Потрёпанный томик. Сборник рассказов

Приоритеты

(Участник конкурса «Не бывает недостатка…»)

Полная луна нависла над городом. Начал накрапывать дождь. Вдалеке сверкнула молния.

В тёмном помещении с вывеской «Ювелирочка высшей пробы», некогда горевшей неоновыми огнями, находились двое мужчин, экипированных в зимний камуфляж. Поверх курток были надеты жёсткие ремни с притороченными массивными ножнами, из которых торчали рукоятки ножей.

Один из мужчин – высокий, худой, с чёрными кудрявыми волосами – стоял за прилавком. Второй – толстенький шатен среднего роста – рассматривал лежащие в витрине украшения. У обоих были включены небольшие армейские фонари.

– Итак, уважаемый, чего желаете для своей ненаглядной? Могу предложить шикарное колье от «Московского ювелирного завода» или же набор четыре в одном от «Адамас». Здесь и серёжки, и кольцо, и подвеска, и браслет, – заискивающе проговорил Брюнет, указывая на предложенные изделия.

– А давайте, господин Зайцев, я возьму всё. Мелочиться не буду: до восьмого марта всего неделя осталась. Цены могут повыситься, – тихо ответил Пухляш.

Мужчины переглянулись, улыбнулись и… начали разбивать стеклянные прилавки и складывать драгоценности в свои рюкзаки. Однако Брюнет, взяв несколько браслетов и печаток, вскоре прекратил это занятие.

Пухляш же обчистил витрины полностью.

– Нафига тебе столько? – удивился Брюнет.

– Понимаешь, Михалыч, моя очень любит украшения. А это мой первый ювелирный за всё время. Вот раньше у меня не получалось часто ей их покупать. Иногда подаришь колечко или цепочку на праздник, а она так радуется, словно лотерейный билет на миллион выиграла. Но обязательно золото надо. Серебро и бижутерию не признаёт. Видимо, в детстве не хватало ей такого. Хоть сейчас побалую. Люблю ведь её! Знаю точно – обрадуется, несмотря на всё.

– А зачем тогда ты и серебра разного набрал?

– Так подарит подружкам, – развёл руками Пухляш.

– А я своей часто дарил украшения, – снова заговорил Брюнет. – Но она к ним прохладно относилась. Всё больше по кулинарии фанатела. Вот когда скалку железную или форму для пиццы из углеродистой стали притаскивал, то был вообще молодцом. Кстати, через квартал должен быть «Хозяйственный». Я на карте видел. Давай заскочим по-быстрому. Что-нибудь и ей присмотрю. А то ты своей хапанул презентов, а я нет.

– Согласен. Дело нужное. Только осторожней. Неспокойно мне как-то. Мутанты могут нас почуять. Вряд ли, что их здесь нет.

Выключив фонари, мужчины прикрыли лица масками-фильтрами и вышли на улицу. Осмотрелись. Дождь усилился, поднялся холодный ветер. Брюнет показал направление, и они начали медленно двигаться вдоль зданий…

Ядерный апокалипсис накрыл планету три года назад. Прежний мир рухнул, оставив в живых малую часть людей. Основной тактический удар обошёл стороной этот город, но и ракеты без ядерных боеголовок изрядно его потрепали. Уцелела примерно четверть строений, в основном на окраинах. Руины и слякоть окружали сталкеров с позывными «Кролик» и «Винни». Основными их задачами на сегодня являлись разведка новой местности и поиск топлива. Но без подарков для любимых никто из рейда возвращаться не хотел.

МАРИНА ОРЛОВА

A.k.a. manon_marechal

По образованию религиовед, по работе редактор, по призванию рассказчик.

Любимые жанры: фантастика, романтика, юмор.

Хобби – собирать диалектизмы и жаргонизмы (а также придумывать собственные), чтобы украсить ими речь персонажей.

В аду тоже есть правила

(Участник конкурса «Я делаю шаг»)

В конце затхлого коридора, снизу до половины окрашенного синей казённой краской, а сверху покрытого побелкой, меня ждал сюрприз – тупиковая комната с двумя дверями. Странный субъект стоял как раз между ними, привалившись мощной спиной к обшарпанной стене. Из одежды на нём были лишь тёмно-бордовые шаровары с шёлковой вышивкой. Правая нога заканчивалась босой ступнёй, левая – копытом. Здоровяк напоминал одновременно фавна, джинна и викинга. Сложив мощные руки на груди, он ехидно улыбался, с интересом изучая меня. На его лысой голове отчётливо виднелись небольшие рога, лицо было покрыто шрамами, в ухе сверкало золотое кольцо, густая борода была заплетена в косу, а по мускулистым плечам спускались затейливые татуировки.

– Выбор у тебя несложный, судя по накопившимся грешкам, – прогудел он. – Прелюбодеяние – за этой дверью, чревоугодие – за той. Определяйся.

И действительно, только сейчас из-за двери слева до меня донеслись сладострастные возгласы, стоны, всхлипы и монотонные поскрипывания. А от двери справа вдруг потянуло таким аппетитным ароматом, послышался звон вилок, посуды, бокалов, что рот моментально наполнился слюной и в животе предательски заурчало.

– Выбор очевиден, – говорю я, нацепив на лицо лучшую улыбку.

– Вот и ладушки, не создавай очередь.

– Никаких больше очередей. – Делаю шаг к субъекту, доставая из кармана удостоверение, и, распахнув кожаную «книжку», тычу ему в лицо. – Инспектор первой степени Агнесса По. Я закрываю ваш притон.

Здоровяк меняется в лице мгновенно: из самоуверенного крутыша превращается в напуганного парнишку, – сразу заметно, что лет ему не так много. Даже ростом как будто меньше стал.

– Э-э… Да мы…

– Ваши документы.

– Забыл! – выпаливает с такой готовностью, словно репетировал.

– Можем обойтись без них. – Я щёлкаю кнопкой материализовавшейся в пальцах ручки и веду кончиком стержня по многочисленным графам бланка отчёта, разыскивая нужную. – Значит, вы Один Валлхальский, хозяин данной комнаты удовольствий…

При виде моего истинного облика – пылающие огнём глаза, огромные спирали рогов, хвост с золотой кисточкой и прочие атрибуты адского статуса, – парень бледнеет до уровня моего бланка, и шрамы выделяются на его лице дешёвой подделкой. Грим.

– Нет! Я всего на полставки! То есть меня попросили… По дружбе…

– Водите дружбу с уголовниками? – перебиваю быстро, не давая ему опомниться. – ФИО?

– Снорри Ифритов, я тут вообще ни при чём! Просто сказали: «постой», – вот и всё, а мне деньги очень нужны, у меня мама болеет, в больнице лежит, лекарства дорогие, отпустите меня, ну пожа-а-алуйста? – последнее слово парень проблеял совершенно по-козлиному.

– Так и запишем: «Подозреваемый утверждает, что получал деньги за свои услуги», – бурчу я, не отрывая сосредоточенного взгляда от мелких буковок, которые вписываю в графу бланка.

– Я?.. – голос у псевдо-Снорри совсем упавший. – Какой же я «подозреваемый», я ж так… Говорю же, только ради мамы…

– А эти ваши… – не отрываясь от записей, киваю на левую дверь, из-за которой всё так же размеренно звучат стоны и скрипы. – Тоже ради мамы стараются? Организация комнат удовольствия была запрещена всеадским законом ещё в то время, когда у ваших родителей молочные рога не выпали, а вы всё прикидываетесь, что не в курсах. Грешники обязаны страдать, а вы им – что? Все блага цивилизации? И так уже в рай никто не хочет, все к нам ломятся, а ад, между прочим, не резиновый.

Методично, без спешки, заполняю бланки. Фоном охают из-за левой двери и громыхают посудой из-за правой.

Наконец, помариновав парня как следует, поднимаю на него взгляд. Ну и зрелище: голову втянул в плечи, носом шмыгает, коса из бороды растеряла всю импозантность и свисает унылым шнурком.

– Вот что, Снорри, – выделяю ехидным тоном явно липовое имя. – У меня есть для тебя небольшое предложение, но решать нужно быстро. Ты мне – ключи от всех местных дверей, а я на две секунды теряю из виду вон ту, – тычу большим пальцем за спину, на выход. – Отсчёт пошёл: три, два…

– Согласен! – выпаливает парень.

Торопливо запускает обе руки в глубокие карманы шаровар и, порывшись немного, извлекает из правого огромную связку ключей, чуть не бросает мне на планшет с бланком. Золотые, бронзовые, сверкающие сталью, насквозь проржавевшие…

– Неплохо, – веду указательным пальцем по бороздкам белого ключика, умело вырезанного из кости. Вот это повезло, не придётся даже возиться с сейфом. Парень рядом топчется нетерпеливо, ясно, что у него ноги так и чешутся рвануть к двери, но всё же опасается, ждёт команды. А я не тороплюсь. – Босс сейчас там?

Псевдо-Снорри подобострастно наклоняется к моему уху, перейдя на опасливый шёпот:

– Должен быть через час. Сегодня день сбора денег, я… – парень запинается, сообразив, что чуть не спалился. – Наш администратор уже всё собрал и боссу занёс, так что он точно будет. Как раз самый момент, чтобы… того.

Киваю поощрительно, и парень заглядывает мне в глаза с плохо скрываемым ожиданием.

– Прошу, – указываю ладонью на выход.

Мгновение – и Снорри нет, даже дверь не скрипнула.

***

Спустя пять минут я вновь прохожу сквозь затхлый сине-белый коридор, на этот раз в обратном направлении. Из-за дверей всё так же доносятся запахи благовоний, щёлканье раскручивающейся рулетки и прочие завлекалки для клиентов. Молодцы, ребята, хорошо работают – судя по изрядной сумме, которая перекочевала из сейфа Одина Валлхальского в мои карманы.

Взбесится ли он? Безусловно. Это уже четвёртая его контора, которую я обчищаю. Сможет ли что-нибудь сделать? Не-а. Как известно, в аду кто хитрее, тот и прав.

Болотные огоньки

Ведунья склонилась всем телом, неторопливо раскручивая большое светлое блюдо, полное яблок, и взгляды всех людей в комнате, как заворожённые, устремились вслед за ленивой круговертью плодов. Яблоки были разные: и крупные нежно-розовые, так и сочащиеся сладким ароматом, и мелкие зеленоватые дички, и лежалые, тронутые плесенью желтушки, и тёмно-коричневые, полностью гнилые, проминающиеся от любого движения.

Маричка, переминающаяся с ноги на ногу рядом с ведуньей, ещё раз провела неторопливым взором по лоснящемуся от душного воздуха комнаты лицу Серго, по тускло поблёскивающему в свете свечей золотому шитью его кафтана, по пальцам с пухлыми ямочками, цепко нависшими над кружащимися яблоками. Сейчас, когда парень закрыл глаза по обычаям гадания, можно было рассматривать его без опаски.

«Да он вроде и красивый… – нехотя подумала Маричка. – Вон ведь Леля так по нему сохнет… И богатый… Радоваться надо, что он меня выбрал…» Но слова матери и тёток не помогали – ни раньше, когда они приговаривали их, кружась над будущей невестой с отрезами ткани, примеряя, что больше к лицу, ни сейчас, когда девушка повторяла их мысленно.

Взгляд Марички зацепился за ссохшееся, почти чёрное яблоко, подкатившееся к пальцам Серго, и в голове резко бухнуло: «Хоть бы гнилушку взял. Может, ещё откажутся. Его мать сильно верит в приметы…» Девушка украдкой глянула на полную женщину с сурово сведёнными бровями, сидящую среди других на длинной скамье вдоль стены. Та не только зрением, но и словно бы всем телом устремилась к происходящему в руках старухи-ведуньи. Казалось, что если даже грохнет сейчас над домом и начнёт рушиться крыша, то и тогда она не оторвётся от гадания.

Маричка покосилась на своих родителей. Отец сидел чинно, выпрямив спину, со спрятанной в углах губ улыбкой, успокоенный тем, что ведунья подтвердила чистоту и здоровье его дочери. Матушка тревожно перебирала пальцами углы расшитого платочка и, часто моргая, бегала взглядом то на яблоки, то на Серго, то на иконы в углу комнаты.

Наконец ведунья проскрипела:

– Добрый молодец Серго, время выбирать невесту.

И сразу ладонь рухнула вниз, прижимая добычу к блюду. В комнате как ветер пролетел от множества вдохов. Не открывая глаз, парень уже заулыбался, чувствуя под пальцами приятно-твёрдую полноту.

Раздался довольный клёкот ведуньи:

– Ох ты ж, добрый молодец! Уж выбрал, так выбрал! Знать, твоя по праву невестушка-то! Дай-ка сюда, дай…

Серго радостно глянул на плод в своей руке – сплошь розовый, без единого изъяна, – бросил торжествующий взгляд на родителей и подал яблоко старухе.

Та отрезала кусочек и вложила его парню в рот.

– Ну, попробуй. Как тебе невеста?

Неторопливо пережёвывая, Серго огладил хозяйским взором тело Марички и наконец с улыбкой произнёс:

– Сладкая.

И сразу все вскочили со скамеек. Матушка подбежала к Маричке, обняла её и, утирая выступившие слёзы, забормотала: «Счастливая ты, счастливая, дочка!..» Отец подступил к родителю Серго, чтобы окончательно обговорить детали завтрашней свадьбы.

Маричка снова покосилась на парня – он не отрывал от неё довольного прищура, с наслаждением похрустывая яблоком. До завтра ему не положено было прикасаться к ней, но смотреть уже можно было сколько угодно. Девушка скользнула взглядом на его губы – влажные от сока, перекатывающиеся в постоянном движении – и представила, как завтра ей придётся целовать их. Проглотив, Серго широко улыбнулся, показывая белые зубы, и откусил новый кусок. Маричку точно ударило образом: эти зубы вместо яблока впиваются в её тело, оставляя тёмно-красные следы на белой коже. Она брезгливо отвела глаза.

Наконец радостный гомон начал стихать, и все засобирались. С облегчением девушка вышла из напаренного травяными настоями дома в свежую прохладу летней ночи. Родители Серго и Марички в последний раз обнялись и троекратно поцеловались, ещё раз подтверждая в присутствии ведуньи свой свадебный уговор. Парень лихо запрыгнул в бричку и, пока никто не смотрит, послал Маричке воздушный поцелуй. Та неловко замялась, но всё же улыбнулась в ответ.

Дома девушка сказалась уставшей и попросила разрешения пойти к себе. Напоследок матушка поцеловала её и радостно пробормотала:

– Завтра поднимемся рано-ранёшенько. Должна прийти тётка Марфа, да опосля на обмывание, да красоту ж нужно навести… А пока – спи, дочка, спи крепко. Завтра уж не поспишь…

Маричка послушно легла, однако сон не шёл. В голове кружились слова о том, что завтра ей будет не до сна. Они сливались с образом Серго: как он цепко ухватил яблоко, словно хотел выжать из него весь сок, как жевал, а в уголке рта поблёскивала капля, и казалось, что она вот-вот потечёт на подбородок, как оглядывал её масляными, наглыми глазами.

«Нет, не красивый он! – не выдержала девушка. – Если нужно будет целовать его, так я умру. Но делать-то нечего, свадьба сговорена…»

А немного погодя стало и того хуже: вспомнила Маричка, как щупали её сухие старушечьи пальцы, больно мяли грудь и живот, уверенно оглаживали самые сокровенные места. Стоило представить, что завтра туда же полезет Серго – и сделалось так тошно… Вот и крутилась девушка с боку на бок до тех пор, пока звёздный Соловей не заглянул в окно.

– Ох, Соловушка, – прошептала она, – знаешь ты о любви. Расскажи мне, как это. Говорят, все поначалу боятся, а потом будто бы привыкают и любят мужей своих? Только не верится мне что-то…

Маричка помолчала, прислушиваясь. Где-то скрипнул пол. Наверняка матушка ещё молится. Или, может, в сотый раз приданное перебирает да разглаживает потемневшими от домашней работы ладонями.

– Ещё говорят, как бы знаки есть. Приметы всякие. Главное, вопрос правильно задать. Скажи мне, а, Соловушка?

Она пристально уставилась на звёзды, только не заметила никакого ответа.

– И что мне делать-то? Замуж ведь надо. А больше и не за кого.

Перед мысленным взором девушки мелькнуло лицо Михея. Ох, красивый он, ох, ладный… На гуляниях как рубаху скинет, выйдет в круг – против любого, никого не боится, – так все девки столбом встают, только хихикают промеж собой, а глаз не отводят. Да ведь не зовёт её Михей – и не позовёт. Любит он свободу. Да и девок любит, чего уж там.

Маричка вздохнула.

– Нет, Соловушка, не надо мне такого мужа. Будет только гулять да пить, а больше ничего. Серго хоть при деле, умеет много… Родители у него важные… – она снова вздохнула. – Только не могу я… Лучше уж умереть…

В этот момент нижняя звезда Соловья сверкнула тёплым жёлтым светом. Девушка аж на локте приподнялась. Неужели знак?

– Что, Соловушка? Разве думаешь, что лучше сгубить себя, чем за Серго идти?

На этот раз вспыхнуло ниже – в кронах дальних деревьев. Маричка вскочила с постели и высунулась в окно, вглядываясь в темноту. Жёлтый огонёк неторопливо возник прямо на тропинке возле их дома, два раза моргнул ярким светом и поплыл в сторону леса.

«Возможно ли, что и вправду знак? – подумалось девушке. – Или обман? Но ведь просила я ответа, а теперь боюсь принять его. Нужно глянуть хоть, что там. А как ночью идти в лес, одной?..»

Но тут снова вспомнилось ей распаренное лицо Серго и белые зубы, вгрызающиеся в яблоко, и девушка решилась. «Да хоть к зверю ночному в лапы попаду – всё одно пропадать».

Она неуверенно посмотрела на свои комнатные туфли. В таких далеко не уйдёшь, особенно по лесной траве, но делать нечего, вся уличная обувь и одежда внизу. Там матушка услышит.

Маричка высунулась дальше: под окном – скос, а потом можно перебраться на толстую яблоневую ветку, усыпанную плодами. Подобрав подол белой рубахи, девушка вылезла в окно и замерла, заметив, что жёлтый огонёк вновь оказался неподалёку. Под её взглядом он крутанулся, как в танце, и Маричка улыбнулась неведомо чему. Было что-то хорошее в этом тёплом свете. Словно бы старый друг зашёл её навестить.

Почувствовав прилив сил, девушка перебралась на яблоню, по пути стряхнув несколько листьев и сухую веточку, и вскоре оказалась на земле.

Огонёк радостно подпрыгнул и припустил по тропинке, а Маричка побежала за ним – легко, не разбирая дороги, будто был белый день, а не густая звёздная темнота.

Наваждение спало в тот момент, когда её правая туфля неожиданно чавкнула холодной жижей. Девушка вздрогнула, остановилась и обвела взглядом сурово шумящие деревья. Со всех сторон её окружал лес. В левую туфлю также начало сочиться холодное. Маричка испуганно отступила. Под мягкой подошвой сочно лопнули ягоды, и от их сока, а может, от осклизлого мха девушка катнулась обратно, неловко взмахнула руками и плюхнулась на землю. Рубаха тут же начала напитываться водой.

Жёлтый свет впереди остановился и, подумав, повернул назад. Девушка с ужасом следила, как приближающийся огонёк озаряет торчащие тут и там кочки, покрытые тёмно-красными каплями ягод, шелудивые стволы сосен и мутно-зелёный блеск воды. Болото! Да не окраина, а самая топь…

Чем ближе был огонёк, тем он казался больше. В один момент Маричке даже почудилось, что в глубине света она различает человеческое лицо. Вглядевшись внимательнее, она воскликнула:

– Кася!

Над ряской, время от времени вспухающей пузырями, висела сияющая фигура её подруги – в том самом сарафане, в котором пять лет тому назад пошла она по грибы, да так и не вернулась.

Кася добро улыбнулась.

– Здравствуй, Маричка.

Голос её звучал тихо и глухо, точно журчание спрятавшегося под поваленными деревьями ручья.

– Кася, ты что же… Ты здесь теперь?

Маричка не осмелилась выговорить вслух то, что крутилось на языке. Здесь, посреди ночного болота, даже последний смельчак подумал бы, прежде чем произнести подобные слова.

Девушка, сотканная из тёплого света, по-прежнему улыбалась.

– Мы все здесь. Пойдём со мной. У нас хорошо. – И она протянула лучистую ладонь.

Маричка, как зачарованная, подняла было руку, чтобы подать подруге, как вдруг заметила на своей ладони кровь. Вздрогнув, брезгливо растопырила пальцы, однако быстро догадалась, что это всего только сок ягод с кочки, на которую она оперлась. Подумав, девушка опустила руку обратно.

Кася настойчиво продолжала:

– Знаю я, что завтра у тебя свадьба. Так ведь не любишь ты Серго…

Маричка покачала головой. Где-то далеко ухнула птица.

– Видишь? Нельзя тебе возвращаться. Лучше оставайся со мной, с нами…

С трудом оторвав взгляд от лица Каси, девушка вдруг заметила, что лес вокруг наполнился сиянием. Тут и там между иссохших деревьев мелькали огни – бледно-голубые, нежно-серые, густо-зелёные. В затхлой воде лениво покачивалась россыпь искристых отражений. Похоже было, как на Купалу бродят по лесу с фонарями те, кто ищет цвет папоротника.

Девушка испуганно оглянулась: и за спиной конца болоту не было. «Как же я зашла сюда? И как теперь выйти?» – подумалось ей. А потом словно бы из глубины всплыла тягучая мысль: «А зачем выходить?»

Снова забормотал голос Каси:

– Неужто ты по своей воле пойдёшь за Серго? Сгубит он тебя, поломает. Не пожалеет красоту твою молодую – ни руки нежные, ни тело белое, ни косы медовые. А помнишь, как грезили мы с тобой о другой жизни, о дальних странах, о чудесах?

Маричка обняла себя руками, пачкая рубаху тёмно-красным соком, и тихо проговорила:

– Да где ж взять-то её, другую жизнь?

– Останься с нами – узнаешь, сколько в мире красоты, и радости, и неги… Ты же о любви спрашивала… У людей ты не найдёшь такой любви, как наша…

Справа робко приблизился к Маричке оранжевый огонёк и на мгновение полыхнул жаром.

И почудилось девушке, что это тоже человек, да притом знакомый.

– Помнишь, как на майское гуляние мы венки плели и парням раздавали? И ты свой Петру дала?

И точно, чем больше Маричка всматривалась в оранжевый огонёк, тем больше вспоминала тот давний весенний день, когда Пётр – рослый парень с копной светлых волос – по-доброму рассмеялся подарку, а затем поцеловал ей руку, будто взрослой барышне. Через несколько лет уехал он в город, на заработки. Только вот, видать, не доехал. Может, хотел дорогу через лес срезать или ещё что, теперь уж не узнать.

Огонёк спокойно подплыл к ногам девушки и разгорелся, засветился ярче. Маричка протянула руку и окунула пальцы в приветливое тепло. Оранжевый с готовностью нырнул под её ладонь, точно ластящийся пёс. Краем глаза девушка заметила, что и другие огни подступили, окружая её, однако страха это больше не вызывало.

Кася, мигнув, оборотилась обратно жёлтым огнём и подплыла ближе, погладила щёку Марички.

Тем временем оранжевый, пробежав всполохами по руке девушки, переметнулся на ногу, замер на миг, словно в нерешительности, а потом живым теплом потёк выше – под рубаху. Маричка ойкнула и сжала ноги, только против охального огонька это не помогло. Слева подступил ярко-синий, обвил её руку, и показалось девушке, будто провело ей по коже ласковым языком.

А оранжевый уже добрался до самого верха и ярко вспыхнул между бёдер, наполняя Маричку непривычным томлением. Тут же позабыла девушка, что сидит на мокрой кочке посреди гибельного болота, а могла думать лишь о пламени, мягко потёкшем по её телу.

Синий огонёк настойчиво потянул её левую руку вниз, к нему присоединился сиреневый справа, и, после минутного смущения, девушка откинулась назад, на подхватившее её упругое тепло. Откуда-то снизу вынырнул изумрудный, пощипывающим холодком скользнул по коже и повёл в сторону, разводя ноги шире. Оранжевый тут же прильнул к обнажившемуся телу, обвил Маричку ласковым огнём, приподнял бёдра с сырой земли. В вырез рубахи скользнул лиловый, терпко лизнул груди сотней искр. Девушка невольно выгнулась навстречу ласке, только прикусила губы, чтобы не застонать.

Теперь огоньки окутывали её тело сплошным переливающимся пламенем, где-то покусывая искристыми всполохами, где-то оглаживая властно, сладко – и в один момент позабыла Маричка о Серго, о яблочном гадании, о свадьбе, да и о всей своей жизни. И тут же почудилось девушке, что оранжевый огонёк, полыхающий промеж её бёдер, потёк выше, загустел – и теперь она уже ясно видела лицо Петра, склонившееся над ней. Ярко-голубые глаза, веснушки, ямочка на подбородке – всё как и много лет назад. Он улыбнулся и крепко обнял её, и Маричка почувствовала, как изнутри заполняет её жаркая тяжесть, от которой всё тело потекло тягучим воском.

«Эх, всё одно пропала, так терять нечего…» – мелькнуло в голове. Девушка обвила шею Петра руками, прижалась к его губам – пылким, хмельным – и закрыла глаза, доверяя своё тело трепещущему свету. Голова Марички куда-то плыла, словно затянуло её в водоворот на старой речке и кружит, кружит…

Движение внутри стало сильнее, напористее, и девушка не выдержала: часто задышала приоткрытыми губами, вцепилась пальцами в жаркую спину Петра, подалась бедрами навстречу. Парень снова накрыл её поцелуем – жадно, страстно, – и в ушах прозвучал шепот как бы нескольких голосов, сливающихся в один:

– Останься с нами, Маричка, оставайся… Только скажи…

И девушка, чувствуя, как внутри неё вьется лозой и наконец раскрывается огненный цветок удовольствия, выдохнула:

– Да…

Не знала Маричка, сколько пролежала, убаюкиваемая огоньками. Может, заснула она, и всё дальнейшее было лишь сном. Только казалось ей, что снова появился перед ней Пётр, протянул руку, а когда она взяла его широкую ладонь и поднялась на ноги, слева улыбнулась Кася, подхватила её радостно, закружила в танце – и настойчиво повлекла в сторону, спуститься с кочки вниз. Снова почувствовала Маричка болотную жижу под ногами, пахнуло на неё стылой сыростью утреннего тумана, лениво колыхнулась перед глазами ряска, а рот вдруг наполнился затхлой железистой водой. И увидела Маричка совсем близко раздавленные тёмно-красные ягоды – а больше ничего уже не было.