Хроники Кайдарии. Дурная кровь

Я подумал, что вряд ли он представляет себе значение слова «рад», но вслух пробормотал нечто невнятно-вежливое.

– Мы не были представлены друг другу, – проговорил он все тем же погребальным тоном. – Знаете ли вы, кто я такой?

«Ходячий труп», – подумал я, но вслух ничего не сказал, лишь смущенно кивнул.

– Признаюсь, что в последнее время я пристально следил за вашими инженерными достижениями, – продолжал Юнцт. – Военная пресса нахваливает «Заххак» – и в самом деле прекрасный образчик оружейного искусства – но мне куда больше пришелся по душе ваш боевой крюк модели «Грим». Я прочел статью о нем в «Современном членовредителе», и сразу же загорелся желанием опробовать это орудие на своих рабах. Увы, «Грим» так и не пошел в массовое производство, но через своего приятеля в военном отделе Инженериума мне удалось добыть экземпляр. И вот что я скажу – это совершенно потрясающая вещь! После парочки неловких замахов мне удалось одним ударом вырвать рабыне печень – о, как стенала эта человеческая потаскушка! А сколько было крови!

На лице Юнцта проступило некое подобие эмоций, отдаленно напоминающих восторг. Я вновь ощутил, как отступившая было тошнота накатывает мутной волной. С чего бы это? Снова жалость по отношению к человеческой самке? Но почему это неуместное чувство взялось истязать меня именно сегодня?

– Без всякой лести заявляю, что в моих глазах вы сразу встали в один ряд с лучшими оружейниками современности, – доверительно сообщил Юнцт, наклоняя свое лицо к моему. Я приготовился ощутить волну кладбищенского зловония, но, к счастью, почувствовал лишь едва уловимый аромат дорогого парфюма.

– Мне давно хотелось проконсультироваться с вами по одному небольшому техническому вопросу, – фаворит императрицы (судя по всему, имевшей весьма странные пристрастия) запустил руку за пазуху и извлек оттуда черную записную книжку весьма потрепанного вида. – Можем мы перекинуться словечком наедине?

Охваченный любопытством, я заверил, что нахожусь в его полном распоряжении. Фон Вул назвал этого вампира «дикой картой», так что теперь мне хотелось проникнуть в тайны этой загадочной и весьма отталкивающей персоны. Юнцт протащил меня сквозь толпу и вывел на пустую террасу, с которой открывался вид на садовый лабиринт во внутреннем дворике замка. В центре лабиринта виднелось массивное изваяние летучей мыши, сжимающей в лапах обнаженный меч – то был геральдический символ клана Дэйра, к коему имел честь принадлежать герцог Глемм. Дождь к тому времени прекратился, но облака в небе напоминали бесформенные кучи грязи, вот-вот готовые разразиться какими-то помоями.

– Я решил принять участие в следующем сезоне «Зова крови», – сообщил Юнцт, шелестя листками блокнота. – За разработку доспехов и экипировки взялся сам, и хотел бы узнать ваше мнение относительно некоторых инженерных решений.

Тут хрящеватый палец Юнцта ткнул в начерченную от руки схему на одной из страничек. Чертеж был совершенно дилетантский, так что я едва сдержал улыбку, но вскоре улыбаться мне расхотелось – конструкция предполагаемого устройства выглядела оригинальной и вполне работоспособной. То была пушка, стреляющая пятнадцатидюймовыми металлическими кольями, предназначенная для крепления на плече. Юнцт пустился в пространные разъяснения, листая страницу за страницей, на которых более детально были изображены отдельные элементы конструкции.

На одной из страниц я мельком заметил сам доспех, к коему должно было крепиться орудие. Выглядел он весьма зловеще – шлем заменяло нечто, напоминающее вороний череп с длинным клювом и украшенное черными перьями, так что носитель доспеха должен был походить на какого-то восставшего из ада птицеголового демона. Юнцт задал мне несколько весьма толковых вопросов, на которые я, смею надеяться, дал не менее толковые ответы. По крайней мере, мой собеседник остался ими вполне удовлетворен.

– Непременно учту ваши замечания по поводу спускового механизма, – насколько мог радушно произнес Юнцт. – Замечу также, что никогда не забываю тех, кто оказал мне услугу. Но вы, конечно, понимаете, что должны сохранить в тайне все подробности этого разговора?

Я заверил, что прекрасно сознаю всю важность конспирации, и потому он может полностью рассчитывать на мое молчание. После чего мы раскланялись, и я остался на террасе один.

В просвете между облаков показался кинжально-острый месяц; его жидкое мутноватое сияние упало на шпили и черепицу замка, скользнуло по ним струйками бледных искр, посеребрило листву аккуратно подстриженных кустов во дворе, на миг превратив их в отлитые из металла копии самих себя. Я воспользовался подвернувшей минуткой тишины, чтобы отдохнуть от неумолчного гомона толпы – но уединение продлилось не долго. На террасе показался фон Вул.

– Наконец-то этот ходячий труп вас оставил, – сказал он, вернувшись к привычному официальному тону, и тут же поинтересовался: – О чем беседовали?

Я замялся, подбирая ответ, но барон тут же меня успокоил:

– Впрочем, понимаю – конфиденциальный разговор. Но намекните хотя бы, речь шла об обезьяне?

– Какой еще обезьяне?

– Так вы не слышали? Нынче вечером это многие обсуждают. Оказывается, Юнцт подстрелил на Суматре гориллу совершенно невероятных размеров. Местные называли ее «Большой Бобо» – не знаю, верить или нет, но свидетели отваживаются утверждать, что в ней было почти тридцати метров роста. Вскоре чудище доставят в Кроненбург и выставят на всеобщее обозрение в казино «Колизей». Думаю, через три-четыре дня эта новость будет во всех газетах.

– Гм. Нет, ни о какой обезьяне он мне не рассказывал.

– Значит, «Зов крови»?

Я промычал нечто невнятное.

– Что ж, прекратим этот допрос с пристрастием, – фон Вул рассмеялся. – Собственно, у меня для вас сообщение – я минут десять дожидался, пока Юнцт оставит вас в покое. Идемте, скоро в кровавой яме начнется представление. Мы еще успеем занять лучшие места. Герцог просил передать, что вы непременно должны увидеть это.

Кровавая яма – арена для показательных гладиаторских боев – располагалась, как обычно, в подвале замка. Это был огромный куполообразный зал, в центре которого находилось углубление с круглой площадкой, выложенной мрамором. Вниз вели узкие ступени, истертые ногами сотен обреченных, нашедших свою гибель на дне этого колодца смерти. Рабами были, конечно же, в основном люди. Я слышал, что периодически спускался туда и сам герцог, желая продемонстрировать гостям свое неподражаемое боевое искусство. У кромки ямы уже начинали собираться гости. Воздух в подвале, как водится, был холодным и сырым, а камень, слагавший стены, нес лишь поверхностные следы обработки. Все это обширное пространство являло собой каверну, выточенную в толще скалы, на которой покоился замок. Мы заняли места у кромки ямы, которые фон Вул почел наиболее выгодными. Внезапно воздух наполнился мерным грохотом барабанов – будто невидимые великаны притопывали ступнями, сотрясая стылые стены. Публика оживилась, все глаза обратились на фигуру в алой боевой накидке, украшенной рунами, которая прямо напротив нас по каменной лестнице спускалась на дно ямы. То был герцог Глемм собственной персоной. Голова гордо приподнята, серый лед глаз с алыми проблесками воинственно блестит в свете факелов, установленных по периметру арены. Достигнув ее центра, герцог резко вскинул руку над головой, выхватывая из-под накидки причудливое смертоносное орудие с несколькими отточенными до блеска лезвиями. Толпа взорвалась радостными аплодисментами. Я даже не сразу сообразил, что смотрю на «Заххак», боевой разрубатель моей собственной конструкции. Я ощутил, что сердце мое готово буквально выпрыгнуть из груди. Герцог Глемм решил в очередной раз показать класс перед гостями, а в качестве оружия выбрал мой клинок – это ли не успех, это ли не высочайшее признание моего мастерства? Так вот о каком сюрпризе он упоминал! Фон Вул покровительственно потрепал меня по плечу и прошептал на ухо:

– Ну, теперь-то ваши дела точно пойдут в гору.

Тем временем наряженные в черно-алую парадную броню стражники вывели на арену пятерых скованных по рукам и ногам узников, на головы которых были надеты холщовые мешки. На краю площадки с них сняли оковы, освободили от мешков и вручили оружие – несколько длинных кинжалов и парочку мечей. Нам всем предстояло стать свидетелями самой настоящей смертельной битвы. Герцог Глемм действительно мог быть убит или искалечен прямо у нас на глазах, так что вся надежда оставалась лишь на его воинское умение и блестящую выучку. Впрочем, многократный чемпион «Зова крови», коим он являлся, вряд спасует перед кучкой вооруженных людишек. Кроме того, как я вскоре отметил, лишь двое из них являли собой крепких рослых мужчин в расцвете сил – а за их спинами прятались болезненного вида женщина и пара подростков, мальчик и девочка, почти совсем еще дети. Я старательно подавил очередной приступ тошноты.

Стражники покинули яму, пролязгав по ступеням коваными подошвами, и герцог остался с врагами один на один. Клинок в его руке стремительно сверкнул, нарисовав в воздухе замысловатый вензель. Потом тяжело громыхнул гонг, и представление началось. Не было ни вступительной речи, ни прелюдии. Рабы прекрасно понимали, что от них требуется, понимали, что их жизни брошены на весы, и склонить чашу на свою сторону они могут лишь силой оружия. Двое мужчин, оставив женщину и детей позади, с ревом ринулись в атаку. Их грубые дегенеративные лица были перекошены ненавистью, что делало их еще более уродливыми – каменное лицо герцога Глемма, напротив, лучилось холодным достоинством, спокойствием и уверенностью в себе. Он легко ушел от первых выпадов вражеских клинков, лишь накидка колыхнулась в воздухе, как ускользающая алая тень. Затем стремительно блеснул «Заххак», со свистом рассекая плоть, и один из людей взвыл, зажимая ладонью кровавый росчерк на груди. Первые капли крови упали на арену. Рана, впрочем, оказалась неглубокой. Герцог явно играл, забавлялся со своими соперниками (или, вернее сказать, жертвами). Второй раб принялся исступленно размахивать мечом, но сталь всякий раз натыкалась на сталь, ибо герцог с легкостью отражал любые удары. И вот – резкий взмах «Заххака», фонтан крови, ударивший в воздух, и первое тело валится на мраморные плиты с рассеченным горлом. Благодаря крюку на конце лезвия герцог успел даже вырвать врагу трахею, и теперь театральным жестом отбросил эту фиолетовую трубку в сторону. Очередной взрыв аплодисментов наполнил зал гулом. Я ощутил, как ноги мои слегка подкашиваются – видимо, от волнения. Фон Вул радостно вопил у меня над ухом, хлопая мясистыми потными ладонями. Из ямы доносились металлический лязг и свист стали, но я не мог бросить взгляд за край парапета – стоял и разглядывал носки своих сапог, покачиваясь, как гальванизированная мумия. В ушах нарастал звон, поглощающий все остальные звуки, вопли толпы теперь долетали до меня как сквозь вату. Многочисленные глотки зрителей в очередной раз исторгли из себя дружный вскрик. Внизу кто-то хрипел и булькал, потом завизжала женщина. Я понял, что кровавая забава приближается к развязке. Машинально, уже с трудом соображая, бросил взгляд на арену. Все было почти кончено – мрамор покрывали густые лужи тускло мерцающей крови и куски мяса, женщина все еще корчилась, пытаясь заправить вывороченные внутренности обратно в живот. Все это я созерцал лишь считанные мгновения. Последним, что я увидел, была рука герцога, совершающая финальный взмах, и откатившаяся в сторону детская головка. Резко развернувшись, я бросился прочь сквозь толпу. Вокруг все качалось и плыло, гримасничающие рожи окружали меня, хохоча и визжа, как в калейдоскопе ужасов. Прижав ладонь ко лбу, я ощутил жар – возможно, мое дурное самочувствие было вызвано отнюдь не волнением, а какой-то неведомой болезнью наподобие лихорадки. Маловероятно – ведь вампиры, в отличие от людей, почти не подвержены болезням. Значит, яд? Но кто и когда успел мне его подсыпать? Неужели мои скромные успехи стали настолько невыносимы для кого-то из завистников? Неужели орден, украшающий лацкан моего мундира, станет причиной моей погибели? Я знал, что жизнь склонна к иронии – особенно к иронии самого едкого, злого толка.

Покинув подземелье, я сам не заметил, как оказался в банкетном зале. Окружающие с отвращением косились на меня, поспешно расступаясь в стороны, чему я мог только порадоваться, ибо с трудом контролировал собственное тело. Опершись обеими руками о ближайший стол, я попытался отдышаться и привести себя в чувство. По дубовой столешнице забарабанили тяжелые капли пота, срывающиеся с моего лица. Не знаю, как долго я простоял так, прежде чем осознал, что кто-то настойчиво треплет меня за плечо. Оглянувшись, увидел перепуганную физиономию фон Вула.

– Что с вами, приятель? – от волнения он снова перешел на «вы». – Ужасно выглядите, должен заметить.

– И чувствую себя соответствующе.

– Наверное, переутомились в своей душной мастерской. Вам нужно больше физической активности. Хоть иногда отвлекайтесь от чертежей и посещайте тренировочный зал.

– Очень сомневаюсь, что дело в этом…

– А в чем же еще? Смотрите – у вас все лицо горит, оно прямо порозовело. Вам нужно подкрепить силы. Выпейте немного крови, сразу полегчает.

Пухлая ручка барона схватила бокал, наполненный алым, и протянула мне. Возможно, промочить горло было и в самом деле недурной идеей. Дрожащей рукой я принял бокал и резко осушил его, о чем немедленно пожалел. У меня внутри все буквально перевернулось. С болезненным спокойствием я осознал, что теперь-то катастрофа точно неминуема – а мгновение спустя меня стошнило прямо на роскошный герцогский ковер. В зале повисла тишина. Казалось, глаза всех присутствующих обратились в мою сторону, но отвращение и презрение, сквозившие во взглядах, меня уже не занимали. Необоримый спазм скручивал меня пополам, я кашлял и задыхался, исторгая из себя все недавно выпитое.

Должно быть, мой вид являл собою ужасное зрелище – запачканный кровью мундир, стекающая изо рта тягучая слюна, вытаращенные глаза. Лихорадка или яд, в чем крылась причина? Утерев губы, я ощутил, что чувствую себя немного лучше, хотя перед глазами все еще плавали круги, а в ушах учащенно грохотал молот пульса. Казалось, сердце мое стало биться в два раза быстрее, и кровь по венам заструилась стремительно, как река, прорвавшая все плотины.

– Идемте, – фон Вул схватил меня под руку и деловито потащил к выходу. Я ощутил прилив благодарности по отношению к этому не слишком приятному типу, ведь он легко мог бросить меня на произвол судьбы, сделать вид, что мы даже не знакомы. Но, очевидно, в его порочном сердце все еще жили какие-то смутные представления о чести и взаимовыручке.

– Не знаю, что с вами происходит, – тем временем шептал он мне на ухо, – но вашу репутацию еще можно спасти. У меня друзья в газетах, дадим статью такого содержания: юный инженер подхватил тропическую лихорадку, но продолжал трудиться у рабочего станка и исполнять свой социальный долг, пока силы окончательно его не покинули. В этом даже есть что-то героическое. Ну а сейчас, главное – поскорей доставить вас к доктору. Я знаю парочку отличных…

– Умоляю, не надо никаких докторов. Мне уже становится лучше. Просто… Просто отвезите меня домой. А завтра, если слабость не отступит, я пошлю за нашим семейным доктором во Фьоркхавен.

– Хорошо. Вы взрослый вампир и имеете полное право распоряжаться собственной судьбой.

Как мило, подумал я. Естественно, отделаться от меня поскорее было вполне в интересах фон Вула – он лишь хотел сделать это так, чтобы не уронить своего достоинства. Думаю, я сказал ровно то, что он и надеялся услышать. Мы как раз покинули замок, и я ощутил, что прохладное дуновение ветра буквально возвращает меня к жизни. До стоянки я добрался уже почти без посторонней помощи, хоть и брел пошатываясь, как зомби. Шофер, с удивлением поглядывая на меня, распахнул дверцу, и я мешком упал в объятия мягких кожаных сидений.

– На Тау-плац, – скомандовал фон Вул, устраиваясь напротив. – Отвезем господина Шварцберга домой. Ему нездоровится.

Лимузин вырулил на подъездную дорожку и начал петлять по длинному серпантину, спускаясь к шоссе. Ряды серых каменных небоскребов вставали впереди, подобно строю титанических надгробий на кладбище гигантов. Итоги вечера оказались безрадостны: триумф, коего я почти достиг, в конце концов вылился в самую неловкую сцену позора, какую я только мог себе вообразить. Еще одна печальная запись в книгу горьких уроков! Что ж, судьба играет с нами в кости, и на сей раз мне выпали «глаза змеи». С этой печальной мыслью я погрузился в нездоровый горячечный полусон.