S-T-I-K-S. Шесть дней свободы

– Передам, – пообещала я, не оборачиваясь.

Мотоцикл поехал дальше, шум его мотора начал быстро стихать и вскоре уже не мешал прислушиваться к ночным звукам. Я поняла, что неравный бой одинокого танка закончился, его пушка больше не бахала через одинаковые промежутки времени.

Возможно, все дело в израсходованном боекомплекте, вот только поверить в такое не получается.

К тому же исчезли все прочие звуки. Больше не было пулеметов и пушек с минометами, только иногда с юго-востока доносились отголоски далеких взрывов или выстрелов. Не знаю, что там происходит, но это вряд ли связано с прорывом у Пентагона. Там, где сейчас опаснее всего, воцарилась тишина.

Причем тишина зловещая, заставляющая думать о самом плохом, ведь именно там должно греметь и гореть сильнее всего.

Возле Центрального появился враг, и останавливать его, похоже, некому. Я шла мимо зданий, в которых размещались люди, в том числе отвечающие за безопасность стаба, но не видела ни малейших следов приготовлений к сражению.

Да здесь вообще никого нет, город будто вымер.

А нет, ошиблась, это не совсем так. В промежутке между административными зданиями разглядела часть улочки, протянувшейся через кварталы коттеджной застройки, где проживали не самые высокопоставленные лица Азовского Союза, но и далеко не последние.

Мне открылась интересная картина: возле одного из домов стоял автомобиль с раскрытыми дверцами и задранной крышкой багажника, два человека грузили в него чемоданы и сумки. При этом они смешно торопились, мешая сами себе и друг дружке.

На южной окраине что-то ярко вспыхнуло, при этом уличное освещение мгновенно погасло, и лишь потом до ушей донесся грохот сильнейшего взрыва, взметнувшего тучи пыли и мелкого мусора. Теперь я не могла рассмотреть ни машину, ни людей возле нее, но увиденного хватило, чтобы сделать логичный вывод – в Центральном если не все, то некоторые уже знают о прорыве врага, но вместо того чтобы заниматься подготовкой к обороне стаба, они торопятся его покинуть.

Судя по тому, что город будто вымер, многие уже это сделали. В такое непросто поверить, но я поверила и кое-что поняла.

Надо как можно быстрее уехать из Центрального, он вот-вот может превратиться в захлопнувшийся капкан. Отсюда всего-то четыре выезда, промежутки между ними защищены стенами. При сильном желании через них можно перебраться, но нельзя не признать, что враг может легко взять хлипкий периметр под контроль, после чего не позволит вырваться ни одному человеку.

Иммунные со стажем – вот ради кого пришло Братство. А здесь можно взять богатую добычу, очень многие из обитателей Центрального провели в Улье годы жизни, за это время их внутренние органы и кровь стали ценнейшим для внешников сырьем.

Подобные мне ценятся дороже сотни новичков, с такой красноречивой математикой муры не оставят здесь никого живого.

Никакого внятного плана у меня до сих пор не было, но в голове вызревает целая куча перспективных идей. Надо лишь объединить их воедино, причем как можно быстрее.

Вряд ли Черное Братство будет дожидаться того момента, когда я все продумаю до мелочей.

А что это там, впереди? Да это же человек. Почему он лежит на асфальте, положив голову на тротуар? Почему не шевелится? И не обойти ли мне его по другой стороне улицы?

Откуда-то с южной окраины в небо взвился горящий шар, завис на миг, затем начал медленно опускаться, при этом свечение его резко усилилось. Всего лишь ракета, кто-то решил с ее помощью побороться с мраком, окутавшим стаб.

Или дело тут вовсе не в борьбе с темнотой.

Осветительная ракета позволила разглядеть прежде скрываемые темнотой подробности. Возле головы лежащего человека растекалась кровь, пачкая бордюр и дорожное покрытие, одет он был в хорошо знакомую форму полицейского, кобура на поясе расстегнута, пистолета нет, а вот резиновая дубинка осталась на месте.

Мне она ни к чему, а вот наручники пригодятся. Тот, кто забрал оружие, на них не польстился, я сочла это знаком, подаваемым судьбой, или помощью от тайных сил Стикса.

Ну да, стальные браслеты могут очень даже хорошо вписаться в мой план. Жаль только, что полицейские таскают всего лишь по одному комплекту.

Мне бы десяток не помешал.

На всякий случай.

Глава 2

Привет, Цветник. Прощай, Цветник!

Цветник не нуждался в сильной охране, ведь до сегодняшней ночи границы Центрального стаба находились под таким контролем, что даже самый хитрый зараженный будет уничтожен настолько далеко от них, что вряд ли мы услышим выстрел или хлопок слабенькой мины, коими напичканы периметры и края хитро устроенных коридоров между ними. То же самое касается задумавших нехорошее иммунных, пробраться тайно в такой важный стаб нечего и думать. Я сюда попала в раннем детстве и таких случаев за все время не припомню.

Впрочем, может, что-то такое и было, вот только до нас не доходило. Если вспомнить побег на день рождения, то я ведь сумела преодолеть все периметры. Пусть и схитрила, пусть мне повезло, но все же сумела. Но в любом случае такое не могло происходить часто, и меры безопасности год от года ужесточались. Вспомнить хотя бы мой случай, после которого Цветник остался без деревьев, обзавелся новой стеной и системой сигнализации, не зависящей от перебоев электропитания, а на выездах ужесточились правила досмотра автотранспорта.

Но совсем уж оставлять нас без охраны нельзя, поэтому возле ворот снаружи располагается караульная будка, в которой день и ночь дежурят два гвардейца. Разумеется, из «красных», всех прочих к нам стараются не подпускать на пушечный выстрел.

Уличного освещения больше не было, но мне помогали машины, время от времени проносившиеся в одном направлении – прочь от Пентагона и прорвавшихся оттуда врагов. В сторону муров никто не ехал, что подтверждало худшие подозрения.

А вот и еще одно подтверждение – при свете фар разглядела, что караульная будка пуста. Можно, конечно, предположить, что наших гвардейцев срочно отозвали для обороны стаба, вот только ни малейших признаков организации этой самой обороны я не заметила, зато свидетельств того, что отсюда все потенциальные защитники разбегаются, – предостаточно.

Подойдя к воротам, я на ощупь нашарила коробочку с единственной кнопкой, нажала на нее раз, другой, третий. Безрезультатно – никто не отвечал. Или проблема с электричеством, или отвечать уже некому.

После моей выходки стену заменили и по гребню новой протянули проволочную спираль с коварными колючками. Но ворота остались без устрашающих изменений, что неудивительно, ведь при попытке через них перебраться ты плюхнешься на асфальт перед удивленными солдатами, не говоря уже о датчиках сигнализации на этот случай.

Солдат сейчас нет, так что удивлять некого. Створки высокие, но у меня прекрасные отметки по дисциплинам, отвечающим за физическое развитие. Главное, допрыгнуть и ухватиться, все остальное уже элементарно.

Оказавшись на другой стороне, я поспешно направилась к главному входу, поправляя пистолет за поясом – в отличие от спокойно себя ведущей гранаты, он то норовил вывалиться, то занимал неудобное положение. Полковнику Лазарю следовало позаботиться о кобуре.

Впрочем, спасибо и на этом, понятия не имею, что тут можно сделать без оружия, в моем безрассудном плане ему отведена немаловажная роль.

В здании явно кто-то есть, в темных окнах промелькнули отблески света фонаря. Значит, или сбежали не все, или остались все до единого.

Некоторым из обитательниц Цветника мой план может не понравиться, но я готова поспорить с ними на языке силы. В этом у меня есть небольшое преимущество, ведь единственное оружие на территории нашего комплекса – пулемет стрелка на крыше Цветомобиля. Когда-то я была уверена, что это просто муляж или лента, заряженная в него, набита бутафорскими патронами, но незадолго до моего первого побега довелось услышать, как он стреляет – к дороге каким-то чудом прорвались зараженные, и почему-то дежурившая на макушке грузовика воспитательница решила помочь сопровождавшим нас гвардейцам.

Чтобы заполучить это оружие, придется выйти во двор, забраться в Цветомобиль, подняться по лесенке в гнездо стрелка и снять пулемет с хитроумно устроенной турели (я даже не уверена, что это возможно без специальных инструментов). В общем, слишком много всего придется проделать, не говоря уже о том, что это тяжелая штука, а воспитательниц подбирают в том числе и по внешним данным. То есть все они – женщины далеко не самого крупного телосложения, не чрезмерно высокие, мускулатурой не блещут. Визуально ни одной из них нельзя дать больше тридцати лет, даже тем, кому на самом деле в два, а то и в три раза больше. Все потому, что у них обычно значительно занижен индекс возраста, а это почти всегда тоже не позволяет говорить о выдающихся физических данных – Улей не любит раздавать подарки большими мешками, если уж ты получил сильное тело, не жди, что тебя заодно наградят и завидной молодостью.

Нет, пулемет, думаю, поднять сможет любая из воспитательниц – вот только что они потом станут с ним делать? Однако на всякий случай держала в голове, что у кого-то может возникнуть «светлая» мысль кое-что противопоставить моему пистолету.

То, что я задумала, – преступление. По сути – вероломное нападение на Цветник. Но эта мысль не вызывает у меня ни малейшего отторжения.

Обзывайте мой поступок как хотите, мне безразлично ваше мнение, я просто приступила к реализации очередного пункта своего сумбурного плана.

Западники и не такое устраивали, друг друга убивали, не жалея, так чем я хуже их со своим бескровным замыслом?

Они, конечно, сволочи те еще, но не могу не признать: благодаря этим диким людям я кое-чему научилась.

Есть времена для размышлений, а есть времена для самых решительных действий, и сейчас нужно именно действовать, а не колебаться, разбираясь с метущимися мыслями.

Подняться по короткой лестнице, потянуть дверь на себя, перешагнуть через уже давно не существующий порожек – все как обычно, если не считать того, что всего лишь несколько дней назад я делала то же самое в обратной последовательности и была уверена – это в последний раз.

Как же быстро все изменилось…

– Здесь есть кто-нибудь?! – крикнула я, настороженно вглядываясь во мрак простирающегося передо мной коридора.

Ответом были лишь эхо и такой же громкий взрыв на окраине, как тот, после которого в Центральном пропало освещение.

Внутри еще темнее, чем снаружи, на улице свет фар временами помогает, да и небо хоть и затянуто облаками, но в промежутках между ними проглядывают ночные светила Улья, которые почти везде принято называть звездами, пусть даже они являются чем-то другим, необъяснимо-непонятным.

Меня этот вопрос вообще никогда не интересовал, я ведь настоящие звезды ни разу в жизни не видела.

Темнота не мешает, я провела здесь столько лет, что могу с завязанными глазами пройти через все здание, ни разу не споткнувшись. Десять шагов вперед, теперь налево – к лестнице, немножечко повернуть, чтобы не столкнуться с декоративной колонной, облепленной гнездами, в которых закреплены горшки с цветами.

Шаг от нее – и чуть не заорала от испуга и неожиданности, задев ногой что-то живое, приятно-мягкое и заурчавшее. Но тут же успокоилась, только сердце продолжало сильно колотиться, ему нужно время, чтобы прийти в себя. Бояться совершенно нечего, все нормально. Да, мне известно, что зараженные любят издавать похожие звуки, изменившийся голосовой аппарат этому способствует, но я сейчас нарвалась вовсе не на мертвяка – они урчат совершенно не так.

Фидель – единственный представитель сильного пола, которому разрешен доступ в Цветник в любое время и почти в любое место, причем без разрешительных документов и сопровождения. Он вовсе не большой начальник, и даже вообще не начальник (и уж точно не господин), он всего лишь большущий рыжий кот с возмутительно-наглыми глазами и смешной мордочкой – у него будто отрастает аккуратно подстриженная бородка.

Говорят, что это не простой кот, а из особенных, очень редких, его привезли откуда-то издалека с большими трудностями, специально, чтобы лишний раз подчеркнуть исключительность нашего заведения. Говорят, им даже институт интересовался, но никто его не отдал для опытов, потому что Цветник своим имуществом не разбрасывается. Хотя сомневаюсь, что Фидель считает себя чьим-то имуществом, полагаю, кот железно уверен, что является местным властелином – это по глазам понятно. Штаб его рыжейшего величества располагается в пищевом блоке, оттуда он периодически устраивает вылазки к нашим палатам, где мы его некоторое время прячем от воспитательниц. Иногда его находят и с позором изгоняют, но обычно кот уходит сам, ведь у него слишком много важных дел, чтобы подолгу присматривать за нашим поведением, великодушно позволяя себя при этом гладить.

Видимо, мурчащий хитрец воспользовался темнотой и совершил очередное проникновение на запретную для него территорию.

– Фидель, ты меня напугал, не путайся под ногами, – попросила я, продолжив путь к лестнице.

Кто-то может подумать, что говорить с котом – напрасно воздух сотрясать. Но только не в этом случае, потому что Фидель прекрасно все понимает, и если иногда не слушается, то лишь по причине врожденной вредности. Он такой умный, что нам, когда я была в младшей группе, частенько рассказывали, что кот иногда отвечает на вопросы или делает мудрые замечания. И некоторые девочки всерьез в это верили, потому что он и правда ужасно необычный.

Я не верила, я не такая дура. У котов нет речевого аппарата, мурчать и мяукать – их потолок. Но не сомневаюсь, что в противном случае мы бы много чего услышали от нашего рыжика.

Второй этаж, и здесь чуть светлее благодаря огромным окнам, между ними почти нет промежутков, чуть ли не сплошное стекло во всю стену. При обстрелах некоторые разбились и были прикрыты чем-то непрозрачным – фанерой или картоном, однако оставшихся хватало, чтобы разгонять беспросветный мрак. Но это с одной стороны коридора, с другой – тянулся ряд дверей, и мне нужна четвертая по счету.

Вот она.

Распахнув, шагнула за порог и, всматриваясь в мрак палаты, рявкнула:

– Подъем, лежебоки!

В темноте послышалась приглушенная возня, кто-то охнул, затем сонным голосом Рианны спросили:

– Кто это?

– Шоколадка, разве ты меня не узнала? – Несмотря на нервность обстановки и дурноту, которая так и не покинула меня с момента воскрешения, я не удержалась от пусть и не очень-то веселой, но улыбки.

– Лиска?! Почему ты здесь?! Это ты?! Ты же… – Рианна резко осеклась, видимо, из опасения даже намекнуть на тему с западниками.

Что после случая с Самантой неудивительно.

– Нет блин, это не я, это мое привидение. Да не визжи ты, я тут подумала, что вас нельзя бросать, пропадете без меня. Бегом все вставайте и одевайтесь, надо быстро уходить. Тинка, тебя это касается в первую очередь.

– Ты чего?! – сонно удивилась Мишель.

– Рыжая, мне некогда объяснять. В Цветнике оставаться нельзя, надо убегать как можно быстрее. Одевайтесь поскорее, одежду выбирайте самую простую. Свет есть?

– Выключатель рядом с тобой.

– Я не о том. Света нет, где фонарик?

– У Дании, она сегодня дежурная, – ответила Бритни.

– Даня, включи, а то вы до утра одеваться будете.

Щелкнуло, темноту прорезал широкий луч. Пройдясь по палате, он уперся в меня, и голос Дании с нажимом спросил:

– Ли, ты что это вытворяешь?

– Я тут мимо пробегала и решила вас выручить. Сюда вот-вот ворвется Черное Братство, все уже сбежали, стаб пустой, про Цветник вообще забыли. Если не хочешь попасть к мурам, шевелись.

– Какая чушь! – фыркнула Миа.

Спорить с азиаткой хотелось так же сильно, как просто общаться, то есть вообще никак, однако я почти спокойным голосом ответила:

– Выйди к воротам и посмотри, за ними даже наших гвардейцев не осталось. Ни одного солдата на южном въезде, и шлагбаум поднят. Все драпают, а вы тут спите, муров ждете.

– Лиска, у тебя кроссовки в чем-то черном, – заметила чистоплотная до смешного Тина.

– Запачкалась, когда к вам бежала. Там по пути сгоревшие машины были, остались от той колонны, в которой меня на запад повезли. Еле тогда спаслась, муры меня чуть не убили.

– Ты их видела? Они хотели убить тебя? Как это было? – затараторили все одновременно на разные лады.

– Тихо! – с нажимом попросила я. – Девочки, времени у нас нет вообще, бегом одевайтесь! И кто-нибудь знает Эйко? Это воспитанница, еще ее могут звать Юми или Юмико.

– Может, кто-то из мелких, – с сомнением предположила Дания.

– Нет, насколько я поняла, она из старших.

– Наверное, перекрестили. Сколько ей лет?

– Не догадалась спросить.

– Ну ты даешь, об этом в первую очередь надо было спрашивать.

– Мне тогда было не до вопросов. Мне и сейчас не до них, давайте вы просто побыстрее оденетесь, у нас и на самом деле нет времени.

В этот момент за спиной раздался голос, который я меньше всего хотела сейчас слышать:

– Элли, что ты здесь делаешь?!

Обернувшись, я одновременно шагнула в сторону, позволяя лучу фонаря как следует осветить заходивших в палату Ворону и Соню. До того увлеклась уговорами ошарашенных девочек, что не расслышала, как воспитательницы шагают по скрипучему паркету.

Вот ведь разиня.

– Как ты сюда попала?! – спросила Ворона, не дождавшись ответа на первый вопрос.

– Ногами пришла, так получилось, – напряженно произнесла я и добавила: – Здесь вот-вот будет целая армия муров, они прошли мимо Пентагона.

– Элли, они не могли пройти мимо крепости, это совершенно невозможно.

– Выгляните в окно, весь город уже разбежался, уезжают последние. Разве такое было когда-нибудь? Люди знают, что вот-вот муры будут здесь, их просто некому останавливать, там на дороге только капитан Лоскут со своими людьми остался, он сказал, что пост не удержит. А может, муры уже здесь, на улице я видела мертвого полицейского, его кто-то убил, и что-то случилось с электростанцией. И Пентагона больше нет, его разнесло громадным взрывом, разве вы не слышали грохот?

– Еще как слышали! – подскочила Мишель. – Тут жутко грохотало, и где-то полопались стекла. Такого грохота никогда не было.

Ворона переглянулась с Соней, и та, покачав головой, безжизненно произнесла:

– Эсмеральда так и сказала.

– Тогда почему вы все еще здесь?! – удивилась я.

– Она сказала, что за нами пришлют транспорт и охрану. Надо дождаться. Это хорошо, что ты догадалась прийти сюда, уедешь вместе с нами.

В мой почти продуманный план такое не входило, к тому же я не верила, что к нам едет эвакуационная колонна, о чем и поспешила сообщить:

– Не дождетесь вы никого, все только уезжают подальше от Пентагона, никто не едет в город. Надо выбираться, помощи не будет. Девочки, чего застыли?! Ну бегом же! Одевайтесь!

– Элли, ты не можешь здесь командовать, – с неестественной укоризной произнесла Соня.

Ворона, кивнув, добавила:

– Телефоны не работают, госпожа Флора ушла узнать подробности. Когда вернется, тогда и узнаем, что и как нам делать, а пока не мешай девочкам отдыхать. Пойдем, тебе надо попить чаю и рассказать подробности.

– И тем не менее вынуждена им помешать, без чая и подробностей. Давайте-давайте, одевайтесь, не слушайте ее.

Воспитательницы недоуменно переглянулись, а Соня напряженным голосом произнесла:

– Элли, ты вынуждаешь нас пойти на крайние меры.

– Идите вы куда-нибудь подальше со своими мерами, например – в будку к гвардейцам, которых там нет. Ну быстрее же! Я кому сказала одеваться! Тинка, давай, шевелись, на тебя вся надежда!

– На меня?!

– Ты же попала сюда поздно и говорила, что папа учил тебя водить машину. Поведешь Цветомобиль.

– Лиска, ты с ума сошла, что ли?! Да я никогда даже не пробовала управлять грузовиком, у папы была обычная машина! Маленькая!

Слова Тины меня смутили. Я как-то не подумала, что машины могут быть настолько разными, что, умея водить одну, ты ничего не сможешь сделать с другой. Всегда считала, что если уж научилась чем-то управлять, то теперь тебе подвластна любая техника.

Оказывается, не все так просто. Мой отчаянный план под угрозой срыва, но отступать некуда, и потому, отмахнувшись от всех сомнений, решительно произнесла:

– Разберешься как-нибудь, я в тебя верю. Давай одевайся и бегом к машине.

– Никто никуда не пойдет, – твердо заявила Соня и шагнула в мою сторону.

Я, в свою очередь, отступила назад, одновременно выхватывая пистолет. Направила его на воспитательницу и, стараясь воздействовать на нее словами, твердыми, как сталь (что не очень-то хорошо получалось), приказала:

– Стойте, где стоите! Не подходите, или я выстрелю!

Кто-то охнул, кто-то произнес «мамочка», но в целом после моей вопиющей выходки шум не поднялся.

Ободренная тем, что Соня остановилась, без страха, но с удивлением уставившись на оружие в моей руке, я скомандовала:

– Даня, будь добра, забери у госпожи Сони фонарик. Просто подойди и возьми.

Фонарик у воспитательницы не простой, такие нам не дают. Очень длинный, в прочном металлическом корпусе, им можно стукнуть, как дубинкой, мне такого удара вполне хватит. К тому же в него встроен электрошокер. Это трудно назвать полноценным оружием, но все же его позволено носить только сотрудницам Цветника, причем далеко не всем.

Дания послушалась, приблизилась к воспитательнице, протянула руку, попросила:

– Госпожа Соня, думаю, вам лучше послушаться Элли, она сейчас не в себе.

Та, покачав головой, отдала фонарик и сказала:

– Элли, ты поступаешь очень некрасиво. Пожалуйста, давай поговорим нормально, без всего этого. Я понимаю, ты взволнована, ты на взводе, но тебе надо просто успокоиться и…

– Да я спокойнее всех вас, вместе взятых, – бесцеремонно перебила воспитательницу. – Уж поверьте, после того что видела и слышала, здесь мне волноваться совершенно не о чем.

– Ты не можешь командовать воспитанницами, прекрати это, не надо их пугать. И убери пистолет, ты нервничаешь, он может выстрелить.

– Я никого не пугаю, я просто говорю правду, а не ту ерунду, которую нам вечно втемяшивают по дурацкому телевизору. Жаль, что диверсанты муров своими взрывами оставили вас без света, так бы вы могли сейчас послушать, что на самом деле здесь все спокойно, враг разгромлен за миллион километров до Центрального и волноваться нет причин. Лучше уж помолчите, а то я и правда начну нервничать и нечаянно выстрелю. Тина, да ну их всех, они непробиваемые какие-то, бесполезно разговаривать. Давай, сама одевайся и пошли, говорю же – на тебя вся надежда. И шевелись побыстрее, если не мечтаешь попасть к мурам. А вы стойте, – добавила я для воспитательниц. – Кстати, вы знаете Эйко? Или Юми? Или Юмико? Она воспитанница.

– Зачем она тебе? – настороженно спросила Альбина.

Подозревая, что ей что-то известно, пояснила:

– Я кое-кому дала слово, что вытащу ее отсюда.

– Ее здесь нет, – сквозь зубы процедила Соня. – А ты, Элли, сильно пожалеешь, что такое устроила. Уймись, пока все не зашло слишком далеко.

– Мне как раз это и нужно – пускай заходит.

Ну и ладно, перед господином Дзеном моя совесть чиста. Ведь искала его Эйко, как могла, если ее здесь нет, это не моя проблема (и уж точно не вина).

И все-таки здорово, что сюда заглянула. Теперь есть шанс вытащить хоть кого-нибудь из наших, мне было бы не по себе, узнай, что все они попали к мурам.

В Улье почти не бывает нормальных семей, но людям принято тянуться друг к дружке. Я тянулась к этим девочкам.

Неудивительно, ведь к кому еще мне тянуться?

Воспитательниц обошла стороной, держась настороженно – пусть руки у них пустые, а все равно я опасаюсь, ведь в той же Альбине есть что-то неуловимо опасное, да и Соня тяжелее меня чуть ли не в два раза, открытая схватка против нее надолго не затянется. Косясь на них, шагнула в коридор и закричала изо всех сил:

– Я Элли! И я вернулась! К Центральному приближаются отряды Черного Братства! Спасайтесь все, надо уходить, пока не поздно! Одевайтесь и спускайтесь к главному выходу, машина ждет! – обернувшись к воспитательницам, добавила: – Цветомобиль не увезет всех, вам придется подумать об остальных, особенно о мелких, они сами ни на что не способны, не отдавайте их мурам.

– Элли, ты не понимаешь, – опять затянула свою песню Ворона, – такие решения будут приниматься только после возвращения госпожи Флоры. Сами при всем желании не сможем ничего сделать, мы лишь выполняем приказ директрисы.

– Вернется госпожа Флора или нет – неизвестно. В городе что-то взрывается, и это не похоже на снаряды, а еще на улицах лежат мертвые полицейские. Я уверена, что некоторые из муров уже здесь, их лазутчики умеют устраивать диверсии. Или кто-то перешел на их сторону, как те люди, которые перерезали телефонную линию и убрали солдат с постов ложными приказами или как-нибудь по-другому. Вам ведь, возможно, тоже говорили про измену, без нее врагам бы пришлось идти в обход, через заграждения и мины, они бы все там остались. Да поймите уже, Центральный в беде, нам и правда надо бежать! – Под конец я сорвалась, спокойный тон сменился чуть ли не криком.