Тайна моего положения

– Мсье? – тотчас отозвался секретарь, влетая в кабинет.

– Место копировальщицы еще свободно?

– Нет, неделю назад приняли девушку, – отрапортовал сотрудник, замерев у края стола своего босса.

– Мадам Ричардсон, в издательстве для вас работы нет, – равнодушно буркнул редактор, раскрывая папку, тем самым показывая, что наша встреча окончена, – Бер, проводи мадам.

– Мсье Себастьян, я готова отработать неделю в вашем издательстве бесплатно, чтобы вы могли по достоинству оценить мои знания, – не сдавалась я и, чуть подавшись к редактору, добавила, – всего неделя, мсье Себастьян, вам это ничего не будет стоить.

– Хм… я сегодня уезжаю, вернусь в Элшимор через пять дней, жду вас к десяти в своем кабинете, – завершил наш разговор мужчина, рывком поднимаясь из кресла.

– Спасибо, – поблагодарила, понимая, что большего я пока не добьюсь, и, пожелав редактору удачной поездки, я покинула здание.

Следующим пунктом в поисках работы была почта, но и там для меня не нашлось места. В банке, торговом доме и юридических конторах надо мной вообще посмеялись, там главенствовали мужчины. Их саркастические замечания и переглядывания, словно я была не более чем забавной зверушкой, оставили неприятный осадок, и я едва сдержалась, чтобы не высказать все, что я о них думаю.

Эмилия была умелой швеей, однако и в магазин готовой одежды меня без рекомендаций не взяли даже обметывать швы. Продавцом в булочную меня тоже не приняли без объяснения причин, но полагаться лишь на агентство я, увы, не могла и продолжила свой поиск, раз за разом получая отказы…

– Посудомойщица нужна, – грозно рявкнула хмурая особа крупного телосложения, уперев руки в бока и сверля меня взглядом исподлобья, словно ожидая, что я сбегу, не дождавшись ответа. Её суровое лицо было покрыто глубокими морщинами, а на кухонном фартуке виднелись следы от бесчисленных грязных тарелок.

– Сколько за работу будете платить? – не дрогнула я, к своему сожалению осознавая, что в этом мире для женщин иной работы и не найти, и пока нужно довольствоваться малым.

– Семнадцать сол раз в тридцать дней, кормежка два раза в день. Если нужна комната, то наверху есть койка, тогда тринадцать сол, – ответила хозяйка трактира, прежде окинув меня цепким взглядом.

– У меня номер в гостинице еще на одни сутки оплачен, задаток не вернут, завтра к вечеру могу приступить к работе, – произнесла, надеясь, что завтра агентство меня порадует и мне не придется выполнять тяжелую работу посудомойщицы.

– Койку, поди, тоже надо?

– Да, – коротко ответила, оглядывая зал, который на удивление оказался чистым и уютным.

– Завтра день не засчитаю, покажешь, как управляешься с посудой, а комнату с Лоттой будешь делить, – проговорила мадам Дороти и, неожиданно добродушно мне улыбнувшись, добавила: – Синяк на лице сойдёт, может, позволю столик пару раз обслужить. Гости таким мордашкам, как у тебя, хорошо отсыпают монеты, – но тут же снова грозно рыкнув, добавила: – Только я паскудства этого в своем трактире не потерплю!

– И мыслей об этом не было, – тут же заверила я мадам Дороти, невольно покосившись на единственный занятый столик, за которым сидели трое мрачных мужчин.

– Значит, к завтра тебя жду, а сейчас ступай, у меня работы полно, некогда мне с тобой тут валандаться!

– Спасибо, – торопливо кивнула я и, не оглядываясь, поспешила покинуть трактир. И только выйдя на улицу, я дала волю эмоциям, позволив слезам стекать по щекам, освобождаясь от злости, отчаяния и нарастающего чувства безысходности…

Глава 9

– Увы, мадам Ричардсон, мне вас порадовать нечем, – заговорила мадам Беатрис, с сочувствием на меня посмотрев, – мадам Агнес с дочерьми отбыли в Бребург на месяц, а семья Калвер неделю назад наняли гувернера.

– Ясно, спасибо, – проронила, поднимаясь со стула, и ни на что уже не рассчитывая, положила на стол клочок бумаги с адресом трактира, – возможно, у вас появится подходящая для меня вакансия, я временно остановилась по этому адресу.

– Конечно, мадам Ричардсон, – коротко ответила женщина, но ее взгляд был куда красноречивей, подтверждая мое предположение, что здесь я работу не найду.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарила и, не прощаясь, вышла из кабинета. Я быстро пересекла холл, где в ожидании своей очереди томились другие соискатели, выбралась на улицу и глубоко вдохнула свежий воздух. После душного помещения он казался особенно чистым и прохладным, и я почувствовала, как очередной приступ тошноты и головокружения меня наконец покидает. Последствия удара по голове все еще продолжали меня терзать, а синяки и ссадины не спешили проходить, хоть я их старательно обрабатывала подаренной Маршей мазью…

– Мадемуазель, если вы ищете работу, то у мадам Кимберли есть для вас местечко, – вдруг окликнул меня тихий голос, а вскоре из-за угла выглянула вихрастая голова мальчишки лет десяти.

– Вот как, – не смогла сдержать улыбку, уж больно таинственный вид был у парнишки, – и что за местечко?

– Вы это, сюда идит…

– Ах ты, гадёныш, опять заявился! – неожиданно громко рыкнули у меня за спиной, невольно заставив испуганно вздрогнуть. Мальчишка тотчас исчез, а обладатель грозного окрика, мужчина с суровым взором, недовольно проворчал:

– Шли бы вы, мадемуазель, отсюда, и поосторожней будьте: такие, как Барни, вас в темные переулки заманивают, а вы потом на констеблей жалуетесь, что грабителей найти не можем и ваши монеты не возвращаем.

– Да… спасибо, – растерянно произнесла я и, неосознанно прижав руку к животу, где в тайном кармане хранились два кольца с крохотными камушками бирюзового цвета, документы и последний фарл, поспешила уйти подальше от опасного места.

До самого вечера я без устали бродила по шумным, залитым осенним солнцем улицам в поисках работы. Заходила в каждый магазин, лавку, мастерскую, стучалась в двери и спрашивала о вакансиях, но неизменно получала отказы, сопровождаемые равнодушными или откровенно пренебрежительными взглядами.

Лишь в одном месте – в маленькой швейной мастерской, где пахло краской и влажной тканью, – мне тихо и неловко намекнули, что мое появление, возможно, отпугнет клиентов. Синяк на подбородке и разбитая губа, воспаленные и еще болезненные, было первым, что бросалось в глаза, и это явно смущало работодателей. Усталое отчаяние охватывало меня с каждой новой неудачей, но я все равно упрямо продолжала искать, убеждая себя, что где-нибудь меня точно примут…

– Тут шкаф с посудой, раковина… Фрэнки – наш повар, лучший в Элшиморе, – проговорила мадам Дороти, знакомя меня с работниками и помещением трактира, – грязные тарелки девочки на этот стол ставят, вода в чане, кастрюли тут, а сковороды на стену вешай и не забывай песком их чистить… поняла?

– Да, – кивнула, еще раз оглядев душное, пропахшее едой, дымом и прогорклым маслом просторное помещение кухни, но в то же время тесное от множества людей, столов и посуды. Грубо отполированные деревянные полки вдоль стен были забиты разнокалиберной посудой: глиняные горшки, металлические миски, кастрюли и медные кружки. На крючках висели сковородки, половники и другие инструменты, некоторые из них уже покрылись копотью от многократного использования. Рядом с дверью стояла большая бочка с водой, над которой висело полотенце для рук, промокшее от постоянного использования.

Фрэнки и его помощники, будто не замечая нашего присутствия, были погружены каждый в своё дело. Кто-то рубил мясо, кто-то месил тесто, а кто-то следил за тем, чтобы еда не подгорела. Звук резких ударов ножа о доску, шипение масла на сковороде и приглушённые разговоры создавали гармоничный хаос…

– Комнату Лотта тебе позже покажет, как в трактир вернется, – продолжила хозяйка и, окинув меня внимательным взором, добавила, – иди, что ль, фартук надень, платья похуже не нашлось?

– Оно у меня единственное, – буркнула я, хмуро оглядев загроможденный посудой стол, и обошла второй огромный, что стоял в центре помещения и был весь завален продуктами, ножами, мисками и разными кухонными принадлежностями. Взяла брошенный кем-то на табурет фартук и, быстро его надев, приступила к работе, желая поскорей закончить с этим грязным делом и наконец прилечь, чувствуя неимоверную усталость от безостановочной ходьбы по городу.

– Славно, – довольно протянула мадам Дороти, отметив мое рвение, и что-то тихо сказав повару, покинула кухню.

Я же, подойдя к старой, проржавевшей от времени раковине, вылила в нее ведро горячей воды и, смочив тряпку в мыльном растворе, взялась за первую тарелку. Двигаясь механически, не думая о быстрорастущей на соседнем столе горе грязной посуды, я натирала тарелки, кружки и миски. Кое-где на посуде оставались намертво присохшие тёмные пятна от мяса и соусов, и мне приходилось использовать жесткую щетку, которая больно колола пальцы. Когда вода становилась холодной и липкой, я выливала ее в помойное ведро и выносила на задний двор к выгребной яме…

– Проклятье! Полный зал сегодня! – выругалась симпатичная пышнотелая девушка с раскосыми глазами, поставив на почти разобранный мной стол очередную порцию посуды, и ласково улыбнувшись повару, проворковала, – Фрэнки, дай хоть лимонаду выпить, совсем меня сегодня загоняли, а Лотта отгул взяла, мать ей вдруг понадобилось повидать.

– Зато соберешь монет, – хохотнул мужчина, шлепнув своей огромной ладонью девушку по заду, – держи.

– За пятым столиком стейк заказали, – проговорила официантка, грузно плюхаясь на табурет, – новенькая? Как звать?

– Эмилия, – представилась, склонившись над горой грязных тарелок, чашек и кружек. Мыльная вода была еще теплой, но быстро покрывалась слоем жира и мутным осадком, и ее пора было менять.

– Эмилия… из благородных, что ли? Или мать нагуляла? – с ухмылкой бросила девушка, тотчас заливисто рассмеявшись собственной шутке, – а я Офелия, тоже из благородных.

– Приятно познакомиться, – произнесла я дежурную фразу, вытирая мокрые руки о кусок серой ткани, невольно поморщившись от боли. Костяшки пальцев саднило от частых ударов о тяжёлую керамику, а кожу неприятно щипало от едкого мыла и горячей воды.

– Ты это… – начала было официантка, спрыгивая с высокого табурета, случайно задев локтем стопку чистой посуды. Тарелки тотчас покачнулись и с глухим звоном посыпались на пол, разлетаясь осколками по всей кухне. Звук разбившейся о каменный пол посуды эхом разнесся по всему помещению, а через секунду девушка громко заявила, – что ты натворила? Вот же неуклюжая!

– Я?! – ошеломленно выдохнула, но тут на кухню вбежала хозяйка трактира. Женщина быстро обозрела учиненный официанткой погром, перевела взгляд на Фрэнка, а затем бросилась ко мне с искаженным от злости лицом и закричала так громко, что, казалось, задрожали стёкла в окнах:

– Да знаешь ли ты, что одна такая тарелка стоит больше, чем твоя недельная зарплата? – её голос был пронзительным и полным такого презрения, что я невольно сжалась под её взглядом. – Месяц бесплатно работать будешь, пока не рассчитаешься, – добавила она с холодной усмешкой, а я, почувствовав, как во мне разгорается жгучая обида, грозящая перерасти в ярость, чеканя каждое слово, произнесла:

– Посуду разбила ваша официантка, столкнув ее своим локтем.

– Она лжет, мадам Дороти! – сейчас же нахально сказала упомянутая, предостерегающе покосившись на застывших немыми истуканами помощников повара.

– Мадам Дороти, вы же видите, я стою далеко от разбитой посуды и не смогла бы так…

– Она быстро отбежала, врунья! – перебила меня девушка, притворно жалобно всхлипнув.

– Ты ещё и на честных людей наговариваешь?! – тотчас взвилась хозяйка, ее лицо покраснело от гнева, глаза засверкали, а выбившиеся из прически волосы прилипли ко лбу. – Я сейчас констеблей позову! – продолжила она, рукой указав на дверь, как будто могла вызвать стражей закона одним лишь жестом.

– Приглашайте! Пусть разбираются! Я не разбивала вашу посуду! – зло выкрикнула я, мои руки сжались в кулаки, дыхание стало резким и прерывистым, и я едва сдерживалась, чтобы не наброситься на лгунью и притворщицу.

– Ах ты, дрянь! Я к ней с добром, а она меня пугать вздумала! Пошла вон! – взвизгнула мадам Дороти, в её голосе слышалась паника и негодование. Она слегка подалась ко мне, будто собираясь собственноручно выставить меня из трактира или того хуже…

– С огромным удовольствием! – язвительно выкрикнула я, подхватила свой скромный скарб, который так и лежал у моих ног под столом, и в одно мгновение выбежала из кухни. Быстро миновав зал, избегая взглядов удивленных посетителей, я выскочила на улицу…

Глава 10

Ночь, проведённая на улице, казалась бесконечной. Холод пробирал до костей, несмотря на все мои попытки плотнее закутаться в плащ. Ветер дул со всех сторон, не оставляя ни единого шанса согреться. Я прижималась к стене какого-то здания, пытаясь укрыться от его порывов, но они всё равно находили меня, трепали волосы и заставляли лицо неметь от холода. Я пыталась согреть замерзшие руки, то пряча их в карманы, то сжимая в кулаки, но промозглый холод проникал всё глубже, и с каждым часом бороться с ним становилось все труднее. Голова гудела от усталости, веки наливались тяжестью, но сна не было – было только это ледяное ожидание рассвета, который, казалось, никогда не наступит…

– Эй! Ты жива? – словно сквозь вату донесся до меня звонкий девичий голос, а вскоре моего плеча осторожно коснулись, – нужна помощь?

– Да, – прохрипела я, медленно поднимаясь на ноги, и, окинув беглым взглядом замершую у двери и кутающуюся в теплый халат девушку, спросила, – где здесь поблизости находится ломбард?

– В паре кварталов отсюда, да только рано еще, поди, закрыт, – растерянно проговорила девушка, с беспокойством на меня посмотрев, и чуть помедлив, будто не решаясь, все же продолжила, – ты проходи в дом… мадам Розмари еще нет, но, думаю, она будет не против.

– Эм…спасибо, – с сомнением протянула я, быстро осмотревшись. Дом, возле которого я нашла своё временное пристанище, был трехэтажным, сложенным из красного кирпича, с высокими окнами и массивной дубовой дверью, украшенной коваными узорами. Он выглядел внушительно и надёжно, словно пережил не одно поколение жильцов, сохранив свою прочность. Впрочем, все дома на этой улице могли принадлежать людям, которые были не стеснены в средствах, и как я очутилась в этом респектабельном районе, я, увы, не помнила…

– Горячего чаю выпьешь, согреешься, – заботливо проговорила девушка, распахивая передо мной пошире дверь, тут же представившись, – меня Анной зовут.

– Эмилия, – представилась я в ответ, все же решаясь зайти в дом. С наступлением рассвета на улице стало еще холодней, а оплатить услуги лекаря мне, увы, было совершенно нечем. Настороженно озираясь, я прошла в холл, где царила прохладная полутьма, сквозь которую я с трудом разглядела стены, обитые темными дубовыми панелями, и массивную лестницу с резными перилами, что уходила вверх, теряясь в полумраке второго этажа.

– Сюда иди, аккуратно, здесь ступенька, – прошептала Анна, указав мне на неприметную дверь, что скрывалась под лестницей, – лампу зажигать не буду, гости еще спят.

– Гости? Может, мне не стоит заходить в дом? Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня у тебя были проблемы, – проговорила я, беспокоясь о девушке, что оказалась ко мне столь добра.

– Не волнуйся, мадам Розмари не будет ругаться, – ободряюще улыбнулась мне Анна, первой проходя в узкий и темный коридор. Я тотчас двинулась за ней следом и вскоре очутилась в теплой, светлой и невероятно уютной кухне, где на плите уже булькало и шкворчало, а тучная, розовощекая женщина с удивительно добрыми глазами месила на столе тесто.

– Привела ее все же, – добродушно проворчала женщина, стряхивая с натруженных рук муку, – садись за стол, бедолага, да плащ свой скидывай, так быстрее согреешься.

– Эта наша Мирна. Ты садись, Эмилия, садись, – с улыбкой проговорила Анна, указывая мне на табурет, – Мирна хоть и ворчунья, но добрее ее я никого не знаю.

– Скажешь тоже, – фыркнула повариха, поставив передо мной кружку, от которой шел приятный и согревающий аромат липового цвета, тут же притворно сердито прикрикнув на меня, – садись, нечего стоять! И плащ, говорю тебе, снимай, вон у печи положи, пусть сохнет.

– Спасибо, – поблагодарила женщину. Последовав ее совету, я сняла с себя плащ и, разложив его на лавке у печи, устроилась на табурете.

– Вот, каша вчерашняя осталась, ты, поди, голодная, – проговорила Мирна, поставив рядом с кружкой тарелку, полную рассыпчатой каши, – сейчас еще мясца немного дам.

– Спасибо, – прошептала я, гулко сглотнув. От переполнявшего меня чувства благодарности защипало в глазах. Слова будто застряли в горле, и я опустила взгляд, чтобы скрыть предательскую влагу на ресницах. Этого простого «спасибо», казалось, было недостаточно, чтобы выразить Анне и Мирне всю глубину моей признательности.

– Да чего уж, – отмахнулась женщина, вновь возвращаясь к прерванному занятию, – меня муж тоже колотил нещадно, пока не помер. Детей нам Создатель не дал, хотя, может, это и к лучшему – с таким-то мужиком с голодухи бы померли. Я, когда от кровопийца этого освободилась, без жилья осталась, помыкаться пришлось по чужим домам, пока сюда не пришла.

– А меня отец из дома выгнал, когда я за старика выходить отказалась, – с улыбкой заговорила Анна, подложив мне к каше несколько кусочков мяса, – но мне повезло, Лили меня сюда привела, а мадам Розмари горничной приняла. Ой! Так место же Джуди освободилось!

– Ты не спеши, может, Эмилии не надобно это, – проворчала Мирна, ловко формируя из теста колобок, – заговорили мы тебя, ты ешь.

– Мне нужно… Я ищу работу, – пробормотала я, продолжая крепко сжимать горячую кружку обеими ладонями. От её тепла и бессонной ночи меня начало клонить в сон; мысли стали вялыми, а веки – тяжелыми, словно налитыми свинцом.

– Муж, поди, не позволит, – с сомнением протянула Мирна, подливая мне в кружку ароматного чая.

– Я вдова, а это… – показала пальцем на синяк на подбородке и ссадину на губе, с горькой усмешкой пояснив, – пасынок избил. Пару дней назад я приехала в Элшимор и ищу работу, но без рекомендательных писем никто не берет.

– Ох, бедняжка, – тотчас жалостливо простонала Анна, я же, делая над собой неимоверные усилия, пыталась собраться, но каждый вдох горячего пара уносил меня всё дальше в сонное оцепенение, мысли путались, а слова вырывались еле слышным шёпотом, пока я рассказывала о своих безрезультатных поисках…

– Ты на лавку садись, плащ под голову положи и отдохни, – ласково проговорила Мирна, снимая с лавки ведро с водой, – а как мадам Розмари прибудет, я скажу о тебе.

– Джуди три дня назад замуж вышла и с мужем к нему в деревню уехала, а я одна по дому не поспеваю, – добавила Анна, спрыгивая с табурета, – горничным тут хорошо платят, правда, и работы хватает, постояльцев здесь много.

– Это гостиница? – едва сдержав зевок, пробормотала, обессиленно упав на лавку.

– Гостиница, – кивнула Анна, прежде бросив быстрый вопросительный взгляд на Мирну. Рассеяно мне улыбнувшись, она вышла из кухни и скрылась в полутемном коридоре.

Тем временем повариха вновь погрузилась в работу: она что-то шептала себе под нос, иногда с нажимом цокая языком, словно невидимый собеседник не соглашался с её доводами. Ее руки быстро и уверенно разрезали свежие капустные листья, которые падали на разделочную доску в такт её бормотанию.

Сквозь полуприкрытые веки я наблюдала за плавными движениями ножа, медленно погружаясь в тёплую, умиротворяющую атмосферу кухни. Глаза постепенно закрылись сами собой, и я, не заметив, как это произошло, окончательно провалилась в сон.

Глава 11

– Эмилия, Эмилия… – будто сквозь вату донесся до меня ласковый и незнакомый голос, а через секунду моей щеки коснулись чем горячим и слегка влажным. Испуганно дернувшись, я рывком вскочила с лавки и, прижавшись спиной к стене, опасливо заозиралась.

– М-да… нелегко пришлось девушке, – задумчиво протянула высокая, статная женщина с потрясающе красивыми глазами цвета моря.

– Эмилия, это мадам Розмари, – с улыбкой промолвила Мирна, замершая всего в полуметре от лавки, на которой я спала.

– Садись, поговорим, – продолжила хозяйка дома, взглядом указав на табурет у стола, сама она так и не сдвинулась с места, внимательно осмотрев меня с ног до головы.

– Доброго дня, – поприветствовала я женщину, проходя к столу, но садиться не стала и, чуть приподняв голову, прямо посмотрела на женщину.

– Хм… смела, я уж было подумала, что тяготы ее сломили, – с усмешкой проговорила мадам Розмари. Взмахом руки приглашая меня следовать за ней, она, не дожидаясь моего ответа, двинулась к выходу.

– Иди, – одними губами шепнула Мирна, ободряюще мне улыбнувшись, я же, всего секунду поколебавшись, все же двинулась за женщиной.

Идти пришлось недолго, знакомый узкий и темный коридор мы пересекли быстро и, оказавшись в холле, свернули к массивной двери. За ней находилась, судя по всему, приемная – здесь, кроме пары диванчиков, кофейного столика и приземистого буфета ничего не было. Два больших окна сейчас были закрыты плотными портьерами, и света, исходящего от единственной лампы, стоящей на столике, едва хватало осветить путь к еще одной двери.

– Садись, – не терпящим возражений голосом произнесла мадам Розмари, указав мне на кресло, сразу, как только мы вошли в будуар. Да, комната мало походила на кабинет, но назвать ее спальней тоже было бы ошибкой. Здесь не было кровати, хотя массивный диван с роскошными подушками вполне мог заменить её. Будуар был словно небольшая кладовая роскоши – помещение изобиловало мебелью и выглядело так, будто сюда перенесли всё, что не поместилось в других комнатах.

В центре выделялись два секретера и большой комод на изящных, гнутых ножках. Вокруг комода, словно на выставке, стояли четыре кресла и длинная, обитая красным бархатом оттоманка, а вдоль стен – три внушительных шкафа из отполированного до блеска дерева, которое мягко отражало свет. Несколько стульев с высокой спинкой казались скорее декоративными, чем удобными, а рядом располагались четыре кофейных столика с витыми ножками, усеянные разнообразными мелочами. Ширма с затейливым орнаментом скрывала за собой еще один шкаф – узкий и невысокий, он казался наименее значительным предметом в этой роскошной композиции.

Вдоль северной стены стояло около шести изящных жардиньерок, в каждой из которых были установлены большие глиняные горшки с пышной зеленью и цветами. Их густая листва и яркие бутоны вносили в комнату свежесть, контрастируя с тяжелыми и излишне вычурными линиями мебели…

– Мирна сказала, что тебе требуется работа, – вернул меня на землю тихий голос мадам Розмари, привлекая к себе внимание.

– Да, – коротко ответила, взглянув на женщину.

– И ты интересовалась местом горничной?

– Анна сказала, что место вакантно.

– Верно, – кивнула мадам Розмари, слегка прищурив глаза, и, сделав едва заметную паузу, продолжила: – Мой дом – это место, где мужчины и женщины свободны. Здесь они находят себе компанию или человека, с которым могут приятно провести время или просто поговорить. Мой дом – это место, где каждый найдет утешение, где их выслушают и не осудят.

Она произносила это мягким, почти гипнотическим голосом, её слова словно окутывали, заставляя забыть о тревогах и опасениях. В полумраке будуара мадам Розмари выглядела как благородная хозяйка, умеющая дарить покой всем, кто этого заслуживает, а её глаза, глубокие и внимательные, блестели загадочным светом.

Но вот мадам Розмари снова замолчала, а в ее взгляде мелькнуло что-то непреклонное и жесткое. Я же не произнесла ни слова, догадываясь, к чему ведёт хозяйка этого заведения. Желание встать и немедленно покинуть место, где царила атмосфера тайны и свободы, боролось во мне со страхом снова оказаться на улице. Комната с её мягкими тенями и приглушенным светом словно удерживала меня на месте, и я продолжала сидеть, ожидая окончания её странного, но завораживающего монолога.

– Ты слишком красива, чтобы заниматься тяжелой работой горничной, – наконец продолжила мадам Розмари, откидываясь на спинку кресла, – уверена, ты привлечешь к себе внимание… гости этого дома щедры.

– Спасибо, мадам Розмари, но это меня не интересует, я всего лишь ищу место горничной, – ответила, добавив в свой голос как можно больше твердости.

– Зря, всего за каких-то полгода ты сможешь себе позволить снять дом в приличном районе, полагаю, покровитель не заставит себя долго ждать.

– Благодарю, но нет, – повторила я свой отказ, поднимаясь с кресла. Усталость всё ещё давала о себе знать, тяжело оседая на моих плечах. Я чувствовала, как слабость накатывает волнами, а мысли разбегаются, оставляя лишь желание покинуть это место и найти где-нибудь уединение. Но я сохраняла внешнее спокойствие, стараясь не выдать ни своей растерянности, ни усталости, которая становилась почти невыносимой.