Куриный бульон для души. 101 история о чудесах

Девочку перевезли в клинику по воздуху и поместили в педиатрическую палату интенсивной терапии, которой предстояло стать ее новым домом на следующие четыре-пять недель. Лаборатория катетеризации сердца обнаружила причину быстрого сердечного ритма – множественные опухоли сердца. Ей назначили операцию на открытом сердце, крайне рискованную не только из-за маленькой массы тела Лорен. Такого типа операции в прошлом выполнялись всего несколько раз. Часть сердечной мышцы предстояло отделить, чтобы удалить опухоли.

Малютка Лорен отправилась в операционную меньше чем через неделю после прибытия в Техас. Я занималась своими обычными делами, заботясь о детях, которые поступали в кардиологическую клинику. Я думала о малютке Лорен и возносила за нее молитвы весь рабочий день.

Родители малышки жили в отеле. Еще при рождении дочери им сказали, что ее шансы выжить очень малы. Они разговаривали по телефону с лечащим врачом, но не приезжали в больницу целую неделю.

Позже я узнала, что некоторые родители просто не в состоянии вытерпеть такую муку.

В три часа дня кардиолог вышел из операционной и попросил меня позвонить родителям Лорен и вызвать их. Врач сказал, что хирург срезал почти 40 процентов ее сердечной мышцы, чтобы удалить опухоли. Малютка Лорен никогда не сможет жить без аппарата искусственного кровообращения, который использовали во время вскрытия сердца.

Я позвонила родителям малютки Лорен, почти ничего не рассказав им о состоянии дочери, – сказала только, что она чувствует себя не очень хорошо и что им надо приехать.

Как только я положила трубку, пришел расстроенный педиатр-кардиолог:

– Без сердечной помпы она не сможет. Поэтому они собираются все отключить и дать ей умереть.

Я ушла в старый чулан, перестроенный в ванную комнату, где проводила немалую часть своего дня в молитвах о больных детях и их родителях. Там среди мыла, антисептика и бумажных полотенец я стала горячо молиться, прося Бога дать Лорен шанс узнать, каково это – жить вне стен больницы, без боли, с родителями, которые могут обнимать и любить ее.

Я ждала родителей Лорен в послеоперационной палате. Трубки и провода оплетали маленькое тельце. Ее почти не было видно за спинами врачей и медсестер, окружавших койку, но я смотрела на сердечный ритм на мониторе. Она все еще была жива.

Хирургическая медсестра сообщила, что когда малютку Лорен отключили от аппарата искусственного кровообращения, кровяное давление у нее отсутствовало. Но потом, как ни удивительно, оно постепенно поднялось до приемлемого уровня. Ее сердце начало биться самостоятельно, а ритм стал нормальным и регулярным, без опасных ускорений.

В палату вошел главный хирург и подозвал всех врачей и сестер к ложу Лорен:

– Я хочу, чтобы все вы увидели происходящее здесь чудо. Этот ребенок не должен был выжить. Кто-то за ней присматривает.

Шли дни, малютка Лорен набиралась сил и начала вести себя как нормальный младенец. Через месяц родители Лорен приехали, чтобы забрать ее домой. Радостно было видеть, как мать и отец берут девочку на руки и обнимают – после того как она почти три месяца прожила с трубками и проводами.

Когда я смотрела им вслед, мне пришло в голову, что Бог ответил на мою молитву в ванной комнате именно так, как я просила. Малютка Лорен ехала домой, чтобы жить. Она была свободна от боли, и ее несли на руках любящие родители.

Ким Армстронг

Руки наших друзей

Исцели меня, Господи, и исцелен буду; спаси меня, и спасен буду; ибо Ты хвала моя.

Иеремия 17:14

В то пятничное утро мы с моим мужем Луи были в кабинете врача, дожидаясь назначенного приема. Врач залечил большой разрез на роговице глаза Луи, но рубцовая ткань на месте травмы никак не формировалась. Мы беспокоились, потому что отец Луи ослеп из-за такой же проблемы.

– Не волнуйся, – пыталась я утешить Луи. – Сейчас уже наверняка все в порядке.

Я оказалась не права. Спустя пару минут доктор осмотрел глаз Луи и сказал:

– Я должен назначить вам операцию на понедельник и снова заняться этим глазом, – Он покачал головой: – Мне неприятно говорить об этом, но рубцовая ткань так и не сформировалась. Вместо этого рана начинает расходиться.

Он глубоко вздохнул:

– Вам надо питаться высокопротеиновой пищей и как можно больше спать в эти выходные. Хотя я сомневаюсь, что за эти дни глаз успеет сформировать достаточное количество рубцовой ткани, если он до сих пор этого не сделал. Приезжайте к девяти утра в понедельник, и я еще разок взгляну на вас перед операцией. Вторая операция на той же роговице иногда приводит к серьезной потере зрения.

Я видела, как напряглись плечи мужа.

По дороге домой он решил позвонить членам взрослой воскресной школы, в которой вел занятия, и попросить их помолиться о том, чтобы к понедельнику его глаз нарастил необходимую рубцовую ткань.

Потом он сказал мне:

– Знаешь, впервые в жизни я размышляю о наложении рук на мой глаз. Но наша церковь и пастор никогда не участвовали в исцелениях верой.

– Пастор не отказался бы наложить руки, если бы ты попросил его, дорогой, – ответила я.

– Верно, – согласился Луи. – Он такой сострадательный человек, что не стал бы мне отказывать, но я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным.

Добравшись до дома, мы встали на колени у кровати и взмолились Богу о чудесном исцелении глаза Луи. Я просила также, чтобы Луи смог спать, несмотря на неудобное положение, в котором ему нужно было лежать, чтобы не мешать исцелению.

– Я позвоню президенту воскресной школы и передам просьбу о молитве, только сперва переоденусь в пижаму, – сказал Луи.

Но телефон зазвонил до того, как Луи успел переодеться. Это была Робби из воскресной школы.

– У меня осталось говяжье жаркое после вчерашних гостей. Если хотите, я занесу, – сказала она. – Одна я столько не съем.

Откуда она узнала, что Луи нужен протеин?

Робби едва успела повесить трубку, как зазвенел дверной звонок. На пороге стояли Реда и Люси из воскресной школы. «Но мы же никому не звонили», – мелькнула у меня мысль.

Ред сказал:

– Я собирался в деловую поездку, и что-то словно подтолкнуло меня: надо проведать Луи. Я сказал об этом Люси, и вот мы здесь. Что случилось?

Робби пришла с жарким как раз в тот момент, когда подъехали пастор и его жена.

– Нас посетило чувство, что мы нужны Луи, – объяснил пастор.

После того как мы с Луи объяснили ситуацию пятерым прибывшим, пастор сказал:

– Давайте возьмемся за руки вокруг изголовья кровати, окружим Луи любовью и попросим, чтобы на его глазу сформировалось достаточно рубцовой ткани.

Все закрыли глаза. Пастор начал и завершил замечательную молитву, в которую каждый из нас внес вклад. Я готова была попросить его о наложении рук, но не стала делать этого без решения Луи.

Пока Робби разогревала жаркое, готовя сэндвич для Луи, я вышла проводить пастора и его жену к машине. Я поблагодарила его за прекрасную молитву и призналась, что чуть не попросила его наложить руки.

Он отступил на шаг и посмотрел на меня с радостным изумлением:

– Как удивительно! Ведь я на самом деле наложил руки на глаз Луи! У меня вдруг возникло сильнейшее желание это сделать. Поэтому я выпустил руку Луи и сложил ладони лодочкой поверх его глаза, когда мы молились. Это было прекрасное чувство.

Я поспешила обратно к Луи. Слезы радости текли из его глаз, когда он рассказывал мне:

– Пастор наложил руки на мой глаз. Я хочу, чтобы ты знала: я ни капли не пожалею о том, что попросил об исцелении, каков бы ни был результат.

Эта цепочка чудесных событий началась со звонка Робби, но на нем не закончилась. Все выходные Луи мирно проспал – «впал в глубокий сон», о котором несколько раз упоминается в Библии, хоть и лежал в неудобном положении, обязательном после операции. С вечера пятницы и до утра понедельника он проснулся только несколько раз, когда я приносила ему поесть. Когда я переступала порог спальни, он садился в постели, обтирался теплой влажной тряпкой, которую я ему приносила, ел богатую протеином пищу и снова засыпал.

Утром в понедельник наш замечательный доктор сказал:

– Знаете, я уверен, что рубцовая ткань не могла сформироваться за выходные, но не посмотреть не могу, – и он наклонился над Луи, разглядывая его глаз.

Потом выпрямился, снова посмотрел на глаз и крикнул медсестре в соседний кабинет:

– Отменяйте операцию! Это чудо! У нас тут полным-полно прекрасной рубцовой ткани!

Жанна Хилл

Пустая палата

И ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие перед всеми вами.

Деяния, 3:16

Однажды июльским утром мы неожиданно нагрянули домой к моему отцу в Брауэрвиль, штат Миннесота. Наш восемнадцатилетний сын Вон решил остаться дома с друзьями и поработать.

Я объяснила папе, почему мы оказались у него. На пути из Форт-Коллинза, Колорадо, мотор нашего 28-футового «дома на колесах» перегревался, если мы ехали со скоростью свыше 80 км в час. Он глох и не желал заводиться, пока не остынет. Ранее мы отвезли мою свекровь к ее брату. Но когда мы прибыли забрать ее, никого не было дома, поэтому мы решили заехать к папе.

Зазвонил телефон.

Папа снял трубку.

– Это чудо, что ты их застала. Я не ждал их сегодня, – и он протянул трубку мне.

Моя дочь, студентка университета Северного Колорадо в Грили, всхлипывала:

– Мама, мне позвонили из больницы! Вон попал в серьезную аварию на мотоцикле. Он сейчас в экстренной хирургии, и страховая компания говорит, что я должна получить ваше разрешение на подписание всех документов. А ему потребуются еще операции!

Я рухнула на ближайший стул.

– Погоди минутку… Какая авария? Какие операции?

Оказалось, Вон ехал на мотоцикле по каньону к Эстес-парку, чтобы позавтракать. Съезжая с горы, он попал на гравий и слетел с моста. Ему сейчас делают срочную операцию, и понадобится еще не одна.

Мы не беспокоились, оставляя Вона одного дома. В конце концов он был очень ответственным подростком.

– Это ужасно! Вам нужно вернуться домой, – умоляла дочь.

– Мы выезжаем.

Дрожа, я положила трубку, вытерла слезы и передала слова дочери отцу. А потом начала молиться.

Разум Гордона, четкий, как часы, сформулировал все, что нам нужно было сделать: позвонить в больницу, собрать вещи, забрать его маму… и БЫСТРО!

Но ни свекрови, ни ее брата опять не оказалось дома. Как мы сумели угадать нужный ресторан с первой попытки и найти их – ума не приложу!

Поскольку нам предстояло проделать немалый путь, мы старались не перегреть мотор. Я звонила в больницу с каждой заправки.

– Он еще в операционной.

Потом мне сказали:

– Он в критическом состоянии.

Через сотню километров от дома наш мотор стал захлебываться и снизил обороты.

– Никогда в жизни у меня не кончался бензин – и это случилось сейчас! – воскликнул Гордон, в сердцах стукнул по рулю и свернул к обочине.

Как только мы остановились, кто-то постучал в водительское стекло.

– Вам нужна помощь? – спросил незнакомец. Он отвез Гордона на заправку и обратно.

Гордон был безмерно удивлен.

– Служащий заправки одолжил мне канистру, наполнил ее бензином и сказал, что я могу заплатить, когда вернусь!

Каким-то чудом мотор завелся. Когда мы добрались до этой заправки, я снова позвонила в больницу.

– Он все еще в критическом состоянии, – ответили мне. Я закрыла за собой дверь трейлера, встала на колени и продолжила молиться.

Мы въехали на парковку больницы Форт-Коллинза около часа дня в субботу и пробрались сквозь толпу студентов к палате Вона.

Врач объяснил:

– Мы удалили ему селезенку, собрали сломанную бедренную кость и восстановили другие органы.

Еще они наложили корсет на переломанные ребра Вона, очистили его кровь и ввели ее обратно вместе с почти четырьмя литрами донорской.

– Мы делаем все возможное, чтобы он выжил, – заверил врач.

Вон очнулся. При виде нас его лицо осветилось радостью. Потом он попросил:

– Мам, пощупай мой живот.

Раздувшаяся, твердая как камень брюшная полость означала новые проблемы.

Через считанные минуты врачи ворвались в палату.

– Вону нужна новая операция. Немедленно! Он буквально истекает кровью изнутри.

Его спешно увезли.

После операции Вон лежал в коме.

– Кажется, лекарства не помогают, – сказал врач. – Если он не придет в себя этим вечером, боюсь, надежды мало.

Мы с Гордоном сели у койки сына вместе с Майклом, «кровным братом» Вона. Гордон задремал. Я похлопала мужа по плечу:

– Почему бы тебе не поехать домой отдохнуть? Мы с Майклом останемся.

Гордон обнял меня на прощанье и пообещал сменить нас.

Пробравшись между трубками и проводами, я поцеловала сына в лоб и принялась молиться усерднее, чем когда-либо в жизни.

В два или три часа ночи я почувствовала, что задыхаюсь в темной, мрачной палате, полной пищащих мониторов. Перед уходом мой священник сказал: «Я храню гостии[2] в часовне». Будучи евангельским священнослужителем, я знала протокол. Я поспешила к часовне, нашла гостии и взяла одну из них.

Вернувшись в палату Вона, я сказала Майклу:

– Врачи сделали все, что могли. Остальное зависит от Бога.

Доверившись чуду евхаристии, я разломила гостию на три части. Один кусочек я положила на язык лежавшего в коме сына, второй дала Майклу, а остаток положила себе в рот и стала молиться:

– Дорогой Боже, пожалуйста, исцели Вона, потому что врачи не могут этого сделать. Прошу, вмешайся, чтобы мы получили назад своего сына.

Сделав все возможное, мы с Майклом отправились по домам. Я рассказала обо всем Гордону. Он принял душ и поехал в больницу.

Я едва успела переодеться, когда муж позвонил мне:

– Скорее! Возвращайся!

Я приготовилась к худшему.

Гордон добавил:

– Когда я вошел в палату Вона, там никого не было, с койки наполовину снято белье.

Я упала на стул, давясь рыданиями.

– Я запаниковал, – продолжал муж. – Я думал, что наш Вон умер.

Я вцепилась в трубку обеими руками.

– Думал?..

Гордон продолжал:

– У меня перехватило дыхание, и я упал на колени. Потом я вышел из палаты – и увидел чудо.

– К-какое ч-чудо? – заикаясь, спросила я.

– Стоя перед дверями пустой палаты, я увидел Вона, который со своей стойкой для капельницы шел по коридору. Он не был подключен ни к каким мониторам. Рядом с ним была медсестра. Она очень жалела, что они не записали это быстрое выздоровление на пленку, потому что врачи не могут его объяснить.

Зато могу объяснить я.

Линда Осмундсон со слов Илэйн Хэнсон

В ловушке под надгробным камнем

Я обложу тебя пластырем и исцелю тебя от ран твоих.

Иеремия, 30:17

– Мама! – Вопль моей шестилетней дочери Блейк взорвал безмятежность мартовского дня.

Я почувствовала, что это не обычный возглас – «иди-посмотри-что-я-нашла» или «дай-ка-я-наябедничаю-тебе-на-брата». Случилось что-то серьезное. С бьющимся сердцем я бросилась в угол двора, где играли дети. Ничто не могло подготовить меня к тому, что я увидела!

Наш двухлетний сын Мэтью лежал на влажной траве маленького кладбища, граничившего с нашим участком. Его головку придавил к земле массивный надгробный камень из гранита. Малыш не шевелился и не издавал ни звука.

– Пожалуйста, Боже, нет! – взмолилась я вслух. – Не может быть, чтобы это было на самом деле. Пусть это будет ужасный сон, Боже. Пожалуйста!

– Тим! – крикнула я мужу. – Беги сюда!

Тим перепрыгнул через низкую изгородь, окружавшую кладбище. Хотя он большой и сильный мужчина – 196 см и 113 кг, – казалось невероятным, чтобы один человек мог сдвинуть гигантское надгробие. Но Тим на адреналине одним рывком откатил его от Мэтью и помчался к дому за телефоном.

Я подняла сына с земли и бережно прижала к себе безжизненное тельце. Глаза его были закрыты, он дышал слабо и с трудом. Кровь текла из носа, ушей и рта.

– Не умирай, – попросила я, покрепче обнимая его. – Пожалуйста, Мэтью, не умирай.

Тот мартовский день принес первое тепло в этом году, и нашу семью охватила весенняя лихорадка. Я мыла окна, а дети играли во дворе. Тим объявил, что такой день идеально подходит для того, чтобы заново покрасить старую плетеную мебель. Зная, что невысохшая краска и маленькие дети плохо сочетаются между собой, я отогнала Блейк и Мэтью подальше от дома.

– А можно, мы поиграем на кладбище? – спросила Блейк. Я согласилась.

Кладбище было предметом жгучего интереса с тех пор, как мы пару лет назад купили участок земли в сельской местности. Оно было заброшенным и заросшим. Мы не знали, кто несет ответственность за поддержание в порядке его могил – все они относились к XVIII–XIX векам. Поэтому мы стали неофициальными хранителями кладбища. Иногда мы прогуливались среди могил, читая надписи на надгробных плитах. Блейк дивилась большому числу детских могил.

– Почему в старину так много детей умирало? – спросила она.

– Тогда у людей не было такого хорошего медицинского обслуживания, как сейчас, – объяснила я.

Эти слова вспомнились мне, когда я держала на руках хрупкое тело Мэтью. Смогут ли доктора сегодня, в век медицинских чудес, вылечить маленького мальчика, чью голову придавил могильный камень? И доживет ли он до больницы?

Я закрыла глаза и снова начала молиться: «Пожалуйста, Боже, пусть Мэтью живет. Не отбирай у меня сына!»

Когда я открыла глаза, на меня снизошло странное спокойствие. «Сохраняй веру. Все будет хорошо. Мэтью в Моих руках». Эти слова переполнили мое сердце, когда я гладила мягкие волосы сына и ждала прибытия «скорой». «Сохраняй веру».

Вертолет коснулся земли через считанные минуты после того, как на наш участок въехала машина «скорой» с сиреной.

– У нас «горячий груз»! – прокричал шофер пилоту. – Доставьте его в больницу как можно скорее!

«Горячий груз»? Никогда раньше не слышала такого выражения. И все же эти слова не вызвали паники в моем сердце. Покой, который я ощутила несколько минут назад, остался со мной. «Мэтью в Моих руках».

В вертолете родителям лететь не разрешалось, поэтому мы сели в грузовик Тима и помчались в больницу. Когда мы добрались, Мэтью уже увезли оперировать. Друзья и родственники собрались в комнате ожидания. С каждым объятием или рукопожатием я чувствовала себя сильнее.

– С Мэтью все будет в порядке, – твердила я. – Я это знаю.

Пять долгих часов спустя нас с Тимом допустили в педиатрическую палату интенсивной терапии. В белой колыбели, иммобилизованный шейным воротником, с трубками, присоединенными к разным частям его тела, Мэтью ничем не напоминал того бойкого ребенка, который резвился в саду и залезал на могильные камни всего несколько часов назад.

– Он не умрет. Правда, док? – запинаясь, проговорил Тим. – Скажите мне, что с моим сыном все будет в порядке!

– Мы пока не можем этого знать, – мягко ответил врач. – Чудо уже то, что он вообще жив. Есть некоторая вероятность паралича. Может быть, и мозг поврежден. Возможно, пострадали его слух или зрение.

Кровь отхлынула от лица Тима, и он рухнул на стул. Я подошла и обняла его.

– С Мэтью все будет в порядке, – сказала я ему.

– Как ты можешь такое говорить? – воскликнул муж. По его щекам текли слезы. – Откуда тебе знать?

– Я знаю это от самого лучшего авторитета, – сообщила я. – От высшего.

Этот авторитет, как всегда, оказался прав. Ровно через неделю после несчастного случая Мэтью выписали из больницы. Он отправился домой с раздробленной лицевой костью, расплющенным ухом, сломанным носом и стержнем в пояснице для удаления жидкости из позвоночника.

– Я не думала, что такой малыш с этим справится, – призналась одна из медсестер, когда мы уезжали из больницы. – Это настоящее чудо.

Сегодня Мэтью – счастливый, здоровый подросток. Он любит спорт, видеоигры и хорошо учится в школе. Единственными напоминаниями о несчастье остаются очки, которые он носит, чтобы защитить свой «сильный» глаз, и пострадавшее чувство обоняния. Хотя настоящих воспоминаний о том дне у него не сохранилось, он столько раз слышал пересказы этой истории, что утверждает, будто помнит ее во всех подробностях.

Так что же спасло Мэтью от смерти тем судьбоносным весенним днем?

Одни говорят, что дело в земле, которая была в тот день такой мягкой, что под весом могильной плиты подалась достаточно, чтобы ребенка не расплющило в лепешку. Другие отдают должное системе идентификации 911 в нашем округе, которая позволила работникам «скорой» так быстро добраться до нашего дома. Третьи указывают на тот факт, что у нас большой двор и вертолету было куда приземлиться.

Все эти факторы, несомненно, сыграли определенную роль в чуде, случившемся с Мэтью. Но я знаю, что на самом деле спасло ему жизнь. Мэтью тоже это знает.

– Папа снял с меня могильную плиту, а вертолет отвез меня в больницу, чтобы врачи сделали операцию, – говорит он. – А Бог спас мою жизнь.

«Мэтью в Моих руках. С ним все будет в порядке, – шептал мне Бог в тот ужасный день. – Сохраняй веру. Сохраняй веру».

Я верила и верю по сей день. Теперь еще сильнее, чем прежде.

Мэнди Гастингс

Сотворение Джейкоба

Иисус, продолжая речь, сказал им: одно дело сделал Я, и все вы дивитесь.

Евангелие от Иоанна, 7:21

Мы с мужем ждали нашего четвертого ребенка. Беременность развивалась нормально примерно до 31-й недели, когда врачи заметили проблему с ростом малыша: он был гораздо меньше, чем положено на этом сроке. Врачи стали наблюдать меня внимательнее, проводя исследования и ультразвук дважды в неделю. В 34 недели они заметили, что вокруг ребенка скапливается избыток жидкости, его конечности короче, чем должны быть, и у него, похоже, желудок в форме «двойного пузыря». Врачи нашего городка в Юго-Восточном Нью-Мексико решили послать меня к специалисту – акушеру-гинекологу в Одессу, штат Техас (примерно в 130 км от нас).

В Одессе специалист провел еще одно ультразвуковое исследование. Он подтвердил проблемы, которые обнаружили мои «домашние» доктора, и смог найти им название. «Двойным пузырем» желудка малыша было отклонение, называемое дуоденальной атрезией; при нем трубка, ведущая от желудка к тонкому кишечнику, отсутствует или блокирована. Жидкость через нее не проходила, и желудок и почки ребенка чрезмерно раздулись.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Никейский символ веры – формула вероисповедания, утвержденная на Первом Никейском соборе (325 г.).

2

Гостия – евхаристический хлеб, который используется в литургии.