Новая жизнь

Визг, писк и признания в любви. Все, что нужно ей для счастья.

– Завтра буду занят. Когда ты прилетишь?

– Я бы хотела еще немного в Париже побыть. В России сейчас дожди. А тут солнечно. Да и подружка прилетает скоро. Ты же не против?

– Не против. Спокойной ночи.

– И тебе спокойно ночи. Люблю тебя, милый.

– Постой. Чем ты занималась? Тяжело дышала.

– Решила побегать.

– На ночь глядя?

– Увлеклась днем пирожными. Ты же знаешь, какая я сладкоежка.

– Ясно. Пока.

Нужен отдых. Свадьба через полгода. А мне нужен перерыв от всего. Я устал. Лето почти закончилось. А я до сих пор не нашел крысу.

Утром проснулся от аромата кофе. Значит отец уже проснулся.

Принял душ спустился и оказался прав. Домоуправительница не пришла еще, а этот бойкий старичок на ногах и полон сил.

– Слушай, а может тебя назад на работу устроить? Ты слишком бодрый и никогда бы не опаздывал. Идеальный работник.

– Доброе утро сын, – смеется. – Я свое уже отпахал. Тебе ли не знать? Сегодня важный день?

– Доброе, пап, – подошел и обнял его. – Да, сегодня немцы будут в компании, хотя, я так и не понял причины. Последнее время слив информации прекратился, но задержки меня не устраивают. На одном из объектов материалы были не качественные. Короче на следующей неделе возьмусь за начальство.

– И каким образом все дошло до такой стадии? Ты же главный. Если тебя подводит команда, на которую ты положился, нужно менять игроков, сынок. Действуй. Все в твоих руках.

– Спасибо пап.

Он строил эту компанию с другом Генрихом. Мама поддерживала. Когда я закончил учебу стал работать бок-о-бок с ним. А дальше принял все дела, когда маме стало плохо. После, он возвращаться не стал. Иногда помогает. И я точно могу прийти к нему за советом в любое время.

Два часа ублажал гостей. Провел по всем отделам, рассказал то, что должен был и освободился уже в половине двенадцатого.

Тринадцатое августа – врезается в память. Решение было принято моментально, хотя смысл ускользал. Я не понимал своего поступка, но уже сидел за рулем и слушал навигатор, который вел меня туда, где сейчас грустит одна девушка, нуждающаяся в компании.

По дороге купил сладостей. Зачем?

Подъехал не пойми куда. Район, здание и коридор все было в отвратительном состоянии. Как тут вообще можно жить? И тут она проводит время? А запах…

Кругом пьяные лица. Из комнат странные звуки.

Боже, девочка, что ты тут забыла?

Поднялся на второй этаж и чудом остался жив. Дошел до двери и даже не успел постучать, как та открылась и на меня смотрели заплаканные глаза. Два мутных озера. Худая блондинка в потрепанном сарафане. Она не выглядит красивой или же оборванкой, просто уставшее лицо, болезненная худоба, и отсутствие желания жить и радоваться.

"Мало поводов", – подумал я. Но она безумно милая, чистая, и такая маленькая.

– Здравствуйте Эмма, – явно она удивлена моему лицу на своем пороге.

Глава 4

Эмма

Что он тут делает? Что происходит? И кто он вообще такой?

– Здравствуйте, Эмма.

Ну, конечно. Работа. Сам ведь отпустил меня.

– Здравствуйте. Что вы здесь делаете?

– Можно войти? – что за наглость. Пришел и требует прием.

– Проходите, – отступаю в бок. Плевать, как выглядит мое жилище. Я не обязана устраивать царский прием. – Присаживайтесь на стул.

Представляю, что он думает обо мне. Наверное, и Кристина ему наговорила весь тот бред, что придумывают остальные.

– Чай хотите?

– Буду благодарен.

Повод выйти отсюда. В моей комнате он смотрится слишком большим.

Поставила чайник на плиту и вернулась в комнату.

На столе лежат коробки.

– Что это?

– Этот вам, – подвинул их ко мне.

– Спасибо, – приняла и начала выкладывать в корзину для конфет. – Итак. Вы не ответили.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Я не стала прятать взгляд. Мы тут не в песочницу играем. На самом деле он красивый мужчина. А цвет глаз просто невероятный. Серо-голубые, с примесью зеленого. Сколько ему? На вид лет тридцать пять. Может больше. Стоит взглянуть на меня. Всего двадцать семь, а на вид все сорок, наверное. Так что, может быть, ошибаюсь.

Не слащавый, мужественный. Настоящий такой. Слегка волнистые, темно-русые волосы. Красиво уложены.

– Извините, за то, что пришел вот так внезапно.

– Извиняю, но все равно не понимаю, – браво Эмма, дослушать не пробовала?

– Хотел извиниться за вчерашнюю ситуацию.

– Почему вы? Считаете себя ответственным за поведение Кристины Анатольевны?

– Я руковожу этой компанией. Поэтому, если возникает подобное, да на моих глазах, обязан разрешить спор.

– Понимаю. Отличное решение, но оно было лишним, – услышала свист чайник. – Я сейчас вернусь.

Руководитель? Ну да, это же Давыдов блин, собственной персоной в моей берлоге, сидит и просит прощения из-за этой швабры. Слов нет.

Взяла чайник и пошла назад. Поставила на стол две кружки и стало неловко из-за моего дешевого чая. Он, наверное, чай с плантаций пьет, а я тут, эту мочу ему подсовываю. Предложить кофе? Тот еще гаже. Черт. Видимо заметил мое смятение:

– Мне обычный черный чай.

– Хорошо, только когда выпьете, не делайте вид, что было вкусно.

– Тогда, я скажу вам правду, – сказал и я почувствовала, что он улыбается, но поворачиваться и проверять не стала.

– Договорились.

Села напротив него и стала есть. Печенье оказалось очень вкусным, как и булочки. Давно я так не ела.

Унеслась в воспоминания. И тут он говорит:

– Отвратительно.

Смотрю и не понимаю сразу.

– Что?

– Этот чай, – указывает на кружку, – он просто отвратителен. Не пейте его. Иначе заработаете язву.

– Может быть это моя цель?

– Вы когда-нибудь пробовали настоящий японский чай?

– Было дело, – ублюдок муж, привозил с отдыха на мои деньги, напомнила себе в мыслях. – Очень давно, уже и не вспомню.

– Я подарю вам коробку с одним очень необычным вкусом, попробуете скажете, как он вам. И надеюсь, вы понимаете, что возражения не принимаются?

– И не планировала возражать. Нужно уметь принимать подарки, – ага, и кто это говорит, ты ли Эмма?

Посмотрела на время и стала думать, как его выпроводить.

– Александр Матвеевич…

– Просто Саша. Ни к чему официоз, мы не на работе.

– Нет, простите. Я не стану переходить на «ты» с вами. Это ни к чему. Я тороплюсь. У меня сегодня много дел.

– Вы просили отгул. Я могу спросить зачем и, если я могу помочь…

– Послушайте, в любой другой день, я бы сказала вам, что это не ваше дело, и вы не имеете права тут находиться, потому что, это так. Поспорила бы с вами прежде, чем выпроводить. Но, не сегодня. И мне не нужна ваша помощь. Спасибо за сладости и за то, что извинились. Вам пора.

– Это лишь предлог Эмма.

– Предлог?

– Я знаю, что за день сегодня для вас.

Я задержала дыхание. Никогда прежде я не делила этот момент с кем-то. Который год я сама по себе. Один на один с моим горем. Но это правильно, так и должно быть.

– Тогда, тем более должны понять, что я не нуждаюсь в компании.

– Вас подвезти? – он что не слышит, что ему говорят?

– Я хотела прогуляться и мне задержаться нужно будет. Привести в порядок там и…

– Все нормально. Я не тороплюсь.

– Не стоит. И вы не обязаны…

– Не обязан, но я так хочу.

– Ладно. Только мне нужно взять тут кое-что.

Было неловко и эта его доброта в глазах мне не нужна. Зачем он строит из себя благородного человека? С меня взять то нечего. Это Вадим из кожи вон лез, потому что знал цель, а ему это зачем? Я уставилась на него и не могла сдвинуться с места. Зря я согласилась.

– Берите и поедем.

Вышла из ступора и подошла к шкафу, взяла пакет с игрушкой. Он стоял на месте и следил за моим перемещением по комнате.

Подошла к столу с вазой и вытянула розы. В магазине они словно смотрели на меня. Так захотелось окружить этой красотой моего мальчика. Невольно выступили слезы.

– Можем ехать.

Повернулась к мужчине, но в этот раз в ступоре был он.

– Позволите? – указал на пакет с игрушкой.

– О, конечно. Это для моего малыша. Каждый год… – голос дрогнул, а горло стянул спазм размером с булыжник, – я каждый год приношу игрушку.

Быстро отвернулась смахнуть пару слезинок. Взяла сумку, в которую предварительно положила и влажные салфетки, и бумажные платки.

– Крутой поезд.

– Да. Я думаю, что… Думаю, что возможно, ему бы понравился он.

– Я в этом уверен.

Отдал мне пакет и вышел.

В машине мы молчали. Каждый думал о своем. Ехать было недалеко. Это пешком время уходило, а на такой тачке пятнадцать минут, может быть и меньше.

Остановились и просидели в тишине еще минут пять. Руки тряслись, а я все пыталась собраться.

– Я постараюсь недолго. Немного приберусь. Если хотите езжайте по своим делам. Тут недалеко идти. Я уже привыкла, – тараторила так быстро как могла.

– Все в порядке Эмма, – улыбнулся он. – И не торопитесь умоляю. Побудьте с сыном.

Хотела броситься на шею и благодарить не знаю за что. Поэтому, прошептав "спасибо" вышла.

Дорога была знакома и изучена до каждого камешка. Место на кладбище, это последнее на что у меня хватило денег. Даже оградку не могу поставить. Ухаживаю, как могу, но к этому ублюдку за помощью не пойду никогда. Конечно, если бы я не пила, возможно, накопила бы. Но мне сложно без этих вечеров беспамятства. Я слабая и прогнившая. Кто-то скажет, что и мать я такая же, а я не стану даже спорить. Я не мать. Я та, что не уберегла малыша на самом первом его этапе. И все эти последствия – это мой путь. Тот самый, что был уготован такой, как я. Потому и нет сопротивления.

Приняла.

Осознала.

Дошла на полусогнутых ногах. Душа уже обливалась кровью.

Вот оно, то самое место, где похоронено мое сердце. Где я в последний раз соприкоснулась со своей душой, а после потеряла ее на руинах моей прежней жизни. Мне тут и свободно дышать, и сложно одновременно. Рядом с ним, моим маленьким ангелом я не притворяюсь. Погибаю каждый раз, теряя рассудок…

Подошла ближе к кресту, на котором так и не появилось имя. Просто "Ангел". И упала на колени.

– Слезы не смоют мои грехи перед тобой сынок, но я так хочу, чтобы ты знал – мне жаль, милый. Мне так одиноко тут. Каждый день мне хочется быть с тобой. Я бы тысячу раз поменялась с тобой местами, но не могу. И мне так стыдно перед тобой за все, что я творю, но я не могу иначе. Не получается. Иначе просто с ума сойду, хотя, мне кажется, что я уже сошла… Я совсем одна, малыш, была и остаюсь. Даже тебя отняла у меня эта проклятая жизнь…

Положила цветы и вытащила игрушку.

– Посмотри котенок, это для тебя. Уверена, тебе бы он понравился. А эти цветы. Они такие красивые. Нежные. Я выращивала такие, когда ты был… когда был еще со мной. Малыш мой маленький. Скоро, я постараюсь поставить тут красивую оградку. Возьму, наверное, кредит. Поставлю лавочку. Буду приходить каждые выходные. Перестану пить, малыш. Прости, что так редко… прости меня мальчик мой. Я так виновата.

Упала на землю, подставив ладони под лицо и громко завыла. А потом, почувствовала ладони на своих плечах.

Глава 5

Александр

Эта женщина, вызывает самые разные эмоции. Хочется пожалеть, научить, поставить на место ее израненный мозг, повысить самооценку, обнять, успокоить. Такая хрупкая и такая ранимая. И вроде бы сломленная, но в тоже время твердо стоит, хотя ноги подкашиваются.

Как только вылез из машины я хотел пойти к матери. Мы хоронили ее на этом же кладбище. Но, выйдя на воздух услышал вой. Я был бы уверен, что это волчица где-то в лесу, но это было отчаянье женщины, что потеряла ребенка. И ведь сколько бы времени не прошло, ее рана будет свежей всегда. Но она не права. Она должна идти вперед. Хотя, что я знаю о ее жизни?

Ноги несли меня к ней. Сам не понял, как приблизился. Она говорила и говорила. Просила прощения, обвиняя во всем себя. Рассказывала о своей жизни и снова просила прощения.

Мне захотелось ее обнять, в эту секунду. Подарить поддержку. Мне казалось, что я чувствую с ней напополам, как только коснулся ее плеча.

Она напряглась. А потом села на землю и положила на мою руку свою ладонь.

Так и сидели. Пока она не заговорила.

– Он был крупным мальчиком. Мне врачи сказали, что роды будут тяжелыми, ведь там настоящий богатырь. А я смеялась и отвечала, что он сам поможет мне, потому что захочет поскорее встретиться со мной и не заставит мучиться свою мамочку, – всхлипнула и продолжила. – Я даже ничего не поняла. Он просто перестал шевелиться. Это я виновата. Никогда не прощу себя. Я подвела моего мальчика. Мою крошку… и все из-за… – снова слезы.

Я не перебивал. Просто слушал. Почему-то мне казалось, что она впервые говорит об этом кому-либо, помимо себя самой.

– Помню те три минуты. Они оказались самыми длинными и страшными в моей жизни… Поиск жизни и попытка услышать биение сердца. Каждая секунда била по оголенным нервам, но ничего не было. Как оказалось потом, и не могло быть. Просто ничего.

– Когда мне сказали, что его уже не спасти и нужно кесарево, я просто молчала и продолжала гладить живот. Мне начали совать какие-то бумаги, я все подписала. Потом повели в операционную, говорили со мной, а я осознала все, лишь когда они начали приготовления. Я стала просить их позвонить мужу, но мне не позволяли. Тогда я озвучила свою просьбу и попросила новый документ. Я хотела, чтобы мы вместе его похоронили. Клиника была платной, поэтому они согласились. Я просила их передать бумагу мужу, когда он приедет, – она усмехнулась, – я ведь под наркозом буду. Идиотка. У меня даже вещей не было с собой. Проснулась одна. Тяжело отходила от наркоза. Надеялась, что мне приснилось все, а потом… потом увидела свой живот, которого почти не было, – перевела дыхание. – Позвала медсестру. Начала спрашивать о муже, вещах. Она лишь сказала, что никто не приходил, ничего не передавали. Спросила про сына, она сказала, что все в силе пока я не выпишусь. Сумку отдали, я сразу начала звонить Вадиму, но тщетно. Обзванивать подруг и искать его, было как-то стыдно. Плюсом пережитое и плохое самочувствие. Заплатила медсестре, чтобы купила мне необходимое. Потом уже, на пятый день, наверное, в интернете увидела, что он ходит на приемы с какими-то дамами. Улыбается, – затряслась от всхлипов, – на камеры. Выписали на десятый день. Пришла домой, ключ не подходит, стучу не открывают. Вышла соседка, сказала, что там никого. Она была уверена, что мы переехали. Куда не знает. Денег было немного. Сняла с карты около пятидесяти тысяч. Поехала в недорогой отель, не баловала себя никогда. На следующий день отправилась на кладбище, договорилась с больницей и похоронила через день малыша. Одна. Никого не было. Стояла и была рада, что тут лишь я, принимая реальность.

Каждое ее слово вызывало желание растерзать всех вокруг. Меня бесила эта несправедливость, что окольцовывала эту маленькую женщину.

Эмма

Воспоминания картинками стали появляться передо мной, и я погрузилась в них, начав рассказ:

«В дверь настойчиво стучали, но каждое движение отдавалось тяжестью, будто мне к ногам прикрепили гантели по двадцать килограмм.

Открываю и вижу того, кто с некоторых пор стал образом дьявола для меня. А еще катализатором злости, слез, боли и разочарования.

Так странно. Моя любовь к нему казалась такой большой, но в один миг она просто испарилась. Растворилась в воздухе и не оставила ничего после себя. Но в моем случае я нашла прекрасную замену ей – ненависть.

Я научилась ненавидеть. И с каждым днем объектов для взращивания черных чувств становилось все больше.

– Зачем явился? – развернулась и пошла вглубь комнаты, увеличивая расстояние, между нами.

– Привет, дорогая. Как дела? Прости не смог проведать тебя, был занят.

– Лучше бы ты заткнулся. Чего надо, я спросила.

– Смотрю ты не в настроении. Что ж, тогда перейдем к делам. У меня тут документы на подпись.

Он стал говорить, а я погрузилась в пространство, лишь бы не слышать его голос.

– Ты слушаешь? Эй, – щелкает перед лицом. – Я говорю, фирма на грани. Ты запустила дела. Да и магазин требует внимания. Подписывай давай.

– Ты вообще человек? – дрогнул голос. – У нас же… у нас сын…

– А вот тут поправочка. У тебя, Эмма. У. Тебя. Нет нас, понимаешь? Это были твои иллюзии.

– Мерзкий… ты омерзителен. Ненавижу…

– Видела бы ты себя. Да меня тошнит от тебя. Еле выносил все эти годы.

Не могу больше, просто не могу его видеть. Не хочу.

– Подавай на развод. На суд не явлюсь. Подпишу все, что захочешь. Видеть тебя не хочу.

– О, так все готово уже.

Начинаю смеяться. Вот же ублюдок.

– Да-да, все уже давно готово.

– Давно?

– Пару месяцев. Сначала, если честно был иной план. Хотел обмен провести, но теперь все сложилось даже лучше.

– О чем ты говоришь? – не может этого быть. Пусть все окажется сном. Пусть это будет сон. Хочу проснуться. Не могу поверить. Как так? Как я могла не видеть его черное нутро?

Скручиваюсь в кресле и затыкаю уши, но злые слова проникают в уши.

– Согласись, ты бы променяла сына на все свои богатства? А сейчас они тебе и вовсе не нужны. Так что, подписывай. Все равно обанкротишься скоро.

Готова кричать.

Хватаю ручку и подписываю все, что передо мной лежит.

– Выметайся отсюда, – кричу ему в лицо и толкаю. – Убирайся.

Не успеваю замахнуться, как он тут же бьет меня кулаком в лицо, так сильно, что я валюсь на пол, перелетев через кресло, на котором только что сидела. Из носа хлещет кровь на пол.

Но и эта боль не отрезвляет меня, ни капли.

– Твои сраные вещи в общаге, адрес на столе. И не смей появляться на горизонте. Сгною тебя сука.

Хлопок двери и окончательное падение. Не из-за него, а из-за того, что я не научилась разбираться в людях, и это неумение привело меня к тотальному провалу, всей моей жизни».

Повернула голову к нему и посмотрела в глаза.

– Ты меня хотя бы слушаешь? – усмехнулась.

– Каждое слово, Эмма. Продолжай.

Глава 6

Александр

Она помотала головой. Указала мне на пенек, даже не заметил, что все это время сидел на корточках. Я сел туда. А она вытащила салфетки и стала вытирать лицо отвернувшись от меня. Снова опустилась на землю. На мои попытки пересадить ее отмахнулась. Потом перевела взгляд на цветы и продолжила.

– Дальше я продала вещи, они были брендовые, дорогие. Оставила немного на каждый сезон. В сумочках нашла еще наличку. В итоге тысяч двести у меня было. А дальше… начала пить. То соседи приходили знакомиться, то подруги писали о том, какая я тварь. Вадим перевернул историю, обвинив во всем меня. А мне было плевать. Посылала каждую. Так и осталась одна. Когда деньги закончились. Продала все золото, что было. Кроме обручального кольца. Его я просто выкинула. Время шло, я все сильней уходила от реальности. Клубы. Новые знакомые желающие бесплатно выпить, было скучно одной… страшно оставаться наедине с собой и реальностью… Беспорядочные половые связи.

Она замолчала. Согнулась ниже к коленям и обняла их. Уже хотел приблизиться, но она резко подняла голову.

– Осуждаешь? – я промолчал, потому что, ответив «нет», а это было правдой, она бы не поверила. – Правильно. Я тоже. Если пока нет, ничего. Завтра утром, когда переспишь с этими мыслями о том, что я рассказала, выстроишь цепочку событий, поймешь, что перед тобой недостойная женщина и еще менее достойная мать. Не прощу себя, ни за какой мой поступок. Потому что все то время, что я пьянствовала и пыталась забыть боль, я оставила своего мальчика одного. Потом приходила и вновь, видя место, где моя жизнь осталась, уходила в запой. Это яма. Мой ад. Черт. Я два года убивалась. Да и сейчас не лучше. Пью по выходным. Но этот день всегда оставляю для него. Он только наш.

Посмотрела на меня и опустила глаза на свои ладони, которые тряслись.

– Я держала его на этих руках. Холодного. Моего мальчика. И не могла расстаться. Я не могла поверить… Променяла бы всю свою жизнь лишь на миг, всего лишь мгновение побыть с ним. Увидеть его глаза, услышать его. А мне остался только шрам. Как клеймо, как напоминание о том, что я во всем виновата.

– Знаешь, – решил высказаться, потому что она вновь начала истерить, – я, наверное, первый, может быть, и нет, кто говорит тебе об этом, но ты не виновата Эмма.

Она посмотрела на меня измученным взглядом, таящим в себе вселенскую пустоту, и произнесла:

– Откуда тебе знать?

– Просто чувствую, что ты бы оберегала его всеми силами, но никогда намеренно не навредила своему ребенку.

Она повернулась к кресту. Слезы катились по ее бледным щекам. Мы вновь замолчали.

Потом, Эмма встала и начала вырывать траву, приводить в порядок участок. Я присел и стал ей помогать.

Меня посетила мысль помочь ей облагородить тут все.

– Эмма, можно задать тебе вопрос?

– Конечно. Но не обижайся если не отвечу.

– Я бы хотел помочь тут, поставить памятник, выложить плиткой. Не знаю. Что ты хотела еще. Наверное, заборчик какой-то. Ты примешь эту помощь?

– Зачем? – еле слышно спросила она, потупив взгляд.

– Просто хочу, чтобы здесь было красиво и с любовью.

– Я могла все это сделать через год, два. Если бы оставила деньги от продажи вещей. Но потратила их на самобичевание. Ублажала свои прихоти. Я не шлюха Саш, не брала деньги никогда. Пусть обо мне говорят всякое, – замолчала, а потом добавила, – хотя, какая разница. Ты хотел помочь? Я буду рада. Хотела взять кредит, но боюсь не смогу его выплатить. Так что, спасибо тебе.

– Это тебе спасибо, что согласилась принять.

Мы вместе закончили убирать сорняки. Еще немного посидели. Молчали или говорили, но было в какой-то степени комфортно. Эта женщина сильная, даже несмотря на то, что оступилась, не сумев принять боль. Осуждаю ли я ее? Нет. Ни капли. Сочувствую.

– Теперь твоя очередь сходить со мной.

– Куда?

– Тут недалеко моя мама.

– Конечно. Пойдем.

Придя на место, мы не говорили. Эмма стала так же прибирать. Хотя травы почти не было. Тут была плитка. Красивый гранитный памятник с фото, улыбающейся женщины.

Сели на лавочку. Первой решила нарушить тишину Эмма.

– Она красивая. Такая яркая.

– В жизни она была еще ярче. Добрей ее не видел никого и никогда.

– Ты похож на нее. Не копия, но многое… – она повернулась и стала рассматривать лицо, сравнивая с фото, а я сам впитывал ее черты лица. – Да. Похож. И мне жаль. Я вижу дату, но уверена, что она ничего не решает. Так ведь?

– Ты права.

– Значит и через десять лет, боль пульсирует и не отпускает.

Сказала и уставилась в одну точку.

– У нее был рак. Когда узнали, не поверили. Обратились еще в десять клиник, но везде говорили одно и тоже. И деньги были, и связи, и вера, а по факту, ничего из этого не пригодилось. Три года и все.

Воспоминания били не щадя. Когда мама перестала нас узнавать, или забывала себя саму, все стало хуже. Сложнее. Нервы и страх переплетались тогда, мы выносить друг друга с отцом не могли. Просто не могли посмотреть в глаза, потому что в них мы бы видели эту правду. Наверное, тогда, изредка приходя в себя и мама опустила руки. Больше не было той женщины, которую мы знали.

Эмма взяла меня за руку. И я был ей благодарен.

Выезжая, я решил, что нужно пообедать. Мы провели на кладбище три с половиной часа. Эмма согласилась, но на кафе, за городом, которое мы проезжали по пути сюда.

Я в общем-то тоже был не против.

Эмма

Как же давно я не говорила. Не в смысле поболтать, слушая вполуха и зная, что тебя так же откровенно не уважают. Тут другое, когда ты говоришь и слушаешь одновременно, с интересом. Мне хотелось делиться и получать в ответ такое же откровение. Было легко. Странно легко. Показалось, что не до конца этот мир сошел с ума и не все продалось во власть злости, грубости и мерзости.

Александр приятный собеседник. Со своей болью, радостью, восприятием мира. Увлекательный и умный. Мне тоже было, чем поделиться.

– Извини, но, когда узнавал твой адрес узнал и о твоем детстве, – аккуратно начал он, – ты сирота? То есть родители. Они есть или…?

Конечно было странно говорить с посторонним человеком. Понимаю, что мы не будем друзьями и у него своя жизнь, но сегодня притворимся, что мы не два чужих человека. А поплакать я смогу ночью.

– Да сирота. Родители скорее всего были по очевидным причинам моего происхождения, – немного улыбнулась, – но в детском доме я провела всю свою жизнь. Мать отказалась еще в роддоме. Я ее не искала. Благодарна за жизнь, но искать не пробовала. Не вижу смысла. Не потому, что в обиде, просто она когда-то приняла решение и всегда могла вернуться, а сейчас такое решение приняла уже я.