Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Татьяна Абалова

Ведьмин костёр: обожжённые любовью

Глава 1

– Ясна, а что я тебе привез!

Всякий раз, когда я втайне от родителей встречались с женихом, он радовал меня милыми сердцу подарочками. То лентами шелковыми, то бархатными туфельками с загнутыми носами, то расшитым бисером кошельком. В этот раз привез нечто огромное, растопырившее седельную сумку так, что один бок лошади выглядел несуразно большим.

– Что там, Игорь? – я в нетерпении переступала с ноги на ногу, пока он отстегивал поклажу. – Покажи!

– Э, нет! – он бросил сумку на траву. – Пока не заплатишь поцелуем, не узнаешь!

Я с готовностью подставила губы. Вечная торговля с женихом доставляла нам обоим удовольствие. Хоть и не велели нам родители встречаться до свадьбы, мы все равно нашли укромный уголок, где нас никто не видел.

Мои подруги считали меня счастливой. Мало кто влюблен в будущего супруга. Отцы лучше знают, кто подходит, а кто нет. Но мне с Игорем повезло. Встретившись однажды на ярмарке, в таком необычном для женщин месте, как оружейные ряды, мы не могли оторвать друг от друга глаз.

– Это откуда же такая жар–птица взялась?! – изумленно спросил он, отойдя от своих приятелей, разглядывающих ножи и кинжалы. – Чудо чудное, красота невиданная…

Я тоже присматривала подарок для отца, и была удивлена неприкрытым интересом. В нашем городе каждый знал меня в лицо и подойти, а уж тем более, заговорить, никто не отважился бы. Еще бы, дочь самого князя Беримира.

Я подняла глаза и ахнула. Передо мной стоял такой же, как и я, рыжий парень. Нечасто я встречала подобных себе – поцелованных солнцем. Очень вовремя мои няньки увлеклись потешными боями, устраиваемыми заезжими артистами, и позволили мне поговорить с незнакомцем без свидетелей. Всякий знает, незамужней дочери князя нельзя одной выходить из дома, а уж тем более общаться с рыжими незнакомцами.

На восхищенный взгляд парня я ответила таким же дерзким, за что меня непременно бы отругала мама. Не опустила глаза, как положено, не покрылась румянцем смущения, не бросилась под защиту зазевавшихся нянек, а ввязалась в игривую беседу. Уж больно незнакомец мне понравился. Голубоглазый, чернобровый, ладный. И видно было, что совсем неиспорченный. Пухлость щек и пух над верхней губой говорили о том, что он только–только минул черту, после которой можно считаться не отроком, а мужчиной.

– Жар–птица из золотой клетки взялась, – я задрала нос. – А вот откуда в наш город залетела птичка–зарянка, так сладко поющая, очень хотелось бы знать.

Я улыбалась. Назвала птичкой, а в этой зарянке рост немалый. Выше меня, тоненькой тростиночки, на целую голову. И размах плеч, несмотря на юность, такой, что сразу понятно, балуется оружием. Наверняка и меч в руках держит умело и тугую тетиву ловко натягивает.

– Так мы с того берега реки, – он повернулся и показал рукой в сторону мельницы, видной из этой части города. – Недавно в ваши края перебрались. О крепости Ратиборов слышала? Теперь мой отец в ней хозяин.

– Уж не княжич ли Игорь передо мной? – я всплеснула руками. Моя младшая сестра Дара все уши прожужжала о появившихся за рекой братьях. Один здоровый, точно боров, и с именем таким же говорящим – Горан, а второй… Ладный. Ох и ладный. И улыбка такая светлая.

– Так и есть, – его улыбка сделалась еще шире.

Игорь смущенно сунул пятерню в вихры, чем нарушил покой огненных кудрей. В них тут же запутались солнечные лучи. Они так красиво блестели, что мне самой захотелось запустить пальцы в тугие локоны. Жаль, что нам, княжеским дочерям, непозволительно выходить из терема с распущенными волосами. На моем плече лежала туго заплетенная коса.

– А где брат твой Горан? – очень хотелось посмотреть на того, кто на Дарину произвел особое впечатление.

– А вон он, в красной рубахе, – Игорь обернулся на толпу приятелей.

– Если брат, то почему чернявый? – мне Горан не понравился. Смеялся громко, так, что видны были все до последнего зубы. И волосы на щеках, будто щетина. Боров, чистый боров.

– Он родной мне лишь по матери, – пояснил Игорь, возвращая ласковый взор на меня. – Скажи, не будешь против, если я зашлю в твой дом сватов? Только имя свое назови.

Смотри, каков пострел! Я, может, и не была бы против, но не быстро ли он решился на важный шаг? Жену, точно пыль, с рук не смахнешь.

– А ты попробуй! – со звонким смехом ответила я, уверенная, что отец первому встречному свою кровиночку не отдаст. – А звать меня Ясна. Я Беримирова дочь.

– Княжна?! – ахнул и вновь пятерней вихры потревожил.

– Что? Птица не твоего полета?

– Отчего же? Я только с виду зарянка, а на самом деле сокол.

Сокол. Я и сама это видела. Но вот разглядит ли отец в нем пару своей дочери? Вряд ли.

Но я ошиблась. В тот же день, как пришли сваты, он дал согласие. На смотринах, когда познакомились обе семьи, наши отцы с радостью хлопнули по рукам.

– Как же так? – спросила я у матушки, удивленная таким быстрым решением. Обручение было назначено на неделе, только успевай приготовиться, а свадьбу договорились устроить уже через месяц.

– У нас еще со старым хозяином крепости были споры за владение заливными лугами, а новый сказал, что отступится от тяжбы, если породнимся, – она огладила свой большой живот. Отец все еще надеялся, что родится наследник. Были и до того попытки, но из семерых детей выжили только я да Дарина.

Я поцеловала матушку в мягкую щеку и пошла думать, товар я или не товар, если мною заплатили за заливные луга. Хотя зачем сомневаться, если сваты заявились со словами: «У вас – товар, а у нас – купец»?

Через неделю мы обменялись клятвами и обручальными кольцами. Жених незаметно шепнул мне, что хочет чаще видеться. Будет каждое утро поджидать в березовой роще, что раскинулась как раз у кромки заливных лугов.

– Постарайся отвязаться от подружек–поглядушек, – попросил он, хотя уже был предупрежден, что одну меня из дома не выпустят. – Не дадут же откровенно поговорить.

Зная мой неугомонный нрав, родители строго следили за мной. Боялись, как бы мы еще до свадьбы не увлеклись взрослыми играми. Уж больно мы оба были горячими, огненными, на что ясно указывал наш цвет волос. И конечно же, мы не удержались, чтобы не начать целоваться на первом же тайном свидании.

И вот спустя месяц наших встреч, во время которых сестра дурила нянек и тетушек, чтобы они не заподозрили о моем отсутствии, жених привез очередной подарок. Самый дорогой из тех, что уже дарил.

– Заморских мастериц творение, – Игорь вытащил из седельной сумы алое платье и, встряхнув богатую ткань, явил все его великолепие.

– А как же такое да без нижней рубахи носить? – удивилась я глубокому вырезу и тугим рукавам.

– Эх, хотел бы я, чтобы ты в таком пошла к алтарю, – жених приложил иноземное платье ко мне. Его ладони на плечах обжигали.

– Что ты! Не позволят! Мой венчальный наряд шьют семь швей, в доме треск стоит от коклюшек – так усердно работают кружевницы, а ты хочешь, чтобы меня выпустили в народ с оголенной грудью?

– Ну хоть примерь. Не пропадать же подарку.

– Так здесь же раздеваться донага надо, – я с сомнением покачала головой, понимая, что придется снимать платье и обе рубахи: нижнюю и верхнюю. Знала бы, надела простой сарафан, который ношу дома, прячась от жары.

– Разденься, я не буду смотреть. Спиной повернусь.

Соблазн был велик. Я взяла платье и зашла за березы. Взмахнув длинными рукавами, точно крыльями, полетела в траву моя верхняя одежда. Я подумала, не оставить ли нижнюю рубашку, но поняла, что лишь испорчу чудной наряд. Ни себе удовольствия, ни жениху.

– Помоги, не могу до пуговок на спине дотянуться, – я вышла на свет, прижимая ладонями лиф алого платья. Открытые плечи и глубокий вырез смущали. Убери я нечаянно руки и предстала бы перед Игорем в облаке из воздушной ткани, спустившейся к моим ногам. – Как же они это все удерживают на груди?

Жених зашел за спину, немного повозился с пуговицами. Резко дернул, завязывая ленты, что перевивались под грудью, чем лишил меня дыхания.

– Ой, очень туго, – простонала я, чувствуя в ребрах боль.

– Иначе нельзя, мне так объяснили.

– Ну хоть чуточку воздуха.

– Тогда руками придется держать, чтобы платье не свалилось.

– Ну ладно, потерплю, – согласилась я, дыша через раз.

Вот что значит сравнение. Я уже радовалась своему тяжелому, расшитому каменьями платью, что готовилось для венчания. Оно держалось на мне основательно, как колокол на крюке нашего храма. Да и выглядело так же, словно было сшито не из ткани, а отлито из серебра.

«Не нужны нам никакие заморские штучки, – я опустила глаза, разглядывая себя. – У самих прекрасно все получается. Не стыдно будет на люди выйти».

– Иди сюда, – Игорь, расправив ленты, неожиданно подхватил меня на руки. Я взвизгнула, но быстро успокоилась: он поставил меня на пень и одернул летящую ткань. – Расплети косу.

Я послушно стянула с косы нитку жемчуга. Тряхнула головой, позволяя волосам упасть на открытые плечи.

– Повертись по кругу. Только смотри, не свались.

Когда я исполнила и эту просьбу, то услышала восторженное.

– Какая же ты красивая!

Мне и самой нравилось, как я сейчас смотрюсь. Только все равно я чувствовала себя голой, отчего не переставала полыхать краской румянца.

– Ну все, помоги его снять, – сказала я, спрыгивая с пенька. Едва не упала, наступив на подол, и, если бы не Игорь, вовремя подхвативший меня, растянулась бы во всю длину.

Я не сразу поняла, что он слишком долго не выпускает меня из объятий, а когда дернулась, услышала у самого уха шепот:

– Знала бы ты, как сильно я тебя люблю, Ясна. Так сильно, что не стал бы ждать и дня, лишь бы обладать тобой как женой.

– Невеста не девственница – позор семьи, – прошептала я, борясь с мурашками, которые побежали по спине от горячего шепота Игоря.

– А кто кроме тебя и меня будет знать истину? Я увезу тебя в свою крепость, и не в обычаях Ратиборов выставлять простыню с пятнами крови на всеобщее обозрение. Я и так тебе буду мужем через каких–то пять дней.

– Шесть, если считать сегодняшний…

Горячие руки Игоря скользили по моей спине, губы прикасались к чувствительной под ухом коже. Осознание того, что под мужскими ладонями голое тело, добавляло остроты.

Нам давно не хватало поцелуев. Были попытки пойти дальше, но обоюдная неопытность да куча одежды, под которую не пролезешь, охлаждали наш пыл. А тут никаких преград. Сдвинь шелк – и вот она грудь. Задери юбку – и вот они гладкие бедра.

Глава 2

Мы оба были совсем юными и ничего не пробовали, кроме жарких лобызаний. Оба являлись девственниками, а потому, ступив на путь соблазна, ясно не понимали, чем может закончиться любовная игра. А Игорь продолжал и продолжал искушать, целуя шею, плечи, сминая жадными руками тонкую ткань.

– Я боюсь, – прошептала я.

– Чего, глупышка?

– Как бы кто не узнал, чем мы тут занимаемся. Позора не оберемся.

– Хочешь, зайдем в высокую траву? Там мягко и никто не увидит, – его пальцы дергали за ленты на спине, и те распускались с шелестом.

– Скоро девичник. Как же я подругам в глаза посмотрю? – сердце так грохотало, что я не слышала собственный голос. – Все же давай подождем. До свадьбы осталось всего–то пять дней.

– Если считать сегодняшний, то целых шесть. Зачем ждать, если мы любим друг друга? Мы никогда не расстанемся. Я обещаю, что не предам тебя, не посмотрю на другую женщину, не встану на сторону врага. Ты мой свет, моя радость, моя жизнь. Днем раньше, днем позже, какая разница?..

Пуговки выскальзывали из его пальцев, путались в шелковых петлях и не желали открывать больше того, что уже было открыто.

– А если случится дитя? – я закусила губу.

– Девять месяцев без пяти дней? Кто почувствует подвох? Считай, ты уже мне жена, а я тебе муж. Осталось дело за малым, – он развернул меня и нежно поцеловал в каждый глаз.

– За каким малым? – я думала, он говорит о постели, которую мы не испачкаем, если все случится сегодня.

– Отсидеть за свадебным столом.

– Если мы уже муж и жена, то где же наши венчальные кольца? – я обвила его шею руками. Пусть целует, пусть мечтает, что позволю большее. Все же я сберегу себя для нашей первой ночи. – Что–то я их не вижу. А обручи на наших пальцах говорят, что мы всего лишь жених и невеста и должны блюсти себя.

– Без венчальных колец никак? – он улыбнулся, а я утонула в озерах его глаз. – А если они появятся здесь и сейчас, ты перестанешь упорствовать?

– Перестану, – я знала, что кольцам взяться неоткуда, их привезут в крепость Ратиборов только через три дня, поэтому не боялась пообещать.

Но я опять ошиблась. Игорь метнулся к седельной сумке и вытащил на свет два кольца. Одно из них, поменьше, светилось серебром, что должно указывать на чистоту невесты, другое, побольше, было мужским, выплавленным их золота.

– Их привезли сегодня утром, – он позвенел кольцами, а я, понимая, в какую ловушку попала, кинулась бежать.

Подол путался под ногами, и его пришлось подхватить. Сердце билось сумасшедшей птицей. Я летела, сама не зная куда, чем еще больше раззадорила Игоря. Я разбудила в нем охотника, забыв, что нет ничего слаще погони за желанной жертвой.

– Не уйдешь! Все равно поймаю! – кричал он, а я отвечала смехом.

«Это всего лишь игра», – думала я. Оборачивалась, чтобы оценить, как близко подобрался он ко мне, и душа замирала в предвкушении дурашливой схватки.

Он поймал меня у ручья, который я не сумела перепрыгнуть. Потревоженные нами, ввысь взлетели десятки стрекоз.

– Вот ты и попалась, лиса…

Солнце и яркие блики на воде, радужные крылья стрекоз и изумрудная трава. Воздух полнился ароматом полевых цветов. Мы оказались в райском месте. И подобно Адаму и Еве не удержались от соблазна.

Разгоряченные бегом и недолгой возней, мы забыли, что обещали блюсти чистоту помыслов. В нас росло желание прикасаться друг к другу и обмениваться поцелуям. Треск тонкой ткани, острый запах смятой травы, от падения на которую мы не удержались, горячее дыхание и взгляд глаза в глаза – все происходило словно в тумане. Мы были точно два безумца, которые, наконец, освободились от пут.

Ладонь Игоря скользила по моему обнаженному бедру, поднимая юбку все выше и выше. Я пыталась вернуть подол на место, но он вновь оказывался задранным.

– Перестань…

– Ну уж нет… Я тебя поймал и хочу свой приз…

Я закрыла глаза, отдаваясь поцелуям. Слышала, как гремит пряжка ремня, как шелестит одежда. Выгнулась навстречу ласкам жениха, словно дикое животное, подчинившееся природному зову. Низкий вырез платья не помешал мужской руке проникнуть под ткань. А когда та была сдвинута, нашелся простор и для губ.

Я прислушалась к чувствам, когда случилось самое сокровенное, но не обнаружила в душе ни страха, ни раскаяния. Меня переполняли доверие к любимому человеку и отголоски непознанных ранее ощущений.

– Теперь ты моя жена, – Игорь лег на спину и, притянув меня к себе, нежно поцеловал во влажный от испарины висок.

– А ты мне муж, – ответила я, кладя голову ему на грудь.

Щебечущие над головой птицы, шелестящая под порывами ветра трава и звенящий ручей стали свидетелями наших клятв. «Мы вместе навеки», – радостно подумала я, предвкушая долгую и счастливую жизнь.

Глаза закрылись сами по себе.

– Вставай, соня, – прошептал Игорь, поцеловав сначала в лоб, потом в кончик носа и, наконец в губы. Я потянулась и улыбнулась любимому. Солнце стояло высоко.

«Сестра меня убьет», – запаниковала я. Еще ни разу я так надолго не задерживалась.

Игорь стоял уже полностью застегнутый, а на себя я смотреть боялась. Страшно было представить, что стало с платьем после бега по траве. И лохматая, наверное, словно ведьма.

Я предчувствовала, что от вопросов Дарины не уйти. Она увидит меня и все поймет, но какие найти оправдания? Признаться, сделав ее хранительницей моей тайны, или цыкнуть на правах старшей сестры, чтобы не приставала? Но тогда она обидится и откажется покрывать мои отлучки.

Игорь подхватил меня на руки и легко понес к березовой роще. Ему не мешали ни высокая трава, ни цепляющийся за нее подол платья.

– Так бы всю жизнь носил тебя, не отпуская, – он улыбнулся, заметив, что я не отвожу от его лица глаз.

– До свадьбы осталось каких–то пять дней, – я не могла не смотреть на него. Такого родного и любимого… мужа. Я покатала на языке слово, к которому следовало привыкнуть.

– Придешь завтра? – мы снова были на полянке между березами, где терпеливо ждала хозяина лошадь.

Игорь помог мне раздеться. Погладил нежно тело, когда натягивал на меня прохладную нижнюю рубашку. Не удержался коснуться ноющей от жарких ласк груди.

– Не знаю, – я закусила губу, понимая, что завтра все повторится. Нас теперь не остановить. – Чем ближе день свадьбы, тем больше хлопот.

– Я все равно буду ждать. Каждое утро.

Алое платье было безнадежно испорчено. Потемневшие пятна крови на подоле заставили густо покраснеть.

– Я возьму его с собой. Станет нашей реликвией, – Игорь поднес моток из алой ткани к губам и поцеловал его. Сунул в дорожную суму и надежно закрыл, чтобы не было видно ни клочка.

Прежде чем забраться в седло, притянул меня к себе и вновь глубоко поцеловал.

– Люблю тебя больше жизни.

– И я тебя люблю, – еле выдавила из себя. Но не от того, что не желала признаваться. Душили слезы. Расставаться не хотелось. Если бы не родители, прыгнула бы сейчас в руки любимого, чтобы увез к себе и никогда больше не отпускал.

– До завтра, милая.

Блеснув белозубой улыбкой, Игорь умчался. А я нырнула в рощу, чтобы выйти к южной стороне городской стены. Здесь к воротам съезжались повозки со всей округи – до ярмарочной площади рукой подать, и стояла вечная толчея. Неяркое платье, обычный, как у многих, платок, прячущий рыжие волосы, делали меня незаметной в толпе.

Я уже предвкушала, как кривыми улочками проберусь к княжескому терему, а там, через хозяйские дворы недалеко и до нужной двери. Быстрый шаг по деревянной лестнице приведет меня на женскую половину. Слепая старуха–приживалка поднимет голову, проводит меня бельмами глаз, как провожала всякого, кто шел мимо, и опять предастся дреме. А я проскользну в покои сестры, которая сейчас притворяется, что вместе со мной разучивает молитвы.

Дарина обладала удивительной способностью говорить разными голосами, что многих вводило в заблуждение. Как–то даже папеньку передразнила басом, за что получила от него недовольный взгляд и выговор.

Я подшучивала над ней. Обещала, что она без куска хлеба никогда не останется. Если лишится папенькиного покровительства, то спокойно прокормит себя в компании бродячих артистов.

Все случилось бы так, как проходило обычно, если бы не звон колокола, оборвавшийся внезапно. Всего один удар, но сердце мое зашлось в страхе. Я подхватила юбки и понеслась к воротам. Вечно толкущийся у въезда народ тоже ничего не понял, но встревожился. Поднялся гвалт и началась давка. Все стремились протиснуться быстрей, чтобы узнать, из–за чего храмовый колокол подал такой странный знак – тренькнул и замолчал.

Меня внесло в город вместе с толпой. Сначала никто ничего не видел, но звонкий голос, крикнувший «Смотрите!» и указующий вверх палец заставили поднять глаза. Небо быстро заволакивало дымом. Сначала белым, потом все темнее и темнее и, когда мы добежали до площади, над головами уже клубилась чернота.

Горел храм. Распахнутые настежь ворота явили объятые пламенем суровые лики богов – Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семарга… Богиня Мокошь еще не горела, но на дереве явно проступили янтарные капли. Точно она плакала, предвидя смуту, которая никого не пожалеет. Такой пожар не потушить, таская ведра с водой.

– Это что же такое происходит? – надрывно спросил женский голос. – Какой супостат посмел?

Заметно было, что дело вовсе не в случайно упавшем огарке – храм подожгли с четырех сторон. Вскоре показались и виновники. Люди разбойного вида с факелами в руках грозились спалить каждого, кто подойдет ближе. Кинули один такой в окно соседнего дома, и огонь тут же принялся пожирать утварь и хорошо просушенное в жаркое лето дерево.

Кто–то странно всхрапнул за спиной. Я обернулась и увидела катящуюся ко мне голову городского стражника. Его упавшее плашмя тело так и продолжало крепко держать пику. А всадник, с чьего кровавого меча капала на землю кровь, зорко выискивал следующего смельчака.

Завыли, заголосили бабы, толпа бросилась врассыпную, а я метнулась к улице, что вывела бы меня к родному терему. Ни к чему играть в прятки, когда случилось нечто ужасное: в городе хозяйничал неизвестный враг. Я бежала, не жалея ног и особо не прячась, пока совсем недалеко от дома не наткнулась на преграду – лежащего поперек дороги мертвого человека.

Я вскрикнула, узнав в нем дядьку Ждана – правую руку моего отца, помогающего вести торговые дела. Страшные предчувствия заставили схватиться за сердце. Старый друг всегда был рядом с хозяином города.

Отца я нашла неподалеку. Если бы не кровь, пятном расползшаяся по спине, я бы подумала, что князь просто споткнулся и, крепко ударившись, набирается сил, чтобы подняться. Прижавшись щекой к земле, он с изумлением смотрел мне под ноги.

Глава 3

Мой прежний счастливый мир рухнул в одночасье.

– Папка, ты что? Вставай! – я упала рядом с отцом на колени. До дома оставалось не больше полста шагов. – Я помогу, ты только поднимись. Нас мама ждет.

Я тормошила его за плечо, хотя уже точно знала, что князь Беримир мертв.

Страшный треск и крики заставили меня поднять глаза на наш дом. Я смотрел и не верила. Самый красивый терем в городе враз потерял свое величие. Разбитые окна, вывалившиеся наружу занавески. Ворота широко распахнуты, а во дворе орудуют чужаки. Все в черном, точно слетевшиеся на поле брани вороны. А из окна комнаты моей сестры рвется наружу пламя.

– Дарина?! – произнесла я срывающимся голосом. Горюя над убитым отцом, я совсем забыла, что у меня есть еще сестра и мама, которые тоже в опасности. Я поднялась, чтобы бежать к ним, но в этот момент кто–то сильный обхватил меня сзади за плечи и дернул назад.

– Дура! Уходить надо!

Я попыталась вырваться из захвата крепкого мужчины – его борода щекотала мне щеку, но сбоку подскочил кто–то другой, худенький, точно ребенок, но прыткий. В такой пестрой одежде и с таким размалеванным лицом, что сразу зарябило в глазах. Он ловко натянул мне на голову колпак с колокольчиками. Я слышала, как жалобно они тренькнули. Скоморошью шапку нахлобучили так низко, что лишили зрения. Держа под руки, эти двое поволокли меня прочь от дома. Я едва успевала перебирать ногами.

– Вот так–то, девонька, никто тебя не узнает. Наша братия хоть и заметная, а все равно для людей безликая, – задыхаясь от быстрого бега, приговаривал старший, что до того назвал меня дурой. – Что люди обычно запоминают? Шапку дурацкую, дудку–свистульку да песни–пляски наши дикие. А за лицами, свеклой крашенными, они человека не видят. Так что молчи, милая. Пусть думают, что шуты заезжие из города бегут. Еще чуть и выберемся. Нам бы до ворот добраться в целости, а там у реки наши стоят.

– Мне к маме надо, – пропищала я, мотая головой, пытаясь хоть как–то сдвинуть шапку с глаз, – она с сестрой в беде.

– Им, милая, уже ничем не помочь. Всех домашних уже перебили. Мы их тела на заднем дворе видели. А отца твоего враг поджидал. Затаился, зная, что князь первым делом к жене кинется. Он сам, бедняга, в руки врага и пришел.

Я перестала двигать ногами. Повисла куклой.

– Дядька Петр, зачем ты ей о мамке с сестрой рассказал? – тоненьким голоском возмутился малой. – Тащи ее теперь волоком.

– Ты, девка, не дури, – больно ущипнул меня за щеку Петр. – Рано собралась помирать. Тебе за смерть своих еще отомстить надо. Ты теперь последняя из рода Беримиров. Так что приготовься к своей войне.

Наущения подействовали. Я передумала умирать. Теперь в моем мозгу стучало одно слово: месть. Я не понимала, как буду мстить, и смогу ли переиграть жестокого врага, даже имя которого мне неизвестно, но мое будущее обрело смысл.

Мне бы только выбраться из города, а там я добегу до крепости Ратиборов. Кинусь к мужу своему, а он к отцу и брату. Пусть соберут дружину и погонят врага с наших земель.

Меня уже не было нужды тащить, я сама бежала впереди всех, ведомая отважными мыслями. Поправила шапку, заткнула за пояс верхнюю юбку, чтобы не мешала шагу. Подняла с земли горсть пыли, закрыв глаза, кинула себе в лицо, чтобы уж наверняка не признали.

На воротах ждали. Сидели на таких же черных, как одежды, конях, с беспокойством оглядывали лица бегущих из города людей. Не хотели упустить добычу. Меня искали или кого из сотоварищей отца, не знаю, но перехожих артистов выпустили без задержки.