясь к более взрослой версии девушки: – Миссис Грин.

Бледно розовое платье девушки облегает каждый изгиб её тела подобно второй коже, подчёркивая идеальный фарфоровый оттенок, и которая, вероятно, ежедневно подвергается излучению в лучших спа-салонах Нью-Йорка. Парадокс в том, что на её фоне я не чувствую себя хуже, как могла бы. Клише. Она ничем не лучше меня, а то, что сейчас торги идут на её – только ниже. Родители никогда не пытались выставить меня в лучшем свете, подложив под денежный мешок.

Её стеклянные голубые глаза небесного оттенка останавливаются на мне, а следом перемещаются на руку Митча, которая покоится на моей пояснице. В них тут же вспыхивает ледяное пламя.

Я выдаю самую лучшую фальшивую улыбку, от которой за версту несёт наигранной радостью.

– Прекрасное платье, юная леди, – отчеканивает женщина и глупо принимать это за искренний комплимент. Вполне возможно, она злорадно смеётся внутрь себя.

Мне приходится напомнить себе, что эта женщина может спасти чью-то жизнь, прежде чем ляпну что-то язвительное.

– Спасибо, – лаконично отвечаю я.

– Одри, – Митч представляет меня двум гиенам, после чего вежливым тоном сообщает: – Извиняюсь, мы должны найти свои места.

Он не дожидается «приятно познакомиться», а тут же подталкивает меня вперёд.