Счастье для всех

– Ты талантливый мальчик, Валентин. Тебе стоит продолжать учебу. Я попробую поговорить с твоими родителями.

Мальчик вздрагивает и стараясь не глядеть в глаза преподавателю быстро-быстро крутит головой.

– Нет, Анна Михайловна. Не надо. Я не хочу.

Женщина качает головой и отходит к девочке, сидящей у окна. Она удивленно смотрит в мою сторону и недовольно поджимает губы. Срываю свой незаконченный рисунок с мольберта и выбегаю из кабинета.

Детские воспоминания. Или игра воображения. На самом деле все было не так. Отец просто пришел в художественную школу и забрал прямо посреди урока. Кажется, это был сентябрь или октябрь. День был серый и дорога домой по лужам заняли больше времени чем обычно.

Опускаюсь на колени и пытаюсь найти тот незаконченный портрет. Переворачиваю лист за листом не пытаясь прочитать строчки, оставленные посреди девственно белой чистоты аккуратным, совсем не мужским почерком. За это меня хвалили, за старательно выписанную каждую завитушку, за то, что слова ложились на листе ровными рядами, дружно держать за руки-черточки.

Меня хвалили за красоту каллиграфии, но не за слова, оставленные когда-то на этих листах. Их никто никогда не видел. Разве можно доверить кому-нибудь всю боль, живущую в сердце человека? И стихами это назвать нельзя… Просто слова.

На этом рисунке не осталось никакой надписи. Ведь это был просто набросок, черты лица только намекали на то каким будет весь образ, какие чувства будут жить в сердце, что будет волновать ее душу спустя годы, например сейчас. Я беру карандаш и начинаю рисовать, резкими, забытыми движениями придаю наброску черты девушки с увиденной сегодня воображаемой фотографии. Удивительно как спустя столько времени моя рука работает с не меньшей, а даже большей силой и уверенностью. Ни одного лишнего движения инструмента. Образ на листе оживает прямо на глазах.

– Валя! Валя! Пойдем уже, отец пришел.

Мне совсем не хочется выпускать рисунок из рук. Мне кажется, что портрет не закончен, не хватает нескольких штрихов. Нужно подправить образ, может быть, стоит убрать эту грусть в глазах. Откуда она взялась? Зачем?

– Валя!!!

Позже. Все позже.

Нехотя отправляюсь на кухню. Отец, сидя за столом накладывает себе в тарелку какой-то необычный салат. Он встречает мое появление, не поднимая взгляда. С удивлением оглядываю стол. Мама, кидая быстрые взгляды в сторону отца, выставляет на стол блюдо с отварной картошкой и каким-то чудесно пахнущем мясом. У нас явно какой-то праздник. Но какой?

Отец глубокомысленно пережевывает салатик, разглядывая что-то на стене напротив. Может быть, ему нравится хитросплетение трещинок, захвативших всю поверхность кухни в почти незаметную паутину безразличия.

Хотя нет. Все-таки, сегодня что-то действительно произошло. Я замечаю, что плечи отца сегодня совсем не напряжены, он точно не ждет обычных маминых вопросов типа “а когда”. Нет, сегодня он возможно даже хотел бы услышать эти вопросы, но мама просто сидит, сложив руки на коленях и смотрит на отца. Я вижу, как у нее в глазах застыло ожидание. Она что-то уже знает и просто хочет услышать подтверждения из первых уст.

А я думаю, какими могут быть эти изменения, что они могут принести мне? Можно подумать, что удастся избежать неприятного разговора. А может быть действительно удастся? Как было бы здорово спокойно расщелкать домашку по алгебре и снова вернуться к портрету. Над ним придется еще поработать. Не очень понимаю почему мне так загорелось именно сегодня рисовать и рисовать. И внутренний голос сразу подсказывает, тайна!

Да, тайна. Интересно, как эта девчонка выглядит сегодня. Стала еще красивее чем была. Может быть ее вообще не узнать. Можно будет завтра утром Настюху попытать. Но для того, чтобы даже попытаться вступить с ней в разговор сейчас потребуется этот эликсир. Осчастливить ее. И меня заодно. С другой стороны, глупо будет спрашивать ее в такой ситуации про другую девчонку. Короче потом все как-нибудь само собой прояснится.

Наконец, отец собрался с мыслями его голос, привычно чуть охрипший после смены, вырывает меня из круговорота странных идей.

– В общем так, сегодня объявили. Меня назначили старшим мастером в новый цех, тот что сейчас достраивают. С ЧПУ. Он покосился на меня словно не зная, способен ли я сохранить важную военную тайну. Хотя все в городе и так знали, что расширение производства связано с особенными государственными заказами.

Мой отец в свое время закончил престижный вуз в Питере и почему он оказался в нашем городке мне неизвестно. Наверно это как-то связано с мамой и всякими неприятностями, которые происходили в начале двухтысячных. Во всяком случае маму иногда в шутку подруги называли “борцухой с мельницами”. Но она не реагировала и все разговоры быстро сходили на нет.

– И еще. Видишь, Маша, несмотря на все разговоры не зря я вкалывал последние годы. В сентябре поеду в командировку на два месяца, в Китай. Изучать станки, на которых предстоит работать. Еще Константинов поедет и пара мастеров из двенадцатого цеха. Но я старший.

Отъезд отца сам по себе открывал неплохие перспективы, жаль только это произойдет осенью, а не во время каникул. У меня был свой план и отъезд отца мог помочь, а с матерью я уже провел предварительные переговоры.

Это был даже не план, а мечты. Я хотел удрать от отцовских станков в Питер, поступить в колледж дизайна. А потом, потом… Правда так далеко я предпочитал не загадывать. У матери там оставались старые знакомые и подруги. И одна уже даже была как-то связана с искусством. Впрочем, в Питере наверно каждый десятый связан с музеями, архитектурой или рисованием. Так мне почему-то представлялось.

Мысли о том, что как бы складывались у отца дела на работе, вряд ли заставит отказаться от мысли сделать из меня наследника его инженерных идей мешали присоединиться к семейному веселью. Я вяло ковырялся в тарелке. Мать навалила мне еды столько что ее хватило бы на двоих здоровых мужиков. А мне есть не хотелось от слова совсем.

Отец, который уже успел по случаю пропустить две рюмочки, даже пошутил что я ем как девица на выданье. После чего я поднялся и заявив, что мне надо заниматься отправился в свою комнату.

Сегодня мои математические способности решили устроить забастовку, и я просидел над простенькими задачами почти целый час. Так сильно вписался во все эти уравнения, что не прореагировал на скрип двери за спиной и очнулся только тогда, когда отец принялся собирать разлетевшиеся по комнате белые птицы-листочки.

Помешать было невозможно, да и какой в этом был смысл? Мне оставалось только смотреть как он внимательно изучал каждую акварель и рисунок, читал строки, разбросанные по чистой глади бумаги, там и тут. С каменным лицом раскладывал мои работы в две неравные стопочки и при этом даже не смотрел в мою сторону. Так как будто меня в этот момент вообще не существовало.

Наконец у него в руках оказываются все большие и маленькие листы. Вся моя тайная жизнь, теперь для него как открытая книга с цветными иллюстрациями. Как жаль, что у некоторых людей цветы ассоциируются только с аллергией.

Отец бросает мне на стол пачку листочков. Изображения скорее напоминают наброски, замыслы каких-то проектов. Впрочем, вполне определенных. Платья, блузки, юбки, брюки. Силуэты, контуры, неуловимые движения, словно на бегу или в полете.

– Для Лизки рисовал?

Здесь мне не отвертеться, Я киваю и чувствую себя страшно виноватым. Нет не перед отцом, у которого от одного вида сделанных сыном набросков женской одежды явно повышается уровень адреналина в крови. Мне стыдно перед тетей Лизой, которая даже не подозревает, что это моя шалость, легкое увлечение может быть тайной скрытой от всего мира. И в первую очередь скрытой от отца.

Некоторое время он молчит, видимо переваривая в мыслях сделанное именно сегодня открытие. Потом замечает незаконченный портрет, как будто специально чуть скрытый разбросанными учебниками, но все равно сразу бросающийся в глаза.

Отец отодвигает в сторону математический справочник и долго смотрит в лицо девушки. Теперь мне кажется, что грусть в ее глазах сменяется невысказанным вызовом. Или немым укором?

Пауза затягивается, и я понимаю, что здесь и сейчас происходит что-то важное, определяющее и что может быть именно сейчас, в этой комнате тропинка моей жизни может изменить свое направление. Сердце начинает сильно колотиться, и я изо всех сил пытаюсь сдержать себя и не задать какой-нибудь глупый, неуместный вопрос. Который испортит все.

– Красивая девчуля.

Произнеся эти ни к чему не обязывающие слова, отец поворачивается и направляется к выходу. Я грустью смотрю ему вслед. Кажется, я действительно не очень умен. Надежда умирает последней. Впрочем, моя наверно и не появлялась на свет никогда.

Уже распахнув двери, отец бросает фразу словно с трудом заставляя в последний момент перебороть себя.

– Мать рассказала мне. Про Питер.

И уходит. Я некоторое время сижу с совершенно пустой головой. Передвигаю книги. Поправляю пузырьки. Черное или белое. Как будет выглядеть жизнь, когда эти цвета смешаются между собой?

Сбрасываю футболку и брюки, тушу свет и ложусь на кровать. Сначала в темноте ничего не видно, потом начинают проступать контуры знакомых предметов. Кажется, так происходит в жизни, когда решаешься сделать шаг, который может поменять все. Но чаще всего в этот момент меняется только твоя жизнь, а все остальное вокруг остается прежним. Разве что открывает какие-то свои до сих пор скрытые темные и светлые стороны.

Полночи ворочаюсь в постели пытаясь понять, что ждет меня завтра, как лучше всего поступить. Счастье для троих организовать будет совсем непросто, кто-то обязательно будет лишним. Надеюсь, им не буду я. Наконец проваливаюсь в сон.

Стою у окна и смотрю вниз, на узенькую улицу с массой маленьких автомобилей, прилепившихся прямо у стены. Дома из красного кирпича с деревянными ставнями поднимаются до уровня третьего-четвертого этажа. Здесь все такое древнее, от серо черной черепицы на крыше до потрескавшихся статуй, подпирающих окна на каждом этаже. И все фасады усеяны вьющимися растениями, что только подчеркивает благородный колорит окружающей действительности.

Где я, что я здесь делаю? Отворачиваюсь и понимаю, что хочу еще раз убедиться, что все в порядке. Отправляюсь бродить вдоль стен, украшенных акварелями и холстами со знакомыми и незнакомыми пейзажами. Неужели все это моих рук дело. И что сегодня должно произойти? Вернисаж, моя первая выставка в Германии, в Лейпциге. На самом деле такое не забывается, но мне по-прежнему как-то тревожно. Ведь это только сон. Может быть сон, хотя выставка должна открыться уже через несколько минут, вот уже разливают шампанское по фужерам, и группа приглашенных критиков уже собралась в соседнем зале. Я сама приветствовала некоторых из них несколько минут назад. Так почему же мне сейчас так не по себе?

Телефонный звонок звучит словно сигнал тревоги. Разве во сне мы слышим какие-то звуки? А здесь знакомый сигнал мелодии не умолкает на секунду. Вот же черт, заело!

– Позвольте я вам помогу.

Слава богу, что существуют мужчины! Оборачиваюсь на голос и взгляд падает на огромное зеркало занимающее, кажется, все пространство от входных дверей до наружной стены. В зеркале отражается элегантная молодая женщина в сиреневом брючном костюме. Я смотрю в зеркало и не понимаю, что происходит. Это лицо, эти волосы, глаза, все это как на рисунке, вышедшем вчера вечером из-под моих рук. В глазах женщины мелькает легкий испуг, словно она внезапно обнаружила какой-то невидимый изъян в своем безупречном образе. Но ведь на самом деле передо мной зеркало и в нем отражаюсь я! Странное и чудесное преображение, но это сон и в нем может происходить все что угодно. Делаю глубоких вдох и отдаю наконец сумочку подошедшему охраннику.

На левом нагрудном кармане униформы у него приколот бейджик, и я только сейчас обращаю внимание, что такой же висит на тонкой ленте на моей груди. Странно видеть в неглубоком вырезе ложбинку подчеркивающее, что зеркало не врет даже во сне. На квадратном кусочке картона красивым художественным шрифтом можно прочитать надпись на английском заставляющую сердце замереть. Mrs. Valentina Mikhaylova (Torop). И чуть ниже Artist.

Рука тянется к моему магическому брелочку, к золотому ключику с которым я не расстаюсь никогда. Может быть, он поможет со слабостью, которая внезапно охватила все тело.

– Вот, фрейлин, прошу вас.

Охранник возвращает мне сумочку. Замочек не поврежден и в сильных мужских руках открылся без труда. Успеваю поблагодарить, копаясь среди множества необходимых вещей, заполнивших самый важный для любой женщины аксессуар. Телефон уже больше не наигрывает знакомую мелодию. Но я и так знаю кто звонил. Знаю, что сейчас телефон отзовется вновь. Нажимаю кнопку и на экране высвечивается имя звонящего – Михай.

Глава 3

Утро встречает бодрой танцевальной мелодией из восьмидесятого и солнечного луча, который с упорством достойным лучшего применения не желает перестать светить мне прямо в лицо.

Судя по музыке, отец уже ушел на работу, а у матери прекрасное настроение. Даже больше – НАСТРОЕНИЕ! И это что-то да значило. Может быть даже больше, чем он мог ожидать. Но сейчас ему нужно было вставать и собираться в школу. И побыстрее. Мчусь в туалет, ловя носом доносящиеся из кухни замечательные ароматы. Точно, мама в том редком состоянии, когда ее руки творят необыкновенные чудеса.

Возвращаюсь в комнату и по-быстрому одеваюсь. Брюки слегка помялись, зато рубашка свежая, висит на вешалке аккуратно застегнутая на все пуговицы. Эх мама!

Сгребаю учебники и тетради в сумку и взгляд вновь задерживается на портрете. Невесомая тень на мгновение словно касается сознания. Что-то с ним связано, с этим рисунком. Что-то что произошло совсем недавно. Во сне? Точно я видел эту девушку во сне. Или другую похожую. Чуть старше и еще красивее. Точно, я видел во сне именно ее. Только что мне снилось?

Осторожно беру в руки обе стеклянные емкости. Встряхиваю по очереди, но ничего необычного не замечаю. Вот только. Кажется, количество жидкости в бутылочках стало чуть меньше. Или мне это просто кажется? Ладно, буду действовать по заранее намеченному плану. А план простой, нужно наладить отношения с Настей и, а Сашка убедить что ему нравится другая девушка. Какая неважно. Но сегодня ему с Настюхой уже ничего не светит. Бабулька врать не будет. Эликсиры весело позванивают в кармане.

Завтрак проходит в молчании. Торопливо набиваю рот яичницей с беконом и остатками вчерашних праздничных блюд. Мама загадочно улыбается и во мне нарастает нервное напряжение. Одним глотком выпиваю пол чашки кофе и поднимаюсь из-за стола. Мама преграждает мне дорогу, обнимает и прижимает к груди. Я закрываю глаза и молча жду. Пауза затягивается, и я не выдерживаю, но, вместо того чтобы вырваться и убежать наоборот осторожно обнимаю маму и шепчу,

– Ну что ты мамочка, мне уже надо бежать.

Проходит несколько секунд, и она отстраняется и внимательно смотрит мне в лицо, точно видит в первый раз.

– Отец утром сказал, что он не против. Финансово теперь мы потянем, а жить сможешь у моей двоюродной сестры, Наташи. Я ей уже позвонила.

Я некоторое время стою с открытым ртом. Вот уж сюрприз так сюрприз. Счастье мне улыбнулось. Или как минимум заговорщицки подмигнуло. То ли еще будет. Выскакиваю за дверь и слетаю по ступеням с ветерком, нет с ураганом за плечами.

Спускаюсь по пригорку почти бегом. Деревянные домики остаются за спиной, вместе с рассыпанными под ногами лепестками. Ночью у реки ветер решил поиграть с ними в догонялки. А потом отправился по своим делам куда-то дальше, дальше. Туда, где можно найти новое развлечение. А лепестки остались. Для них танец закончился навсегда. Стараюсь не наступать на цветочный ковер, выбираю места, чтобы поставить ногу, но не всегда удается угадать и кажется, что вслед мне направлены взгляды сотен обиженных глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.