Мой любимый герцог

Аннабель отодвинула занавеску и вгляделась в проплывающий за окном пейзаж. С утреннего неба, затянутого облаками, на холмы и широкие хребты Уилтшира густо сыпались снежинки.

– Еще долго? – спросила она.

– Меньше часа, – ответила Хэтти. – Правда, если снег не прекратится, мы можем застрять.

Как бы не занесло и дороги в Кенте. «Возвращайся в Чорливуд двадцать второго декабря», – написал Гилберт. Еще неделя, и она будет мыть полы, печь пироги, складывать дрова, и все это с беспокойным ребенком, привязанным к спине. К счастью, три месяца университетской жизни не превратили ее в белоручку. Да и жена Гилберта, как бы к ней ни относиться, очень нуждалась в любой помощи.

– Чем она тебя заинтересовала? – Хэтти смотрела на «Историю Пелопоннесской войны», лежащую на коленях у Аннабель.

В трясущейся карете буквы на обложке прыгали перед глазами.

– По правде говоря, у меня не было выбора. Отец научил меня древнегреческому, как только я научился читать, а история войн в Мессении была его страстным увлечением.

– Он выпускник Оксфорда?

– Нет, он учился в Дареме. Он был третьим сыном в семье, поэтому стал священником. По большей части самоучка.

– Если бы женщинам возможность учиться дали раньше, – сказала Хэтти, – сейчас было бы меньше книг о резне и больше о любви, о чем-нибудь романтичном.

– В этих книгах достаточно романтики. Возьми, к примеру, Елену Троянскую – чтобы вернуть ее, Менелай спустил на воду тысячу кораблей.

Хэтти поджала губы.

– Лично я всегда считала, что тысяча кораблей – перебор. А Менелай с Парисом дрались из-за Елены, как собаки из-за кости, причем ее желания никого не интересовали. И даже ее одержимость Парисом вызвана отравленной стрелой – что ж тут романтичного?

– Страсть, – ответила Аннабель, – ведь стрелы Эроса наполнены страстью.

– О, страсть опасна, как самый страшный яд, – сказала Хэтти, – и то и другое сводит людей с ума.

Она была права. Древние греки считали страсть формой безумия, отравляющей кровь, и в наши дни из-за нее все так же происходят тайные побеги, незаконные дуэли и трагические романы. Даже донельзя здравомыслящая дочь викария может пойти по кривой дорожке, поддавшись страсти…

– А вот Платон действительно был романтиком, – продолжала Хэтти. – Недаром он говорил, что наша душа была разделена надвое еще до рождения и что мы проводим всю свою жизнь в поисках своей второй половинки, чтобы найти ее и стать одним целым?

– Да, он и правда так считал.

Вообще-то он не считал эту идею серьезной, и его пьеса о родственных душах была сатирической. Аннабель не стала сообщать об этом подруге, потому что в глазах Хэтти появился мечтательный блеск, погасить который у нее не хватило духу.

– Я так жду встречи со своей потерянной половинкой, – вздохнула Хэтти. – Катриона, а как выглядит твоя вторая половинка? Катриона!

Катриона оторвалась от книги, медленно моргая, словно испуганная сова.

– Половинка?

– Ну да. Твоя вторая половинка, – подсказала Хэтти. – Мужчина, который станет для тебя идеальным мужем.

Катриона задумчиво вздохнула.

– Ну… даже не знаю.

– Женщина должна знать, какого мужчину она мечтает встретить!

– Думаю, он должен заниматься наукой, – сказала Катриона, – тогда он позволит и мне заниматься исследованиями.

– А, понятно, – кивнула Хэтти. – То есть он должен быть прогрессивным джентльменом.

– Конечно. Ну а твоя половинка? – быстро спросила Катриона.

– Молодой, – сказала Хэтти. – Он должен быть молодым, разумеется, титулованным и обязательно светловолосым. Знаете, такие роскошные волосы, темно-золотые, как древнеримские монеты.

– Такой своеобразный цвет довольно редко встречается, – заметила Катриона.

– Зато очень подойдет для моих картин. Тогда он сможет мне позировать, – объяснила свои пристрастия Хэтти. – Ведь какой-нибудь старообразный сэр Галахад здесь не годится. Разве рыцари в сияющих доспехах могут быть старыми и некрасивыми?

Аннабель чуть не рассмеялась. О рыцарях и принцах очень любили поговорить молоденькие девушки из ее родной деревни. Однако для Хэтти рыцари и принцы были не просто сказочными существами. Они приезжали обедать к ее родителям в их дом в Сент-Джеймсе. И если кто-то из них женится на Хэтти, он будет защищать ее, выполнять все ее прихоти, потому что иначе ему придется держать ответ перед Джулианом Гринфилдом.

Будь она Хэтти, которая выросла в любви и довольстве, в распоряжении которой была целая армия слуг, Аннабель тоже мечтала бы о замужестве и рассуждала о второй половинке. В теперешнем же положении брак для нее означал нескончаемую работу по дому, в дополнение к которой прибавилась бы еще одна обязанность – мужчина получал право пользоваться ее телом для своего удовольствия. Что может быть хуже – делить постель с мужчиной, который безразличен или способен втоптать сердце женщины в грязь?

– Аннабель, – не преминула сказать Хэтти. – Ну а теперь ты расскажи нам о своей второй половинке.

– Она, наверное, где-то далеко и сильно занята. Так что я рассчитываю только на себя.

Аннабель уклонилась от неодобрительного взгляда Хэтти, снова отвернувшись к окну. Мимо проплывала деревня. Вдоль улицы выстроились каменные коттеджи медового цвета, напоминающие пряничные домики с покрытыми снегом крышами и торчащими трубами. Несколько жирных свиней тяжело переваливались по тротуару. Было видно, что герцог печется о своих арендаторах.

Боже, что это?!

– Это и есть Клермонт? – Аннабель коснулась пальцем холодного оконного стекла.

Хэтти подалась вперед.

– Ну да. Какой прекрасный дом!

«Дом» и «прекрасный» – эти слова не могли в полной мере описать строение, которое показалось вдалеке. Клермонт вырастал перед ними, как волшебный утес, огромный и величественный. Раскинувшись на пологом склоне, украшенный изящными барельефами, он смотрел сверху на многие мили вперед, будто правитель на троне. Он был пугающе великолепен.

Мощеный двор был настолько огромен, что, казалось, с такого расстояния до дома цоканье копыт не доносится. Но у подножия серой известняковой лестницы парадного входа их уже поджидала одинокая фигура. Перегрин Деверо. Глаза у него были осоловелые, галстук помят, но на ногах он держался твердо, помогая им выйти из кареты.

– Я от души рад видеть вас у себя в гостях, дамы, – сказал он, беря под руку залившуюся румянцем Катриону и тетушку Гринфилд, чтобы проводить их наверх по лестнице. – Джентльмены с нетерпением ждали вашего приезда.

Войдя внутрь трехэтажного дома, гостьи очутились в холле с высоким куполообразным стеклянным потолком. Балюстрады верхних этажей украшали статуи. Пол был выложен черно-белыми мраморными плитами и напоминал гигантскую шахматную доску. В самый раз для человека, который считается главным стратегом королевы.

Аннабель глубоко вздохнула и выпрямилась. Все идет по плану. Она справится, как-нибудь переживет этот уик-энд. За столом в ножах и вилках она не запутается, как и перед кем делать реверанс, знает назубок. Аннабель хорошо говорила по-французски, на латыни и греческом, пела, играла на фортепиано, могла поддержать беседу на исторические темы, причем и о Востоке, и о Западе. Спасибо за это увлеченному древней историей отцу и прабабушке по материнской линии. С галльской решимостью ее миниатюрная grand-mère прививала галантные французские манеры всем своим потомкам вплоть до семейства викария. Поэтому в Кенте Аннабель слыла чудачкой, чересчур образованной, как сказала она Хэтти. Кто же знал, что здесь, во дворце герцога, все эти познания пригодятся и, быть может, помогут избежать промахов?

Лорд Деверо подвел их к группе слуг у подножия парадной лестницы.

– Еще немного, и все дороги завалит снегом, – сказал он, – поэтому предлагаю часок покататься на лошадях по саду.

Катриона и Хэтти были в восторге, они-то умели ездить верхом. Опыт Аннабель ограничивался ездой на старой рабочей лошади, что было явно недостаточно, когда речь шла о катании на чистокровных лошадях в седле.

– Я, пожалуй, не поеду, – сказала она. – Поработаю над переводом.

– Как вам будет угодно, – любезно ответил Перегрин. – Жанна проводит вас в вашу комнату. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь спрашивать. Все, что попросите, вам тотчас же принесут, любое желание исполнят.

– О, тогда я буду осторожна в своих желаниях, – пообещала Аннабель.

На лице Перегрина появилась знакомая усмешка.

– Деверо-о-о!

Пьяный рев эхом разнесся по коридору, и улыбка тут же исчезла с лица Перегрина.

– Прошу прощения, мисс, леди. Похоже, джентльмены обнаружили запасы бренди…

Кровать с пологом в ее комнате была до неприличия роскошной: слишком большая, с толстыми, как мох, изумрудно-зелеными бархатными портьерами, с кучей ярких разноцветных шелковых подушек. Аннабель сразу захотелось растянуться на мягком чистом матрасе.

Из окна комнаты на втором этаже виднелся внутренний двор, посреди которого стоял неработающий фонтан в окружении безупречно подстриженных тисовых деревьев. Огромный заснеженный парк, который Перегрин назвал садом, уходил вдаль.

– Что-нибудь еще, мисс?

Служанка по имени Жанна застыла в ожидании приказаний, чинно сложив перед собой руки.

Казалось, здешнее великолепие ударило Аннабель в голову. Разве обязательно работать над переводом здесь, в спальне, когда в доме еще двести комнат?

Она потянулась за томиком Фукидида и блокнотом.

– Не могли бы вы показать мне, где библиотека?

– Конечно, мисс. Какая именно?

Так их несколько?!

– Ну, самая лучшая.

Жанна кивнула, как будто просьба была вполне обычная.

– Следуйте за мной, мисс.

Лучшая библиотека укрылась за арочной дубовой дверью, которая встретила их недовольным скрипом. Из широкого витражного окна напротив двери падали разноцветные, будто прошедшие сквозь призму лучи. По обе стороны окна тянулись ряды темных деревянных полок. Дорожка из восточного ковра вела к потрескивающему камину возле одного из окон, у огня стояло кресло с подлокотниками, готовое принять Аннабель в свои объятия.

Аннабель неуверенно шагнула через порог. Когда она оглядела комнату, ее охватило странное чувство узнавания. Именно так она и представляла идеальную библиотеку. И сейчас ей казалось, будто кто-то прочитал ее мысли и облек их в камень и дерево с предельной точностью.

– Как вам нравится потолок, мисс?

Аннабель взглянула вверх. На сводчатом темно-синем потолке мерцали неяркие звезды безлунной ночи.

– Как красиво…

И правда… Она разглядывала искусно выписанную картину настоящего неба, по всей видимости, зимнего.

– Звезды из настоящего золота, – произнесла Жанна с гордостью. – Если вам что-нибудь понадобится, просто позвоните, мисс.

Дверь за ней тихо закрылась.

Какая тишина… Если задержать дыхание, то можно услышать, как плывут пылинки в воздухе.

Аннабель медленно пошла к камину, проводя пальцами по кожаным корешкам, гладкому круглобокому глобусу, отполированным полкам из эбенового дерева. Так вот каковы на ощупь атрибуты богатства и комфорта.

Кресло у камина было огромным, мужским. Мягкая низенькая скамеечка стояла так, чтобы длинные ноги можно было вытянуть поближе к решетке, а маленький столик удобно расположился под рукой. В воздухе витал слабый запах табачного дыма.

Аннабель колебалась. Не будет ли чересчур дерзко – взять и усесться в кресло хозяина?

Но ведь хозяин в отъезде.

Аннабель с наслаждением опустилась на широкое сиденье.

Через минуту она откроет книгу. Как давно она не присаживалась просто так, без дела!

Приятное тепло от огня согревало кожу. Сквозь полузакрытые веки она любовалась причудливыми витражами – сказочные птицы порхали среди диковинных цветов. За окном беззвучно, не переставая кружились снежинки. Мягко потрескивали дрова в камине…

Аннабель вздрогнула и проснулась. Она ощутила чье-то присутствие, совсем близкое и… пугающее. Ее глаза распахнулись, а сердце гулко забилось. Прямо над ней возвышался мужчина. Ее взгляд уперся ему в грудь. В висках застучало, когда она заставила себя поднять глаза и взглянуть ему в лицо. Черный шелковый галстук с идеальным узлом. Жесткий белый воротничок. Твердый подбородок. Аннабель уже поняла, кто это. Внутри у нее все сжалось, когда она наконец встретилась взглядом с холодными глазами герцога Монтгомери.

Глава 7

Его глаза чуть расширились. Затем зрачки сузились, превратившись в точки.

Тонкие волоски на теле Аннабель поднялись, как мех на зашипевшей кошке.

О нет, герцог не забыл ее… Он смотрел на нее сверху вниз, от него веяло негодованием – оно прямо-таки клубилось в воздухе, будто пар из холодного погреба.

– Что. Вы. Делаете. В моем доме?

Его голос был таким же властным и подчиняющим, каким запомнился ей. Холодная чеканная фраза врезалась прямо в ее скачущие, спутанные мысли. Совершенно неуправляемый мужчина.

Оторопев, Аннабель с трудом поднялась с кресла.

– Ваша светлость… Я думала, вы во Франции.

Больше ничего не нашлось сказать?

Негодование на лице герцога сменилось сарказмом.

– Мисс Арчер, не так ли? – спросил он почти ласково. И этот тон не сулил ничего хорошего.

– Да, ваша светлость.

Он и не подумал сделать хоть шаг назад. Стоял совсем близко, возвышаясь над ней. Если он намеревался подавить ее своим величием и ростом – а он был почти на голову выше Аннабель – его усилия оказались напрасными. Потому что запугивание пробуждало в ней единственное желание – дать отпор. А герцог был не похож на человека, который потерпит сопротивление.

Его черный приталенный сюртук великолепно сидел на фигуре, обрисовывая на редкость прямые, широкие плечи и тонкую талию. Коротко стриженные светлые волосы казались почти белыми в лучах декабрьского солнца. Он весь был такой суровый и бесцветный, будто сама зима. И, наверное, так же способен заморозить ее насмерть…

– Полагаю, вы подруга моего брата, – сказал он.

Ей не понравилось, с какой интонацией он произнес слово «подруга».

– Я знакомая милорда Деверо, ваша светлость.

Аннабель чуть наклонилась вперед, побуждая герцога проявить вежливость и дать ей проход. Он не двинулся с места. Его глаза скользнули по ее лицу, затем ниже, по шее. Презрение во взгляде говорило о том, что он заметил все: впалые от голода щеки, серьги с фальшивыми жемчужинами, старое прогулочное платье леди Мейбл, которое Аннабель подгоняла по фигуре сама и которое было ей не к лицу.

Внутри у нее все опустилось.

– Какая неслыханная наглость – пробраться в мой дом, – сказал он. – Это уж слишком, даже для такой женщины, как вы.

Она зажмурилась от возмущения. Такой женщины, как она?!

– Я знакомая милорда, – повторила она, и ее голос прозвучал на удивление сдержанно.

– Знакомая… – повторил Монтгомери. – Ну, если вам угодно называть это знакомством… В таком случае, должен заметить, для знакомства вы выбрали не того человека. Лорд Деверо полностью зависит от моего кошелька. Не старайтесь, ваши уловки ни к чему не приведут.

Ее бросило в жар.

Так вот чем он был недоволен! Вовсе не тем, что она заснула в его кресле. Он считал ее любовницей брата!

Она и Перегрин Деверо?! Что за нелепое предположение!

И тем не менее герцог убежден, что дело обстоит именно так. Лишь мельком взглянув на нее, его светлость принял ее за продажную женщину…

Сердце неистово стучало, стук отдавался в ушах. Гнев, так долго сдерживаемый, взметнулся в ее душе, словно потревоженная змея. Охваченная возмущением, Аннабель приняла вызывающую позу, выставив бедро, и не спеша оценивающе оглядела герцога с головы до ног, от надменного лица до начищенных ботинок. В душе она горько усмехнулась, признаваясь себе, что находит Монтгомери весьма привлекательным.

– Ваша светлость, – проворковала она, – не сомневаюсь, что ваш кошелек… набит доверху. Вот только купить меня вам не удастся, я здесь не для продажи.

Герцог застыл в изумлении.

– Вы всерьез считаете, что я предложил вам непристойную сделку?

– Зачем же еще в разговоре с женщиной, подобной мне, джентльмен упоминает о своем кошельке?

Мускул на его щеке дернулся, и пылающую гневом Аннабель словно окатили холодным душем. Как неловко получилось! В конце концов, перед ней один из самых влиятельных людей в Англии.

Неожиданно Монтгомери наклонился ближе.

– Вы уберетесь из моего поместья, как только дороги будут расчищены, – тихо произнес он. – И держитесь подальше от моего брата. Я ясно выразился?

Он стоял так близко, что Аннабель чувствовала его запах, в котором смешались ароматы крахмального белья и мыла. Этот запах волновал ее, будоражил… Она не могла вымолвить ни слова, в голову ничего не приходило. И лишь кивнула.

Герцог отступил назад и глазами указал на дверь.

Он выгонял ее!

Аннабель с трудом удержалась от безумного порыва дать ему пощечину и увидеть, как высокомерие на его благородном лице сменится недоумением. О, это высокомерие! Он был пропитан им насквозь!

Аннабель схватила со столика Фукидида и свою записную книжку и устремилась к выходу.

Его взгляд, холодный и неумолимый, как дуло пистолета, преследовал ее до двери.

Уходя, женщина держала перед собой книгу, словно щит, в каждом движении ее стройного тела чувствовалось напряжение. Она закрыла за собой дверь осторожно, хотя прозвучало это так, будто она ею хлопнула.

Себастьян стиснул пальцы.

Он узнал ее, как только она подняла на него глаза.

Зеленоглазая в его доме… У Зеленоглазой интрижка с его братом…

Она казалась такой невинной, когда спала в его кресле, подтянув колени к груди, положив руку под щеку. На шее мягко пульсировала жилка. Ее профиль напоминал мраморную статую, а сама девушка была похожа на музу прерафаэлитов. Герцог просто застыл на месте. Незваная гостья совсем не походила на хищницу, которая заманивает в ловушку недотеп-мужчин из знатных семей, что лишь свидетельствовало о ее мастерстве.

Ее выдавали глаза. Взгляд проницательный, умный, спокойный и совсем не невинный. К тому же поведение не оставляло сомнений: ни одна благовоспитанная леди не ответила бы дерзостью на его отповедь. А этой зеленоглазой нахалке хотелось дать ему пощечину, он чувствовал это всем своим существом. Безумие.

Герцог направился к выходу.

Приказ королевы немедленно вернуться из Бретани для экстренной встречи поступил весьма некстати. Обнаружить после двадцатичасового путешествия, что дом кишит пьяными лордами, тоже малоприятно. Но выслушивать дерзости от какой-то распутницы в собственной библиотеке – это уж слишком!

Когда герцог вышел в коридор, его встретил дворецкий, на длинном лице которого была написана крайняя тревога.

– Что такое, Бонвилль?

– Ваша светлость! – Дворецкий, которого он привык видеть невозмутимым, смотрел на него совершенно дикими глазами. – Вина полностью лежит на мне, я готов понести ответственность за сложившуюся ситуацию.

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – сказал Себастьян, – но скажите же мне наконец, что случилось.

Когда Монтгомери неожиданно вошел в парадную дверь, его экономка пришла в неописуемое волнение. Она тут же стала перечислять герцогу имена гостей, но, услышав первое же имя, имя незнакомой ему женщины, он немедленно отправился на ее поиски.

– Вчера вечером без предупреждения прибыла дюжина джентльменов, – доложил Бонвилль. – Лорд Деверо похлопал меня по плечу и сказал: «Бонвилль, будь другом! Ты все равно готовишься к большому празднику, наверняка у тебя найдется кое-что из еды и бутылочка-другая для нашей компании». Целая дюжина гостей, ваша светлость! Кухонный персонал…

Ах, Перегрин, Перегрин. Себастьяну вдруг до ужаса захотелось поймать брата, затащить его в кабинет и устроить взбучку. Ладно, позже. Он разберется с братом позже, когда гнев уляжется, а кровь перестанет бешено пульсировать в висках. А пока придется играть роль любезного хозяина перед незваными гостями, потому что поступить иначе значило бы признаться всему миру в том, что восемнадцатилетний мальчишка совершенно не считается с герцогом Монтгомери. Лишь железное самообладание не позволило ему заскрипеть зубами в присутствии дворецкого.

– А сегодня утром прибыл кое-кто еще. – Бонвилль продолжил свое горестное повествование. – Три юные дамы и их компаньонка, а одна из них и вовсе не похожа на леди…

– Она действительно не леди, – мрачно подтвердил Себастьян.

Стоп! Что еще за компаньонка?

– Вот и я так подумал, – сказал Бонвилль. – Ума не приложу, зачем это дочь графа Уэстера Росса надела на себя ужасный плед и разгуливает в таком виде, ну прямо настоящая якобитка…

Себастьян удивленно поднял руку, прерывая его.

– Как, леди Катриона здесь?

– Похоже на то, ваша светлость.

Черт! Следовало выслушать список гостей до конца, прежде чем отправиться на поиски «мадам»!

– Вы упомянули трех дам, – сказал он. – Кто же еще?

– Мисс Хэрриет Гринфилд и ее тетушка, миссис Гринфилд-Каррутер. Мы поселили их в покоях с позолоченным потолком.

Дочь Гринфилда, леди Катриона… Вряд ли этих девушек можно считать неподходящей компанией. Так что, возможно, Перегрин и не притаскивал любовницу в дом. А судя по тому, как мисс Арчер отвечала ему, вряд ли она профессионалка.

Себастьян нахмурился. Должно быть, он был слишком утомлен дорогой, вот и не сумел разобраться, совершил ошибку. Однако это все равно не объясняло присутствия той женщины в его кресле.

– Они все из Оксфорда, – вдруг догадался он.

– Что, ваша светлость?

– Эти женщины, – объяснил герцог. – Дочь Гринфилда, леди Катриона и, я подозреваю, третья тоже – все они синие чулки. У таких и манеры, и одежда всегда ужасны.

– Ах вот оно что, – Бонвилль понимающе хихикнул.

Он уже успокоился, пришел в свое обычное состояние и снова был похож на самого себя.

– Бонвилль, вы один из самых компетентных дворецких в Англии, не так ли?

Румянец залил впалые щеки Бонвилля.

– Я стремлюсь к этому, ваша светлость, – застенчиво ответил он.

– И вам это удается, не скромничайте. Так проявите же компетентность и найдите выход из ситуации. И сообщите на кухне, что за следующие пару дней им заплатят в двойном размере.

Он смотрел вслед удаляющемуся Бонвиллю. Спина дворецкого снова стала безукоризненно прямой.

Оставалась еще одна проблема: он только что приказал убраться из своего поместья гостье, которая, несмотря на ее дерзкие слова, имела право на его гостеприимство. Ладно. Крайне редко он менял свое решение. Но все же пусть эта маленькая нахалка немного понервничает, решил он и приказал лакею послать за конюхом. Ничто так не смягчало его нрав, как долгая прогулка верхом.

Вы уберетесь из моего поместья…

Эти слова, произнесенные почти шепотом, отдавались в голове Аннабель, как пожарный колокол. Герцог Монтгомери выгнал ее из своего дома. А она даже не успела разобрать багаж.

Войдя в свою комнату, Аннабель с удивлением обнаружила, что ее вещи распакованы. На туалетном столике стоял флакон с жасминовыми духами, лежала старая мамина щетка, на столе были разложены ее книги и бумаги, включая «Руководство по этикету» Дебретта, которое она тщательно изучила, чтобы не допустить промаха на вечеринке.

Ее глаза сузились, когда она заметила среди книг свою папку с характеристиками влиятельных персон. В три шага она подлетела к столу.

Быстро, словно рапиру, она схватила авторучку.

«Герцог М.: Донельзя высокомерный, властный, – строчило перо, – да просто напыщенная задница!»

Аннабель сдула со лба упавшую прядь. Неожиданно она увидела свое отражение в зеркале и ахнула. Глаза гневно сверкали, локоны цвета красного дерева змеились по плечам: какая-то Медуза горгона, а уж никак не Елена Троянская.

Аннабель прижала ладони к пылающим щекам. Что же она натворила? Ведь прекрасно знала, как нужно управляться с грозными и свирепыми мужчинами, знала, что говорить и, самое главное, чего не говорить. Нельзя дерзить английскому пэру, каким бы негодяем он ни был. И особенно, если он настоящий негодяй. Это знает любая дура.

Ее отражение расстроенно смотрело на нее. Что поделаешь, если у тебя есть характер? Ты просто показала свою истинную натуру.

Аннабель закрыла глаза. Да, с ней и раньше так бывало – эмоции брали верх над рассудком. И да, она никогда по-настоящему не знала свое место. Там, где другие, ощутив свою ничтожность, пугались и отступали, она принимала вызов и не склоняла голову.