Вор

Возможно, Семёну не удалось прийти к правильным выводам по поводу поведения друга, но тому, кто был на месте Вани, кристально ясно, что тот лишь не хотел терять лица перед новыми приятелями, один из которых по его мнению был старше и опытнее. Ему просто на просто стало стыдно! В какой-то мере и хорошо, что Сёма не разгадал загадку сжатых губ, кулаков и грозного взгляда, которыми его одарил Ваня.

Несмотря на то, что стыдиться друзей – это неправильно, Ваню тоже вполне себе можно понять. Представим ситуацию, в которой на этого двенадцатилетнего и вполне счастливого мальчика, который имеет достаточное количество друзей, в том числе и самого близкого – Семёна, складывается тяжесть чужого горя. Ни для кого из тех, кто знал об утрате маленького Сёмы, не было секретом, что тот довольно тяжело переживает потерю отца, а Ваня был единственным, кто находился с ним почти всё свободное время. Слушать одно и то же о том, как жизнь несправедлива, видеть одно и то же угрюмое выражение лица и сносить резкость и грубость, которую Сёма себе позволял с поражающей регулярностью – всё это не может не выматывать. И вот, когда от бессмысленных, агрессивных и бесконечных разговоров друзья переходят к более интересному виду деятельности – к общению со сверстниками, Ване совсем не хочется возвращаться из этой радости в унылое переслушивание Сёминых сопливых мыслей. Не хочется терять то, чего уже долгое время недостаёт в крайней степени. Чувство долга, из-за которого мальчишки и общались в последнее время, не могло продлить и укрепить их дружеский союз достаточно, чтобы пережить кризис без потерь.

За своими мыслями Семён уже дошел до дома, совсем не обрадовавшись этому. Теплый ранний летний вечер будто на пару десятков минут вынудил его отдохнуть и сбросить напряжение, перебирая в руках сорванный цветок или наблюдая за бездомными котами. Когда мальчик подошел к подъезду, то был окликнут громким женским голосом:

– Ишь ты, повадились цветы рвать! – на мальчика уверенной, пусть и не очень устойчивой походкой направлялась бабушка, которую до этого он видел на клумбах около дома, – Совсем не ценят чужой труд! Лучше бы помогали красоту наводить, а они только портят! – вид озлобленной старушки действительно напугал мальчика, поэтому тот совсем не уверенным тоном попытался оправдаться:

– Эти цветы не ваши… Не из этого двора.

– Это значит, что их нужно вот так использовать? – пыл бабушки заметно уменьшился, она насколько могла выпрямилась, показывая, что она куда более спокойна, чем до этого, – Вот бывают же люди… Стараешься для них, стараешься, а они только пользуются.

– Молодые?

– Разные… и в наше время такие были. Вредители, – женщина вернулась на свое место на лавочке возле подъезда, нахохлившись, – Мне вот еще несколько штук нужно посадить на ту клумбу, – сказала она, указывая пальцем на нужное место, – Только вот слабовато себя чувствую, не знаю, хватит ли сил на это…

Мальчик, потратив секунду на размышления, умостился рядом с бабушкой. Она больше не казалась злой, а идти домой катастрофически не хотелось.

– Я больше не буду… Мне просто понравился этот цветок, а потом я отвлекся на мысли и не заметил, как его смял, – мальчик продолжал крутить в руках изуродованный им цветочный бутон.

– О-о, это бархатцы, и правда красивые цветы, – бабушка легко улыбнулась, – Ты знаешь, когда я была маленькой, вместе с мамой сажала их в наш двор, и тогда она мне рассказала их историю. Их название произошло от Тагеса, внука бога Юпитера. Он показывался людям, как младенец, и предсказывал их судьбы. Впрочем, эти цветы даже отчасти являются причиной, по которой родилась моя дочь, – глаза бабушки тепло блеснули, когда она перевела свой взгляд с цветка на мальчика.

– Как такое может быть? – заинтересованный Сёма с упоением и желанием сосредоточил всё свое внимание на рассказчице.

– Когда мне было восемнадцать, и я все еще жила с родителями в нашей родной деревне, дом рядом с нами выкупил один мужчина. Ста-арый дом, почти весь разрушенный. Он сразу заехал туда, в эти развалины, нанял рабочих – видно было, что состоятельный. Мало у нас таких было, за ним сразу полдеревни и сбежалось! А я была для него больно юной, нас разделяли целых двенадцать лет, – бабушка погрузилась в воспоминания и улыбнулась, – гулял он, выбирал себе жену из свободных, да и по правде говоря, занятыми дамами он тоже не брезговал. А потом он обратил свое внимание на соседскую девчонку, то бишь на меня. Так и с остальными женщинами завязал, исправился. Долго я сомневалась, больно ненадежным он мне казался, да и разница-то у нас довольно внушительная. Я себе тогда сказала, что, если я увижу благой знак, то обязательно выйду за него. И представляешь, на следующий же день все клумбы в его саду были усажены бархатцами. А я знала тогда по маминым рассказам, что на языке цветов они означают верность. Вот так я и поняла, что это судьба, – женщина на секунду развернулась, чтобы утереть выступившую слезу, после чего улыбнулась мальчику.

– И ваши родители не были против? – удивился Сёма.

– Тогда, знаешь, если рано отдавали замуж, то радовались. Тем более, такому мужчине, да и не далеко совсем, соседний дом. И через год родилась моя Лилечка.

Мальчик задумался и уткнулся взглядом в свои колени, на которых лежал забытый цветок.

– И вы всё еще вместе? Как в сказках, до самой старости?

Раскатистый женский смех заполнил двор:

– Нет, мой дорогой, – добродушно ответила бабуля, – мой муж дожидается меня там, – женщина кивнула на небо.

– Он… умер? И вы говорите об этом с улыбкой? – удивился Сёма. В его картине мира смерть ни в какой ситуации не могла быть преподнесена с легкостью и улыбкой. Слишком свежи были воспоминания. Слишком открыты были раны.

– Конечно, я ведь знаю, что мы еще встретимся. По-настоящему близкие люди ждут нас, но не торопят, потому что здесь, на земле, у нас еще много дел.

Мир маленького Семёна в ту секунду перевернулся. На глазах образовались слёзы, после чего он быстро попрощался с соседкой и взбежал наверх, домой. Захлопнув за собой дверь, он поздоровался с сидящей на кухне матерью, проигнорировав её вопрос о том, всё ли у него хорошо, после чего закрылся в своей комнате и осел на пол.

Неужели та бабушка не соврала ему, и отец ждёт его действительно… «там», на небе? Неужели для того, чтобы снова с ним встретиться, ему придется прожить всю жизнь без него?

Слёзы прерывистым градом падали на детские колени, оставляя после себя мокрые пятна. В голове не укладывалось, как всё может быть так просто. Ребёнок, прокручивая в голове рассказ соседки, начинал верить в то, что та трагедия, которую он переживал, имеет выход. Семён решил, что такой план действительно не так плох. Вот он стоит и получает школьный аттестат, дальше – красный диплом, после учебы строит успешную карьеру и женится на любимой женщине, у них рождаются дети… Работа-дом-дети-работа-дом-внуки-старость… Смерть? Неужели он проживет все это, чтобы в конце оставить всех точно так же, как это сделал его отец, как это сделал муж той бабушки? И стоит ли вообще давать кому-то своё внимание, стоит ли кого-то любить, если жизнь может в любой момент оборваться?

Руки тряслись, а сознание маленького Сёмы перегружалось. Психика не выдерживала его мыслей и не была способна справиться с нахлынувшими эмоциями. Пойти к маме, поговорить с ней, может быть даже попросить её дать успокоительные – это действия, которые сильно облегчили бы существование Семёна, но до которых он попросту не додумался. Вероятность которых мальчик даже не брал во внимание. Какое маме до него дело? У нее самой горя выше крыши.

Единственным верным решением, которое видел Сёма, было пойти спать. Чтобы не чувствовать той вселенской тяжести, которую мальчик волочил за собой каждый день. Которую каждый день ощущал во всем теле. В мире Морфея ему было тепло. Сны он видел всегда, причем большая часть из них была цветная и яркая, связанная между собой. Там, во снах, всё было так, как должно было произойти в реальном мире. Как, по его мнению, было бы справедливо. Сёма часто видел себя иначе, чем другие. В сюжетах, сгенерированных подсознанием, мальчик не был озлобленным и язвительным, никаких болезней и катастроф вокруг него не происходило, Сёма просто выполнял функции любимого ребенка мамы с папой, души компании и, что самое главное, хорошо знал математику. Он любил находиться там гораздо больше, чем существовать в реальности. Иногда ему казалось, что он готов остаться во снах навсегда, лишь бы не прощаться с теми иллюзиями, которые имел в них.

Глава 2. Семён Михайлович

Время придет,

Ты ляжешь вместе со мной?

Я лягу вместе с тобой

Время придет,

Мы окажемся рядом

Не торопись, все своим чередом

Тебе так далеко до заката,

А я здесь полежу,

Я тебя подожду,

Я тебя дождусь,

Тебя дождусь,

Дождусь тебя

Элли на маковом поле – Где ты?

Выйдя из своего дома на следующий день, Сёма не мог не обратить внимания на знакомую бабушку, работающую на общих клумбах. Едва ли ему было интересно то, чем она занималась, но вопросы, роем жужжащие в так и не успокоившейся его голове, вынудили мальчика подойти к старушке.

– Здравствуйте! – от резкого звука голоса мальчика женщина дёрнулась и развернулась.

– Напугал! – пожурила Сёму пожилая дама, – Здравствуй, мой дорогой, – она отряхнула руки и оставила на земле инструмент, которым рыхлила землю, – Я вчера и не представилась! Меня зовут Арина Ивановна, я из тридцать шестой.

– Сёма, – кивнул мальчик, – из сорок пятой.

– Сорок пятой? – переспросила Арина Ивановна, округлив глаза от ужаса и осознания, – Это получается Мишка… папа твой?

– Мой, – нервно ответил Сёма, – Не нужно меня жалеть.

– Нет-нет-нет, мой дорогой, это не жалость! – женщина взяла мальчика за плечи грязными от земли руками и мягко усадила на скамейку, после чего умостилась там сама, – Ты должен меня послушать.

– Вы знали моего отца?

– Плохо. Дело не в этом, а в том, что я тебе вчера рассказала. Я ведь не знала, что… – махнула рукой женщина, – Не важно. Важно то, что я не подумала о том, какие мысли могу на тебя навлечь.

– Вы клоните к тому, что я после вашего рассказа мог бы попробовать воссоединиться с отцом раньше времени?

Арина Ивановна склонила голову в недоумении:

– А ты очень догадливый мальчик…

– Не нужно об этом беспокоиться. Я… этого не сделаю.

– Конечно, – улыбнулась старушка, – но ты должен знать, что, совершив это… преступление! Самое большое преступление против себя самого, ни с кем из тех, кого ты захочешь увидеть, встречи не произойдет. Эти люди… – задумалась Арина Ивановна, подбирая подходящее слово.

– Самоубийцы.

– Да-да, они самые. Эти люди никогда не попадут в рай. Им нет там места. Облегчения в прекращении жизни нет! – активно жестикулировала женщина.

– Вы ведь верите в Бога? – задал вопрос задумчивый Сёма.

– Ну… да. Да, я определенно верующий человек. Но сказать точно, в какого бога я верю, не могу. Нет такой религии, в которую я бы хотела уйти с головой. Скорее я… верю в судьбу и Вселенную. В порядок вещей.

– «Порядок вещей»?

– Судьба и Вселенная. Порядок вещей. Я верю в то, что мы не можем изменить того, что нам предопределено. Что бы мы ни делали, как бы ни старались, всё будет так, как решили свыше. Уж не знаю, какой именно бог решил, что с нами будет, но против высших сил не пойти.

– То есть вы думаете, что мы за себя ничего не решаем?

– Ну… Решения могут быть разные, общее у всех событий лишь то, что они ведут к одному результату.

– Это значит, что папе было суждено умереть? Что, если бы он не заболел тогда, умер бы иначе?

Арина Ивановна замолчала, не зная, как отреагирует мальчишка на её резкие мысли.

– Ты знаешь… Я думаю, что для каждого человека уготовлены свои ярлыки. Те жизненные сложности, которые мы проходим, оставляют на нас свой отпечаток. Ярлык. Представь, если бы они были видны, и можно было бы составлять подобие биографии человека на основе этих слов. В них бы были главные победы и трагедии каждого человека. Сложно объяснить то, о чем я говорю… Я просто надеюсь, что, даже если не сейчас, ты поймешь суть моих слов и тебе станет легче. Ты ведь главный герой своей жизни. У каждого человека так. Кажется, что всё крутится вокруг тебя, хотя в любой ситуации получают эти самые ярлыки все.

– Я вас не понимаю…

– Вот смотри: твоему папе было суждено… покинуть тебя, а тебе суждено было пройти этот путь. На тебе ярлык потери. На нём – смерти. Все люди, тесно связанные с ним, получили статус от какого-то жизненного испытания.

– А какие на вас ярлыки? – спросил Сёма, представив, как над головами знакомых ему людей постоянно летают слова, описывающие главные события их жизни.

– На мне… – задумалась женщина, – Сёма, я одинокая старая женщина. Если бы можно было меня описать со стороны, думаю, люди так бы и сказали, – грустно улыбнулась Арина Ивановна, – а вот на вопрос почему, я бы выбрала такие ярлыки: «вдова», «плохая мать», «ответственный работник».

– Довольно громкое описание. Почему «плохая мать»?

– Потому что «ответственный работник», – широко улыбнулась старушка.

– Я не знаю, как описать себя ярлыками… – протянул Сёма. Его взгляд все еще был прикован к оставленным на земле женщиной инструментам.

– Это нормально, мой дорогой. Ты ведь даже четверти своей жизни не прошёл. Твоя картина мира обязательно сложится воедино.

– А как мне жить сейчас? Без этой картины?

Арина Ивановна рассмеялась, положив руку на плечо мальчика, чем заставила его обернуться.