Полная версия
Розовый Лев
– Да, хуже всех! – произнёс с досадой Петя и пошёл в класс.
Глава 3
Когда Петя зашёл в класс, ребята уже вовсю работали над сочинением. Статная Ольга Витальевна, в белой накрахмаленной блузке, заправленной в чёрную бархатную юбку, ходила между рядами, тихонько заглядывала в тетради и поправляла слова. Заметив Петю, она лишь кивнула головой и жестом пригласила сесть за парту.
Мальчик прошёл быстрым шагом к своему месту и тяжело опустился на пустующий стул. Кирилл, с которым они сидели вместе с третьего класса, написал уже всё сочинение и теперь кропотливо пыхтел над запятыми.
– Пётр, тема нашей работы – «Что такое милосердие?», – неожиданно обратилась Ольга Витальевна к нашему герою, только что открывшему тетрадь.
– И что же? – презрительно усмехнулся Петя. – Если я злой по жизни, что мне тогда писать?
Больше всего он не мог терпеть сочинения, которые получались у него, по словам Ольги Витальевны, какими-то вымученными, безжизненными, с такими же безжизненными словами, лишёнными всякого смысла.
– Неужели совсем ни к кому не испытываешь жалости? – кротко спросила учитель.
Петя почувствовал в её голосе жалость, и стал злиться от этого ещё сильнее. Он ненавидел, когда его жалели и всегда старался скрывать проблемы, особенно те, что вертелись в его семье. Мальчик посмотрел на Ольгу Витальевну исподлобья полными гнева глазами и резко смахнул тетрадь на пол. Учительница вздрогнула от страха, а весь класс замер в ожидании интересной развязки.
Однако к всеобщему разочарованию женщина не стала звать завуча и даже не повысила на Петю голос. Она лишь подошла к брошенной тетради, аккуратно подняла и положила обратно на парту.
– Тогда так и пиши, что в милосердие ты не веришь совсем, только пиши, прошу тебя, – прошептала она спокойным умиротворяющим тоном. – Ты же знаешь, что у тебя выходит двойка. Я очень не зочу, чтобы ты получил ещё одну.
– А что будет, если получу? – вызывающе бросил Петя.
– Я этого не переживу…
В воздухе повисла длинная пауза. Петя, ошарашенный таким ответом, быстро открыл тетрадь и начал выводить буквы. Ему вдруг стало стыдно за себя и за весь класс, который всегда тихо посмеивался над Ольгой Витальевной, называя её «блаженной».
Петя не помнил, сколько исписал он страниц в поисках подходящей мысли. Всё, что появлялось на бумаге, ему не нравилось, потому что было, опять же, ненастоящим и лишённым глубокой мысли. Когда прозвенел звонок, наш герой только разбирался со вступлением, записывая финальное предложение в черновике.
Дети быстро сложили работы на учительский стол и с весёлым смехом умчались в коридор. Петя грустно посмотрел на часы, потом на Ольгу Витальевну, повернувшую голову к окну, схватил себя за голову и тихо застонал.
– На, возьми, – вдруг услышал он позади себя кроткий голос Сони.
На столе у него вдруг оказалось готовое сочинение, которое Соня сотворила для него своей заботливой рукой.
– Не надо, забери, – грубо ответил Петя, смял «подарок» Сони и отшвырнул в сторону.
Девочка покраснела, опустила в глаза в пол и поскорее выбежала из класса.
Ольга Витальевна встала из-за стола и подошла к Петру. По дороге она подняла сочинение Сони, аккуратно распрямила его своими изящными тонкими пальцами и положила обратно Пете на парту. Присев рядом с мальчиком, учительница взяла его за дрожащую руку, посмотрела прямо в глаза и едва слышно произнесла:
– Петь, я понимаю, что Бог тебе не дал хорошей жизни.
Петя вздрогнул от её слов. Никогда ещё Ольга Витальевна не заводила с ним личные разговоры.
– Но ты сам вокруг себя её сделай лучше?
– И как же по-вашему? – ухмыльнулся Петя, вырвав руку.
– Ну не знаю…На спорт запишись, бабушке-соседке помоги пакет с продуктами до дома донести, – нерешительно ответила женщина.
– Ольга Витальевна, вы же меня с пятого класса знаете. Я даже лишним куском никогда ни с кем не делился.
– Ты не юродствуй, – произнесла вдруг Ольга Витальевна твёрдым учительским голосом. – Я видела вчера, как ты первокласснику помогал портфель нести. А как ты Цыфиркину в пятом классе защищал перед одноклассниками.
– Вы меня с кем-то спутали, – безучастно ответил Петя.
– Значит, хочешь плохим казаться? – вспыхнула Ольга Витальевна. – Ну хорошо! Раньше только добрые дела школьники напоказ выставляли, а сейчас под одеялом прячут. Ладно, не буду тебя задерживать, а то Михал Михалыч это дело не любит. Свободен. Слышишь, свободен!
Петя посмотрел на лицо учительницы, которое пылало от гнева. Сердце его неожиданно оттаяло, по телу разлилась приятная теплота. Похожее чувство он испытывал в детстве, когда мать брала его на колени и крепко сжимала в своих тоненьких чахоточных руках.
Мальчик встал с места, пригнулся к Ольге Витальевне и поцеловал в щёку.
– Орлов, ты чего? – подскочила от неожиданности женщина.
– Мачеху нельзя, так вас хотя бы можно. Вы мне всё равно, что мать.
И не сказав больше ни слова, он вылетел из кабинета.
Ольга Витальевна ещё с минуту сидела на месте, удивлённо уставившись на дверь. Потом она открыла Петину тетрадь с сочинением, в которой зияла огромная пустота и, смахивая с глаз подступающие слёзы, вывела ручкой «3/3».
Петр в это время уже и думать забыл про русский. Мысли его были заняты уроком физкультуры, на который он снова смертельно опаздывал. Михал Михалыча обычно щедро наказывал тех, кто переступал порог спортивного зала после звонка. Одна минута опоздания у него была равно одному отжиманию.
По дороге к спортивному зала Петя то и дело судорожно поглядывал на часы и отсчитывал набегающие отжимания. Когда он ворвался в раздевалку, она была уже пуста. Скинув портфель, Орлов достал из кармана пакет со сменной одеждой и дрожащими руками натянул футболку. Но только он приготовился выйти, как услышал за стенкой знакомые голоса. По громкому басу и тихому лепетанию мальчик различил, что разговор шёл между Михал Михалычем и Татьяной Ивановной, молоденькой практиканткой, которая вела у них биологию. Петя приложил ухо к стене и с любопытством стал слушать.
– Тань, говорю же после уроков, дети же, – дребезжащим оправдывающимся голоском пролепетал физрук.
– Слушай, у тебя когда их нет? Каждую перемену какой-нибудь баран пасётся, – раздражённо пробубнила Татьяна Ивановна.
– Ну так же, как и у тебя, – продолжал оправдываться Михалыч.
– Нет, Миш, я детей, как ты, не люблю.
– А что тогда здесь забыла?
– Целевое отрабатываю, ты же знаешь. Слава Тебе, Господи, три месяца потерпеть осталось. Кстати, я тебе рассказывала, что мне твой Орлов в контрольной написал?
Петя аж подпрыгнул на месте и стал слушать ещё внимательнее.
– Ну что? – безучастным голосом спросил Михалыч, которого меньше всего в этот момент волновал Орлов.
– А вот полюбуйся. Крестец в скелете у него называется «хвостец». И пририсовал даже.
За стенкой раздался громкий смех Михал Михалыча. Петя зарделся краской и отодвинулся от стены.
– Дебил он конченный. Вчера со своими дружками весь кабинет задымили вейпами, – не унималась Татьяна Ивановна.
– Тань, ну ты прежде, чем наезжать, разберись.
«А молодец Михалыч, своих не сдает», – похвалил Петя учителя.
Но тут в тренерской послышался третий голос, который принадлежал Вике Колесниковой, старосте класса.
– Михал Михалыч, звонок уже! Через козла прыгать идём? – спросила девочка своим строгим партийным голосом.
– Да Колесникова, лучше сейчас через козлов перепрыгнуть, чтобы потом об них всю жизнь не запинаться, – ехидно пошутила Татьяна Ивановна. – Ну что стоите? Стройтесь! Дай мне свистнуть, Михалыч!
За стенкой раздался громкий дребезжащий звук верного спутника физрука. Петя, не желая больше подслушивать, со всех ног бросился в зал, где уже стоял весь класс в ожидании учителя. Вклинившись между Кириллом и другим одноклассником, наш герой повернул голову к двери и с улыбкой встретил влетевшего Михалыча.
– Сегодня мы сдаём нормативы, знаете, наверное, – кинул физрук прямо с порога, – и подтягивания для особо одарённых, коих из вас, я вижу, нет. Но для начала хочу спросить одну вещь. Вчера на биологии кто-то оставил кожуру от банана в цветке.
И с этими словами учитель подошёл к скамейке, вынул из-под неё небольшой горшок с геранью и протянул его к классу. Прямо под листьями красовалась уже изрядно почерневшая шкура от банана, а рядом с ней лежал тетрадный листок, на котором было написано чьим-то корявым почерком «Огород».
Стройная шеренга школьников покачнулась от смеха. Больше всех надрывался хозяин кожуры – Петр Орлов.
– Ну так этот же удобрение, – давясь от хохота, выкрикнул наш герой.
– Десять отжиманий!
Грозный голос физрука застал Петю сейчас же прийти в себя. Побледнев, он вышел на середину зала и встал в планку. По мертвенно-бледному лицу Михалыча Орлов понял, что тот уже знает, чьих рук было это неблаговидное дело.
«Что за крыса сдала?» – вихрем пронёсся по шеренге гул из нескольких мальчишеских голосов. Петя злобно окинул взглядом физрука, презрительно смотревшего на него сверху вниз, и решился на крайность. Он понял вдруг, что терять больше нечего, а значит, нужно добивать себя до конца. В такие моменты он ненавидел весь свет и в первую очередь себя самого за то, что не мог ответить Михалычу таким же презрением, и поэтому выглядел особенно жалким в его глазах.
– Михал Михалыч, какой у вас хвостец?
Физрук подскочил на месте от такого неожиданного вопроса.
– Я хочу узнать большой он у вас или маленький? А то Танечку вашу эта тема сильно цепляет.
– Сорок отжиманий, нет, сто! – подавившись слюной от гнева заорал Михалыч. – Падай, падла, на землю.
Но слова его были проглочены тут же общим хохотом, который как победная песня пронесся над залом. Петя снисходительно улыбнулся Михалычу, уставившемуся в пол. Однако в это время в кармане у него как нарочно задребезжал смартфон. Мальчик поскорее вынул телефон и взглянул на экран, где красовалось сообщение от Кирилла. В маленьком прямоугольном окошечке было написано «Зайцев».
Петя позеленел от злобы и, вскочив немедленно на ноги, бросился к щупленькому однокласснику, стоявшему самым последним в строю. В одну секунду свалив мальчика на пол, он начал бить его кулаками, не замечая никого вокруг.
– Вот тебе крыса конченная! Вот тебе! – неистово кричал Петя, ударяя по лицу свою жертву.
К счастью, Михал Михалыч, для которого вся эта сцена явилась полной неожиданностью, быстро опомнился. Подлетев сзади к Орлову, он со всей силой оттащил его от Зайцева, вышвырнул в коридор и захлопнул дверь. Петя подполз к стене, прислонился к ней спиной и закрыл лицо руками. Сердце его разрывалось от стыда и гнева. В эту минуту он хотел лишь одного – оказаться где-нибудь подальше отсюда, в полном одиночестве, чтобы только не видеть этих настырных глаз одноклассников, в которых нельзя было отыскать ни капли сочувствия.
Очнуться его заставил голос школьного врача, дородной высокой женщины, примчавшейся сюда ради Зайцева.
– Ты пострадавший, что ли? – наклонилась она к Орлову.
– Ага, как же, – с усмешкой ответил показавшийся в дверях Михал Михалыч. – Этот только калечить умеет.
– Ну оборотень, как таких земля только носит! – воскликнула в негодовании врач и, злобно посмотрев на Петю, скрылась в спортзале.
Михал Михалыч, проводив её взглядом, присел рядом с Петей, положил ему руку на плечо и сказал вдруг мягким дружеским голосом:
– Орлов, ну что с тобой? Ты же не зверь? Знаю, что нет, с пятого класса знаю. У него же лейкемия, третья стадия.
Услышав последние слова, Петя вскочил неожиданно на ноги и посмотрел на Михал Михалыча недоумевающим взглядом.
– Что уставился? – спросил, нахмуришись, физрук. – Как будто не знал об этом. Знал же? Знал?
– Как же так? Он же в школу ходит? – растерянно произнес Петя.
– Ходит, потому что не хочет не ходить. Потому что не хочет дома гнить в четырёх стенах, обложенный лекарствами и учебниками. Мы сами неделю назад узнали. Бабка его одна воспитывает, сирота он полный. Химия через неделю будет, а потом операция, если повезёт, конечно, с донором. И с деньгами. Ему три миллиона нужно, чтобы остаться в этой грёбаной жизни. Понимаешь, целых три ляма! У него бабка за год столько не заработает. И почему одним смерть, а другим подлюгам только зазря штаны протирать в этой жизни? У него каждая капля крови на вес золота, понимаешь ты это? Да, кому я это всё говорю!
И махнув в отчаяние рукой, Михал Михалыч снова ушёл к Зайцеву, над которым всё ещё колдовала врач. Петя посмотрел пустыми глазами сначала на своего больного одноклассника с припухшим от удара носом, а затем на свои жилистые руки, сотворившие такое зло. Орлов ударил себя несколько раз по щекам, рухнул на пол и, спрятав голову в коленях, тихо заплакал.