Мой неласковый Монстр

– Ты плачешь. Почему?

Он издевается? Вовсе нет, этот робот и правда, кажется, не понимает, что со мной.

Я распахиваю губы, а звука нет. Я ошарашена и сбита с толку, все еще помню боль от хлыста.

– Ты можешь ответить.

Нежно гладит меня по голове крупной ладонью, вот только эта ласка провоцирует слезы.

– Я истекаю кровью.

– Где? Покажи мне.

Кивает, я осматриваю себя, но крови нет. Ничего, ни капельки. Только бледные розовые полосы – следы от ударов.

– Мне больно.

– Тебе больно?

Неужели он удивлен? Да, мой ответ его и правда удивляет.

– Д… да.

– Да, хозяин. Повтори, малыш.

– Да, хозяин.

Этот дьявол коротко усмехается. Мой Монстр доволен, он так нежно гладит меня по щеке, а я только вздрагиваю, ожидая следующего удара.

У меня стойкое ощущение, что сейчас Он играет со мной, как кот с мышкой, и, похоже, совсем скоро эту мышку к чертям сожрут.

Глава 8

Я не давал к себе прикасаться, огрызался и был упрямым. Порой меня это спасало, но чаще играло против, потому что я был слабее против каждого из них.

Нас поселили в большом доме с решетками на окнах, и мы не могли никуда выходить без сопровождения.

Первые две недели я ни с кем не говорил, потому что не понимал языка, но потом ко мне привели Ази, и он общался со мной. Да, через слово, но все же я его понимал, даже несмотря на его дикий, ужасный акцент.

Ази начал меня обучать арабскому, и вскоре я говорил и все понимал даже получше него самого, я начал осваиваться в “Аду”.

Больше всего на свете я обожал бесить охранников. Они становились красными от злости, как индюки, но не могли меня убить. Это было запрещено моим Господином, так как мы все стоили больших денег, и я стоил.

Я быстро это понял, ведь меня не пустили на “разбор”, нет. Меня оставили “в разведение”, хотя поначалу я мало понимал, что это значит.

Я пытался сбежать. Дважды. И дважды меня ловили и избивали до полусмерти. Они лупили меня ногами и палками по чему угодно, но только не по лицу. Шакир Аль-Фарих запрещал меня уродовать своим шакалам, так что да, мое смазливое лицо не раз спасало мою шкуру. Поначалу.

Обычно меня называли цыганом или “черноглазым”, и это всех устраивало. Каждую ночь я мечтал, что зарежу здесь каждого охранника, и особенно своего Господина. Его, кстати, я видел очень редко. Шакир Аль-Фарих был слишком занят, чтобы опускаться на наш уровень, так что по большому счету с нами возился Хамит, который ненавидел здесь всех и каждого, и особенно меня.

Когда я лежал полуживой после очередного избиения, Хамит не выдержал. Он был моим личным демоном, которого приставил ко мне сам Господин. И этот хромой низкорослик упивался своей властью надо мной, точно я был ценной вазой, которую ему следовало оберегать. И он не любил эту вазу, впрочем, я отвечал ему тем же.

Хамит присел рядом со мной и показал мне фотографию. На ней была моя мать. Тогда я еще помнил ее, как и свою прошлую жизнь.

– Если продолжишь бунтовать и не слушаться. парень, мы украдем твою маму, сделаем из нее шлюху, а после забьем камнями. Она умрет страшной смертью. Будешь послушным – вскоре получишь свободу.

На меня десятилетнего это подействовало. Я успокоился и начал осваиваться в этом совершенно новом и чужом для меня мире. Здесь было все другое, начиная с языка и заканчивая запахами. Единственное, что осталось у меня от прошлой жизни, – мое имя, которое я никогда никому не говорил, боясь, что они отнимут то последнее, что у меня есть.

***

Я искал подходящую девушку для роли рабыни больше года, перебрав тысячи вариантов. Она должна была быть идеальной славянкой с темными волосами и светлой кожей. Без изъянов и болезней, ведь Шакир Аль-Фарих всегда покупал именно таких.

Для себя лично он выбирал исключительно молодых, неопытных, покорных и обязательно девственниц.

Если девушка была обученная и вышколенная, цена на нее возрастала в разы, но я взял ее совсем не для денег. В каком-то смысле эта девочка была моим проходным ключом, моим пропуском, если так можно выразиться.

Мне нужна была идеальная девушка. Молодая, восемнадцати лет.

Я нашел Есю случайно, когда вернулся из Каира домой к Данте. В последнее время я бывал у него максимум дважды в год.

Она шла по улице с книгой в руках. Длинные темные волосы развевал ветер, светлая кожа, худенькая фигура, несуразные старомодные туфли. Эта девушка носила какую-то мешковатую одежду и смотрела вниз, шла неуверенно, словно боясь осуждения.

Уже через сутки я знал о ней все и, проследив еще месяц, сделал свой выбор, не согласовав его с Данте. Он упорно хотел одобрить рабыню сам, но медлить я не стал.

Есения. Я встретил ее осенью, потому про себя называл ее “осенняя девочка”. Она оказалась именно такой, какая мне и нужна.

Юная и неискушенная, с кукольным красивым лицом, усеянным веснушками, темными волосами и хрупкой фигурой без изъянов. У нее были неплохие анализы, и главное – она была невинной во всех смыслах.

Мне нужна была девственница не только физически. Девушка должна была быть невинной в голове, и Есения была именно такой.

И я начал с ней работать. У меня было очень мало времени.

Глава 9

Как ни странно, парни ломались быстрее. Всегда. Девушки были терпеливее и смекалистее, они умели приспосабливаться и, если не истерили, чаще всего выживали.

Она должна была быть сильнее, ведь ей уже восемнадцать, но девчонка оказалась слабой, пугливой и робкой. То ли от еще не прошедшего шока, то ли от недавно вводимых препаратов рабыня медленно соображала, что я от нее хочу.

Она плохо отходила от укола. У нее упало давление, потому мне пришлось первые сутки сидеть с ней, и да, я не хотел, чтобы она умерла. Я не хотел искать другую рабыню.

У Есении прекрасные данные, с которыми она могла бы стать как минимум женой какого-нибудь принца, но она этим не пользовалась, как и своей красотой.

Девушка дрожала и боялась даже посмотреть на меня, прикрываясь бледными небольшими ладонями. Она была невышколенной и тряслась от одного только моего вида, протестовала и плакала, она меня совсем не слушалась.

К счастью, кнут привел ее в чувство, и я увидел первые ростки покорности. Рабыня должна меня слушать, не то умрет в первые же минуты пребывания на аукционе, и все пойдет насмарку. Все мои старания и года подготовки.

Почему я не сделал этого раньше? Потому что я был необученным поломанным рабом, который первый год зализывал раны, а после только и делал, что становился сильнее.

Я носил маску первое время. Для нее. Чтобы рабыня видела во мне хозяина, привыкала к образу, а не к личности. Не к моей внешности, а к приказам, но она сорвала маску с меня. Ее взгляд надо было видеть. Удивленный, обескураженный, восхищенный – так, кажется, они это называют.

Впрочем, они все так реагируют на меня. Я привык уже, и ничего, кроме злости, это у меня не вызывает. Надо было Хамиту стараться с клинком сильнее. Он хотел меня изуродовать, да не вышло.

Шрам только ожесточил мою внешность и никогда мне не мешал. Наоборот. По какой-то причине самки от него тащились, а я не мог смотреть в свое отражение. У меня и сейчас нет дома зеркал, впрочем, как и самого дома.

***

Монстр вышел, хлопнула дверь, я снова оказалась в темноте. Голодная, дрожащая от этого адского холода. Пожалуй, я бы поцеловала этому гаду руку за яблоко или сникерс, хотя мне кажется, он это делает специально.

Изводит меня, ломает, корежит. И мой чертов мозг сдается. Он прогибается, и я не исключаю, что скоро буду выпрашивать у Монстра стаканчик горячего чая, стоя на коленях. Он может. Он делает это прямо сейчас: вылепливает из меня рабыню и начинает именно с головы.

Я не знаю, как Шрам это делает, но клянусь, это работает. Я чувствую, как все мои системы в организме мобилизовались, и, как ни странно, несмотря на голод, ужас, холод и шок, я еще никогда в жизни не ощущала себя настолько живой!

Наверное, так и бывает перед смертью. Не надышишься, не наглядишься, и от этого одиночества, кажется, я скоро начну выть.

Я хочу увидеть Монстра, и нет, я не сошла с ума. Просто сидеть голой в темноте не сильно-то и радует, и, если честно, я боюсь сойти с ума в этом гараже. Да, определенно, это пугает меня не меньше, чем следующая встреча с Монстром.

Когда снова загорается свет, я даже рада. И я ненавижу себя за это. Мои нервы трещат по швам, раскачиваются, точно качели. Я радуюсь, видя своего похитителя. Искренне. Он такой красивый. Боже. Хотя бы так. Зло всегда идеально по натуре.

Монстр держит поднос в руках, подходит ко мне, ставит его на пол. Тут рис с мясом, овощи, хлеб, парующий кофе.

У меня тут же собирается слюна, но я не дергаюсь. У него кнут за поясом, и, похоже, это просто проверка. Очередная его гребаная игра.

Дьявол садится на стул, берет блюдо, посыпает что-то огненно-красное на рис, перемешивает и начинает есть. Просто. Руками. Как варвар. Приборы явно созданы не для него.

То, как он ест, – это отдельная картина. Я даже не шевелюсь, меня током пробирает. Так нельзя, проклятый демон. Шрам даже ест восхитительно красиво, аппетитно, вызывающе. Его руки можно сфотографировать и поставить в музее. В золотой рамке. Идеальный. Клянусь, он зло во плоти.

На миг бросает взгляд на меня, вытирает руки салфеткой. И чуткие прекрасные губы. Облизывается, как кот.

– Ты голодная?

Я аж рот распахиваю. Я не ела дня три минимум! Он просто издевается, хотя… нет. Этот ублюдок меня тупо проверяет.

– Да, хозяин, – отвечаю тихо, но внятно. Зло довольно ответом. Кладет кнут на крепкое бедро. Коротко кивает:

– Ко мне, рабыня. Ну же, иди сюда.

Сказать легко, да сложно сделать. Точно по минному полю, осторожно подхожу к нему. Опускаюсь на колени. От запаха еды кружится голова.

Вижу, как Монстр разламывает еще горячее мясо, снимает его с кости и разбирает на волокна. После кладет небольшой кусочек себе на руку и протягивает мне. Как котенку. Как гребаному коту!

– Ешь.

Я бы хотела его послать, но уж больно голодная. Тяну к нему ладонь, но Шрам коротко качает головой:

– Нет, сегодня ты будешь есть с руки хозяина. Или не будешь есть совсем.

– Хорошо. Пожалуйста, хозяин.

Глотая унижение вместе со слезами, тянусь к его руке и осторожно забираю еду с ладони.

Мясо приготовлено шикарно, оно просто тает во рту. Боже, я такая голодная, что глотаю его, даже не прожевывая, а после закашливаюсь.

– А-а! Вы… вы меня отравили!

Кажется, будто я сейчас задохнусь, слезы тут же выступили из глаз, а этот дьявол только смеется, обнажая свои острые белоснежные клыки.

– Какая ты нежная. Это просто перец.

Дает мне воду, и я тут же осушаю бутылку до дна. Внутри все жжет, тут красного перца больше, чем риса. Господи, это огненно, как он это ест?!

Вытираю слезы и вздрагиваю, когда Шрам гладит меня по голове. Ласково, настолько нежно, что я начинаю дрожать от этих контрастов в нем.

– Не спеши. Ешь медленно. Привыкай к острой пище. Это ощущения. Вот так. Умница.

Монстр меня кормит. Я съедаю почти все с его руки. Как собачка, как ручной щенок, а после я замечаю, как манжет его плотно застегнутой рубашки натянулся. Я вижу его широкое запястье, на котором несколько грубых полос. Это точно шрамы, словно следы от наручников или скорее… широких кандалов.

Это же определенно так больно! Как он меня ни лупил тем кнутом, никаких шрамов у меня не осталось.

Я не знаю, как так выходит, но я касаюсь его запястья пальцами.

– О боже… вам больно?

Поднос летит на пол, Монстр вскакивает, точно я его ударила. В его черных глазах какой-то ад, и он словно теряет этот контроль бесчувственного робота. Всего на секунду. Впервые.

– Не трогай! НИКОГДА меня первая не трогай!

– Зачем вы делаете со мной это, зачем весь этот ад?

– Ты не знаешь, что такое ад.

– А вы знаете?

– Знаю. Ты бы там и дня не вынесла, – Басит, и я вижу, как Шрам быстро одергивает рубашку и касается ладонями запястий по очереди. А после и шеи.

– Что с вами?

– Ничего.

Глава 10

Мы были похожи на бройлеров, которых надо было немного откормить, чтобы потом выгодно продать. Потому какая-то еда, одежда и место для сна у меня всегда были.

Довольно скоро я понял, зачем они все это делают. Это был просто бизнес. Нас начали продавать, а точнее, сдавать в аренду на ночь.

Помню, там был Пес. Красивая черная овчарка, которую я прикормил с улицы сухарями. Она была моим другом, но я не был ее хозяином. Я был ее товарищем, братом – кем угодно, но не хозяином. Меня уже тогда воротило от одного лишь этого слова.

Первое время я учился с Ази и практически не выходил на улицу. Только вечером, пока охранники курили кальян, мог выскользнуть, чтобы покормить Пса. У него не было имени, впрочем, как и у меня, но это не мешало мне считать Пса роднее всех, кто был в моем окружении.

Однажды на меня напал Сулейман с кулаками, и тогда я схватил заточенный кусок металла, который всегда был при мне, и вонзил Сулейману в брюхо со всей дури.

Я помню, что по рукам потекла его теплая кровь.

Загорелся свет, на звуки пришли другие охранники, запищали люди. Я один только не кричал. Я смотрел на свои руки. Они были все крови.

Так я впервые убил человека.

Сулейман сдох на месте, я распорол ему пузо настолько сильно, что у него вывалились внутренности. Помню, что девушки плакали, они этого испугались, но мне не было страшно. Я защищался.

Охранники поняли, что это я сделал, скрутили меня и повели в самую дальнюю комнату дома.

Там не было окон и даже пола как такового. Просто коробка с металлическим покрытием, чтобы было легче его отмывать.

Тогда они отлупили меня вдвоем, сломали мне руку, а утром пришел Хамит. Конечно же, он тоже понимал, почему я это сделал, но нападение на охранника было запрещено. Я нарушил это правило – ха, да я плевать на него хотел! На все их гребаные правила.

Тогда Хамит приказал этим двоим держать меня, достал большой клинок с золотой рукояткой и порезал мне лицо.

Это было сделано специально. Намеренно, для того чтобы я больше не был таким смазливым.

Метод и правда сработал. Меня начали шарахаться, так как мое лицо было обезображено, и первые две недели я не мог ничего есть, потому что через шрам тупо вываливалась еда. Я ослаб, я даже ходить не мог тогда и чувствовал себя овощем.

Эта сука Хамит распорол клинком мою бровь и всю мою щеку. Рану зашили только тогда, когда у меня началась лихорадка и я буквально подыхал от воспаления.

Тогда же по-тихому привели старого врача, и он штопал порез. Наживо. К сожалению, я был слишком диким и напуганным, чтобы выдержать такое без наркоза, потому один охранник фиксировал меня за горло, а еще двое держали руки и ноги, пока мне накладывали швы.

Я орал, меня трясло от адской боли, отвращения и их жестокости.

Во мне сломалось тогда все: сострадание, жалость, мораль. Я чувствовал себя загнанным зверем, а эти люди казались мне демонами.

Я понял, что я и правда для них всего лишь товар. И они могут делать с товаром все, что взбредет им в голову.

После “процедуры” меня облили холодной водой, и я перестал орать. Я пришел в себя и больше не ревел, а наоборот, тихо озлобился на них всех, я их ненавидел.

После этого мое лицо и шея постоянно были в крови, рана заживала долго, и я до сих пор помню этот противный металлический привкус. Мне было восемнадцать.

Я тогда пытался заглушить его очень острой едой со специями. Да, было больно, но зато это обеззараживало рану и отвлекало меня от ощущения крови во рту.

Тогда же я поклялся себе, что когда-то убью каждого из них. Каждого.

Глава 11

Я его не понимаю. Стараюсь и каждый раз упираюсь в бетонную просто стену. Монстр мне напоминает шкатулку со ста замками, и пока я не вскрою последний – не узнаю его. Ни целей, ни боли, ни хотя бы того, почему он творит это именно со мной.

Между нами полумрак, холодный воздух и биение моего сердца. Я поглядываю на Монстра – и клянусь, не понимаю, что с ним такое. Он выглядит спокойным, расслабленным даже, вот только я знаю, что Шрам и сейчас носит невидимую маску. Один раз я ее уже пошатнула, когда коснулась его руки, и хочу сделать это снова. Я не верю, у меня в голове не укладывается, что можно быть настолько… Монстром.

– Вы часто говорите про ад, будто хорошо знаете его. И где же этот ад находится, по-вашему? Как выглядит это место? Что там растет?

Он реагирует. Пожалуй, это единственная тема, на которую Монстр хоть как-то идет на диалог. Притом без кнута, что меня очень даже радует.

– Там ничего не растет, там вода дороже золота, а если ходить без обуви, можно остаться без ног.

Это не прозвучало пафосно или как-то зловеще, чтобы меня напугать. Монстр при этом смотрел в одну точку, не отводя взгляда, и клянусь, я поняла, что он в этот момент вспоминал что-то. Он не выдумывал, а описывал конкретное место.

Замолкаю. Ничего, кроме арабской пустыни, мне на ум не приходит. Но это же так далеко. Монстр явно не из моей страны, он даже ест не так, как я привыкла.

Как он попал сюда, неужели я не первая его рабыня? Сколько жертв у него было до меня, сколько душ он уже загубил?

– У вас акцент. Из какой вы страны? Откуда вы родом?

– Я не знаю.

– Все знают.

– А я нет.

– Кто ваши родители? Где они, вы это знаете?

Давлю на жалость, ну свою семью он хотя бы должен любить, так почему…

– Заткнись!

– У вас есть братья, сестры? Ну хоть кто-то, кого вы любите!

– Закрой на хрен рот!

И что-то едкое добавил на арабском, чего я не поняла. Могу поклясться, это было ругательство.

Снова стена, закрылся мгновенно, а я бешусь. Я так его в жизни не раскачаю на разговор, он просто непробиваемый.

– Похоже, вы и правда родом из ада. И в том аду вы потеряли свою душу, а сердце превратили в камень! – выпаливаю и тут же жалею, потому что Он берется за хлыст, а я отползаю назад, забиваюсь в угол помещения.

– Простите, я не хотела! Простите, пожалуйста, не надо!

Закрываю лицо руками. Мне кажется, моя психика сейчас треснет. Вздрагиваю, когда Монстр приседает напротив меня на корточки. Близко, он загнал меня, как зверь.

– Посмотри на меня, рабыня. Глаза. На. Меня! – повторяет жестко, и думаю, это последняя моя поблажка на сегодня. Медленно опускаю руки и встречаюсь с ним взглядом. Этот черноглазый персидский варвар мог бы показаться мне самым красивым мужчиной на свете, если бы я до чертиков его не боялась.

В этот момент я понимаю, что должна поступить как рабыня, не то мне просто конец.

Молча беру его руку и прикладываю к губам. Целую, едва хватая воздух. Монстр усмехается, его лицо озаряет белоснежная улыбка.

– Лиса. Ты хитрая лисичка. Так у вас говорят?

– Прошу, не делайте мне больно!

– Почему ты так боишься боли?

– Все боятся.

На это Монстр качает головой и снова делает это! Мимолетно, едва уловимо, но он опять касается запястий руками, словно зачем-то проверяет их.

– Ты должна мне подчиняться, не то я буду тебя наказывать, понимаешь меня?

– Да.

– Иди сюда.

Он подхватывает меня на руки и несет к мату. Я чувствую, что мое тело просто окаменело от ужаса, и ничего не могу с этим поделать. Как натянутая пружина, вся в его власти.

Монстр укладывает меня на живот. Я замираю от предвкушения новой боли и наказания. Что он будет делать со мной, что…

– Пожалуйста, не надо!

– Не двигайся.

Не шевелюсь, а после чувствую, как Монстр проводит крупными руками по моей шее. Нежно, но у меня такое ощущение, будто меня касается тигр, который может в любой момент выпустить когти.

– У тебя очень нежная кожа и красивое тело. Слушайся меня, роза, и я не буду больше тебя портить.

Закрываю глаза. Вздрагиваю, когда ощущаю запах мази. Монстр наносит мне ее на ягодицы, втирает крупными ладонями. Я знаю, что там у меня остались отметины от кнута. Зачем он мне помогает? Я не понимаю.

При этом его прикосновения совсем не болезненные, а умелые, ласкающие. Либо от голода у меня плохо работает мозг и я не соображаю, каково мне на самом деле. Чувствую только, что плачу. Слезы горошинами катятся по щекам. Это безысходность.

– Не плачь.

– Я хочу домой… я просто хочу домой!

Никак не могу успокоиться. Страх одолевает, а будущее настолько туманно, что мне даже страшно туда смотреть.

– Ты никогда не вернешься домой, Есения. Забудь о своей прошлой жизни. Покорись.

Всхлипываю, когда Монстр наклоняется ко мне. У меня от этого все тело прошибает током.

– Ну же, будь сильной!

Я крепко зажмуриваюсь, боясь удара, но Монстр целует меня куда-то в область чуть ниже мочки уха, намеренно задевая ее большим языком.

И это даже не поцелуй, а какая-то ласка, поощрение. Он, словно пес, ткнулся мне в шею носом, задел меня, подбодрил. Не знаю даже, как это описать, но мне кажется, так делают больше животные, а не люди.

Когда я, ошарашенная, открываю глаза, Монстра уже нет рядом. Хлопнула дверь, он молча вышел.

Поднимаюсь и вытираю слезы. От шока мне даже плакать перехотелось. Что это сейчас было? Я не могу понять, зачем Он это сделал. Зачем меня поцеловал? ТАК.

А еще я узнаю его имя. Спустя пару минут я слышу, как Шрам общается с тем жирдяем Роксом в коридоре.

Я не улавливаю смысла их разговора. Кажется, этот дьявол отдает приказы, а после охранник обращается к нему. Так я узнаю, что у моего бездушного похитителя вполне себе человеческое имя. Красивое имя, как и он сам.

Арман. Так зовут моего неласкового Монстра.

***

Мне было девятнадцать, когда я уже полностью освоился в Аду, хотя эта страна не так называлась. Я хорошо владел языком, прекрасно ориентировался в местных обычаях, хотя сам не был даже человеком по их представлению. Я был рабом.

Меня часто называли волком, вероятно, за длинные черные волосы, которые были жесткими, густыми и очень быстро у меня отрастали.

После того случая с Сулейманом Хамит приказал никого ко мне не пускать, пока я не “успокоюсь”. Так что я мог передохнуть, будучи закрытым в той темной металлической скорлупе без окон.

Там было прохладно и тихо, я чувствовал себя заключенным на курорте, и, пожалуй, я был рад этому.

Там я был один, сам с собой, и не вздрагивал от каждого шороха, боясь, что кто-то еще решит напасть на меня. Я любил одиночество и до сих пор его люблю. И тишину, и мрак тоже, так что, пожалуй, вместо наказания Хамит устроил мне отпуск, сам того не предполагая.

Я совсем не боялся остаться без дневного света и отлично ориентировался в темноте, ловя небольшим куском стекла крошечные лучи из коридора.

Я мог так есть, читать и даже чертить что-то на стенах, повторяя уроки арабского от Ази.

Не могу сказать, что любил эти занятия, но я прекрасно понимал, что, чтобы победить врага, я должен хотя бы понимать его язык, потому я учил арабский при каждом удобном случае. Меньше Ази обучал меня английскому, русскому и турецкому, но все же какие-то азы и словарный запас у меня тогда уже тоже были.

По правде, я бы мог удавиться в той комнатке без света, но я не сделал этого потому, что тогда меня еще держало желание снова увидеть мать. Хамит обещал, что это обязательно случится, как только я стану, как он говорил, “ручным”, и я начал стараться.

Я не только стал нормально общаться с ним, выполнять команды и быть послушным, но и помогал другим новоприбывшим, которые первые недели точно так же, как и я когда-то, шарахались от каждой тени.

Мне помогал Пес. Он был моим братом и часто утыкался мне мокрым носом в ладони, когда я позволял себе раскисать. Пес меня поддерживал. Я любил его и часто отдавал ему свой ужин. Лишь бы Пес не покидал меня в Аду.

Я хотел добиться от Хамита возможности увидеть мать, хотя бы позвонить ей, но он тянул время, и однажды я не выдержал.

Я проследил за Хамитом, нашел место, где он хранит документы, и ночью залез в его кабинет, с легкостью пройдя мимо спящей охраны.

Я искал хотя бы что-то, что было связано со мной. И я нашел! Там были данные обо мне и то самое фото моей матери, записи о ней, выписки с больницы.

Инфаркт. Моя мать умерла год назад. Практически сразу после моего похищения. Я заревел тогда, потому что все это время я верил и надеялся зря. Хамит пользовался моей наивностью и шантажировал тем, что никогда не могло бы случиться. Это была просто его игра со мной, в которую я верил, и все, ради чего я старался, осыпалось прахом. У меня уже давно не было ни дома, ни матери. Я был один. Как волк, которым они меня называли, и эта ниточка надежды, которая держала меня все это время, оборвалась. Очень быстро и легко. Я тогда понял, что надежды просто нет. Я никогда не вернусь обратно.

Вне себя от злости я поджег кабинет Хамита, уничтожил и разбил там все, что мог. Все, до чего был способен дотянуться, но меня заметили. ОН меня поймал.