Полная версия
Магнит для неприятностей
– Пока я здесь с тобой, можешь ничего не делать. А на будущее я тебе небольшой план набросаю.
– А если буквально в двух словах? Мне что, нужно сменить замки? Поставить решетки на окна, что ли?
– Ладно, сейчас объясню, а ты запоминай. Металлопластиковую дверь, что находится на крыльце, достаточно легко взломать. И дело вовсе не в замках или стеклах, в таких конструкциях слабое место – петли. Замки на входной двери вполне надежные, но я бы оснастила ее крепким засовом, который закрывается изнутри. Для спокойного ночного сна. Только этого недостаточно. Задняя дверь, что ведет на веранду, тоже, к сожалению, пластиковая и закрывается только изнутри, как я посмотрю. Ее можно будет укрепить специальным стальным упором, который крепится в полу. Нечто вроде засова, чтобы закрывать на ночь или когда покидаешь дом.
– Окна в доме тоже пластиковые. Надеюсь, ты не станешь требовать укрепить их решетками? Потому что такая перспектива откровенно пугает. Ненавижу их! Такое чувство, будто в тюрьме сидишь.
– Если бы ты знала, как просто вскрыть пластиковое окно, боялась бы совсем другого. Но решетки тоже не выход, у них много своих минусов, к тому же это откровенное уродство обычно.
– Хорошо. Но что же тогда делать?
– Найди охранное агентство с хорошей репутацией, которое оказывает услуги пультовой охраны. Если нужно, можешь справки через полковника Петрова навести. Только не вздумай связываться с государственной конторой, там порядка вечно нет, и кто за что отвечает, сложно разобраться. И в группу реагирования набирают настоящих разгильдяев.
– А зачем мне охранное агентство, не пойму?
– Чтобы поставить дом под охрану, разумеется. На окна и двери крепятся специальные датчики. В случае срабатывания сигнализации на адрес выезжает группа быстрого реагирования. Стандарт прибытия по городу от трех до семи минут. Правда, этот интервал значительно увеличится, ведь поселок загородный, но всегда можно договориться и прийти к общему знаменателю.
– Но, вероятно, это будет очень дорого? Такое обслуживание, я имею в виду.
– В основные расходы войдет монтаж оборудования, датчики и аппаратура. А само обслуживание обойдется в весьма скромную сумму ежемесячно.
– Но какой в этом смысл? Чтобы дом не ограбили, когда я в отъезде? А кто саму меня защитит? Когда я дома одна?
– Ты неверно понимаешь сам принцип охраны под сигнализацией. Датчики бывают разные – на движение и разбитие, на открытие двери или комплексные, только программируются по-разному. Когда ты уходишь и ставишь дом на сигнализацию, данные об этом приходят на пульт. И тогда, если злоумышленник попытается проникнуть внутрь, сначала сработает датчик, что реагирует на вибрацию, потом на открытие двери или окна, и потом на движение внутри. После первой же сработки оператор вышлет группу на адрес. Если же ты вернулась домой, сняла дом с сигнализации, об этом поступит сигнал на пульт, и внутренние датчики движения уже не станут срабатывать. Но если в твою дверь или окно станут ломиться ночью, сработают датчики вибрации, а при должном программировании консоли – и открытия дверей или окон. Понимаешь?
– И оператор вышлет группу реагирования?
– Да, разумеется. Еще многие охранные агентства предлагают включить в пакет тревожную кнопку. И не нужно никуда звонить, потому что это долго. Нажать на устройство можно в доли секунды.
– Так до нее еще добежать нужно. А если я буду в саду, например?
– Стационарные тревожные кнопки устанавливают в кассах или в разных финансовых организациях. А тебе дадут брелок, который будет работать в радиусе двухсот метров от аппаратуры, то есть от твоего дома. Но в экстренной ситуации ждать группу на улице не стоит, разумеется, лучше запереться внутри помещения.
– Заешь, Женя, я со своей счастливой планидой могу и случайно нажать, и что-то напутать, позору потом не оберешься.
– На такой случай существует заранее оговоренный пароль или кодовое слово, называют по-разному. Просто звонишь оператору, называешь пароль и отменяешь вызов. Кстати, для большей безопасности можно называть пароль и после снятия самого дома с охраны. Чтобы оператор знал, что ты снимаешь не под давлением, например, грабителя, а все в самом деле в порядке. А чтобы слово не забылось или чтобы не напутать ничего, ты должна выбрать его сама. И это должно быть нечто для тебя значимое.
– Да, это, наверное, удобно, – задумчиво пробормотала Анна. Потом немного помолчала и добавила: – Только знаешь, сколько разных казусов со мной произойдет, если я решусь на нечто подобное.
– Ерунда, – отмахнулась я, – в таких охранных агентствах обычно с пониманием относятся и к казусам любого рода, и к легким причудам клиентов. Зато можно чувствовать себя относительно спокойно.
– Лишь относительно?
– Это хорошая степень защиты, но не стопроцентная, к сожалению.
– От этих разговоров у меня, наоборот, аппетит разыгрался. Может, поужинаем, раз все равно на кухне сидим?
– А давай перейдем на веранду? Вечереет, жара спала, и там сейчас должно быть замечательно.
– Я и сама предложить хотела. Давай, если не лень с тарелками туда-сюда носиться.
Мы устроились за уютным круглым столиком и продолжили непринужденно болтать во время ужина.
– А что нужно для того, чтобы увеличить мои шансы? – после недолгого раздумья спросила Анна.
– А как у тебя обстоят дела со спортом? – вопросом на вопрос ответила я. – И с отношением к оружию, например?
– Огнестрельное никогда даже в руках не держала, если ты об этом. Впрочем, холодное тоже.
– Понимаю, – кивнула я, – но робости или боязни не испытываешь?
– Даже не знаю.
– Тогда, чисто теоретически, можно освоить стрельбу. И получить разрешение на хранение оружия. Только для этого потребуется сейф, таковы правила. Но у тебя он уже имеется, как я посмотрю.
– Откуда ты знаешь? – на секунду Анна прекратила жевать и замерла с приборами в руках.
– Это логично предположить. Живешь одна в большом доме, в уединенном поселке. А зарабатываешь весьма прилично. И как мы уже выяснили, охрана здесь ненадежная. Думаю, ты и сама, еще до знакомства со мной, на подсознательном уровне этот факт понимала. Так что приобрела сейф и велела вмонтировать его в стену в своей спальне, замаскировав его картиной.
– И ты это сразу заметила?
– Конечно, очень многие сейфы за картинами прячут. Да ты не расстраивайся, у меня же взгляд профессионала. Да и у самой сейф имеется, так что вижу признаки.
– Твой тоже за картиной?
– Нет. Мы же в квартире живем, там стены тонкие, так что это, в первую очередь, неудобно. Мой сейф оборудован прямо в платяном шкафу и гораздо больше твоего по объему, кстати. Но и храню я там не столько наличные или украшения, сколько оружие и патроны. Но ты не переживай, это повсеместная практика. Разрешение на хранение дадут лишь в том случае, если ты гарантируешь, что ни дети, ни посторонние люди до оружия не доберутся.
– Нет у меня никаких детей.
– Будут, – уверенно кивнула я, – какие твои годы.
– Но чтобы получить разрешение, наверное, не только сейф требуется?
– Справка об отсутствии судимости, ее в полиции дают, и от психиатра, о вменяемости. Потом платишь налоги-пошлины и готово, можно смело идти в магазин, выбирать и покупать. Кстати, мне один знакомый охотник рассказывал, как его пожилая врач в тарасовской поликлинике однажды разыграла. Хочешь расскажу?
– Очень любопытно.
– Пришел этот охотник, значит, за справкой для очередного продления разрешения на оружие. Говорит: захожу в кабинет – за столом сидит старушка – божий одуванчик. В белом халате, седой пучок на голове, на лице огромные очки. Сидит и, не поднимая головы, что-то пишет в тетради. Я ей: здравствуйте, я к вам за справочкой на продление огнестрельного. А сам жвачку жую – схватил в кафетерии, за обедом салат со свеклой, а он с чесноком оказался. Неудобно же теперь, аки дракон на людей дышать, вот и сунул в рот две подушечки.
Она, не поднимая глаз: присаживайтесь, – и продолжает писать.
Сидим – молчим. Минуту, две, пять. Через время она, снова не поднимая глаз: а вы знаете, молодой человек, что жевать жвачку в присутствии женщины неприлично?!
Я вынимаю жвачку изо рта, обескураженно лепечу что-то про салат, чеснок и верчу липкий комочек в пальцах, не в силах придумать, куда его девать прямо сейчас, потому как не вижу мусорного ведра в кабинете. Она продолжает писать. Приглядываюсь внимательней, а она пишет, крупно так, разборчиво: «Внушаем! Легко поддается влиянию!» Я крякаю и снова, но уже громче и более внятно пытаюсь объяснить про обед, салат и чеснок.
Она молча, с непроницаемым лицом кивает и продолжает писать: «Конфликтен! Нервозен! Легко возбудим!» Я покрываюсь красными пятнами, открываю рот, чтобы сказать что-нибудь позабористей, и закрываю рот. Молчи, говорю себе мысленно, а то сейчас начнется, и не видать тебе справки как своих ушей. А сам смотрю по уже устоявшейся традиции в тетрадь. Она пишет: «Меланхолик! Легко впадает в депрессию!» Я тихо скриплю зубами, но молчу, сдерживаясь изо всех сил. Сидим, молчим. Пять минут, десять, пятнадцать. Я тихо паникую в душе, но стараюсь не утрачивать безмятежного вида. Она что-то пишет, я изо всех сил стараюсь не смотреть! А в голове мелькают мысли, одна мрачнее другой. Проходит еще немного времени, я мысленно прощаюсь со своими тремя ружьями, а также любимым хобби.
Наконец она поднимает голову, улыбается со смесью детского задора и старческого ехидства, шлепает передо мной справку и говорит: «Иди уже, охотничек!» Я хватаю справку, бормочу слова благодарности и вылетаю из кабинета. И клянусь, не вру, слышу за спиной шелест бумаги и довольное хихиканье!
– Медики очень часто обладают тонким чувством юмора, – посмеялась Анна.
– Да, а чаще всего они сыплют язвительными или откровенно мрачными шуточками. Но это, и правда, всегда смешно.
– Боюсь, со мной все будет совсем не так весело. Но тоже смешно, в конечном итоге. Или психиатры признают ненормальной, или господа полицейские, разумеется, по ошибке, чего-то в базах нароют. Поди потом доказывай, что не верблюд.
– Ерунда все это, – махнула я рукой, – если надумаешь, только скажи, я попрошу Генку, он все сделает без сучка без задоринки и без обычной волокиты, которую доблестные коллеги обычно развозить любят.
– Ладно, спасибо, – Анна немного помолчала. – Жень, а почему ты спрашивала про спорт? Это чтобы я, в случае чего, могла успеть добежать до сейфа с пистолетом?
– Не только, – усмехнулась я, – просто человек в хорошей физической форме вполне может сам постоять за себя. Или, в крайнем случае, продержаться до прибытия помощи. Но тебе, сразу видно, придется достаточно много работать в этом направлении.
– Ой, не говори, Жень, у меня ведь руки – крюки, а обе ноги левые. И со спортом еще со школы не ладится! Правда, однажды, кувыркаясь, я чуть не свернула себе шею! И все, включая физрука, слышали, как там что-то хрустнуло, честное слово! Но, хорошо, без серьезных последствий обошлось. А когда мы на лыжах кататься учились, я сначала щиколотку подвернула, а потом палкой лыжной поранилась. Во время прыжков в длину – разбила нос.
– Как? – не сдержавшись, рассмеялась я. – Там же всегда яма с песком?!
– Совершенно верно. Только я раньше упала, до ямы, и ударилась прямо о металлическую пластину, на которую толчковой ногой нужно наступать. А когда мы метали условную гранату на дальность, я размахнулась и эту штуковину себе на спину уронила. И не спрашивай, пожалуйста: «Как?!» Она как-то выскользнула, паршивка. Про волейбол я вообще молчу: или мне мячом прилетит, или я кого-то звездану. Плюс окно обязательно разбить умудрюсь. Прыгая через козла, я его перевернула, неуклюжим бегемотиком приземлилась сверху, потянула щиколотку, надорвала связку на кисти и произвела настоящий фурор. Честно, ржал весь класс, минут пятнадцать, дети успокоиться не могли! А попытаться взобраться по канату мне сам физрук не позволил. Так и сказал: «Уйди от греха подальше! Я хочу без смертельных случаев до пенсии доработать!»
– Это было давно, в школе да в институте, и не считается. Потому как массовая физическая культура рассчитана на среднестатистического ученика или студента. А тебе, видимо, всегда был нужен особый, индивидуальный подход. Своя система, занимаясь по которой, ты сможешь немного улучшить координацию, значительно укрепить мышцы, а также изучить и отработать некоторые приемы самообороны, достаточные для собственной защиты.
– Если ты так считаешь и полагаешь, что у нас получится, давай попробуем.
– Это правильное решение. А я буду рядом и подстрахую, и всему, что нужно, научу.
После ужина мы решили выпить чаю и продолжить прерванный разговор. Вернее, Анна собралась рассказать о родне. Но, повинуясь минутному порыву, я предложила перейти для этой цели на кухню или в гостиную. Чтобы в сгущающихся сумерках нас не подслушал кто-нибудь любопытный под прикрытием садовых деревьев или кустов.
Мы отнесли грязные тарелки на кухню, заварили чай и устроились в гостиной на диванчике, у небольшого столика. Эта легкая передислокация ознаменовалась небольшим происшествием. Когда мы уже уселись, Анна вспомнила, что не подала сахар или конфеты, и проигнорировала мои уверения, что ничего не нужно. Пробормотав:
– Неудобно как-то, и я быстро, – рванула на кухню. Почти сразу вернулась, держа в одной руке вазочку с конфетами, а в другой – точно такую же вазочку с кусковым сахаром и щипчиками для подачи. Но поскольку Анна сильно торопилась, она умудрилась запнуться правой ногой за край пушистого ковра. Разумеется, женщина тут же потеряла равновесие, хотя по инерции продолжила двигаться вперед. Она принялась размахивать руками, силясь восстановить баланс. Первыми вывалились щипчики и упали на ковер, Анна вскрикнула, снова, еще сильнее замахала руками, из другой вазочки посыпались на ковер конфеты. – Ой! – вскрикнула она и снова пошатнулась, теряя равновесие.
– Давай помогу! – я подскочила с дивана, поймала Анну за талию, останавливая неминуемое падение, а потом перехватила обе вазочки и водворила на столик.
– Спасибо, – пропыхтела молодая женщина, – вот видишь, чуть не упала, буквально на ровном месте!
– Ничего страшного не произошло!
– Это только благодаря твоей молниеносной реакции. Даже не знаю, как ты все так успела, и меня поймать, и вазочки. Ладно, конфеты, но если бы сахар рассыпался по ковру, его пришлось бы в чистку сдавать, сахар, он же липкий. И потом, если бы ты не успела меня поймать, я бы рано или поздно упала, а из упрямства вазочки из рук не выпустила бы. Так что могла и их разбить, и ладони порезать.
– Да ладно, – усмехнулась я, – падая, ты обязательно должна была выронить из рук все посторонние предметы.
– Ха! – азартно парировала Анна. – Это ты так думаешь, потому как еще меня слишком плохо знаешь. Вот, гляди! – она протянула правую ладонь, на которой я рассмотрела несколько бледных, старых шрамов. Два длинных были на самой ладони, а несколько коротких – на пальцах.
– Судя по всему, они давние, были примерно одинаковой глубины и одного возраста. С тобой случилось какое-то происшествие?
– Вот именно!
– А что конкретно произошло? Как ты умудрилась так странно порезаться? Хотя, постой, это была бутылка? Судя по локации ран…
– Ты совершенно права. Это случилось, когда я была в подростковом возрасте. Тогда мы с бабулями жили в частном доме в Тарасове. Домик был с двориком, гораздо скромней, конечно, чем нынешний, но тоже очень миленький. Вокруг много вишен росло. И вот однажды летом прабабушка Лида делала наливку, а я ей помогала разливать. Нужно было вымыть бутылки, просушить и принести прабабушке. Я бежала по двору с бутылкой из-под вина в руке, разумеется, достаточно сильно разогналась, а дальше, как в старой глупой комедии, наступила ногой на арбузную корку, которая валялась недалеко от стены дома, неожиданно развернулась на сто восемьдесят градусов и с силой влетела в стену. Причем ударилась об нее корпусом и рукой, в которой бутылку сжимала. Бутылка, естественно, разбилась и порезала мне руку в семи местах. Вот, по шрамам же все видно, ладонь и каждый палец.
– Кошмар какой. Но ты, когда поняла, что в стену врежешься, почему руку не разжала и бутылку не бросила?
– Она ведь упала бы и разбилась! Не, наоборот, я держала очень крепко!
– А, понятно, – медленно протянула я с такой гримасой, что Анна, глядя на меня, тут же весело рассмеялась. Впрочем, я тут же присоединилась к ней.
– Кстати, знаешь, с моей счастливой планидой я могла уронить бутылку и себе на ногу. Тогда порезы были бы там, например, вместо руки.
– Ты всегда была таким «везунчиком»? – усмехнулась я.
– Знаешь, да, сколько себя помню. Хотя, если верить рассказу прабабушки Лиды, это у нас наследственное, и наступить может после тридцати трех лет примерно.
– Сейчас не очень хорошо поняла, наступить что может?
– Семейное проклятие! Оно должно наступить, то есть вступить в силу в определенное время и при определенном стечении обстоятельств! По крайней мере, так следует из рассказа прабабушки Лиды. Но, похоже, я умудрилась обскакать все условия и сломать барьеры. Потому как дико невезучая с раннего детства.
– Это в каком смысле? – хмыкнула я и уставилась в лицо женщины. – Ты сейчас говоришь серьезно?
– Знаешь, я до сих пор не уверена, что четко определилась, как к этому всему относиться. И вообще, верить ли до конца? Но есть факты, против которых, как говорится, не попрешь.
– И мы плавно подобрались к теме твоего рассказа. О семье, легендах и проклятиях.
– Да, я готова. Тем более что ты должна быть в курсе происходящего, и откладывать дальше некуда.
– Тогда я внимательно слушаю.
– Да, попытаюсь ничего не упускать и не путать. И может, где-то повторюсь, но только чтобы было все ясно и точно. Так что должна упомянуть, что своих родителей я не помню, они погибли, когда я была слишком маленькой. А вырастили меня бабушка Маргарита и прабабушка Лидия, впрочем, я уже, кажется, это тебе говорила.
– Ты не нервничай, если что повторишь, не страшно. А если мне будет непонятно, уточню по ходу рассказа или потом, как закончишь.
– Ладно, так и сделаем. Тогда продолжу. Бабушка умерла первой, и это был настоящий удар, но об этом потом. А примерно четыре месяца назад я осталась совсем одна, потому что Лидия Дмитриевна умерла. Она ничем не болела, просто слегла и медленно теряла силы. Много спала, почти ничего не ела и за неделю совсем истаяла. Врачи выписывали поддерживающие препараты и говорили, что старушка, в общем-то, здорова и находится в твердом рассудке. Она просто умирала. И ничего с этим не поделаешь – старость и годы берут свое. Организм просто износился и словно решил начать отключать потихоньку все системы и выводить из строя органы.
Всю эту неделю я была рядом с прабабушкой, не допуская даже мысли нанять сиделку. Взяла на себя все хлопоты по уходу за ней, и спала рядом, что называется вполглаза. Просто боялась тратить время, берегла и ценила каждую минуту, что осталось нам провести вдвоем.
– Я очень хорошо тебя понимаю. Терять близких всегда тяжело.
– Именно так, Женя. И всю эту неделю прабабушка вспоминала прошлое, рассказывала о семье. И казалось, очень торопилась, хотела успеть поведать мне старую семейную легенду, потому как считала ее правдой от первого до последнего слова. Она спешила предупредить меня о грозящей опасности. Чтобы я успела принять меры и не потерять в конечном итоге свою жизнь, не утратить благосостояние.
– Что, неужели все может быть столь серьезно? – удивилась я.
– Сложно сказать. Все, что рассказала Лидия Дмитриевна, для меня стало настоящим откровением. И по большому счету, я еще не отошла от шока. А ты, как только дослушаешь до конца, тогда сможешь сделать собственные выводы.
– Да, прости, продолжай, пожалуйста.
– Мне придется зайти издалека. Итак, родилась Лида в тысяча девятьсот двадцатом году в семье князей Острожских, Дмитрия и Евдокии. Была младшей, любимой дочерью. Кроме нее у родителей было двое детей – брат Митя и сестра Татьяна. Но сестру Лида помнила очень смутно, а брата вообще не знала. За несколько лет до ее рождения брат сгинул в распрях, что тогда раздирали страну. А сестра Таня погибла во время эпидемии тифа в двадцать пятом. Тогда же тифом заболели и родители. Но им удалось выжить, вопреки всему. Словно для того, чтобы малютка Лида не росла совсем без родных людей.
Во время революции тысяча девятьсот семнадцатого года семья Острожских лишилась всей недвижимости. Родовое поместье им пришлось спешно покинуть, не появлялись они и в домах, которые находились в Питере и Москве, потому что это было очень опасно. Уже тогда ходили слухи, что дворян грабят, отбирая все имущество, выгоняют на улицу, а то и массово расстреливают. Лидин отец, Дмитрий Острожский, был человеком умным, осторожным и практичным. А кроме того, по слухам, его родная бабка обладала даром предвидения и перед смертью сделала несколько страшных предсказаний. В числе прочего она предсказала, что надвигаются годы лихолетья, распрей и гонений. И назвала достаточно точные даты. В семье Острожских верили провидице, ее слова сбывались не раз. Поэтому Дмитрий, в отличие от многих в стране, был готов к тому, что стало происходить дальше. Он заранее обернул наличный капитал семьи в золото и изделия с драгоценными камнями, собрал фамильные драгоценности и спрятал большую часть ценностей в надежное место.
– То есть в тайник? – решила уточнить я.
– Да, полагаю, и прабабушка говорила, что это был настоящий тайник. Кроме того, Дмитрий заранее запасся надежными поддельными документами и создал целую ложную биографию для себя и членов своей семьи. Согласно легенде, Дмитрий был приказчиком, который прослужил много лет у купца в Екатеринославской губернии, Никифорова. Имел жену Евдокию и троих детей. Ибо бабушка даже предсказала рождение младшей дочери Лиды. Разумеется, для сохранения легенды семье приходилось часто переезжать. А чтобы все было еще правдоподобней и благородное происхождение не бросалось в глаза, супругам пришлось изменить свои привычки, поработать над речью и манерами. А кроме этого, Дмитрию пришлось в срочном порядке освоить ремесла плотника и резчика по дереву. Обладая бесспорным талантом, он достаточно быстро стал хорошим специалистом. Но известности Дмитрий старался избегать, чтобы не выделяться, быть скромным и неприметным, чтобы никто не стал к нему присматриваться да в биографии лишний раз копаться. Потому как Острожские подозревали, что их липовая биография не способна выдержать серьезной проверки.
Прошло несколько лет. Маленькая Лида долго жила, не зная, кто она по происхождению. В семье никогда не говорили об этом. И родители ничем, ни единым словом, делом или аристократичной привычкой не выдали своего секрета. Семья жила скромно, стараясь не выделяться из общей массы. Но они никогда не бедствовали. Даже несмотря на то, что в тридцатых годах отца унесла странная болезнь, похожая на быстротекущую чахотку. Евдокия взяла дом в свои руки, устроилась на службу и стала растить дочь. На судьбу не роптала и никогда не предпринимала попыток скрасить вдовью долю и завести новые отношения. Мужчин Евдокия старательно сторонилась, а на все вопросы Лиды отвечала, что за всю жизнь любила только одного человека – ее отца – и не собирается изменять его памяти.
Прошло еще несколько лет. Лида выросла, окончила учебу, познакомилась с хорошим парнем и собралась за него замуж. За несколько дней до свадьбы Евдокия позвала дочь и затеяла с ней важный разговор. Она, наконец, решилась рассказать дочери об ее происхождении, семейных преданиях и старом родовом проклятии. О нем предупреждала еще бабушка Дмитрия, но ей никто не торопился верить. А зря, потому что все сбывалось, одно за другим. И каждое последующее поколение семьи на собственном опыте убеждалось в словах провидицы. Бабушка Дмитрия якобы заранее знала, что роду Острожских суждено сгинуть в годы революции подчистую. Все должны были погибнуть, и родители, и дети. А семейные драгоценности, а также остальное имущество должно было быть разграблено представителями новой власти. Ей было об этом несколько достаточно четких видений. И своими настойчивыми предсказаниями бабушка вмешивалась в ход судьбы, меняла ее. Ведь ей хотелось, чтобы любимый внук уцелел, а также чтобы выжил кто-то из его детей. Ибо о смерти нескольких наследников фамилии бабушке тоже было известно. И по слухам, бабушка даже провела какой-то странный колдовской обряд, прося тайные силы о помощи. Чтобы достичь желаемого. Чтобы спасти своих близких.
Так все и получилось. Дмитрию удалось уцелеть, а также сохранить большую часть своего имущества. Выжила и его младшая, любимая дочка Лидочка, то есть род Острожских имел все шансы продлиться, не сгинуть в небытии. Но у всего на свете есть своя цена. И семья теперь была вынуждена вносить эту плату до конца времен. Умирая, бабушка предсказала, что отныне в семье Острожских будет выживать только один ребенок, мальчик или девочка, неважно. И отныне все мужчины семьи едва будут доживать до тридцати трех лет. То есть никто не сможет пересечь этот рубеж. И совсем неважно, был ли мужчина Острожский по происхождению или вступал в брак с наследницей рода. Родовое проклятие падало на него в любом случае. Так было с Дмитрием Острожским. Так стало с мужем самой Лиды, так стало и с мужем Маргариты. А также со Степаном, отцом Анны. Женщины семьи жили и растили новое поколение детей. Терпели горькое женское одиночество, но замуж больше выходить не пытались, чтобы лишний раз не дразнить судьбу. Прабабушка Лида была уверена, что женщина, вступая в новый брак, обрекала мужа на погибель. А заводя новых детей, обрекала бы на смерть или их, или своего первенца. С существующим положением вещей просто смирились. Женщины приняли свою судьбу и не роптали. За одним исключением. Мария, мама Анны, предпочла уйти вслед за своим любимым. Она покончила с собой, а в предсмертном письме поручила заботу о маленькой дочери своей матери Маргарите и бабушке Лидии.