bannerbanner
Взлёт и падение. Книга первая. На высоте
Взлёт и падение. Книга первая. На высоте

Полная версия

Взлёт и падение. Книга первая. На высоте

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
12 из 16

Василий Васильевич заглядывал во все закоулки, выискивая неубранные переполненные урны, захламлённые участки, лежащие, где попало пустые бутылки, коробки и ящики. Особенно его удручали пивные и водочные бутылки. При начавшейся в стране великой борьбе с пьянством и алкоголизмом последнее было весьма удивительным. И где только брали спиртное? Ведь в аэропорту и его окрестностях его совсем не продавали. Ну а самогон, который усиленно стало гнать население в ответ на практически установившийся сухой закон, здесь подпольные бизнесмены продавать боялись. Тем не менее, каждое утро только из гостиницы уборщицы вытаскивали два мешка пустых бутылок.

Обойдя территорию, Шилов направился к себе в кабинет, собираясь на селекторной оперативке устроить разнос бригадиру дворников. С этой перестройкой, гласностью и ускорением народ совсем избаловался. Площадь убиралась плохо. И в этот момент он услышал протяжный, леденящий душу, полный тоски и безысходности вой. Василий Васильевич содрогнулся, и мурашки пробежали по его спине. Он огляделся и увидел ошелудивевшего пса.

Как многие старые лётчики, он верил в приметы и знал их множество. Одна из них гласила, что если лётчик накануне вылета увидел непотребно воющую собаку, то вылет свой он должен отменить, ибо непременно что-то случится. У него самого был случай, когда он, выйдя рано утром из дома, увидел воющее дурным голосом животное. И в тот же день на его По-2 отказал двигатель. Хорошо, что полёт был тренировочный и они сели недалеко от аэродрома, где их быстро нашли. А мороз был за тридцать.

Шилов забеспокоился.

– Пошла, проклятая! – турнул он собаку, притопнув ногой. – Пошла, говорю!

Собака с места не сдвинулась, только на несколько мгновений прекратила вой, равнодушно посмотрела на начальство печальными слезящимися глазами и, отвернувшись, снова завыла.

– Не к добру это, не к добру, – покачал головой Шилов. – Теперь только и жди какой – то пакости.

Но чего конкретно ждать, Василий Васильевич не знал. И это терзало его ещё больше. Обеспокоенный, он вошёл в подъезд штабного здания.

– Всё спокойно? – спросил дежурного по штабу, получая у него ключи от кабинета.

– Так точно! – по военному ответил тот.

– Повысить бдительность, – приказал он. – Может чего-нибудь произойти.

– Понял! – обалдело произнёс дежурный.

Он поднимался по лестнице на второй этаж, когда в мозгу молнией сверкнула мысль: комиссия! Вот чего надо ждать. Уже два месяца, как не было ни откуда никаких комиссий, и это воспринималось Шиловым, как затишье перед бурей. Он тут же забыл про непорядки на привокзальной площади.

Войдя в свой кабинет, он обзвонил все службы и участки предприятия и предупредил; наведите у себя порядок, будет комиссия. В ответ руководители привычно обещали подтянуться на местах, привести в порядок бумаги, даже не спрашивая, какая и откуда будет комиссия – привыкли. И только начальник АТБ Дрыгало с сомнением в голосе спросил, откуда это стало известно.

– Собака на площади нехорошо воет, – ответил Шилов.

– Чего-о? Какая собака? – изумился Дрыгало. – Ты, Василий Васильевич, хорошо спишь ночью?

– Какой сон в наши годы! – вздохнул в трубку Шилов и тихонько зевнул. – Нет сна.

– Значит, говоришь, собака воет? – уточнил начальник АТБ, прежде, чем положить трубку.

– Воет проклятая.

– А ты от бессонницы вечером стакан теплого молока выпивай, – посоветовал Дрыгало. – А лучше – стакан водки.

– Не могу, сердце, – снова вздохнул Шилов, – да и водки нет.

Комиссия по проверке готовности предприятия к весенне-летней навигации прилетела рейсовым самолётом после обеда. Весть о её прибытии разлетелась по аэропорту со скоростью антилопы, удирающей от тигра. Утверждали, что в ней были не только представители управления, но и высокие чины из министерства.

Узнав об этом, начальник АТБ чертыхнулся, помянув при этом Шилова и его дурно вывшую собаку. Но, как сказал маэстро, всё приходящее, а музыка вечна. Комиссии приходят и уходят, а они остаются. Успокоив себя этой мыслью, Дрыгало, тем не менее, покинул свой кабинет и пошёл обходить своё хлопотливое хозяйство. За свои тридцать лет работы он видел не одну сотню всяческих комиссий, не в одной состоял сам и прекрасно знал, на что обратят внимание высокие гости. Первым делом необходимо убрать с подведомственной ему территории праздношатающихся. Это специалисты ночной смены, которые загуляли, спрятавшись в укромных уголках базы. За неимением водки у них весьма популярна была ЭАФ (эфироальдегидная фракция), которую применяли для промывки высотной системы самолётов и других точных приборов. После употребления оной жидкости от человека несло как из общественного советского туалета. Зато, как утверждали знатоки, с похмелья не болела голова.

Таких людей он обнаружил несколько с красными, как у варёного рака, глазами. Пообещав лишить их премии, приказал отправляться домой. Один, не в состоянии уже двигаться, валялся на старых самолётных чехлах в складе с химаппаратурой.

– Вывезите его с территории на машине к ё .ной матери! – распорядился Дрыгало. – Не хватало ещё, чтобы это чучело комиссия увидела. – Где главный механик? Повернулся он к сопровождавшей его свите из старших специалистов.

– Я здесь, Сергей Максимович! – шагнул вперёд коренастый мужчина с кривыми ногами и подозрительно красным носом.

– Завтра же выдачу ЭАФа взять под личный контроль. Целая бочка за сутки уходит. Куда? Да ей не только приборы – все самолёты отряда перемыть можно.

В шиномонтажном цехе начальник АТБ нагнал страху на слесарей, которые сидели вокруг ведра с водой и курили, громко при этом гогоча. Всюду в беспорядке были раскиданы камеры, покрышки и монтажные инструменты.

– Немедленно навести тут порядок! – рокотал он басом.

В других цехах тоже нашлись недостатки. И только в ангаре, где проводилось регламентное обслуживание самолётов, шла чёткая размеренная работа. Обойдя территорию, Дрыгало обратился к заместителям:

– Всем быть на своих рабочих местах, по личным делам не отлучаться. Проверьте документацию, за неё всегда нам клизмы вставляют. Всё. По местам.

После этого прошёл в свой кабинет и позвонил Шилову. Тот отозвался голосом невообразимо занятого человека.

– Ты у нас ясновидящим становишься, Василий Васильевич, – проговорил в трубку. – Или знал, что комиссия прилетит? Только не говори мне про собаку.

– Ничего я не знал, – пробурчал Шилов. – Сам удивляюсь. Чего звонишь?

– Когда проверяющих мне ждать? Сегодня? Завтра? Давай уж сегодня, чтобы быстрей отчитаться.

– Хорошо, хорошо, – озабоченно ответил Шилов. – Я постараюсь.

А в кабинет к командиру первого летного отряда Шахову Владиславу Дмитриевичу комиссия пришла только на следующий день. Их было четверо. Трое ему были хорошо известны. Это начальник штаба Шилов, замполит Агеев и заместитель Боброва по лётной службе вчерашний выпускник академии ГА Заболотный. Самостоятельно он летал только на одном типе из восьми имеющихся в ОАО. На его должность были кандидатуры и серьёзнее. Тот же Шахов, например, летающий на всех своих типах в отряде и имеющий богатый методический опыт. Но ещё не вышла мода ставить на такие должности новоиспечённых академиков. Это были люди без достаточной практики, зато голова их за пять с половиной лет обучения была набита всевозможными теориями.

Четвёртый был командиру незнаком. На его погонах, так же, как и у Шахова красовались четыре лыки. На груди – академический значок, блестевший свежей краской. Понятно, недавно закончил. Да и на должность назначен, скорее всего, после окончания академии. В последнее время командир отряда, когда-то получивший высшее образование в одном из лучших военных училищ страны – Балашовском, всё чаще сталкивался с выпускниками академии и пришёл к выводу, что ничего особенного от них ждать не стоит. Они были слабы и в летном плане и в методическом. Да оно и понятно, теория без практики – мертва.

– Владислав Дмитриевич, познакомьтесь, это товарищ из министерства, – представил незнакомца Шилов. – Он будет проверять деятельность вашего подразделения.

– Поливанов, – протянул руку незнакомец, – старший инспектор лётного отдела министерства.

– Шахов, командир отряда. Проходите, товарищи, рассаживайтесь, – на правах хозяина пригласил он, думая про себя, что делать тут замполиту.

Шахов, как и любой лётчик не очень-то жаловал замполитов. Они были людьми не летающими, как правило, из бывших инженеров, окончивших различные политические курсы, каковые расплодились во множестве в эпоху Леонида Ильича. И после этого уже не руки, а рот и язык были их рабочим инструментом. Ничего полезного командир от замполитов не ждал. Он и своего-то замполита лётного отряда терпел лишь потому, что тот был обязателен по штатному расписанию.

– Ну что же, не будем терять времени, – оглядев сидящих, улыбнулся Шахов. – Приступим…

Он знал, с чего начинают все проверяющие. С бумаг. Поэтому ещё вчера, узнав о прилёте комиссии, его начальник штаба собрал все графики, журналы, приказы по отряду и прочие документы и принёс к нему в кабинет. Но Поливанов неожиданно для всех, предложил начать работу не с документов, а с живой беседы, чем ввёл в некоторое смущение всех присутствующих.

– А с кем бы вы желали побеседовать? – неуверенно задал вопрос Агеев.

– Давайте начнём с командиров эскадрилий.

Спустя пять минут, четыре командира эскадрилий сидели в кабинете Шахова, настороженно глядя на не известного ранее инспектора, уж слишком молодого по годам. Да и с налетом у него не густо. Интересно, где и кем он работал раньше?

– Я задам вам для начала один вопрос, – оглядывая всех по очереди, начал Поливанов. – Как вы понимаете свою роль в обеспечении и повышении безопасности полётов?

Лётчики опешили. Ждали чего угодно, но не такого вопроса. Им, производственникам, ежедневно готовящим экипажи в полёт и непосредственно отвечающим за его исход, задают такое. Да разве тут ответишь одними сухими словами воздушного кодекса? За их работой стоят живые люди с их недостатками, каждый со своим характером и проблемами, которые они, командиры, должны учитывать в своей повседневной деятельности. А проблем много. Одно жильё только – проблема проблем. В каждой эскадрилье по 15-20 процентов лётного состава – бездомные. Нет, они не ночуют на улице или в машине, они где-то как-то пристроились. Просто не имеют своего жилья. И бог знает, как они отдыхают перед вылетом.

Проверяющему ответили сухими словами руководящих документов, не вдаваясь в полемику неустроенности быта! Да других слов он от них и не ждал.

– Ну что же, а теперь разрешите взглянуть на ваши свидетельства.

Час от часу не легче. Такого тоже никогда не было за всю историю Бронского отряда. Ну, чего их смотреть-то? Документы оказались в порядке со всеми полагающимися записями и штампами.

«Неужели перестройка началась и в нашей системе? – подивился Шахов. – Или вновь испечённый инспектор решил покрасоваться? Скорее второе».

Вернув командирам пилотские свидетельства, Поливанов на минуту задумался. Молча сидели и остальные, шокированные нестандартными действиями проверяющего. В дверь заглянул заместитель Шахова, но, увидев хмурые лица лётчиков, ретировался. Что творит с людьми перестройка! Но сейчас-то всё вернётся на круги своя, к проверке документов. Покрасовался и хватит. Однако нет.

– А сейчас, товарищи, мне бы хотелось побеседовать с вашим передовым экипажем, – вышел из задумчивости инспектор. – А потом побеседуем с… худшим. И сделаем выводы. Есть у вас таковые? – повернулся он к Заболотному.

– Может быть, экипаж Васина? – неуверенно спросил тот, повернувшись к Шахову. – Ребята как раз здесь. Но в экипаже командир-стажёр.

– Это даже лучше, – согласился Поливанов. – Посмотрим, каких командиров вы готовите.

При этих словах лица командиров стали ещё более пасмурными.

Шахов встал и вышел из кабинета. Через несколько минут вернулся, успев предупредить экипаж, для чего их вызывают. Они вошли следом за командиром отряда, на ходу застёгивая пуговицы пиджаков и поправляя галстуки. Выстроились в шеренгу около дверей. Сесть их не пригласили.

– Ну, что же, давайте знакомиться, – оглядев всех четверых, сказал инспектор и щёлкнул ручкой, доставая блокнот. – Командир?

– Васин, – услужливо подсказал Заболотный. – Герард Васин, командир-стажёр Доронин…

Переписав всех четверых, Поливанов встал из-за стола и ещё раз осмотрел экипаж.

– Интересное имя, – сказал Васину. – Вы где родились?

– Я местный, – ответил тот. – Но в моём роду есть немцы.

– Понятно. Вам известно, товарищи пилоты, что в авиации не бывает мелочей?

– Да, – коротко кивнул Доронин.

– Конечно, известно, – расплылся в очаровательной улыбке Устюжанин. У него с утра было прекрасное настроение, и даже неожиданный вызов на ковёр не мог его испортить.

– Известно, – подтвердил Ипатьев, пытаясь сообразить, чего хочет инспектор. Он сразу ему не понравился. Сейчас начнёт «тянуть жилы».

– А вот ваш командир, кажется, с этим не согласен.

– Почему же, я полностью с этим согласен.

– Есть сомнения. Мало того, мне кажется, что у вас не всё хорошо обстоит в экипаже и с дисциплиной.

У присутствующих на лице выразилось откровенное недоумение. Это чтобы у Васина было плохо с дисциплиной?

– А там, где нет дисциплины, страдает безопасность полётов, – продолжал инспектор. – Это аксиома. Я правильно говорю, товарищи командиры?

Товарищи командиры, не понимающие, куда клонит Поливанов, вынуждены были согласиться. А Заболотный несколько раз поддакнул: да, да, конечно!

– Вот у вас троих, – продолжал Поливанов, – расстегнуты под галстуками пуговицы. Казалось бы, мелочь. А это нарушение формы одежды и говорит о нетребовательности командира экипажа. Кстати, у самого командира всё в порядке. А ведь вы шли сюда, зная, что с вами будут беседовать члены комиссии. Ведь командир отряда вас предупредил. И, тем не менее, вы не привели себя в порядок. А что это вы всё время улыбаетесь? – обратился он к бортмеханику.

– Да он у нас всегда улыбается, – попытался разрядить обстановку Шахов. Однако круто взял инспектор. Да сейчас вся молодёжь так галстуки носит.

– Да-а, – неопределённо промычал Поливанов и посмотрел на Заболотного, потом на Шахова. – Возможно, я не прав, объясните мне? А может, вы объясните, командир Васин?

– За свой экипаж я в воздухе спокоен, – с достоинством и с едва ощутимой иронией ответил Герард, – даже если бы они были и без галстуков.

– Хм, вы так считаете? А как насчёт дисциплины?

– Не уверен, что галстук – критерий дисциплины и безопасности полётов. Гораздо важнее ощущение ответственности и знание материальной части.

– По вашему, дисциплина второстепенна?

– Нет. Но она как раз и складывается из ощущения ответственности, а не из-за не застёгнутой от жары пуговицы.

Поливанов помолчал несколько секунд, переваривая сказанное, и повернулся к Заболотному.

– Это и есть ваш лучший экипаж? А худший, извините, придёт сюда с… расстегнутой ширинкой?

На лице Заболотного отразилась откровенная растерянность. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но промолчал.

«И почему в комиссии всегда включают таких зануд? – думал Доронин – Специально, что ли подбирают, чтобы людям нервы портить».

«Ну, этот раздует из искры пламя, – внутренне усмехнулся Шахов. – Ничего себе, перестроился парень!».

«Думаешь, ты один поборник безопасности полётов? – мысленно возражал инспектору Ипатьев. – А другие только и мечтают, чтобы что-то нарушить».

«Только заплесневелый сухарь и недалёкий человек может провести параллель между пуговицей и безопасностью полётов», – думал Устюжанин. Он тут же не возлюбил этого проверяющего, и уже никакая сила не смогла изменить его мнение.

– Ну что же, отношение к работе в этом экипаже мне понятно, – Поливанов что-то нацарапал в своём блокноте. – Вы говорили о знаниях, – посмотрел на Васина. – Что ж, проверим ваши знания.

И Васину, и Шахову за время своей долгой лётной деятельности не однажды встречались подобные люди. И, хотя их было не так уж и много, но нервы они способны были испортить многим. Они поняли: инспектор, что называется, закусил удила и просто так не отстанет. Пока не сделает из этих ребят ничтожеств. Но это не легко сделать с Васиным. Ему вдруг захотелось встать и уйти из своего кабинета.

– Кстати, я бы хотел познакомиться и с худшим вашим экипажем, – напомнил инспектор Заболотному.

– Да, конечно. Я помню. Найдём… худший.

– Ну что же, хорошо. А пока я задам пару вопросов лучшему экипажу, – кивнул на пилотов Поливанов. – И тут выяснится и уровень их знаний и то, как вы, командиры, работаете с подчинёнными в области профилактики нарушений правил полётов. Ну, вот, вы, стажёр, скажите, какова скорость на глиссаде с полностью выпущенной механизацией крыла в условиях болтанки?

Не успел Эдуард открыть рот, как Пашка, лучезарно улыбаясь, спросил:

– А на каком типе? У разных самолётов она разная.

– Мы говорим о типе, на котором летаете вы, – чуть смутился инспектор.

– Мы летаем на Ту-134, – с нотками гордости в голосе сказал механик.– А вы, на каких типах летаете?

У начальника штаба Шилова и Агеева начали вытягиваться лица. Заболотный заметно побледнел. Шахов сидел с непроницаемым лицом, внутренне одобряя желание механика поставить на место лихого инспектора. Но лучше бы он молчал. Ведь отыграются на Васине.

– Вот мы у вас и спросим, – забыв про Доронина, переключился на Пашку инспектор. – Вы ведь бортмеханик? Скажите мне, о чём говорит документ МГА от 23. 11. 85 года номер 335/У?

– Сейчас скажу. – И Пашка достал из кармана записную книжку, куда заносил все основополагающие документы МГА.

– Не надо искать, ясно видно, что не знаете, – с сарказмом в голосе произнёс Пашкин мучитель. – Может, вы стажёр, знаете? Тоже не знаете? Ну а вы, штурман?

– Напомните, пожалуйста, о чём говорит этот документ, и я вам его расшифрую, – вежливо попросил Ипатьев.

– Это вы мне должны напомнить, – скривился в улыбке инспектор и посмотрел на своих сопровождающих. Дескать, сами убедитесь, какие наглецы. Лучший экипаж!

– Извините, но ни в какой голове нельзя удержать массу одних сухих цифр, – не выдержал Васин. – Требование штурмана справедливо. И я уверен, что он знает суть этого документа.

– Герард Всеводолович, помолчите, – постучал по столу Агеев. – Ведь не вас спрашивают. Мы только что о дисциплине говорили.

Но Васин тоже закусил удила. С инспекторами и прочими начальниками он разговаривать не боялся. А чего бояться, за спиной уже три пенсии. Да и молодёжь раболепствовать отучается. Сказываются первые плоды перестройки. Ещё пару лет назад никто не посмел бы так говорить с этим дуроломом. И Васин заговорил жёстко и напористо:

– Почему я должен молчать, Матвей Филиппович? Я такой же летчик, как и инспектор, только, судя по его налёту, опыта больше имею. И не меньше, чем он заинтересован в безопасности полётов. А даже больше, поскольку первый и пострадаю. Это одно. А во вторых, глубоко ошибается тот, кто думает, что безопасность можно поднять только массой порождаемых в министерстве документов. Да их столько, что ни в одной голове не удержать, даже в вашей инспекторской, – повернулся к Поливанову. Для этого и введены рабочие книжки, чтобы туда записывать все требования. Невозможно всё запомнить.

– А это можно проверить, – снова расцвёл Пашка в лучезарной улыбке, продолжая держать блокнот открытым. Вот, например, указание МГА от 17. 04. 81 года номер 1234/14.

Глаза Заболотного округлились и застыли, словно он увидел прямо перед собой гремучую змею. Шилова буквально парализовало. «Надо было ту собаку на живодёрню отправить, – мелькнуло у него в мозгу. – Знал ведь, что какая-нибудь пакость будет». Агеев открыл было рот, пытаясь что-то произнести, да так и остался сидеть с отвисшей челюстью.

Такого ещё не было в богатой событиями истории Бронского отряда. Чтобы рядовой лётчик, даже не лётчик, чёрт его возьми, а бортмеханик, кочегар, как их называют, инспектировал проверяющего из самого министерства. Возможно, такого не было во всей системе МГА с момента её образования.

А Шахов едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Смех буквально распирал его. Ну, молодцы! Как отбрили строптивого. Но теперь жди развития событий. Но так ему и надо. Возомнил себя большой шишкой. Выскочка! А налёт-то в два раза меньше, чем у Васина. Но что теперь будет? Шахов представил, какие грозы разразятся над его головой. Ну да Бобров съесть не даст, он разыграет спектакль, как по нотам. Это он умеет делать. Психолог ещё тот, хотя «академиев» тоже не кончал.

Тем временем Поливанов пришёл в себя от наглости бортмеханика. Ему, инспектору министерства, перед которым заискивают некоторые командиры объединённых отрядов, этот мальчишка осмелился выдать такое? Перед своими же командирами сунул мордой в дерьмо!

Но что же делать дальше? Продолжать беседу? Выгнать этих наглецов? Или сделать вид, что ничего особенного не произошло? И он решился.

– Прошу меня извинить, но я считаю сегодня проверку вашего подразделения к летней навигации сорванной, – повернулся он к пришедшим в себя начальникам, – вот этими людьми, – повёл подбородком в сторону экипажа. – С нами не желают разговаривать, мало того, в их ответах проскальзывают элементы издевательства. Всё это, конечно, отразится в акте проверки. Вам же, товарищи командиры, наглядно преподнесён урок неуважения. Мне понятно, как ведётся у вас работа с личным составом.

– Мы примем меры, – заметался Заболотный. – Экипаж будет наказан за не этичное поведение.

– Я бы сказал, хамское, – поправил его инспектор. – А сейчас ещё раз прошу меня извинить. Я должен доложить председателю комиссии. Надеюсь, знаете, что это заместитель министра? Проверку продолжим позже.

И Поливанов вышел из кабинета.

– Ну, друзья, заварили вы кашу! – гневно воскликнул Агеев, когда за инспектором закрылась дверь. – Как расхлёбывать её будете? На всю страну теперь прославимся. Молчать надо было, если чего не знаете!

– А ты, Устюжанин! – Заболотный подскочил к Пашке, словно собираясь его нокаутировать. – Ты понимаешь, чего натворил? Ты… вы тоже хороши, Герард Всеволодович! С кем спорить взялись? Вас же представили, как лучший экипаж.

– Разве по ошибке висят наши фотографии на доске почёта?

– Думаю, их теперь снимут оттуда, – проговорил Агеев.

– Минутку, минутку, – встал Шахов. – А что собственно плохого сделал экипаж? Конечно, тебе не стоило, Устюжанин, делать свой выпад. Сдержанней надо быть. А, в общем-то, Васин прав. Я вот тоже не помню, о чём говорит этот документ… как его?

– 335 дробь У, – напомнил Пашка.

– Вот, вот. Да и вы вряд ли помните. Разве таким методом проводят проверки?

– Не нам учить представителей министерства, – возразил Заболотный.

– Учить их не нужно, но отстаивать свою точку зрения никому не возбраняется. Привыкли мы представителям сверху только поддакивать. Ради чего? Чтобы они сор дальше нашей избы не выметали? А, может, поэтому у нас каждый раз одни и те же недостатки вскрываются? Не устраняем мы их, а только отписками занимаемся.

– Это что же, товарищ командир, обвинение в адрес партийного комитета предприятия? – тоном скрытой угрозы спросил Агеев. – Так надо понимать?

– Да, и в адрес парткома – тоже. Или у нас нельзя критиковать этот орган. Так сейчас вон и ЦК критикуют.

– Это не критика, это шарлатанство. Распустил народ Горбачёв со своей перестройкой.

Молча слушавший их перепалку Заболотный спохватился.

– Вы свободны, – указал на дверь экипажу. – Пока я вас отстраняю от полётов до особого распоряжения.

– У вас есть для этого основания? – изменившимся голосом спросил Васин.

– Я думаю, основания найдутся у членов комиссии. Идите!

– Почему вы отстранили экипаж от полётов? – гневно спросил Шахов Заболотного, когда дверь за экипажем закрылась.

– Потому, что я, как заместитель по лётной подготовке, должен принять меры.

– Вы заместитель по лётной – вот ей и занимайтесь. В данном же случае не было ничего, связанного с лётной практикой. А, потом, я ведь ещё командир отряда и имею право сам разобраться в этом деле.

– Тут случай особый, – возразил Заболотный.

– В авиации особые случаи есть только в воздухе. А на земле – мы люди, каждый со своими недостатками и характером. Я прошу вас отменить своё распоряжение.

– Может, пока всё так оставим? – подал голос начальник штаба. – Комиссия уедет – тогда и летать начнут. А пока пускай отдохнут.

– А, может, и с доски почёта снимем экипаж за то, что он инспектору не понравился? – с сарказмом спросил Шахов.

– Я согласен, надо снять, – не поняв тона Шахова, поддержал Агеев.

Шилов хотел ещё что-то сказать, но, взглянув на Агеева, только махнул рукой. А командир отряда не выдержал.

На страницу:
12 из 16