Закрой глаза и смотри

Фыркаю.

– Ох, даже так. Это удар ниже пояса, Яньчик.

– Ну прости, – произносит без всякого сожаления.

Ладно, посмотрим… Фанатом футбола она может и не быть, а вот моим…

– Ты занимаешься каким-то спортом?

– Всё ещё пытаешься составить мой портрет? Нет, не занимаюсь.

– Значит, от природы стройная.

Уверен, что она стройняшка. И секси. Такой голос может быть только у сексуальной девушки.

– Опять ты о внешности… – разочарованно говорит Яна.

– А тебе типа совсем неважно, как я выгляжу?

– Неважно, – выдавливает каким-то странным тоном.

– Только не говори мне, что вновь хочешь сбежать, – тянусь к её руке, сжимаю тоненькое запястье. Зачем-то признаюсь: – Я впервые за эту неделю чувствую себя нормально. Почти полноценным. Потому что мы в равных условиях. Мне это нравится.

И это, блин, так жалко звучит…

Тут же жалею, что вывалил всё это на неё.

– Денис… – мягкое прикосновение к плечу. – Мне правда нужно идти.

Ну нет… Нет же, блин!

Яна вытаскивает свою руку из моих цепких пальцев, поднимается.

Ладно, вали… Раз уж тебе претит моё общество.

Да-да, теперь зажимаюсь я.

Слышу, как она уходит. В груди как-то мерзко и тошно. Словно кусок брони сорвали, и теперь я стал очень уязвим и вообще унижен.

Ну подумаешь, слепая девочка от меня сбежала! Каждый же день, блин, такое происходит!

– Денис, всё хорошо? – голос моей сиделки.

– Да, всё супер, – раздражённо бросаю в ответ. – Хочу в свою комнату. Проводите?

– Конечно, пойдём.

Глава 8

Яна

Щёки мои горят под взглядом матери. А руку покалывает от прикосновений Дениса.

Странно это всё…

Вот что мне мешало его поправить?

Просто сказать: «Нет, ты всё не так понял. Я вижу, и я не пациентка этой клиники. Мой отец основал её. А твоя сиделка – это моя мама».

Но нет же, я зачем-то продолжила этот цирк. И даже убедила себя, что всё сделала правильно. Ведь Денис признался, что ему со мной комфортно именно потому, что я, типа, тоже не вижу.

Не это ли мы должны создавать нашим пациентам? Комфорт!

Но как только отхожу в сторону, снова начинаю сомневаться. Я, вроде как, его обидела своим поспешным уходом.

Мама подходит к Денису. Она нас не слышала, но видела, что парень держал меня за руку. Помогает Денису встать. С тростью он управляется плохо, и мама забирает её. Подзывает меня рукой, молча подхожу. Вручает трость Дениса. Теперь у меня их две.

– А собаку-поводыря получить реально? – спрашивает он у мамы.

Они медленно идут ко входу в жилой корпус. Молча плетусь за ними.

Мама отвечает:

– Собак-поводырей выдают только совсем слепым, Денис. А ты – будешь видеть.

– Очень на это надеюсь, – скептически хмыкает. – А когда, кстати?

– Через пять дней снимут повязку. Сначала сможешь различать лишь размытые контуры, но постепенно полноценное зрение должно вернуться. Через две-три недели.

– Ключевое слово «должно», – безрадостно фыркает парень.

– Немного позитива, Денис Альбертович. Время летит быстро.

– Здесь нечем заниматься, – продолжает он раздражённо. – Единственная интересная девушка – и та сбежала от меня, прикиньте?

Мама оборачивается, бросает на меня непонимающий взгляд. Я складываю ладошки у груди в умоляющем жесте и делаю щенячьи глазки. Безмолвно молю её не говорить обо мне. Вообще ничего. И то, что я иду прямо за ними – тоже. Мама понимает меня на каком-то ментальном уровне, отворачивается и говорит Денису:

– Девушки – странные создания. К каждой нужен свой подход.

Гольдман фыркает.

– У меня по этой части проблем нет.

– Верю, – отвечает мама.

Слышу в её голосе улыбку.

Заходим в здание.

– Можно, я сам? – Денис выдёргивает руку.

– Да, конечно, – мама уступает.

И мы вместе наблюдаем за тем, как этот крепкий высокий парень пытается найти свою дверь.

Ведёт ладонью по стене и бубнит про себя, считая шаги.

«Семь шагов вперёд, два направо, поворот налево…»

Наконец касается ладонью дверной ручки.

– Я попал? Это моя дверь?

– Да, всё верно, – подходит к нему мама.

Денис открывает дверь ключом-картой. Они с мамой заходят внутрь, а я остаюсь в коридоре. Жду маму, прислонившись спиной к стене. Мысленно перевариваю разговор с Гольдманом. Временами парень был совсем неплох, если не считать его повёрнутости на внешности.

Теперь мне почему-то безумно хочется посмотреться в зеркало. Ничего нового я там, конечно, не увижу: рыжие волосы, веснушки, зелёные глаза. Вообще-то, считаю себя довольно симпатичной. Не королева красоты, но и не дурнушка.

А внешность Дениса вообще оценить невозможно. Повязка закрывает половину его лица. Хорошо видно кончик носа, подбородок, губы… Красиво очерченные губы и волевой подбородок.

Достаю телефон и вбиваю в поиск браузера: «Футбольный клуб имени Гольдмана». И, как сталкер, изучаю фотки команды. Дениса на них не заметить просто невозможно. Парень всегда в самом центре. На руке у него капитанская повязка, на футболке – цифра пять. Приближаю фотографию. Всматриваюсь в черты лица. Глаза у него и правда серо-голубые. Взгляд глубокий, брови – широкие, тёмные и немного нахмуренные, несмотря на то, что он широко улыбается.

Надо признать, Денис довольно красивый парень. Но я, конечно, ему об этом не скажу.

Наконец появляется мама, забирает у меня одну трость и снова заходит к Денису в комнату. Возвращается тут же, забирает и вторую трость.

– Пойдём, Ян, объяснишь мне, что происходит.

Выходим с ней на улицу. Мимо проходит Влад.

– Владик, верни, пожалуйста, Марфе Геннадьевне, – отдает трость медбрату. И сразу сосредотачивается на мне: – Я немного не поняла, Яна. Ты действительно сказала Денису, что слепая?

Она как раз всё правильно поняла… Видимо, они с Денисом всё же поговорили обо мне.

– Да, сказала, – признаюсь, потупив взгляд. – Прости, всё как-то само получилось.

– Вообще не могу понять, как такое могло получиться! – возмущённо всплёскивает она руками. – Ты хотела над ним жестоко подшутить или что? Никогда не думала, что ты на такое способна!

– Мам, всё не так! Я совсем не хотела этого! Он сам так подумал. И сначала я просто не успела сказать ему правду, а теперь и не хочу. Ему комфортнее общаться со слепой девочкой. Он сам так сказал.

– А вот тут не поспоришь. Устроил мне допрос с пристрастием. Кто ты, откуда.

– И что ты ему ответила? – испуганно выдыхаю.

Мама хмурится.

– Ничего определённого. Поверить не могу, что тоже влезла в эту авантюру.

– Мам, это не авантюра. Это ложь во благо. Я смогу составить ему компанию, возможно, мы подружимся. И он не впадёт в депрессию, находясь здесь. Просто разреши мне врать ему о своём зрении.

Не знаю, в какой момент в моей голове созрел этот сумасшедший план, но сейчас я чётко уверена, что должна поступить именно так.

Как минимум мне не придётся быть сиделкой Дениса Гольдмана вместо мамы и терпеть его общество с этой позиции. Расстановка ролей сейчас нравится мне больше. Вряд ли он сможет быть жестоким со слепой девочкой.

Мама хмурится ещё сильнее и качает головой.

– Ян, это сумасшествие. Так нельзя. Это обман.

– Но вру я, а не ты. К тебе никаких претензий. И папе не скажем.

– Ещё лучше! – снова всплёскивает руками. – Давай ещё и папу будем обманывать.

– Мы ему просто не скажем, – настаиваю я.

– Нет, скажем. Прямо сейчас, – мама смотрит поверх моего плеча.

Оборачиваюсь, там отец. Ну вот…

– Я душ приму, а потом ещё одна операция, – говорит он, продолжая идти.

Мама устремляется за ним, я – следом.

– Вова, у нас тут очень щепетильная ситуация.

– А что случилось? – останавливается и разворачивается к нам.

И мама ему всё рассказывает. И о том, что я притворилась слепой, и о том, что Денис расспрашивал маму обо мне…

Отношения родителей строятся без лжи и недомолвок. Как же я могла об этом забыть, блин!

Папа внимательно слушает, вглядываясь в моё лицо, а потом начинает улыбаться.

– Это невинная ложь, Наташа, – говорит маме. – Пусть молодёжь сама разбирается, как им общаться.

– Ты считаешь, что… – удивлённо вспыхивают глаза мамы.

– Ну да, – кивает папа.

Они умеют общаться без слов, только взглядами. А я вот совсем не поняла, о чём они, собственно.

– Но потом, конечно, надо будет признаться. И сделать это, не ранив чувства другого человека, – подытоживает папа.

– Какие чувства? – удивлённо моргаю. – Я просто помочь Денису хочу. Может, мы и не будем общаться…

– Будь мудрой, Яна, – касается моего плеча папа. – Если вывезешь эту ситуацию, значит, справишься с чем угодно.

Через минуту они расходятся. Папа по своим делам, мама по своим. А я… Да я просто в шоке!

Они что, решили, что этот парень мне понравился? И дали своё благословение водить его за нос?

Похоже, я попала в какую-то параллельную реальность…

Присев на лавочку, пишу сообщение Марго. Моя школьная подружка умеет смотреть на всё происходящее совершенно под иным углом, чем остальные.

Прочитав мою исповедь о Гольдмане, Марго записывает голосовое сообщение. И пока я терпеливо жду, на улице появляется Денис с тростью. В комнате ему явно не сидится.

Наблюдаю за парнем. Он медленно, но верно идёт по аллее к лавочке. Садится. Вертит в руках телефон. Между нами метров пятнадцать, и я не слышу, что он говорит, прижав динамик к губам.

Прослушиваю сообщение от Марго.

– Пфф, всё понятно! Ты же синий чулок, Ян. Дай родителям порадоваться тому, что тебе, наконец, хоть кто-то понравился.

«Он мне не понравился», – пишу в ответ.

«Врёшь! – приходит от подруги. – ВРЁ-Ё-ШЬ! Не стала бы ты так сильно заморачиваться и устраивать это театральное представление. И мне бы ты не написала. Как там, говоришь, его зовут? Надо глянуть в интернете, как выглядит парень, из-за которого у моей подруги наконец-то поехала крыша. Ура!»

Глава 9

Ден

Надо было остаться в комнате. Просто лежать и считать минуты до ужина, потом до отбоя. Ах да, ещё же чёртов душ надо пережить.

Хочется, чтобы время бежало быстрее, но когда я валяюсь в кровати, оно как-то совсем не идёт. Поэтому я снова здесь – на аллее, которую даже не вижу.

Веду носом, как собака, пытаясь понять, что меня окружает. Стрёмная, дебильная ситуация… Никому не пожелаешь, даже врагам.

Вокруг меня цветочные запахи, но я совсем не разбираюсь в цветах. Медбрат Влад говорил, что здесь есть какие-то посадки, клумбы… Возможно, поэтому так и пахнет. Но меня интересует сейчас исключительно запах клубники. Я жажду вновь почувствовать ту девчонку, уловить её тоненький аромат где-то поблизости. Но тут только цветы, никаких ягод.

Сижу на скамейке, слушая бесконечные сообщения. Фаны пишут постоянно. Пара писем из вуза, в котором я пока не появлялся.

По указке отца поступил на факультет экономики и финансов. Хочу ли я туда? Абсолютно нет.

Большинство моих друзей пошли учиться на юристов, но это тоже не моё. Моё – это спорт. Я загибаюсь без физухи.

Не спорю, мозги тоже прокачивать нужно. Однако глубоко покопавшись в себе, я понял, что для начала сходил бы в армейку. Потом поступил в академию МВД и двигался бы дальше в этом направлении. Но батя отмазал меня от армии. Точнее, купил военный билет. И меня ждут в универе на совершенно непривлекательном для меня курсе. Короче, я в тупике. Ничего не вижу, ограничен в передвижениях, одинок…

Депрессняк, кажется, усиливается.

Можно вновь обратиться к психологу, конечно. Меня консультировали перед операцией. Но это как-то стрёмно – вытаскивать наружу все свои внутренние загоны.

Перед операцией на этом настояла сестра, потому что (о, ужас!) я боюсь больниц. Был триггер из детства. Но вроде уже отпустило.

– Можно составить тебе компанию? – внезапно раздаётся справа женский голос.

Дёргаю головой, интуитивно пытаясь посмотреть на девушку. И тут же внутренне бешусь, что не могу этого сделать. Веки прикрыты повязкой, попытка открыть их лишь добавляет неприятных ощущений.

Бесит!

Тем временем девушка садится, задевая локтем мою руку. Слышу, как чиркает зажигалка.

– Тут можно курить? – изумляюсь я.

– Вообще-то, нет. Но никто же не видит.

Ну да, и я, собственно, тоже. Это такой подъ*б, я не понял?..

– Эвелина, – представляется она.

– Денис.

– Да, знаю… – произносит на выдохе, и меня обволакивает густым запахом табака и ментола. – Ой, прости. Не хотела дымить на тебя.

Слышу, как она вновь затягивается и шумно выдыхает.

– Знаешь, кто я такой? – спрашиваю удивлённо.

– Я здесь работаю.

Оо, это всё объясняет.

– Вижу, что ты хандришь, вот и решила подсесть.

В её голосе слышны откровенные нотки флирта. Эвелина явно молода. Лет двадцать пять, может, чуть больше.

– Это не хандра. Я просто гуляю, – усмехаюсь.

– Да ладно тебе! Мне можешь пожаловаться на жизнь. Я никому не расскажу, – щебечет она весело.

И тут я ощущаю прикосновение её пальцев к подбородку. Эвелина уверенно разворачивает моё лицо к себе.

– Я тоже могу пожаловаться на жизнь. Чтобы мы на равных были.

Это что – какой-то дикий способ привлечь моё внимание? Или что она вообще делает?

Теряюсь… Бля… В первый раз в жизни меня сносит от неуверенности в себе. Или во второй. С моей клубничкой меня тоже качало, но немного иначе.

Дёргаю головой, пальцы девушки соскальзывают. Лениво разваливаюсь на лавочке, упираюсь головой в край спинки.

– Давай ты. Начинай, – роняю небрежно.

Не сбегать же от неё, как лоху. Пусть вещает.

– Меня отстранили от основной работы и перевели практически в лаборантки, – довольно мрачно произносит Эвелина.

– И чем ты провинилась?

– Личная неприязнь заведующего отделением. Ему постоянно на меня стучат. Завистливые ущербные бабёнки из приёмного покоя, терапии, хирургии… Да весь женский персонал меня не любит! – говорит она возмущённо. – Потому что я красивая.

Ооо… Вот оно что. Ну бывает. Конкуренция – она такая.

– Ты же и сам сталкивался с таким, да? – касается моей руки, невесомо гладит запястье. – Капитан команды, одарённый мальчик из обеспеченной семьи. Не всем так везёт. Сто процентов – у тебя тьма завистников.

Какая осведомлённость по поводу моей жизни.

Снова чиркает зажигалкой, глухо смеётся.

– Давай теперь ты. А то я лишнего наговорю, и ты от меня сбежишь.

И что-то такое щемящее проскальзывает в её тоне… Словно эта Эвелина сломлена так же, как я.

Хотя всё же по-другому.

– Дай сигарету, – протягиваю руку.

Она вкладывает в мою ладонь пачку. Отдаю обратно.

– Свою дай.

Просовывает тонкую сигарету между моими пальцами. Наклонившись, растираю окурок об асфальт.

– Теперь не сбегу, – ухмыляюсь. – Сам не курю и девчонок курящих не выношу.

– Я учту, – хмыкает Эвелина. – Хочешь погулять?

– Хочу. Но не выдержу, если ты будешь водить меня за ручку.

– Тогда погуляем, когда ты вновь прозреешь.

– Может быть.

Внезапно прижимается к моему уху губами и томно шепчет:

– Ты захочешь со мной погулять, красивый мальчик… Обещаю!

Самоуверенная. Возможно, и правда красотка. Затащить её к себе в апартаменты не проблема, но я пока не хочу.

– Я побегу, пока и дочка босса на меня не донесла, – хихикает Эвелина и, чмокнув меня в щёку, сбегает.

В воздухе витает запах ментола и табака. И от пальцев тоже пахнет её сигаретами. Это неприятно.

Внезапно кто-то легонько пинает меня в кроссовок.

– Привет, футболист! – голос того американца. – На ужин пошли, буду учить тебя резать шницель. А то ещё пальцы себе отрубишь.

Смешно… Нет, правда. Кит реально довольно неплох.

– Проводишь? – поднимаюсь, раскладываю трость.

– Нет, блин. Буду угорать, шагая сзади, – стебёт он меня. – Да давай уже сюда свою палку. Сам тебя отведу.

Сглатываю колючий ком в горле. Мне вновь паршиво, несмотря на всё веселье американца. Не привык я к ущербности, в общем.

Кит крепко держит меня выше локтя, а я стараюсь доверять ему и просто иду вперёд.

В больнице меня дезориентируют медикаментозные запахи, в саду было лучше. А вот в столовой пахнет довольно неплохо.

Нащупываю спинку стула, сажусь. Кит вроде тоже садится рядом. Кажется, кто-то ставит передо мной поднос. Веду пальцами по пластиковым бортикам, натыкаюсь на тарелку.

– Спокойно, тут нож. Под правой рукой.

Нащупываю его и промахиваюсь, схватившись за лезвие. Нож не острый, но всё же царапает мне ладонь.

Моего запястья касаются чьи-то пальцы и тут же исчезают, когда я роняю нож обратно на поднос. Кит рядом угорает:

– Вот ты маньяк!.. Взял и ладонь себе вспорол.

Трогаю рану. Да вроде несильно, даже кровь не течёт.

К ладони прижимается что-то мягкое и влажное. Щиплет. Инстинктивно отдёргиваю руку.

– Это перекись, прижми салфетку, – говорит Кит.

Но я уверен, что он ко мне не прикасался. Это кто-то другой.

Чудится запах клубники, но наверняка это уже шиза. Слепая девочка не смогла бы помочь мне с раной.

– Ножик я забираю, – отвлекает меня Кит. – Ешь так. Кусай, короче, шницель. И тут ещё рис, с ним придётся повозиться. Или сиделку позвать?

– Не надо.

Отложив салфетку, вновь веду носом, как собака, и кручу головой по сторонам. Прислушиваюсь к голосам и всяким звукам в столовой. За соседним столиком – старческие разглагольствования. За спиной – только размеренное шкрябание приборов о тарелку. Ещё слышно тихое хихиканье, вроде бы это Маша. И того картавого мальчика я тоже слышу.

– Кого-то ищешь? – спрашивает Кит

– Да, слепую девочку. Яну. Знаешь такую?

– Нет, не знаю, – неуверенно. И тут же: – А зачем она тебе?

– Пока не понял.

Глава 10

Яна

Не понял он… Зато с Эвелиной ему всё было понятно. И улыбался и позволял её губам творить всякие вольности.

Ревнуешь, Ян?

Пфф! Ещё чего?!

Спасибо Киту, он не сдает меня, не говорит Денису, что я стою рядом. Но явно ждёт моих объяснений по этому поводу. Это читается в глазах и гримасе Уилсона.

Денис берётся за ложку и тут же её откладывает.

– Мне бы руки помыть, – говорит Киту.

– Ну пошли.

Оба поднимаются. Уилсон ведет его к раковине.

Отхожу к соседнему столику, отвлекаюсь на брата.

– Что ты делаешь, Ром?

Брат усердно заворачивает шницель в салфетку. Ещё и Машину порцию забрал.

– Это Бумелу, – заявляет безапелляционно.

– Бумера и так кормят. Быстро положи обратно на тарелки, – нависаю над Ромкой.

Он закатывает глаза.

– Бумелу дают только колм. Сухали какие-то. И пахнут бэээ.

Маша хихикает, прикрыв ладошкой рот. Явно поддерживает моего брата.

Всё, я сдаюсь.

Да пусть делают, что хотят!

Прохожусь по всей столовой. Здороваюсь с пожилыми пациентами, они сидят своей компанией. Кому-то помогает персонал. У одной пациентки здесь дочь вместо всяких сиделок. Моей мамы тут нет, она занята в приёмном покое. С Толиком возится Тамара Борисовна. Явно злится на мальчишку, потому что рисом мы ему тоже не угодили.

Да пусть родители заберут его уже домой!

Злюсь я в общем… И вроде бы без повода.

Взяв свою порцию, занимаю столик для персонала. Здесь пока только Влад и Герман – оба медбратья.

– Отец этого Гольдмана нам всю кровь выпьет, если его сыночек не прозреет, – шепчет Герман. – Понять не могу, что он вообще тут делает. Такие лечатся за бугром.

Меня бесспорно задевают его слова.

– Ой, да перестань. У нас ничем не хуже, чем в той же Швейцарии, – уничижительно смотрю на парня.

– А я и не про медицину, Ян. Врачи у нас зачётные, факт. Но удобства, питание, развлечения там всякие на время реабилитации… На троечку с минусом.

– А мы не санаторий. У нас задача другая, – спорю я. – Мы не развлекать их тут должны, а лечить. Мой отец с этим прекрасно справляется.

– А Маша? – дергает Герман бровями. – Что ты о ней скажешь?

– Её бы и за твоим хвалёным бугром не вылечили.

– Да хорош! – вклинивается Влад. Строго смотрит на Германа. – Нормальная у нас больница и удобства в норме.

– Естественно, – елейно улыбается медбрат. – Что же ты ещё скажешь при дочке босса? Всё, я удаляюсь.

И Герман сбегает от нас. В отличии от Влада, он частенько недоволен рабочими условия и жизнью в целом. Личность он такая – ворчливая. А Влад двухметровый обояшка и добряк.

– Забей, Ян, – говорит он мне. Пару минут пристально смотрит на Гольдмана, а потом выдаёт: – Но в чем-то Герман прав. Такие как он, здесь не частые гости. И дело не в том, что у него семья состоятельная. Просто у спортсменов же страховка и договора с ведущими клиниками страны. У нас нет такого функционала.

– А было бы неплохо, согласитесь, – подсаживается к нам Эвелина. – Если бы вот таких мальчиков-футболистов к нам привозили. А не этих, – стреляет пренебрежительным взглядом на пожилых пациентов.

– Ты всегда можешь сменить место работы, Эв, – по доброму говорит ей Влад.

Девушка расплывается в сахарной улыбке.

– Ну конечно я здесь не навсегда. Просто ищу пока варианты.

Ага, как заиметь себе спонсора по-богаче…

Эвелина глаз не сводит с Дениса, накручивая пепельный локон на палец. Влад нас покидает. Я бы тоже ушла, но мне нужно проконтролировать Гольдмана. Моих обязанностей никто не отменял. Частично этот парень на мне. И Толик, если Тамара Борисовна попросит.

Оборачиваюсь, ищу её глазами. Но ни Толика, ни сиделки, уже нет в столовой.

Наелся наш привереда.

Денис пьет чай, они болтают о чём-то с Китом. Уилсон так смотрит на меня, словно предмет их разговора как-то связан со мной. Прислушиваюсь.

– Слишком мало информации, бро. Клубничный запах, нежный голосок… Должно же быть что-то ещё. Она блондинка?

– Ммм… дай вспомню. Я же точно видел какие у неё волосы, – цедит с сарказмом Денис. – Да не знаю я! – кажется злится. – Имени не достаточно, не?

– Всё, остынь. I'll find your strawberry. (Я найду твою клубничку.)

Что он только что сказал?

К сожалению я не так сильна в английском. Знаю какую-то элементарщину. Хотя папа настаивает на репетиторе, ведь будущему медику нужны иностранные языки.

– Ну что, пойдём мячик попинаем? – вновь подшучивает Кит над Денисом.

– Ага, уже бегу, – сверкает белоснежной улыбкой Гольдман.

Улыбка у него красивая, обаятельная. Рядом мечтательно вздыхает Эвелина. Я успела забыть о её существовании.

– Вот каких мальчиков надо к себе притягивать, Янчик, – тычет пальчиком в сторону Дениса. – Будь я его сиделкой, сделала бы так, чтобы он при выписке кольцо мне на палец надел и забрал с собой. А ты дурочка дремучая, даже слепого парня боишься.

– Я не боюсь…

Однако щеки мои горят от замечаний Эвелины.

– Боишься, – надменно лыбится она. – Ты всех боишься. И от Кита шарахаешься. Лечи свои комплексы, Золотце.

Вспорхнув из-за стола, Эвелина направляется к Денису. Что-то ему шепчет… И они… Вместе уходят из столовой.

А Кит направляется ко мне. Садится напротив, заговорщицки прищуривает свои чёрные глазища.

– Truth or dare? (Правда или действие?)

– Что?

Кит снисходительно улыбается.

– Я говорю: расскажешь, что происходит или за моё молчаливое участие в приколе над Деном, согласишься на свидание со мной?

Глава 11

Ден

Эвелина уводит меня из столовой. Слепо плетусь за ней, потеряв все ориентиры. Вонь эта больничная напрочь сбивает. То ли мы уже прошли мимо процедурки и движемся на выход, то ли мы вообще куда-то не туда свернули…

– Полегче… Притормози!

Врастаю ногами в пол, не позволяя Эвелине тащить меня дальше. Но она всё равно пытается сдвинуть меня с места.

– Нет, давай хотя бы из корпуса уберёмся. Пойдём…

– Зачем?

– Меня заругают, если увидят с тобой, – со смешком в голосе. – Не позволено мне с пациентами общаться.

– Часто общалась раньше? Неформально?

Кажется, до меня начинает доходить. Её же отстранили от работы с пациентами, что-то там про лаборантку она затирала…

– Людям свойственно выдумывать лишнее, сам же знаешь, – щебечет Эвелина, пробегая пальцами по моему бицепсу. Нежно массирует плечо. – Я просто приветлива. Со всеми.

Вот так приветлива? Гладит всех подряд… Однако её прикосновения приятны. Не останавливаю девушку.

– Так почему мы сбежали из столовой?

– Потому что некоторым это не нравится. Я люблю идти против системы.

Ну ладно… Сам такой. Точнее всегда хотел быть таким, но отец меня зверски ограничивал.

Я же Гольдман. Всегда под прицелом СМИ, и всё такое.

– И кому же не понравился наш совместный уход?