Измена. Обратная сторона счастья

Я, естественно, прилетела к Милочке значительно раньше шести. К моменту появления мужа у ворот мы успели наобниматься и нацеловаться вдоволь. И теперь я пристёгивала малышку в кресле, попутно выслушивая её бессвязный рассказ о вчерашнем дне.

Няня позволила Милочке погладить и покормить уличную кошку, и это событие вытеснило всё остальное. Дочь требовала немедленно, просто прямо сейчас купить бедной кисоньке домик.

Спасибо, что пока она ещё не догадалась, что котичку ведь можно притащить к нам!

За такими милыми разговорами нас и застал Илья.

Он подъехал с шофером. И с помпой.

Дождался, когда ему откроют дверь автомобиля, чтобы, не торопясь, выставить вначале одну ногу в сверкающем ботинке. Затем явить миру своё великолепие.

И это перед воротами детского сада, на глазах торопящихся мамочек и их потрёпанных, но не сломленных насыщенным общением с себе подобными детей и усталых работников.

Выглядело настолько пафосно, что мне стало смешно.

Как я раньше не замечала этой пошлости?

– Виктория! Садись в машину! И дочь прихвати! – заявил муж, подходя ближе к нам. – Игорь доставит твой автомобиль домой.

Я фыркнула и демонстративно уселась на своё водительское сидение и хлопнула дверцей перед его носом.

– Виктория, не капризничай! Прекрати вести себя, как ребёнок! Я сказал, садись в мою машину! – почти прорычал Илья в приоткрытое окно.

– Илюшенька, перестань строить из себя хозяина моей жизни. Это смешно. И не рычи. Ты пугаешь дочь! – пропела в разъярённое лицо.

Глаза его заледенели. Стали совсем чёрными. По скулам прошла судорога. А губы привычно сжались, жёстче обозначая носогубные складки. Лёгкая небритость придавала ему сегодня не привычный лоск, а намекала на дикость и мускулистость. Зря я, наверное, дразню зверя. Нужно быть менее прямолинейной. Но как? Ведь мне нравится это. Доставляет удовольствие делать ему больно. Чтобы он прочувствовал. Чтобы тоже ощутил такое, когда рушится твой мир.

– Нам нужно поговорить! – прошипел муж, сдерживая свою ярость.

– Нам не о чем говорить, милый, – улыбнулась, как чужому, и выехала с парковки.

Я точно знала, что Илья последует за мной. И пока добиралась до городской квартиры, старалась успокоиться и дышать. Дышать, утихомиривая своё сердце.

Квартиру Илья купил недавно. Три года назад. Недалеко от будущего сада Милочки и от квартиры моей мамы в Сокольниках, где я была прописана до сих пор. Кстати, а почему любимый муж не настоял о прописке на его жилплощади?

Отчего раньше у меня не возникало таких вопросов, это понятно. Для меня такая мелочь не важна. Но Илья? Ведь на смене фамилии он настаивал яростно. Или я придираюсь уже ко всему?

Эту квартиру я не любила. Новостройка. Все вокруг что-то сверлят. Да и дело даже не в этом. Дом рядом с железнодорожными путями – ещё то удовольствие. Я её сразу невзлюбила, но Илья решил, как обычно, по-своему. Впаривал мне, что это выгодно, и что удобно и престижно. И от его офиса недалеко.

Ремонт он тоже делал по своему вкусу. С модным дизайнером.

Не знаю, что подразумевал этот дизайнер, когда проектировал кухню, но только не прямое предназначение этого помещения, теперь больше напоминающего бар где-то в мегаполисе, чем место приготовления обедов для большой семьи.

Три спальни, по моему неискушённому мнению должны намекать на немаленькое семейство. Впрочем, пока я нечасто бывала в этой квартире, и мне было не столь важно, как извратился дизайнер.

От садика до башни ехать всего ничего. Пока я высвобождала Милочку из кресла, машина Ильи припарковалась бок о бок ко мне.

– Папичка! На ручки! – приказала наша принцесса, стоило мужу нарисоваться рядом. Илья молча и терпеливо поднял дочь, и она доверчиво прислонила свою белокурую головку к его плечу.

Вроде ничего особенного. Привычная картина. Но мне скрутило все внутренности от обречённости и тоски. Как он живёт так? Как он посмел превратить мою семью в это?

На грани слёз я влетела в комнату, не притормозив и обомлела. На кресле в гостиной лежало нижнее бельё, сложенное покосившимися стопками,

Не моё!

Одиннадцатая глава

– Что это? – хлопнула я ресницами и повернулась к мужу лицом.

– Мамочка! Аня сказала, что это твоё ротичинное бельё! И не велела мне трогать! Я хотела померить вон ту розовую в кружавчиках, как для принцессы! Можно? Ну, пожа-а-а-а-айлуста! – оживилась Милочка на руках у отца.

А я смотрела в его потемневшие глаза, замечая пятна на скулах, и молчала.

– Ну, ма-а-а-ам, – канючила дочь, сев на любимого конька: вынь да положи вот прямо сейчас, немедленно!

– Это не моё, котичка, – проговорила я наконец, раз Илья онемел от радости, – это папино. У него спрашивай!

Мила замолчала, переваривая новую информацию и повернувшись на руках Ильи так, чтобы видеть его лицо, спросила, дрожа голосом:

– Папа? У тебя есть ещё одна принцесса кроме меня?

Её карие вишни наливались влагой. Подбородок задрожал, и вот-вот бриллиантовые слёзы брызнут из глаз.

А этот сухарь только молчит и смотрит на меня как на врага. Милый, ну если это не моё, то чьё? Твоё ведь!

– Виктория! Займи ребёнка! – отошёл, наконец-то, от ступора муж и опустил чуть не плачущую Людочку на пол.

Ну неужели сложно утешить малышку и сказать ей пару милых слов? Чурбан бесчувственный! Я присела на корточки перед дочкой. Раскрыла объятия, и когда она прижалась ко мне, поцеловала румяную щёчку, глядя с упрёком в глаза мужа. Худенькие ручки Людочки обнимали меня из всех своих сил, и плач уже зародился в маленьком теле.

– Милочка, посмотри, какие игрушки ты хочешь забрать с собой? Мы едем в гости к бабушке сегодня. Помнишь, что у неё живёт кошка Исидора и кот Филисс? – зашла я с козырей, переключая внимание ребёнка запрещённым приёмом.

Слёзы высохли в момент, и Милочка радостно захлопала в ладоши, заглядывая мне в лицо: – Кошички! Я смогу их гладить и можно помочь обустроить их дом! Мама! Давай купим домик? Ма-а-а-аленький-маленький!

Людочка оторвалась от меня и деловито потопала в свою комнату

Я открыла детскую и подтолкнула дочь внутрь, оговаривая с ней количество игрушек. Заодно и устный счёт оживим.

Дождалась, когда она пройдёт и, повернувшись к Илье, зашипела, прикрывая дверь за ребёнком: – Нет предела твоей мерзости, Китаев! Приводить свою шлындру в семейную квартиру – верх цинизма. Или скупости? Что, на гостиничку уже не зарабатываешь?

Затем фыркнула и, развернувшись, вошла в спальню. Нашу спальню. Теоретически нашу.

Я не была здесь три месяца. С хвостиком. И что? Вот уже семейная кровать заправлена незнакомым мне бельём.

Брезгливо огляделась, примечая детали. Новая картина над изголовьем, изящная ваза, слева на тумбочке красный шнурок от зарядки смартфона. Везде следы другой женщины. Не просто клининг, нет. Явные звоночки, оставленные намеренно для меня.

Гадость и звенящая пошлость!

– Что за плебейская привычка делать выводы, не обладая всеми фактами! Ты ни к какой маме не поедешь и мою дочь не повезёшь чёрт знает куда! Я запрещаю тебе! Слышишь! – зашёл следом Илья и прикрыв за собой дверь, зашипел на меня, зло сверкая глазами.

Ах, ты ж! Шах-падишах! Он мне запрещает! Прелестно!

– Ты потерял право мне приказывать! – развернулась к нему лицом и продолжила, – вобле своей высушенной приказывай, а не мне!

– Ревнуешь? – усмехнулся муж.

– Брезгую, – ответила, поднимая подбородок.

– Я не отпущу тебя! – он склонился близко-близко, обдавая своим запахом, и меня замутило от этого. То, что прежде было знакомым и родным, сейчас показалось омерзительным. Тухлым. Я отшатнулась, стараясь дышать ртом, и сделала шаг назад. К стене. Зачем я вступила с ним в пререкания? Какой смысл? Не хочу ничего, только бы скорее закончилась вся эта канитель.

– Заканчивай уже свои идиотские заявления. Тоже мне, шейх местного уезда. Я не принадлежу тебе. И у меня есть свобода выбора. Уймись, Илюшенька. Смирись. Я подала сегодня на развод. Жди извещение на госуслугах, – ухмыляясь, произнесла я и шагнула в сторону окна.

Мне нужен свежий воздух!

Здесь невыносимо воняет.

Отбросила штору вбок и дёрнула раму, запуская воздух города. Пахнуло раскалённым асфальтом и немного креозотом, пылью. Бурной рабочей жизнью столицы. Опустив взгляд, заметила в углу подоконника флакончик с розовым лаком для ногтей.

Ну везде Ирина Александровна пометила территорию. Как хищник в прерии обозначает границы. Загоняет свою жертву за флажки.

– Ты ведёшь себя как ребёнок, Виктория! Не нравится – раз и поломала всё, что с таким трудом я выстраивал столько лет! – тем временем вещал мой пока ещё муж.

Я закатила глаза и развернулась к нему лицом. Вздохнула и всё-таки произнесла:

– Это ты у нас так и не повзрослевший ребёнок, Илюшечка. Взрослый – это не скучный зануда, взрослый – это ответственный. Отвечающий за свои действия и оберегающий зависящих от тебя людей. За своих детей. И это не про тебя, Илюшечка! Ты никак не можешь восемь лет разрешить отвратительную, созданную тобой же ситуацию. Обделяя своих детей. Обоих детей.

– Я сто раз тебе повторяю – нам нужно поговорить! – гаркнул разозлённый моим тоном и словами Илья.

Мочи мочало, начинай сначала!

– Так говори! Что молчишь? Или от твоих разговоров я решу, что мальчик Фёдор мне привиделся? Или смогу развидеть развратные труселя твоей любовницы в нашей квартире? – прошипела ему в лицо, поддаваясь вперёд, наседая на него, – Ты хоть бы ребёнка сюда не отсылал, папаша!

– Да, я её отец! Я забочусь о ней! – муж схватил меня за плечи и несильно встряхнул.

– Как? Как ты заботишься? Разве ты занимаешься с дочерью? Ты же видишь её несколько часов в день воскресенья и всё! – не унималась я и шипела на него, стараясь не орать и не пугать ребёнка, – Так что она потеряет, если мы разведёмся? Она даже приобретёт, как это ни печально! Тебе придётся посвящать ей весь день, представляешь?

Так хотелось сделать ему больно! Ударить, поцарапать, не знаю, укусить!

Рот стремительно наполнился горькой слюной, и я не на шутку начала вырываться из его хватки. – Вика. Да погоди, ты, простой, – говорил муж, наоборот, стараясь прижать меня к себе.

Вдохнула его запах, и это было последней каплей. Горечь рванула по горлу неудержимо, и меня вывернуло. Хорошо, что успела схватить и прижать ко рту какую-то тряпку со спинки кровати.

Илья отпустил меня и отступил на шаг, а я полетела в ванную.

Двенадцатая глава

Стоило только немного отдышаться и прополоскать рот, как я услышала голос мужа за спиной:

– Так вот зачем ты ходила в женскую консультацию! Виктория, ты беременна?

И не лень ему следить за моими перемещениями? Чем он вообще вместо работы занимается? Ещё один кирпичик из-под пьедестала, на котором восседал мой муж, треснул и рассыпался в труху.

Подняла взгляд и, мельком отмечая чужую зубную щётку в стакане, внимательно посмотрела на отражение мужа в зеркале. Он был взволнован и… растерян? Стороной пролетела мысль: вот и узнал он о беременности, и что?

– Это не твоё дело! – пожала плечами и развернулась к нему лицом.

– Как это? А чьё? – недоумённо, растерявшись на мгновение, спросил Илья.

– Не смеши меня, Китаев. Неужели ты думаешь, что полностью контролируешь мою жизнь? – усмехнулась и шагнула на выход из ванной.

Поравнялась с Ильёй и приподняла в лёгком недоумении бровь. Так и будешь стоять, словно статуя командора?

Илья хмыкнул и отодвинулся на несколько сантиметров, обозначая мне проход, но затем, вглядевшись в моё лицо внимательнее, освободил проход полностью.

– Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя, беременную! – проговорил он, когда я проходила мимо него.

Развернулась, так и не дойдя до гостиной, и спросила через плечо, чуть повернув голову: – Да кто ты такой, чтобы пускать или не пускать меня?

После прошла к окну, распахивая и его тоже. Вся квартира провоняла чужими запахами. Невыносимо и отвратительно.

Илья зашёл следом и рухнул грузно на диван, обхватив голову руками, заговорил устало и тихо:

– Муж, Вика. Или ты забыла? И имею полное моральное право указывать тебе, что делать и как.

В другое время я бы пожалела его. Подошла и, запустив руки в мягкий шёлк его волос, массировала бы, поглаживала виски, целуя в прикрытые тонкими веками усталые глаза.

Но не сейчас. Сейчас я брезгливо взяла с кресла первую попавшуюся тряпочку за бретельку. Покачала на пальце сиреневую штучку в белой пене кружева и, выразительно глядя на Илью, сказала, отбрасывая в его сторону бельё:

– Как ты мне надоел со своими падишахскими замашками. Ты не смог в своё время удержаться от блуда, и при этом все наши годы позволяешь себе читать мне морали! Илюшенька, чтобы иметь право учить морали других, нужно самому хотя бы осознавать, что это такое! А у тебя с этим большие проблемы. Как и с нравственностью в целом. Оставь для Ирины Александровны этот тон.

Муж проводил брезгливым взглядом распластанные на полу бельё и, подобравшись, предложил:

– Хорошо! Давай договоримся по-хорошему, Виктория! Послушай! Разве тебе плохо жилось? Разве я чего-то не давал тебе? Разве ущемлял в чём-то?

Я смотрела, в когда-то давно: целую рухнувшую семейную жизнь, любимые глаза, и с удивлением видела, что он реально не понимает, о чём это я толкую.

– Ты украл у меня и у дочери самый важный и нужный нам ресурс – своё время и внимание. Это раз. И воспитывать девочку рядом с безнравственным папашей я не буду даже под угрозой. Просто никогда, – медленно, почти по слогам проговорила, не отрывая глаз от лица Ильи, добавила, – я, возможно, могла бы простить и понять разовую измену. С большими вопросами, конечно. Но находиться своему ребенку рядом с морально разложившимся типом, считающим за норму жить на две семьи я не смогу. Никогда.

Он поморщился в конце, словно услышал глупость или что-то неприятное, и тихо, будто с идиоткой или больной начал говорить:

– Вик, ну о чём ты? Это реальная жизнь, и она такова. Разве безнравственно поддерживать отношения и обеспечивать своего сына?

– И удовлетворять потребности его мамы, – перебила я его, выразительно взглянув на кучу эротического белья.

Минутку помолчала и спросила:

– И кстати, объясни, зачем твоя лярва оставила здесь своё бельишко? Её что, из дома выгнали?

Насколько я знаю, у Ирины Александровны квартира внутри Садового кольца с видом на Кремль и с озвучкой главных колоколов столицы. Вспомнила шалавную молодость и захотелось романтики железнодорожного вокзала?

– Виктория! Не смей оскорблять мать моего ребёнка! – моментом взвился мой муж. – А ты не смей орать на мать твоего ребёнка! – парировала, усмехаясь, практически ощерив зубы. Угрожающе.

Как же мне хотелось сделать ему физически больно вот прямо сейчас! Расцарапать смазливую морду! Смазать ладонью по щеке так, чтобы отозвалась колкость щетины в ладони!

Так хотелось, что я с удивлением поняла, как у меня реально показывает правую ладонь. – Давай договоримся цивилизованно, – предложил тем временем Илья, не подозревая о моих кровожадных планах.

Он откинулся на спинку дивана, раскинув руки, и с прищуром посмотрел мне в глаза. – О! Давай! Развод по суду, алименты и раздел совместно нажитого – вполне цивилизованный метод, принятый во всём мире. В чём проблема? – с энтузиазмом отозвалась я на его предложение и встала с кресла, разворачиваясь к нему всем корпусом.

– Мамочка! Я собрала семь игрушек и три куколки. Я готова уже ехать? – вовремя появилась из комнаты Милочка, толкнув прикрытую дверь.

– Давай посмотрим, солнышко? Показывай игрушки! – шагнула я в сторону ребёнка и зашла в детскую.

– Смотри, – махнула рукой на сваленную посреди кровати кучу Милочка.

– Раз, два, три, – откладывала я в сторону по одной её сокровища.

Посчитала до семи и посмотрела на дочь.

– Опять семь, снова семь, ещё семь, – перечисляла хитрюга и пополняла мою кучку. Я засмеялась, и, обняв свою выдумщицу, предложила:

– Давай заберём лишь тех, кто поместится в этот рюкзак? Хорошо?

– Только ты сама будешь укладывать, ладно? – тут же выдвинула свои условия дочурка. – Виктория! Ну куда ты собралась? Зачем тащить ребёнка на ночь глядя к чёрту на кулички? – Илья встал в проёме двери, опираясь плечом о косяк, и сложил руки на груди.

Помолчал секунду и обратился к дочке:

– Людочка? Поехали домой? С папой?

Тринадцатая глава

Илья присел на корточки и двумя руками подхватил дочь. Поцеловал в румяную щёчку, затем слитным и мощным движением поднялся, подбрасывая малышку, и, поймав её, прижал к себе.

Милочка засмеялась весело и немного испуганно.

Моё сердце упало. Разбилось мелкими колючими осколками, царапаясь. Горло сдавила невидимая рука паники и закружилась голова.

– Поедем домой, принцесса! – улыбаясь, придержал муж дочку и победно посмотрел на меня, чуть скривив свои губы.

Я онемела от ужаса. Страх сковал все внутренности, и ледяной ком зашевелилась в животе. Да что же это такое происходит?

Не представляла, что можно сделать в подобной ситуации. Отнимать дочку? Перетягивать её?

Или совестить и просить мужа в надежде, что он меня пожалеет? Он, который все наши восемь лет цинично обманывал, изменял, и который вообще не чувствует вины за свои действия?

Да скорее солнце повернёт вспять, и небо упадёт на землю, чем у Ильи пробудится понимание аморальности своих действий и жалость ко мне.

Перевела взгляд на дочь, и мне скрутило ледяной воронкой живот от предчувствия беды.

А Илья ухмылялся уже откровенно. Я вглядывалась, не отрывая взгляда, в его глаза, и явственно видела в них довольство и усмешку над моей беспомощностью. Ему доставляло наслаждение прогибать меня под свои желания! Ему это определённо нравилось!

До тех пор, пока моя Люсинда не решила высказать свою точку зрения на происходящее. Она вначале просто вертелась в руках, пытаясь освободиться. Затем осознав бесполезность своих усилий, включила «иерихонскую трубу». Заголосила во всю мощь своих голосовых связок.

Мою дочь, как всякого ребёнка, легко обидеть и заставить плакать. Нужно просто не обращать внимания на её желания. И, как и любого малыша, сложно потом успокоить.

Всегда считала, что лучше не доводить до таких слёз. Отвлечь чем-нибудь, занять, заболтать, в конце концов. На то мы и взрослые, что можем увлечь и переключить свою дитёшку, заботясь о её здоровье. А не возгонять психику ребёнку до истерики.

И никогда прежде я не замечала за мужем таких садистских наклонностей.

Нет, он всегда давил авторитетом. Но вот так хватать дочь и, невзирая на её крик, куда-то тащить? Упиваясь её и моей беспомощностью?

И это Илья, который говорил, что не выносит детский плач? Что ему физически больно, когда при нём плачут дети? Что дети должны расти в любви и заботе? Его что, подменили?

Я впала в ступор.

До какой низости ещё может дойти мой ещё вчера любимый мужчина? И как ещё вчера импонировавшая мне его черта – упорство в достижении своей цели – смогла повернуться своей неприятной стороной против меня? Я словно попала в кривые зеркала. Или, наоборот, лишилась искажающего реальность своего влюбленного взгляда на нашу жизнь?

А Милочка боролась за свою свободу, извиваясь с воплем в его руках.

– Отпусти, – тихо и каким-то чужим, низким и грудным голосом произнесла я. – Отпусти ребёнка, ирод! Что же ты творишь?

Илья сморщился от очередного визга моей малышки и, наконец-то, поставил её на пол. Милочка пошатнулась, а я перехватила содрогающееся тельце дочери и прижала к себе. Шептала ей ласковые, отвлекающие слова. Но она и не думала успокаиваться. Слишком далеко зашлась в своём крике.

– Людмила, прекрати истерику! – громко гаркнул на неё муж, кривясь.

Из-за этого моя малышка расплакалась ещё больше, уходя на следующий круг.

Да, что же ты делаешь! Это невыносимо! Феерический дурак!

Добралась с дочкой до ванной и захлопнула дверь перед носом мужа. Сейчас самое важное – успокоить ребёнка. Остальное подождёт.

Отвлекая и забалтывая, обещая дома разрешить поиграть с бабушкиными котиками, умывая и тормоша, наконец-то, утешила малышку. Мила затихла, уставшая и потная от долгих слёз. Но мыть и переодевать её сейчас я не буду! Не ко времени и не к месту. Все потом. Нам бы вырваться из квартиры теперь!

Когда Люся перестала всхлипывать и уже начала деловито обговаривать со мной детали кошкиного дома, я открыла двери ванной комнаты, искренне надеясь, что Илья свалил из квартиры.

Но не тут-то было!

Этот… отец года пошёл на второй круг:

– Людмила, тебе ведь нравится твоя комната в доме? Почему ты не хочешь поехать со мной?

Моя Милочка, глядя с ужасом на Илью, накуксилась опять и прижалась ко мне сильнее, намереваясь вновь заплакать.

– Да имей же ты сердце, уйди! Папаша, блин! Свали уже! – помня о беременности, тем не менее я подняла Милочку на руки.

Ничего. Она лёгонькая. Авось ничего не случится!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Виктория! Ты не торговка на рынке и не на площади! – скривил губы Илья.

– Куда уж мне до твоих высоких стандартов! – фыркнула, делая шаг к выходу из квартиры, – Вобла твоя из нашей квартиры без трусов всякий раз уходит, что ты скопил здесь целую коллекцию?

Муж вспыхнул, как факел. В момент! Завелся с одного движения!

– Что ты позволяешь при ребёнке? – зашипел, поддаваясь ко мне вперёд.

Я прижала к себе дочь плотнее и, чуть отвернувшись от него, прошипела:

– Своя правда глаза жжёт?

И в этот момент раздался телефонный звонок. Кто-то позвонил мужу, и Илья, отвлекаясь от нас, принял вызов, сделавшись сразу холодным и сосредоточенным.

Я прихватила рюкзак с игрушками и выскочила из квартиры с дочкой на руках.

Четырнадцатая глава

Илья

Как только за женой закрылась входная дверь, я, разговаривая с фактическим владельцем основного пакета акций банка, внутренне улыбался. Так вот чего боится моя прекрасная жёнушка! Вот где волшебная кнопка! С кем будет дочь, там будет и Виктория!

Распрощавшись, я набрал быстро Ангелину и прорычал в трубку:

– Ты уволена. Сегодня же идёшь и пишешь заявление по собственному желанию. И только, дура, рискни вильнуть в сторону! Вылетишь за несоответствие должностным обязанностям как пробка из бутылки!

Тварь малолетняя! Подставила меня, как мальчишку! Это хорошо, что Виктория всё списала на Ирину и не подозревает о существовании других. Хотя с Ирой тоже получилось по-идиотски. Не так я хотел познакомить жену с Фёдором, не так… – Илья Борисович, родненький, любимый, за что? Я же на всё ради вас готова! – предсказуемо запричитала Ангелина намеренно детским голоском невинного создания. Ага… Невинного…

Прошёл в комнату и упал на кресло, где ещё недавно сидела моя жена. Взгляд невольно зацепился за валяющееся бельишко.

– Какого чёрта ты устроила в моей квартире? Я оставил тебя утром одну. Пожалел, как сладко спала. И что ты наворотила? Совсем дура? На хрена забарахлила мне всё своим тряпьём? Кретинка! – прорычал в трубку.

Не знаю, каким местом эта бестия чувствует смену моего настроения, но в этот момент она попала на сто процентов:

– Ой, я случайно. Я забыла не специально! Простите меня, пожалуйста, умоляю! Я готова полностью искупить свою вину! Как скажете! Накажите меня как следует! Я так неправа перед вами! Я такая глупая!

Залебезила, заюлила, запричитала тоненьким голосом, завлекательно предлагаясь в конце своей речи.

– У тебя совсем тормозов нет? Чего ты хочешь добиться? Я не собираюсь держать тебя рядом с собой! – хмыкнул и откинулся на спинку кресла, отбрасывая голову назад.

– Последний разочек? – промурлыкала Ангелина.

Идиотка! Я ухмыльнулся и рыкнул:

– Чтобы через полчаса была у дверей квартиры как штык!

И отбил вызов.

Сидел в оглушающей тишине, стараясь не думать. Выбросить из головы события последних суток, когда всё пошло наперекосяк, и моя жизнь, налаженная такими трудами, превратилась в кошмар.

Прикрыл веки и тут же перед глазами увидел, как наяву, лицо жены. Бледная. Невозможно красивая. И с брезгливо-изумлённым выражением на любимом лице.

Раньше, временами, мне хотелось, чтобы она узнала меня настоящего. Такого как есть. Со всеми недостатками. И чтобы она продолжала при этом любить меня. Любить, как прежде. Как я и подозревал, это нереально. Слишком Вика зашоренная. Живёт ценностями прошлого века. Слишком глубоко в ней мещанское воспитание.

А жаль.

На заре наших отношений я попробовал объяснить ей, как мне нравится разнообразие, и получил жёсткий и однозначный отпор. А после того, как я увидел её, потерявшую ребёнка, в реанимации, беспомощную и потерянную, пообещал себе, что сделаю всё, чтобы моя Виктория жила счастливо. И чтобы она была рядом. Окружил заботой. Создал ей картину такого брака, о котором она мечтала.