Вейн

Завтрак прошел в гробовом молчании. Юрка жевал недоваренную крупу, не поднимал глаз от котелка. Вейн рассматривал его смешную футболку и думал, что скоро начнутся земли, по которым кочует Обрег.

– Значит так, запоминай, – велел Дан. – В любой… ну, практически в любой проекции есть узел. Он – ее основа. Может быть нестабильным, пульсирующим, но он есть. Проще всего найти узел по запаху. У каждого вейна – свой. Помнишь, как в Цитадели? Ну вот, если ромовым табаком вонять начнет – здесь, ищи. Узел, он вибрацией отдается. В позвоночнике, в затылке, в пятках. Дыхание сбивается… Шэт!

Дан чувствовал себя стрелкой компаса, которую спросили, как она находит север. Школьный наставник, конечно, красиво заливал про поля и биотоки, но кто из вейнов это помнит? Кому это пригодилось?

– В общем, захочешь – почуешь. Слепые кутята тоже как-то к мамкиному брюху доползают. Найдешь, пробуй, какие подходят ориентиры.

– Я же их не знаю. Только Цитадель, и все!

– Кстати, о ней. Там узел разнесенный, бывают такие. Ну, как подковка, разными концами торчит. На выход в часовне, на вход в башне, в оплавленной такой, видел? По ориентирам попадешь в нее, дальше подземным ходом.

– Но я другое место запомнил, – растерянно сказал Юрка.

Дан помянул Шэта.

– Ты запомнил Цитадель, в нее и попадешь. Вон дорогу видел, там что, всегда одни и те же машины едут? Корова одна и та же стоит? Ты же не на нее ориентиры брал!

– Не знаю, – буркнул Юрка. – Если там была корова, мог и на нее.

– Ну тогда я тебя поздравляю! Жди, когда она снова мимо узла пройдет. А без ориентиров ломиться, конечно, можно, но не советую. Занесет куда-нибудь в море-океан, не выплывешь.

Мальчишка смотрел угрюмо, и Дан вспылил:

– Я что, нанимался сопляков учить? Сам напросился! Так или нет? Ну?

– Так, – нехотя признал Юрка.

– Говори: «хозяин»! – прикрикнул вейн.

Пацан раздул ноздри и спросил, высоко вскинув подбородок:

– А не будет ли столь любезен хозяин одарить своего слугу ориентирами? Хоть самыми завалящими.

Вот… щенок!

– Интересно, как? Через маячок? Ты его подвесишь? Или узел где-нибудь видишь, в связке поработать? А? Раньше надо было думать. Все, встали!

Юрка не тронулся с места.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Захотелось. Поднимай задницу! Расселся, как на именинах.

Дан осторожничал, опасаясь влететь в проекцию, и коней не гнал. Раньше срока степь не пройдешь, а Обрег может кочевать где угодно. Впрочем, Стрешкины луга объехать не помешает. Спустя час он начал забирать вправо. Юрка, убаюканный неторопливой поступью Увальня, спохватился не сразу, и ему пришлось догонять. Дан наградил мальчишку подзатыльником.

– Язык проглотил? Что сказать надо?

Юрка выдавил, глядя в сторону:

– Простите, хозяин.

Лучше бы он врал, подумал Дан. Пресветлая Иша, как было бы просто, если бы мальчишка врал!

Припекало солнце, подсушивая росу. Накалилась степь и заблестела солончаками. Запах лошадиного пота приманил слепней. Кысь раздраженно отмахивался хвостом. Дан натянул куртку на запястья и зашнуровал ворот. Попировать вволю у кровопийц не получилось – вскоре небо подернулось облаками, потянуло ветром. Полынь стелилась под его дуновениями, и вейну казалось, что рядом узел.

К обеду серо-зеленая гладь сменила окраску на более темную, обведенную на горизонте желтой полоской камыша. Запахло водой, в степной хор включились кряквы и жабы. Долго ехали вдоль топкого берега, пока не выбрались на косу. Дан скомандовал большой привал.

Первым делом искупали лошадей. Мальчишка держался без седла цепко. Увалень вредничал и пытался цапнуть всадника за колено, но Юрка справился. Кысь с удовольствием забрался в реку по брюхо, жмурился и тихонько фыркал, пока хозяин скреб ему бока.

Стоянку Дан обустраивал сам, отправив Юрку стирать. Пацан скомкал штаны и плюхал ими возле берега, поднимая со дна тучи ила. Вейн разозлился всерьез. Наорал, треснул по уху и показал, как следует обращаться с походной одеждой.

На обед сварили уху. Дан соорудил из тальника и сетки простенький бредень, загнал мальчишку по пояс в воду и забрался сам. Пошли вдоль берега. Прут в руке подрагивал, гнулся, однако выдержал. Выволокли добычу. Заблестели в траве окуньки и щурята. Потрошил рыбу Юрка, довольно ловко, правда, чертыхался, колясь о плавники. Готовил вейн, побоявшись доверить мальчишке столь ответственное дело. Сначала отварил окуньков с луком и морковью. Потом вытащил мелкую рыбешку и запустил в ту же воду щучек. Сдобрил рисом, лавровым листом и черными горошинами перца. От души поблагодарил Тобиуса, раскопав в недрах сумки пучок укропа.

Уха получилась такая, что Юрка урчал, как уличный кот, и еле успевал выплевывать косточки. Дан польщенно улыбался и даже не погнал пацана сразу же мыть посуду. Валялись, подставив солнцу животы. Ветер трепал одежду, развешенную на иве. Ну просто Малдазийский курорт, а не степь в межсезонье.

– Смотрите! – Юрка приподнялся на локтях.

Над водой кружила фиолетовая птица с розовым хохолком. Она вытягивала голову на длинной шее, поджимала лапы и вообще вела себя как барышня из хорошей семьи, которой предложили посидеть на грязной травке.

Птица опустилась, по-лебединому презрительно изогнула шею и задрожала хохолком. Лапы взбили мутную воду, на одной сверкнуло кольцо. Домашняя, с прудов залетела. Разве тут выживет? Дан потянулся за арбалетом, но покосился на Юрку и передумал. Ладно, каждый имеет право на свой шанс.

Мальчишка, видно, заметил его движение. Спросил:

– А огнестрельное оружие у вас есть? Ну, самое простое.

– Да хоть пулемет. Ежели кто протащит.

– Тогда почему?.. – Юрка повел подбородком в сторону арбалета.

– Я ж не купец, чтоб по дорогам ездить. Мало ли куда занесет.

– Но говорят, если Середина примет, то уже все.

Дан зевнул. Его разморило после обеда, и воспитывать бестолкового сопляка было лень. Проще ответить.

– Оружие – это система. Порох или пули – надо? Надо. Кремень, допустим, истерся. Смазка, опять же. Заменяешь одну деталь – меняется вся система. А чем сложнее система, тем менее устойчива. Так что, соберешься воткнуть новую батарейку в часы, подумай сначала. А арбалет… Тетиву я хоть где раздобуду, болты тоже. Да и вообще… подходящее оружие. Тихое.

– Но в принципе купить пистолет можно? В Бреславле?

– Запросто. Если денег хватит.

Юрка помолчал. Дан уже начал дремать, когда настырный пацан спросил:

– Ну ладно пистолет. Технология. А человека?

– Что – человека? – раздраженно спросил Дан. – Купить?

– Да нет же! Провести из мира в мир. Очень сложно?

Тьфу ты.

– Смотря кого. Если дар есть, ну, как у тебя, например, без проблем. Даже поводырем быть не надо.

– А если нет?

– Тогда сложно. Мало кто может, и то не любого. А кто может, редко соглашается. Ну его к Шэту, здоровье гробить.

– Почему?

Вот привязался!

– Да Середина же! Она или принимает, или отсекает все, что не по ней. Не пропустит, и хоть тресни. Люди вообще… система сложная.

– А если не через Середину?

– Совсем дурак, да? Я же говорил: узел – это такая хреновина, торчит из Середины. Только с нее выйдешь и в нее же войдешь.

Мальчишка посопел и разродился новым вопросом:

– Их вообще много, миров?

Ну не даст же поспать!

– Два месяца назад над дверью часовни Святого Христофора, покровителя путешественников, было написано число триста двадцать восемь, – отчеканил Дан. – Это общеизвестных. А сколько еще ориентиров вейны по карманам прячут, никто не считал.

– А сколько знаете вы?

– Достаточно. Все, отцепись! Через сорок минут разбудишь. Костер закидаешь землей, посуду помоешь, вещи соберешь. Кругом поглядывай, мало ли что.

– И горох перебери, – пробормотал мальчишка.

– Если найдешь, можешь перебрать, – разрешил Дан, прикрывая глаза рукой. – Только тихо.

Стрешкины луга объехали, круто забирая на северо-восток, но не прошло и трех часов, как послышался стук копыт. Юрка беспокойно завертел головой. Вейн дергаться не стал, понимал – догонят. «Прости, пресветлая Иша! – подумал он. – Сама видишь – не хотел». Остановил коня. Рядом пристроился мальчишка, зашипел:

– Вы же говорили, тут не ездят! Кто это? Чего им надо? Это степняки, да?

Дан отвернулся.

Маленькие всадники на легких жеребцах обошли справа и слева, замыкая круг. Видя, что добыча ведет себя благоразумно, за арканы хвататься не спешили.

– Казахи? – удивленно шепнул Юрка.

Вейн поправил:

– Жузги.

Меднолицые воины довольно щурились. Старый шаман бормотал молитву, и бубенцы на островерхой шапке вторили ему звоном.

– Бий! Салеметсиз бе! – сказал Дан.

Обрег выехал вперед.

– Здравствуй, вейн. Мне жаль, что мы встретили тебя.

– Так отпусти.

Возмущенно заскрежетал шаман, Обрег жестом остановил старика.

– Вейн, ты помнишь мое слово, – сказал бий.

Дан, конечно, помнил. Он ругнулся про себя и мотнул головой, показывая на Юрку.

– Как условились.

– Кто с тобой? Спутник, господин или слуга?

– Слуга, – твердо ответил Дан.

Обрег прикрыл глаза веками. Так он еще больше походил на медного божка. Молчал шаман.

– Ты говоришь правду, – согласился бий и посмотрел на Юрку. – Кто для тебя этот вейн – господин, спутник или слуга?

Мальчишка искоса глянул на Дана. Сказал, как выплюнул:

– Господин.

Бий шевельнул толстыми губами:

– И ты говоришь правду.

«Ну так!» – с отвращением подумал Дан.

– Вейн, ты отдаешь нам своего слугу?

Ох, пресветлая Иша, сама виновата, что не выпустила из Цитадели. Были бы сейчас в Бреславле…

– Да, отдаю.

– Что?!

Юрка дернул повод. Аркан тенью метнулся в воздухе и сдернул мальчишку с седла. Пацан охнул, ударившись о землю.

На лице медного божка расплылась улыбка.

– Удачи тебе на твоей дороге, Дан.

– И тебе, Обрег. Кош болыныз!

Вейн прицепил к седлу повод Увальня. Жузги расступились, пропуская.

– Дан! – отчаянно крикнул за спиной Юрка.

Он не обернулся.

– Сволочь!

Вполне вероятно, согласился вейн. А ты – дурачок, к тому же невезучий.

– Пустите!

Юрка дернулся, но аркан подсек и свалил на землю. Куда ни глянь – лес из лошадиных ног, не вырваться. Смотрят сверху круглолицые узкоглазые воины, их лица похожи, точно маски. Переговариваются непонятно.

– Мне нужно в Бреславль!

Юрка вскочил, и его снова заставили упасть.

– Вы не имеете права!

– Почему? – спросил на всеобщем тот, кого Дан называл бием.

– Он не мог меня отдать, я не вещь!

– Ты сам назвал его господином.

Юрка скрипнул зубами, вспомнив, как стаскивал с Дана сапоги.

– Я не раб, а только слуга. На время!

– Он твой господин, – повторил бий.

– Но мне нужно в Бреславль!

Обрег развернул коня, следом пристроился старик в островерхой шапке с бубенцами.

Юрка дернулся, и опять резануло арканом плечи.

– Мне нужно, слышите! Пустите!

Молодой жузг спешился, подошел к пленнику.

– Отвали, урод!

Юрка лягнул, метясь в пах, но степняк легко увернулся, и кругом засмеялись.

Невысокий парень оказался сильным и скрутил его запросто, точно тряпичную куклу, спутал концом аркана руки. Быстро обыскал, нож забрал себе. На часы прищелкнул языком, однако оставил. Кто-то другой, жадный, потянулся снять, но жузг прикрикнул и оттолкнул. Юрка топорщился, ругался – без толку. Его перекинули вниз головой через лошадиный круп и придавили локтем. Мотнулась перед глазами земля – степняк пустил коня галопом. Юрка зажмурился. Остро пахло лошадиным потом и дегтем от жузговых сапог. Сбившиеся внутренности застряли в горле склизким комком. Хлестнула по лицу полынь. Послышались крики, собачий лай.

Швырнули вниз. Юрка не успел перевернуться и больно грохнулся на спину. Земля качалась. Маячили высоко в небе всадники. Приплясывали, не желая стоять на месте, лошадиные ноги. От них рябило в глазах, и пришлось сглотнуть, проталкивая взбунтовавшийся желудок на место.

Шершавые пальцы тронули лицо. Юрка отшатнулся, неловко опираясь на связанные руки. Перед ним сидел на корточках шаман.

– Вам чего, а?

Старик пошарил у него за пазухой.

– Не лапай меня!

Юрка попытался двинуть извращенца коленом, но кто-то зашел со спины и жестко стиснул загривок. Шаман беспрепятственно провел по шее, ощупал запястья. Удивился.

– Амулет? Где?

– Какой амулет? Чего вам?

Старик заговорил по-своему, словно ворон закаркал. Хватка разжалась, Юрка дернул головой.

– Не дерись, и с тобой будут обращаться хорошо, – сказал на всеобщем парень, что привез его на своей лошади. – У тебя есть какой-нибудь амулет?

– Ничего у меня нету!

Шаман ухватил за ворот футболки и потряс, сердито глядя на нарисованного монстра.

– Это твой бог? – спросил парень.

– Сдурели? Нет!

Старик удовлетворенно каркнул, спросил еще что-то. Молодой жузг перевел:

– Ты веришь в своих богов? Ты обещан какому-нибудь богу?

– Нет.

Шаман довольно кивнул, бубенчики на его шапке зазвенели. Закряхтев, старик поднялся и пошел к юртам, ему торопливо уступали дорогу.

Парень сказал, распутывая узлы на веревках:

– Хорошо. Значит, боги не будут спорить из-за тебя.

Юрка зашарил взглядом. Вон лошади, оседланные, но рядом их хозяева. Угнать не получится, а побежишь – догонят.

– Как тебя зовут? – спросил молодой жузг. Он смотрел доброжелательно и даже улыбался.

– Юрий! – ответил с вызовом.

– А меня – Азат.

К жузгу подковылял мальчишка лет семи. Он припадал на левую ногу, но спешил изо всех сил. Подал сверток и сказал что-то, повторив несколько раз имя бия – Обрег. Парень тронул ладонью черноволосый затылок с розовыми проплешинами, но калека мотнул головой, избегая ласки.

Азат развернул сверток, и Юрка вспыхнул. Малек принес ошейник – с медными клепками, прошитый проволокой, с цепочкой, пристегнутой к коротеньким дужкам. Нетрудно было догадаться для кого. Вот гады! Юрка рванулся к лошадям, успел схватиться за стремя, но его сбили с ног. Прижали к земле, выкручивая руки. Кто-то дернул за волосы, запрокидывая голову так, что стало трудно дышать. Кожа с медными клепками коснулась шеи. Щелкнула застежка. Все.

Его отпустили. Юрка ткнулся лицом в землю, не пытаясь подняться. Дан, сволочь…

– Вставай, – велел Азат. Цепочка дернулась. – Не бойся, тебя больше не будут бить.

– Вот еще! – вскинулся Юрка. – Я не боюсь.

– Тогда пошли, ты будешь жить у нас.

– Жить? – Юрка прокашлялся. При каждом движении кадыка ошейник давил на горло. – Рабом, да? Обойдетесь!

Малек смотрел на него, приоткрыв рот. Губы у него обметало болячками.

– Ты не раб, ты – дань богам, – сказал Азат. – Пойдем.

Цепочка висела в воздухе, жузг не спешил ее натягивать. Юрка встал.

Шли медленно, малек старался не отставать, сопел и пыхтел. Встречные рассматривали пленника с любопытством. Азата окликали, говорили что-то похожее на похвалу или одобрение. Молодой жузг каждый раз останавливался, заводил беседу. Малек тогда хватал его за руку и поджимал хромую ногу.

Юрта, к которой пришли, не выделялась среди прочих ни бедностью, ни богатством. Азат откинул войлочный полог и потянул пленника за собой.

Внутри было темновато – свет падал сверху, из зарешеченного отверстия в куполе, в него же уходил дым. Пахло овечьей шерстью и подгоревшим жиром. Рябило в глазах от множества ковров – больших и маленьких, тканых и катаных, одно-двухцветных и пестрых. В центре, у очага, возилась пожилая женщина в наглухо застегнутом одеянии. Она бросилась к ним, хотела расцеловать малька, но тот вырвался. Хозяйка засмеялась, метнулась к Юрке и, встав на цыпочки, коснулась его лба сухими губами. Он испуганно оглянулся на Азата. Жузг прикрикнул по-своему, и женщина вернулась к очагу. Наклонилась над котлом, пряча улыбку.

Степняк разулся и велел, чтобы пленник сделал то же самое. Повел по войлочному ковру в правую половину юрты. Тут стояла низкая постель, накрытая стеганым одеялом. Над ней висели кинжалы в ножнах, украшенных чеканкой. В изголовье приткнулся ящик с плоской крышкой. На полках валялись скребки, шило, обрезки кожи. Левая сторона, наверное, принадлежала женщине – там тоже виднелась постель, но богатая, с атласным покрывалом и горкой подушек. На окованном сундуке теснились плошки и мисочки.

Азат сел, точно йог, выставив колени в разные стороны. Юрка устроился, как привык – согнул одну ногу и оперся на нее локтем. Малек привалился под бок к парню и неотрывно смотрел на пленника, трогая языком коросту на губе.

– Мой брат, Ичин, – сказал Азат. – Калима – наша мать. Отец погиб, давно. Я старший мужчина в семье. Ты здешний?

– Нет. Я из другого мира.

– Зачем ты пошел этой дорогой в божье время?

– Мне нужно в Бреславль. Если вы из-за выкупа, я найду чем заплатить. Честное слово!

Азат покачал головой.

– Голод гонит весной на эти пастбища, и, чтобы задобрить чужих богов, мы приносим им жертвы. Господин подарил тебя.

– Он права не имел! Сволочь он, а не господин!

– Почему? Умный человек, уважает богов. Мог драться, но решил дело миром. Чем плохо?

– Ну, это кому как! – Смешок получился истеричным. – Вы же меня теперь убьете?!

– Будут решать боги. Шаман чует, когда из-за их гнева путаются миры… У вас есть слово, – Азат задумался, вспоминая. – Про… Проц…

– Проекция?

– Да. Чтобы боги успокоились, мы отдаем им жертву.

– Убиваете.

– Нет, – замотал головой Азат. – В другой мир. Пусть уходит, и боги обретут спокойствие.

– Хочешь сказать, когда вы встречаете проекцию, то выбрасываете в нее пленника?

Азат кивнул.

– Сейчас межсезонье, через степь не ездят. Если не я, кого бы отдали? Корову? Давайте я вам пять штук куплю!

Руку с часами Юрка осторожно завел за спину – с жузгов станется отнять и самим продать иномирскую диковину.

– Нет, не корову. Человека. Если не ты, то очередь Ичина. Так решил Обрег.

Юрка посмотрел на малька. Тот опустил голову и шмыгнул носом, втягивая соплю.

– Ичин – калека, но он умный. Он понимает ваш язык.

Ладонь Азата тронула плешивую макушку брата. Женщина у очага заплакала.

Остаток дня Юрка просидел на цепи – ошейник пристегнули к железному кольцу, вделанному в решетчатый каркас юрты. Азат и Ичин ушли, Калима толклась по хозяйству. Выходила она редко. Когда женщина первый раз скрылась за войлочным пологом, Юрка попытался освободиться. Ошейник оказался заклепан на совесть, хотел выломать крепеж – прутья не поддавались. Калима вернулась бесшумно. Юрка заметил ее, когда женщина потянула за цепочку. Глянул с вызовом – он не обещал сидеть смирно! Хозяйка что-то крикнула, и Юрка испуганно замер. Лицо у жузги было безумное. Казалось, дернись, и гвоздями к стене приколотит.

На закате вернулся Азат, отцепил пленника. Калима следила внимательно, не рванет ли будущая жертва к выходу. Юрка не пытался, понимал, что догонят сразу. Успокаивал себя: шанс еще будет, не может не быть!

Азат сел к очагу, небрежно бросив конец цепочки на ковер. Калима укорила негромко, но жузг бровью не повел. Юрка опустился рядом, постаравшись правильно скрестить ноги. Глядя на него, улыбнулся Ичин, лизнул болячку в уголке рта. Юрка отвернулся. Из-за калеки, который долго не протянет в степи…

Ужинали бараниной с рисом. Хозяйка выложила кушанье на общую тарелку, и все брали с нее руками. Юрка помедлил, глядя, как малек копошится в еде грязными, в коростах, пальцами, но голод пересилил брезгливость. Пленника не одергивали, позволяя наесться, хозяйка даже подпихивали ему лучшие куски. Если б не ошейник, казалось – принимают гостя.

После ужина у матери со старшим сыном вышел спор. Парень хмурился, возражал, но Калима настаивала – и все-таки взяла верх. Перед тем как лечь спать, она связала пленнику руки и замотала другой конец веревки себе вокруг запястья. Юрке пришлось устроиться рядом с низенькой кроватью на женской половине юрты. Вытянулся на кошме, неловко приподняв локти. Плечи быстро затекли.

За тонкими стенками выли и грызлись собаки. Было душно. Кололся войлок, громко похрапывал Азат. Уснуть у Юрки не получалось.

Дан, скотина! Обманул, продал. Знал, что так выйдет, недаром о проекциях рассказывал. А если выбросят куда-нибудь вроде той каменной пустоши? Унюхаешь там узел, как же! Быстрее сдохнешь без воды и припасов. Или к дикарям отправят, те сожрут и не подавятся. Впрочем, оказаться без денег и документов в современном мире тоже не сахар. Нужно бежать. Он должен попасть в Бреславль!

Юрка повернулся, и ошейник сдавил горло. Звякнула цепочка. Калима тут же встрепенулась, пошарила в темноте. Скривившись от брезгливости, позволил ощупать лицо.

Глава 4

Дни у жузгов начинались рано: решетчатый круг в центре купола еще оставался предрассветно-синим, когда поднималась хозяйка. Женщина снимала веревку со своего запястья, туго приматывала Юркины руки к изголовью кровати и спутывала ему ноги, точно лошади. Он просыпался от ноющей боли и тихонько возился, пытаясь устроиться поудобнее. Лечь уже не получалось, додремывал сидя.

Калима уходила на дойку. Первое время в ее отсутствие Юрка теребил зубами узлы, но только сильнее их затягивал. Путы врезались в кожу, руки опухали и долго ныли. Пробовал перегрызть веревки, свитые из конского волоса. Те не поддавались, а рот наполнялся солоноватой, с кровью, слюной. Как-то от его шебаршения проснулся Азат. Бесшумно ступая по коврам, подошел. Юрка думал, ударит, но жузг только проверил, надежно ли связан пленник.

Возвращаясь, хозяйка приносила бурдюки с молоком. К этому времени решетчатое отверстие на потолке светлело. Калима разрывала угли, схороненные под слоем пепла. Из мешка доставался сухой навоз, который деятельно стаскивал днями Ичин. Разгорался кизяк не хуже бересты. На треножнике повисал котел и наполнялся молоком. Пока оно нагревалось, женщина замешивала хлеб. Юрку от этого зрелища мутило, он отворачивался, а то потом кусок не лез в горло. Калима оголяла колено и на нем мяла сероватый комок теста, тискала, шлепала об ногу. После лепешка укладывалась на смазанную жиром сковороду, накрывалась сверху второй и засовывалась в огонь. Закипевшее молоко сливалось в ведра. Женщина священнодействовала, высоко поднимая половник и сбивая пенку. Загустевшая к следующему утру, пенка становилась лакомством для Ичина.

Воздух в юрте нагревался. В котле потрескивали зерна пшеницы, брызгалось и шипело раскаленное масло. Калима собирала для Азата сумку – бокшу. Укладывала в нее свежий хлеб, мясо и твердые шарики из соленого творога, которые назывались куртом.

Просыпался Ичин, возился под боком у старшего брата, зная, что, пока тот не встанет, завтракать не дадут. Юрка тоже ожидал пробуждения хозяина с нетерпением.

Азат отвязывал пленника, снимал с ног путы и выводил из юрты. Цепочку он вешал себе на пояс. Юрка сердился, просил хотя бы тут отпустить, но жузг не соглашался. Сам он не стеснялся присутствия соседей и мог завести беседу, сидя на корточках.

На мытье отводилась пара минута. Вода в ведре плескалось на донышке, и ту приходилось делить с Азатом и Ичином. Через несколько дней Юрка стал так же грязен, как остальные. Волосы слиплись сальными космами, футболка и штаны лоснились от жирных пятен. Воспалился ожог – памятка Дана. Кожа под ошейником зудела и чесалась.

Завтракали быстро, Азат торопился на пастбище. Ели жареную пшеницу и вчерашнее мясо, запивали зеленым чаем, щедро забеленным молоком и присоленным. Потом молодой жузг уходил, и почти сразу же исчезал из юрты Ичин.

Пленника Калима пристегивала неподалеку от входа. Работать его не заставляли, и сначала Юрка этому радовался, но затем стало казаться, что от бесконечного пустого дня можно сойти с ума. Он не знал, чем занять себя. Разглядывал убранство юрты, пересчитывал узоры на коврах и кисти бахромы, чугунки, подушки, перекрестья прутьев в решетчатом круге на потолке. Следил за Калимой, пытаясь угадать, что она сделает в следующее мгновение, и сам с собой заключал пари. Проиграв, честно отбывал наказание: клал руку с часами на колено и замирал истуканом на пять минут. После вымерял, сколько нужно времени, чтобы закипела вода или подошла лепешка. Вспоминал фильмы, книги, песни и даже теоремы с уроков геометрии. День никак не заканчивался. Иногда, глядя, как медленно меняются на экранчике цифры, Юрка едва сдерживался, чтобы не завыть. Больно прикусывал пальцы и раскачивался из стороны в сторону. Хозяйку, похоже, это не тревожило.

Калима нечасто покидала юрту. Она варила творог, сбивала масло, лепила и выкладывала на доски белые комочки, те самые, что потом становились куртом. Мастерила рубахи сыновьям, не затрудняя себя выкройками. Полотнище сгибалось пополам, делался разрез-ворот, вместо рукавов вшивались прямые куски ткани, и бока расставлялись клиньями. Украшалась такая рубашка намного дольше. Для Ичина вышивка ложилась попроще, для Азата – позатейливее.