Розовый Лев

В этот момент жизнь показалась ему сущим ядом. Он не понимал, почему так случилось, что он живёт в нищете. Почему Кирилл ходит всегда с деньгами, а он – только с подзатыльниками от родителей. И ктовдруг решил, что он, Петр, должен жить именнотак? Впереди стояла лишь какая-то гнетущая безнадежность, которая давила на него огромным неподъемным весом и всё больше и больше погружала в уныние.

– Да, хуже всех! – произнёс с досадой Петя и пошёл в класс.

Глава 3

Когда Петя зашёл в класс, ребята уже вовсю работали над сочинением. Статная Ольга Витальевна, в белой накрахмаленной блузке, заправленной в чёрную бархатную юбку, ходила между рядами, тихонько заглядывала в тетради и поправляла слова. Заметив Петю, она лишь кивнула головой и жестом пригласила сесть за парту.

Мальчик прошёл быстрым шагом к своему месту и тяжело опустился на пустующий стул. Кирилл, с которым они сидели вместе с третьего класса, написал уже всё сочинение и теперь кропотливо пыхтел над запятыми.

– Пётр, тема нашей работы – «Что такое милосердие?», – неожиданно обратилась Ольга Витальевна к нашему герою, только что открывшему тетрадь.

– И что же? – презрительно усмехнулся Петя. – Если я злой по жизни, что мне тогда писать?

Больше всего он не мог терпеть сочинения, которые получались у него, по словам Ольги Витальевны, какими-то вымученными, безжизненными, с такими же безжизненными словами, лишёнными всякого смысла.

– Неужели совсем ни к кому не испытываешь жалости? – кротко спросила учитель.

Петя почувствовал в её голосе жалость, и стал злиться от этого ещё сильнее. Он ненавидел, когда его жалели и всегда старался скрывать проблемы, особенно те, что вертелись в его семье. Мальчик посмотрел на Ольгу Витальевну исподлобья полными гнева глазами и резко смахнул тетрадь на пол. Учительница вздрогнула от страха, а весь класс замер в ожидании интересной развязки.

Однако к всеобщему разочарованию женщина не стала звать завуча и даже не повысила на Петю голос. Она лишь подошла к брошенной тетради, аккуратно подняла и положила обратно на парту.

– Тогда так и пиши, что в милосердие ты не веришь совсем, только пиши, прошу тебя, – прошептала она спокойным умиротворяющим тоном. – Ты же знаешь, что у тебя выходит двойка. Я очень не зочу, чтобы ты получил ещё одну.

– А что будет, если получу? – вызывающе бросил Петя.

– Я этого не переживу…

В воздухе повисла длинная пауза. Петя, ошарашенный таким ответом, быстро открыл тетрадь и начал выводить буквы. Ему вдруг стало стыдно за себя и за весь класс, который всегда тихо посмеивался над Ольгой Витальевной, называя её «блаженной».

Петя не помнил, сколько исписал он страниц в поисках подходящей мысли. Всё, что появлялось на бумаге, ему не нравилось, потому что было, опять же, ненастоящим и лишённым глубокой мысли. Когда прозвенел звонок, наш герой только разбирался со вступлением, записывая финальное предложение в черновике.

Дети быстро сложили работы на учительский стол и с весёлым смехом умчались в коридор. Петя грустно посмотрел на часы, потом на Ольгу Витальевну, повернувшую голову к окну, схватил себя за голову и тихо застонал.

– На, возьми, – вдруг услышал он позади себя кроткий голос Сони.

На столе у него вдруг оказалось готовое сочинение, которое Соня сотворила для него своей заботливой рукой.

– Не надо, забери, – грубо ответил Петя, смял «подарок» Сони и отшвырнул в сторону.

Девочка покраснела, опустила в глаза в пол и поскорее выбежала из класса.

Ольга Витальевна встала из-за стола и подошла к Петру. По дороге она подняла сочинение Сони, аккуратно распрямила его своими изящными тонкими пальцами и положила обратно Пете на парту. Присев рядом с мальчиком, учительница взяла его за дрожащую руку, посмотрела прямо в глаза и едва слышно произнесла:

– Петь, я понимаю, что Бог тебе не дал хорошей жизни.

Петя вздрогнул от её слов. Никогда ещё Ольга Витальевна не заводила с ним личные разговоры.

– Но ты сам вокруг себя её сделай лучше?

– И как же по-вашему? – ухмыльнулся Петя, вырвав руку.

– Ну не знаю…На спорт запишись, бабушке-соседке помоги пакет с продуктами до дома донести, – нерешительно ответила женщина.

– Ольга Витальевна, вы же меня с пятого класса знаете. Я даже лишним куском никогда ни с кем не делился.

– Ты не юродствуй, – произнесла вдруг Ольга Витальевна твёрдым учительским голосом. – Я видела вчера, как ты первокласснику помогал портфель нести. А как ты Цыфиркину в пятом классе защищал перед одноклассниками.

– Вы меня с кем-то спутали, – безучастно ответил Петя.

– Значит, хочешь плохим казаться? – вспыхнула Ольга Витальевна. – Ну хорошо! Раньше только добрые дела школьники напоказ выставляли, а сейчас под одеялом прячут. Ладно, не буду тебя задерживать, а то Михал Михалыч это дело не любит. Свободен. Слышишь, свободен!

Петя посмотрел на лицо учительницы, которое пылало от гнева. Сердце его неожиданно оттаяло, по телу разлилась приятная теплота. Похожее чувство он испытывал в детстве, когда мать брала его на колени и крепко сжимала в своих тоненьких чахоточных руках.

Мальчик встал с места, пригнулся к Ольге Витальевне и поцеловал в щёку.

– Орлов, ты чего? – подскочила от неожиданности женщина.

– Мачеху нельзя, так вас хотя бы можно. Вы мне всё равно, что мать.

И не сказав больше ни слова, он вылетел из кабинета.

Ольга Витальевна ещё с минуту сидела на месте, удивлённо уставившись на дверь. Потом она открыла Петину тетрадь с сочинением, в которой зияла огромная пустота и, смахивая с глаз подступающие слёзы, вывела ручкой «3/3».

Петр в это время уже и думать забыл про русский. Мысли его были заняты уроком физкультуры, на который он снова смертельно опаздывал. Михал Михалыча обычно щедро наказывал тех, кто переступал порог спортивного зала после звонка. Одна минута опоздания у него была равно одному отжиманию.

По дороге к спортивному зала Петя то и дело судорожно поглядывал на часы и отсчитывал набегающие отжимания. Когда он ворвался в раздевалку, она была уже пуста. Скинув портфель, Орлов достал из кармана пакет со сменной одеждой и дрожащими руками натянул футболку. Но только он приготовился выйти, как услышал за стенкой знакомые голоса. По громкому басу и тихому лепетанию мальчик различил, что разговор шёл между Михал Михалычем и Татьяной Ивановной, молоденькой практиканткой, которая вела у них биологию. Петя приложил ухо к стене и с любопытством стал слушать.

– Тань, говорю же после уроков, дети же, – дребезжащим оправдывающимся голоском пролепетал физрук.

– Слушай, у тебя когда их нет? Каждую перемену какой-нибудь баран пасётся, – раздражённо пробубнила Татьяна Ивановна.

– Ну так же, как и у тебя, – продолжал оправдываться Михалыч.

– Нет, Миш, я детей, как ты, не люблю.

– А что тогда здесь забыла?

– Целевое отрабатываю, ты же знаешь. Слава Тебе, Господи, три месяца потерпеть осталось. Кстати, я тебе рассказывала, что мне твой Орлов в контрольной написал?

Петя аж подпрыгнул на месте и стал слушать ещё внимательнее.

– Ну что? – безучастным голосом спросил Михалыч, которого меньше всего в этот момент волновал Орлов.

– А вот полюбуйся. Крестец в скелете у него называется «хвостец». И пририсовал даже.

За стенкой раздался громкий смех Михал Михалыча. Петя зарделся краской и отодвинулся от стены.

– Дебил он конченный. Вчера со своими дружками весь кабинет задымили вейпами, – не унималась Татьяна Ивановна.

– Тань, ну ты прежде, чем наезжать, разберись.

«А молодец Михалыч, своих не сдает», – похвалил Петя учителя.

Но тут в тренерской послышался третий голос, который принадлежал Вике Колесниковой, старосте класса.

– Михал Михалыч, звонок уже! Через козла прыгать идём? – спросила девочка своим строгим партийным голосом.

– Да Колесникова, лучше сейчас через козлов перепрыгнуть, чтобы потом об них всю жизнь не запинаться, – ехидно пошутила Татьяна Ивановна. – Ну что стоите? Стройтесь! Дай мне свистнуть, Михалыч!

За стенкой раздался громкий дребезжащий звук верного спутника физрука. Петя, не желая больше подслушивать, со всех ног бросился в зал, где уже стоял весь класс в ожидании учителя. Вклинившись между Кириллом и другим одноклассником, наш герой повернул голову к двери и с улыбкой встретил влетевшего Михалыча.

– Сегодня мы сдаём нормативы, знаете, наверное, – кинул физрук прямо с порога, – и подтягивания для особо одарённых, коих из вас, я вижу, нет. Но для начала хочу спросить одну вещь. Вчера на биологии кто-то оставил кожуру от банана в цветке.

И с этими словами учитель подошёл к скамейке, вынул из-под неё небольшой горшок с геранью и протянул его к классу. Прямо под листьями красовалась уже изрядно почерневшая шкура от банана, а рядом с ней лежал тетрадный листок, на котором было написано чьим-то корявым почерком «Огород».

Стройная шеренга школьников покачнулась от смеха. Больше всех надрывался хозяин кожуры – Петр Орлов.

– Ну так этот же удобрение, – давясь от хохота, выкрикнул наш герой.

– Десять отжиманий!

Грозный голос физрука застал Петю сейчас же прийти в себя. Побледнев, он вышел на середину зала и встал в планку. По мертвенно-бледному лицу Михалыча Орлов понял, что тот уже знает, чьих рук было это неблаговидное дело.

«Что за крыса сдала?» – вихрем пронёсся по шеренге гул из нескольких мальчишеских голосов. Петя злобно окинул взглядом физрука, презрительно смотревшего на него сверху вниз, и решился на крайность. Он понял вдруг, что терять больше нечего, а значит, нужно добивать себя до конца. В такие моменты он ненавидел весь свет и в первую очередь себя самого за то, что не мог ответить Михалычу таким же презрением, и поэтому выглядел особенно жалким в его глазах.

– Михал Михалыч, какой у вас хвостец?

Физрук подскочил на месте от такого неожиданного вопроса.

– Я хочу узнать большой он у вас или маленький? А то Танечку вашу эта тема сильно цепляет.

– Сорок отжиманий, нет, сто! – подавившись слюной от гнева заорал Михалыч. – Падай, падла, на землю.

Но слова его были проглочены тут же общим хохотом, который как победная песня пронесся над залом. Петя снисходительно улыбнулся Михалычу, уставившемуся в пол. Однако в это время в кармане у него как нарочно задребезжал смартфон. Мальчик поскорее вынул телефон и взглянул на экран, где красовалось сообщение от Кирилла. В маленьком прямоугольном окошечке было написано «Зайцев».

Петя позеленел от злобы и, вскочив немедленно на ноги, бросился к щупленькому однокласснику, стоявшему самым последним в строю. В одну секунду свалив мальчика на пол, он начал бить его кулаками, не замечая никого вокруг.

– Вот тебе крыса конченная! Вот тебе! – неистово кричал Петя, ударяя по лицу свою жертву.

К счастью, Михал Михалыч, для которого вся эта сцена явилась полной неожиданностью, быстро опомнился. Подлетев сзади к Орлову, он со всей силой оттащил его от Зайцева, вышвырнул в коридор и захлопнул дверь. Петя подполз к стене, прислонился к ней спиной и закрыл лицо руками. Сердце его разрывалось от стыда и гнева. В эту минуту он хотел лишь одного – оказаться где-нибудь подальше отсюда, в полном одиночестве, чтобы только не видеть этих настырных глаз одноклассников, в которых нельзя было отыскать ни капли сочувствия.

Очнуться его заставил голос школьного врача, дородной высокой женщины, примчавшейся сюда ради Зайцева.

– Ты пострадавший, что ли? – наклонилась она к Орлову.

– Ага, как же, – с усмешкой ответил показавшийся в дверях Михал Михалыч. – Этот только калечить умеет.

– Ну оборотень, как таких земля только носит! – воскликнула в негодовании врач и, злобно посмотрев на Петю, скрылась в спортзале.

Михал Михалыч, проводив её взглядом, присел рядом с Петей, положил ему руку на плечо и сказал вдруг мягким дружеским голосом:

– Орлов, ну что с тобой? Ты же не зверь? Знаю, что нет, с пятого класса знаю. У него же лейкемия, третья стадия.

Услышав последние слова, Петя вскочил неожиданно на ноги и посмотрел на Михал Михалыча недоумевающим взглядом.

– Что уставился? – спросил, нахмуришись, физрук. – Как будто не знал об этом. Знал же? Знал?

– Как же так? Он же в школу ходит? – растерянно произнес Петя.

– Ходит, потому что не хочет не ходить. Потому что не хочет дома гнить в четырёх стенах, обложенный лекарствами и учебниками. Мы сами неделю назад узнали. Бабка его одна воспитывает, сирота он полный. Химия через неделю будет, а потом операция, если повезёт, конечно, с донором. И с деньгами. Ему три миллиона нужно, чтобы остаться в этой грёбаной жизни. Понимаешь, целых три ляма! У него бабка за год столько не заработает. И почему одним смерть, а другим подлюгам только зазря штаны протирать в этой жизни? У него каждая капля крови на вес золота, понимаешь ты это? Да, кому я это всё говорю!

И махнув в отчаяние рукой, Михал Михалыч снова ушёл к Зайцеву, над которым всё ещё колдовала врач. Петя посмотрел пустыми глазами сначала на своего больного одноклассника с припухшим от удара носом, а затем на свои жилистые руки, сотворившие такое зло. Орлов ударил себя несколько раз по щекам, рухнул на пол и, спрятав голову в коленях, тихо заплакал.

Глава 4

Когда Петя очнулся, был уже вечер. Он открыл глаза и посмотрел по сторонам. Вдоль аллеи, где он сегодня утром встретил Кирилла, с шумом пролетали подростки, оставляя за собой едкий клубничный дым вейпа. Все они спешили на центральную городскую площадь, где должно было произойти главное событие года.

Впрочем, не все спешили разделить радость с ещё одним новоявленным юным миллионером. Совсем рядом с Петей сидел на лавочке какой-то старичок и с недовольным лицом рассматривал проходивших мимо мальчишек и девчонок, закутанных в чёрные худи.

– Вот уж мода пошла. Мешок на себя надели, накурились дури и пошли мир покорять! И попробуй только слово скажи – матом пошлют! – ворчал старик в спёртый от дыма вечерний ладовский воздух.

Но никто не обращал внимания на взывание пожилого человека, все мысли и разговоры подростков были заняты предстоящим зрелищем.

– А ты тоже уже обкурился что ли? – обратился вдруг к Пете старичок.

Орлов только сейчас заметил, что сидит на совершенно голой земле. Он почти не помнил, как добрался до парка. Единственное, что бережно сохранила его память, было бледное лицо Егора с помятым носом, вокруг которого заботливо кружился рой учителей и учеников.

Петя сбежал из школы почти сразу, как только понял, что последним своим поступком он перешёл все мыслимые и немыслимые законы морали. Даже Птаха вряд ли бы осмелился ударить смертельно больного. А он не просто ударил, а жестоко избил того, кто и так стоял на краю скалы, под которой бушевала беспощадная лава смерти.

Он не понимал, куда ему нужно бежать, но то, что бежать непременно нужно – он знал наверняка. Дом для него давно перестал быть уютным укрытием, где можно было спрятаться от подступающего стыда и чужих упрёков. И поэтому самым надёжным местом стали заброшенные дворы, каких в Ладове водилось немало. Там, среди поломанных безликих построек, некогда наполнявших двор детской радостью, он высвобождал наружу всю свою боль, громко выл, затягивался вейпом и снова выл, пока память не начинала отпускать от себя жалкие стыдливые воспоминания.

А затем он звонил Кириллу, и оба они с банками от энергетиков спешили в ближайший фудкорт, где их уже ждала компания из таких же нерадивых героев. Вместе с ними они кляли жизнь и поливали помоями всех отличников и учителей, кроме Ольги Витальевны и Михал Михалыча, перед которыми преклонялась вся школа.

Но сегодня Петя не захотел пойти привычным маршрутом. Сердце почему-то потянуло его в городской парк, в место, где он оставил свои лучшие воспоминания о детстве. Именно сюда по праздникам любили водить его отец и протрезвевшая мать, и именно здесь они вспоминали о мороженном, сахарной вате и вообще о том, что у них есть ребёнок. Они покупали ему лимонад, а потом с весёлым смехом и криками сажали его на карусель, и он взмывал высоко в воздух, крепко вцепившись в розовую гриву льва.

Петя очень любил садиться именно на эту фигуру, сильно выделявшуюся среди привычных глазу лошадок. В этот момент он представлял себя сыном купца, который спасает город вместе со Львом, и душа его наполнялась безграничной радостью.

Однако сегодня в городском парке было слишком шумно из-за вечернего представления. Поэтому Петя поспешил оставить своё место и скрыться в ближайших кустах. Там он нашарил в штанах любимую сигарету и, глубоко вдохнув дым, стал придумывать, где провести ему вечер.

В мыслях у него возникла сразу же Кирина комната, где он тоже очень любил бывать, когда родителей друга не было дома. Своим родным Киря боялся показывать Петю, имя которого постоянно звучало на школьных собраниях. План этот нельзя было назвать удачным, так как приятель его тоже непременно захочет быть на празднике. Петя стал тут же придумывать запасной вариант, но мысль его перебил чей-то хриплый голос, раздавшийся за кустами:

– Эй, есть здесь кто-нибудь?

Петя ничего не ответил. Он вдруг понял по голосу и по появившемуся в воздухе неприятному запаху человеческих испражнений, что за кустами находится местный бомж Серёга, которого ненавидел весь Ладов. Это был очень колоритный персонаж со своей особой харизмой. Петя никогда его не видел трезвым, Серёга всё время был навеселе и каждый раз при встрече весело шутил над мальчиком и его компанией, за что часто получал тумаков. Но он никогда не таил злобы на обидчиков, а даже с какой-то неподдельной радостью подставлял своё иссохшее морщинистое лицо под крепкие мальчишеские кулаки. А затем ещё обязательно кланялся в пояс подросткам и скрывался из виду. Жил он, по слухам горожан, в каком-то заброшенном доме, часто ходил в местный храм, но не на службу, а чтобы попросить еды с монашеского стола. Братья с удовольствием делились с ним всем, что оставалось после очередной панихиды, и даже напоминали ему, когда будет следующая. Монахи всегда радовались появлению Серёги и особенно его шуткам, на которые они отвечали громким закатистым смехом, никак не вяжущимся с их строгим обликом.

Петя очень надеялся, что бомж пройдет мимо и найдет другое место, чтобы справить нужду. Но Серёге, видно, во всём городском парке понравился именно этот уголок. Раздвинув кусты, он шагнул прямо к Пете, который чуть не подавился дымом от возмущения.

– Ой, малой, ты чё тоже здесь решил опорожниться? – обратился к Орлову в привычным смехом Серёга.

Петя съежился и закрыл нос. Бомж, нисколько не смутившись, шагнул ещё ближе к мальчику. Петя отвернул голову в сторону и проскрипел сквозь зубы с нескрываемым отвращением:

– Ты можешь уже свалить?

– Слушай, малой, десять рублей всего на хлеб не хватает, подкинь – и я тут же свалю.

– Я бухариков не спонсирую.

– Ну ты, не прав совсем, малой, я вчера уже буквально завязал.

– Я же ответил уже, отвали.

Серёга грустно вздохнул.

– Ты знаешь, – обратился он снова к Пете, – я же знаю, что как трутень живу, сам себе уже противен.

– Так что мешает устроиться? – резко ответил Орлов и тут же отругал себя за продолжение разговора. Ему хотелось, чтобы Серёга скорее исчез из виду, но тот, похоже, вовсе не собирался его покидать.

– Да, даже вот не знаю что…Болею я…

– Болеешь! – в гневе вскричал Пётр. – Да чем же? Похмельем? У меня батя весь больной вон, каждый день вкалывает! Зайцев тоже больной, вон на операцию собирают.

– Зайцев – это кто?

– Мой одноклассник, болен раком, а я его сегодня ещё избил.

Петя опустился на колени, зажал виски руками и громко заревел. Сейчас вдруг все его страдания, томившиеся на самом дне сердца, прорвались наружу и обратилась в неуправляемый поток из солёных слёз.

– Ты чего, малой? – прошептал опешивший Серёга и легонько приобнял мальчика.

В этот момент Орлову было так больно, что он даже не обращал внимания ни на резкий запах Серёги, ни на его социальный статус. Ему просто нужен был кто-то взрослый, к кому можно было просто прижаться, обнять и выплакать всю свою боль.

– Чё, больно избил? – спросил Серёга, продолжая обнимать мальчика.

– До, до крови, – задыхаясь от слёз, выдавил из себя Орлов.

– Ну, а чё, сколько на операцию-то собирают?

– Три миллиона.

– Долларов что ли?

– Да рублей.

– Ну, это недорого совсем же.

– Ты чё, бомж, совсем гонишь?

Петя отпрянул в возмущении от Серёги, подскочил с колен и отряхнулся. Он понял, что упал уже слишком низко.

– Я пойду, – бросил он Серёге и тут же упрекнул себя за то, что отчитывается перед местным бомжом.

– Можт, проводить тебя? Я знаешь, тут неподалёку, в роще заброшенной обитаю.

– Да иди ты! – прокричал Петя и вышел поскорее на аллею, которая была уже затоплена людьми всех возрастов, пришедших на праздник.

Накинув на голову капюшон, Орлов пошёл против течения, продираясь своим худеньким телом сквозь огромную толпу горожан. Он почти выдохся, когда смог наконец добраться до железной калитки с заветной надписью «Выход». Но как только он приоткрыл тяжёлую дверцу, чтобы выйти из душных цепких уз городского сада, за спиной его раздались громкие крики.

– Это он, он, скорее остановите его!

Петя обернулся и увидел перед собой Розового Льва. Плюшевый костюм был совсем новый, видимо, приготовленный специально для праздника. Лев приветливо помахал Орлову огромной лапой и жестом позвал за собой.

– Я? Вы это мне? – недоумевающим голосом переспросил Петя.

– Ну ты же Орлов? – уточнил Розовый Лев приятным переливающимся баритоном.

– Ну допустим.

Из-за спины Льва показался грузный охранник с дубинкой в руках.

– Он это, он, – прохрипел блюститель порядка.

Охранник подошёл вплотную к Пете, наклонился над ухом и быстро прошептал:

– Ты давай уже быстрее собирайся. У Николая Борисовича каждая секунда на счету.

Петя посмотрел в красные от гнева глаза охранника и вдруг понял, зачем он понадобился этим двоим.

– Я, я, я не хотел, – дрожащим от страха голосом залепетал мальчик. – Вы понимаете, я думал просто ударить, а он вот так… Упал… Больной совсем… Я же не знал, что он болен…

– Да что ты такое несешь! – закричал возмущающимся голосом охранник. – Кто ты такой, чтобы мы тут ещё слушали твои оправдания. Быстрее, я сказал. Ноги в руки – и за Николаем Борисовичем!

И с этими словами он схватил Петю за руку и потащил за собой к удаляющейся фигуре Розового Льва. Петя шёл не сопротивляясь. В голове его вихрем проносились самые разные мысли, одна мрачнее другой: «А как папа, а он же совсем расстроиться, ещё с этим кредитом. А может и лучше так, увезут куда-нибудь в приют, там буду жить подальше отсюда. А потом выйду и уеду куда-нибудь подальше, где никто меня не знает. Но зачем такой позор сегодня? Как выдержать? Что они все на меня смотрят? Где Киря? Если он здесь? А Марина? Боже… Какой позор».

Лев и охранник проскочили через аллею и оказались возле главной городской сцены, со всех сторон окружённой жадной до зрелища толпой горожан. На сцене уже заканчивал своё выступление местный стендапер под слабый, вымученный хохот зрителей.

Лев махнул лапой какому-то высокому мужчине в дорогом тёмно-синем костюме, который стоял на ступеньках лестницы, ведущей прямо на сцену. Последний держал в одной руке микрофон, а другой каждую секунду тапал худыми пальцами по экрану айфона. Заметив Льва, он стремглав кинулся к нему, что-то прошептал на ухо и посмотрел пристальным взглядом на Петю.

– Этот что ли? – строго спросил он Льва, не отрывая от Пети глаз.

– Он самый, – подтвердил Лев.

– Ну хорош, нечего сказать, – покачал головой мужчина и нахмурил свои красивые густые чёрные брови.

Петя побледнел от подступающего страха, сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он повернулся назад, надеясь как-нибудь ускользнуть, но наткнулся сразу же на твердый живот охранника.

– Будем тогда объявлять? – обратился мужчина снова к своему розовому товарищу.

Лев лишь кивнул ему в ответ. Мужчина поманил Петю за собой и стал подниматься по лестнице.

– Я не хочу, я не хотел, – залепетал Петя, проглатывая от волнения слова.

– Да иди ты уже, – рассержено подтолкнул его в спину охранник, и Петя покорно поплёлся за мужчиной прямо на сцену. Как только он вступил на подмостки, вся площадь задрожала от неистового крика толпы. Перед глазами мальчика промелькнули тысячи глаз, округлившихся от подступающего волнения и любопытства. Все лица слились у него в однородную серую безликую массу, для которой он был лишь бедным узником, приговорённым к позорной казни.

– Дорогие зрители, вы продолжаете ждать? – громко прокричал в микрофон мужчина.

Толпа ответила ему лишь яростным рёвом.

– Ну тогда, я наконец объявлю его вам! Итак, новым обладателем премии будущего становится… Пётр Орлов!