Полная версия
Инструкция жизни (или как не надо жить)
Неделя, которую они провели в Ленинграде, в ожидании зачисления была наполнена незабываемыми впечатлениями. Марусе уже не надо было сидеть за учебниками, и они старались посетить, как можно больше интересных мест. Вовка вызвался стать их гидом, он взял отгулы на работе и самозабвенно бегал с ними, куда только можно было. Они залезли на Иссакий, посетили Петергофф, Выборг, сходили в зоопарк, который находился около Петропавловской крепости, были и в самой крепости, поехали в Павловский дворец и еще куда-то. В зоопарке Вовка фотографировал не только девчонок, но и зверей. Одна из фотографий привела его в замешательство, на ней было просто красное пятно, которое при увеличении оказалось задницей макаки, отказавшейся от съемок.
Ржали всей семьей над горе-фоторгафом.
Зачисление состоялось, Маруська и Анна поехали домой за вещами. Квартиру пока не искали, решили, что поживут еще немного у Петровых (это было их предложение) и в начале октября, если не получат общагу, найдут квартиру. Это было большой ошибкой. Квартиру нужно было искать еще в июне, в октябре они нашли жилье только в Парголово, а это было далеко от института. Несколько остановок на метро до Финляндского вокзала, а там на электричке минут сорок, а то и час. В Парголово от станции до дома идти надо было минут 15-20, то есть два часа едем в институт и два назад. Кроме того, надо было готовить себе еду, а они к этому были не готовы. Их бабушки и мамы не научили подружек экономить, они, то в кафе ходили, то перебивались манной кашей, от которой Анька стала толстеть, а Манька психовать. В общем жизнь не задалась однозначно. А тут Маруся еще болеть стала, климат Питерский был просто противопоказан. В один из дней, когда она больная лежала дома одна с температурой, приехал Вовка Петров, как принц на белом коне, и увез ее к себе. Анька обиделась, не застав ее дома, и сочла предательницей.
Тетя Муза же, пожалела и стала ухаживать за болящей, как за родной, окружив заботой и вселенской любовью. Ноябрь и декабрь выдались в тот год холодными, Маруська никак не поправлялась, пропускала занятия, но сессию не завалила, сдала досрочно. Ностальгия ее просто достала, она хотела домой к самой любимой на свете бабуле. Она улетела даже не дождавшись, когда Аня сдаст последний экзамен. Прилетела в Краснодар вечером, ночью добралась до дома и около Танькиной калитки увидела свою подружку, которая ожидала ее, стоя в снегу в калошах, в каком-то стареньком пальто, надетом на ночную сорочку. На вопрос, что она в двенадцать ночи делает на улице, Таня просто ответила, что ждет ее, Марусю.
Никто не знал, что она приедет в тот день, просто подруга чувствовала ее на расстоянии. Какая-то сила подняла Таню с кровати и отправила на встречу Маруське. Они минуты две стояли, обнявшись по фонарем, наслаждаясь ощущением счастья. Маруська была дома, Татьяну отпустила тоска по ней.
Всю ночь Маруся просидела с бабулей, которая за время ее отсутствия превратилась в сморщенную, похудевшую старушку. Она, по словам мамы, казалось сошла с ума, ни днем, ни ночью она не выпускала из рук старенькую замусоленную колоду карт. Постоянно гадала на нее и рассказывала родителям, что ей там плохо, и что бабуле срочно надо ехать к Марусе. Бабуля похудела, выглядела больной и старой, у нее обнаружили сахарный диабет второго типа. Марусе было больно и страшно, она понимала, что виновата перед ней. Ведь Маруся предполагала, что так и будет, бабулина привязанность к ней была сильнее нее самой.
А Маруська была в эйфории от своего присутствия в собственном доме, ей было так тепло и уютно, что ехать в Ленинград она не хотела совсем.
Она хотела увидеть море, самое синее в мире, пробежать по пирсу, застыть от норд-оста, догнать автобус маршрута № 8, доехать от морского вокзала до родной школы и бегом бежать к бабуле, пахнущей борщиком и пирожками. Смешно, но это было правдой, именно эти желания погнали ее рано утром в город. Маруся приехала на морской вокзал, дул небольшой норд-ост, море было бирюзовым и в барашках. Она рванула к пирсу, подышала морем, как чайка пробежала вдоль берега. Со стороны ее поведение можно было расценивать, по меньшей мере, как весьма странное, а она наслаждалась миром, в котором могла жить. Надышаться не могла морским воздухом, насмотреться на горы, на трубы цементных заводов, ей хотелось погладить цепи и якоря на набережной у стоянки прогулочных катеров. Душа просто пела от радости, что она здесь, что она дома.
Маруська понимала, что Питер раздавил ее, как маленькую букашку, и она пыталась собрать себя в кучку и заставить жить. Она не хотела ехать назад, ей было страшно оставить бабулю, она не хотела привыкать к чужим, хоть и очень добрым и хорошим людям, к их укладу жизни. Она уже чувствовала приближение, чего-то чуждого ей и не понятного.
Возвращаться в Питер Марусе не хотелось, но она не могла сказать об этом родителям, папа и бабушка обрадовались бы, а вот мама – ее реакцию предугадать было не трудно. Буря эмоций обрушилась бы на ее голову, упреки, слезы, проклятия, все что угодно, кроме понимания, сочувствия и помощи в поисках решения проблемы.
Сейчас мне кажется, что я смогла бы понять, простить и помочь своему ребенку исправить ошибку, которую мы совершили все вместе. Написала и поняла, что это неправда.
Я ведь, тоже не поняла стремление своего сына к самостоятельности и не отпустила его в Новочеркасск. Я оставила его у себя под боком, чтобы он не испытал тех эмоций, которыми была полна моя жизнь. Вот он родительский эгоизм, мы заставляем своих детей учиться на собственных ошибках, а дети хотят делать свои. Дети должны знать, что мама (или папа) всегда поймет и поможет исправить ситуацию, если в этом будет необходимость, но принимать решение они должны сами.
В свои семнадцать лет, Маруся не смогла принять правильного решения, она просто поплыла по течению и поехала незнамо куда и за чем.
В Питер она вернулась еще более подавленной, она увидела, как страдает бабуля, как папа не находит себе места и все больше отдаляется от мамы. Ведь это она была связующим звеном, а теперь ее рядом не было. Папа стал выпивать все чаще, мама писали ей иногда об этом.
И тем не менее ее студенческая жизнь продолжалась, только Маруська стала другой, ее одолевало уныние, она стала менее общительной, ей все чаще хотелось остаться дома. Дома – это у Петровых, Вовка был всегда рядом, он забросил свою невесту, и полностью переключился на Марусю. Иногда он казался ей интересным, чаще смешным. Тетя Муза и дядя Женя почему-то ничего не замечали, а они уже просто друг без друга не могли жить. Им было весело вдвоем, он водил ее на свои квартирники. Они праздновали с его друзьями дни рождения, вместе ходили на свадьбы, ездили на скалы в Выборг и в Лесное. Учебу она просто забросила, хотя это был всего лишь первый курс и трудностей никаких особо не было. Вовке просто хотелось, чтобы она была все время рядом. Ему льстило, что Маруська оказывает ему честь быть рядом. Я не могу сказать в какой момент они перешагнули черту дружбы, все получилось, как – то очень внезапно, им было очень стыдно смотреть друг другу в глаза, а еще страшнее было сказать об этом родителям.
Кроме стыда и унижения, воспоминания этого периода жизни, никаких эмоций у Маруси больше не вызывают. Она не могла объяснить свое поведение даже самой себе. Любопытство и желание попробовать взрослой жизни? Жизнь рядом с Петровым была интересна своей взрослостью, его друзья и знакомые были старше нее, а часто и старше него самого.
Вовка ей был уже не интересен, но она даже себе не могла в этом, признаться. Правда однажды он смог ее удивить и заставить снова привязаться к нему в какой-то мере. Вероятно, он очень ее любил, и по – этому чувствовал ее настроение и слышал ее мысли. Да и привычки ее он изучил. После занятий она часто ходила на Неву, сидела на кнехте и смотрела на воду, представляя, что это ЕЕ МОРЕ, но зимой Нева замерзла, а привычка ходить к ней осталась.
В такой вот ДЕНЬ ТОСКИ она бродила вдоль берега и наблюдала за мальчишками, игравшими в хоккей на льду реки. Потом у них шайба, или что-то ее замещающее, улетело далеко от берега, и пацаны отправились домой, только один притормозил, нехотя вернулся и покатил к середине реки за шайбой. Маруся хотела уже уйти, как вдруг увидела, что он упал. В первый момент она даже не поняла, что он провалился в полынью или прорубь. Она же близорукая, пока присмотрелась, пацана уже тащило под лед, и тогда появился Вовка, который искал ее. Увидев куда она смотрит, и что происходит, он побежал к мальчишке на ходу разматывая свой длиннющий шарф, связанный Кокой Лелей, маминой сестрой.
Потом он лег на лед и кинул конец шарфа мальчишке, который смог его поймать и крепко за него уцепиться. Тащить шарф и мальчика было тяжело, одежда пацана намокла, и он стал просто неподъемным, но Вовка все-таки справился. Вытащив мальчишку на лед, он заставил его раздеться, отдал ему свою куртку, и они побежали домой к Петровым. Пацана закинули в горячую ванну, напоили чаем, позвонили родителям. В общем героический поступок Вовки Маруся оценила по достоинству, чувство разочарования отступило.
Рядом, в одном подъезде с ними жила сестра тети Музы Ольга Николаевна, они были сводными сестрами, мама у них была одна, а отцы разные. У Ольги Николаевны было трое детей, и муж дядя Боря-пьяница, но прикольный. Самое смешное, что он почему-то в пьяном виде забывал свою челюсть вставную исключительно на сливном бачке в туалете. Дети их старшие уже жили отдельно, а вот Ира самая младшая, хоть и вышла замуж за Сашку Корнилова, жила с ними. Муза Петровна была крестной матерью Коли – сына Ольги Николаевны, а так как маленький Николаша не выговаривал многих слов, то крестную мать звал просто Кока, когда родился Вовка, то он стал звать свою тетку просто Кока Леля. Жить на одной площадке с родней очень даже удобно и весело. Они все здорово дружили, вместе с Сашей Корниловым, который был альпинистом, покорившим много вершин в нашей стране, по весне стали ездить на скалы в Выборг. Ребята там были замечательные. В основном преподаватели ВУЗов и сотрудники НИИ, люди, которые физически не работали, а энергию свою отдавали увлечению путешествиями и туризмом. Им было очень интересно с ними, они много пели под гитару, рассказывали свои байки про походы и восхождения. Вовка же классно фотографировал, на его фото природа словно оживала, а люди в кадре получались такими необычными. Фотки свои Вовка любил дарить друзьям и знакомым. У него получалось заснять людей именно тогда, когда они меньше всего этого ожидают и раскрываются, кажутся открытыми, трогательными и беззащитными.
Вовка со своим неизменным Беломором в зубах вполне вписывался в компанию Сашкиных друзей. Они все были такими необычными, с кучей увлечений, выходящих за рамки их профессий, разговаривали они порой так, что Маруська даже не понимала, о чем они говорят. Она пыталась поймать нить их разговора, но терялась в дебрях их умозаключений.
Эти столичные ребята были ей не по зубам, она могла только слушать их заумные речи и молчать, боясь показаться полной дурой. Они тоже не совсем понимали, что она делает в их компании. Вовочка Хилятик (детина двухметрового роста и весом килограмм сто двадцать, преподававший высшую математику в Лесотехнической академии) Маруську искренне жалел и всегда помогал ей. То рюкзак поднесет, то ее с рюкзаком. Петров злился и ревновал, сам то он ростом не вышел, да и щупловат был.
В такую вот ночь на берегу Финского залива он и доказал, что он мужчина и в доме хозяин, обнародовав их с ним отношения. Ей было так стыдно почему-то.
А потом все стало еще хуже. На нее посматривали с недоумением и сочувствие, во всяком случае ей так казалось, и она перестала ездить на скалы, замкнулась в себе еще больше (письма друзьям Маруська перестала писать еще раньше).
Первый мужчина должен быть, как минимум, достойным, если не любви, то хотя бы уважения! Теперь ей казалось, что у нее этого не было, любви не было точно, уважения не стало чуть позже, когда появились последствия их близости. Вовка испугался, да и было чего пугаться, она же несовершеннолетняя была. В свои семнадцать лет она поняла, что наделала так остро, что вдруг собралась с силами и построила все семейство Петровых. Тетя Муза рыдала, дядя Женя просил ее ничего не предпринимать, оставить ребенка, Вовка прятал глаза и молчал, а Маруська сказала "НЕТ".
Единственной на тот момент родственной душой для Маруськи неожиданно стала Анькина новая подружка Татьяна, которая помогла ей взять билет на самолет и полетела с ней и Аней в Новороссийск, точнее в Анапу. Аня, если и знала о Марусиной проблеме, то делала вид, что не в курсе, и Марусю это вполне устраивало, Танькиного участия ей вполне хватало.
Самолет был на Маруськиной стороне, садиться в Анапском аэропорту он не хотел, шасси никак не выходили. Огромный ТУ-154 несколько раз заходил на посадку, разворачиваясь над морем. Аню тупо рвало в кулечек, Таня, если и боялась, то мужественно скрывала это, Маруська заедала страх орешками. Когда они наконец сели, Таня тихо у Маруси спросила, может это не она беременная и с токсикозом, а Анька. Они, как всегда, поржали, чем вызвали осуждающий взгляд строгой и серьезной Анны.
Дом встретил их настороженно, вероятнее всего ей это просто показалось. Родители ничего не знали. План был простой, она хотела рассказать о своей беде бабе Вале (бабулиной сестре), решить с ее помощью кардинально свою проблему (сделать аборт), спокойно отдохнуть и уехать в Питер учиться дальше.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.