Толстой и Муравейный человек на скамейке

Владимир Леонидов

Толстой и Муравейный человек на скамейке

Вспоминая своего старшего брата Николеньку, который был «удивительный мальчик и потом удивительный человек», Толстой рассказывал о том, как Николенька объявил своим братьям о том, что у него есть тайна, посредством которой, если ее открыть, можно всех людей сделать счастливыми, и все сделаются муравейными братьями». «Вероятно, – добавляет Толстой, – это были моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья». Эта тайна, по словам Николеньки, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, где Толстой – в память брата – просил похоронить его и где он был – во исполнение его воли – действительно похоронен.

Свое воспоминание о зеленой палочке Толстой заканчивает такими словами: «Идеал муравейных братьев, льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешанными платками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же. И как я тогда верил, что есть зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить всё зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает».

Идея рассказа возникла на лекции Фёклы Толстой "Слово Толстого". Канва рассказа и диалоги героев основаны на дневниковых записях и письмах Льва Николаевича Толстого. Элемент мистики придаёт рассказу эпизод встречи Льва Николаевича с вымышленным героем Мнимом.

Один день, когда уборка хлеба ещё только начиналась, Лев Николаевич после завтрака, состоявшего из овсянки и простокваши, пошёл в сад посидеть на любимой скамейке в тени лип над оврагом, за которым открывался вид леса и поля. Вдалеке слышались женские голоса: "Солнышко покажись, красное снарядись! Чтобы год от года давала нам погода тёплое летечко, грибы в берестечко… Солнце, солнце, выблесни в оконце, дай овсу рост, чтобы до небес дорос; матушка-рожь чтобы встала стеной сплошь." Подойдя к скамейке и оторвав плоскую ветку липы, Толстой присел и обмахиваясь веткой, как веером, открыл принесенную с собой записную книжку. День был жаркий и безветренный, размаривало. Редкие облачка разбежались к горизонту, солнце засияло ярче прежнего.

Посмотрев налево, Толстой увидел неспешно шагавшего к нему элегантно одетого человека очень похожего на покойного брата Сергея. – Как я любил Серёжу, тут же вспомнив его поймал себя на мысли, что слово "любил" неверно. Серёжей Лев восхищался, подражал ему, любил его, хотел быть им. Восхищался его красивой наружностью, его пением, – он всегда пел, – его рисованием, его весельем, и в особенности, как ни странно это сказать, непосредственностью его эгоизма. Несколько лет назад он умер, и Толстой подумал что в предсмертной болезни и умирая он был также непостижим ему и так же дорог, как и в давнишние времена детства. В старости, в последнее время, он больше любил меня, дорожил моей привязанностью, гордился мной, желая быть со мной согласен, но не мог и оставался таким, каким был: совсем особенным, самим собою, красивым, породистым, гордым и, главное, до такой степени правдивым и искренним человеком, какого я никогда не встречал… И почудилось Толстому будто он произнёс это вслух.

– Добрый день, Лев Николаевич! – облокотившись на спинку скамейки простодушно сказал незнакомец.

– Добрый день, милостивый государь! Издалека я принял вас за почившего моего брата. Вы необыкновенно похожи на графа Сергея Толстого! – улыбнулся Лев Николаевич незнакомцу. – Я был бы счастлив сейчас поговорить с таким блестящим человеком как Ваша…

– О нет, нет! – смущенно поморщился незнакомец. – Я не граф и не барон, чтобы

обращаться ко мне с этими титулами. – И, повернувшись к Толстому, поклонился и неразборчиво назвал своё имя.

Муравейный человек

Толстой проницательно посмотрел на своего нового собеседника, отчего франтоватый и похожий на иностранца незнакомец изменился в лице и лоб его

покрылся капельками пота.

– Сегодня жарко… Садитесь, пожалуйста рядом, здесь в тени лип вы отдохнёте с дороги. – любезно указал на место рядом с собой Лев Николаевич. – И, всё же, как мне вас величать изволите?

– Зовите меня Муравейным Мнимом, я Муравейный человек. – садясь рядом с Толстым громче и отчётливей представился незнакомец.

– Невероятно! Так вы посланы муравейным братством? Позвольте, Мним, красивое имя и значит думающий, рассудительный, человек с воображением! – удивлённо воскликнул Лев Николаевич.

– Совершенно верно, я недавно прибыл из Моравии, осмотрел Тулу и сразу к вам. – подтвердил Муравейный человек. – Мним же, как вы точно определили, общеславянское понятие и имеет индоевропейскую природу: в древнеиндийском означает manas («ум»), в латинском – mens («ум, рассудок»).

– Когда нам с братьями было – мне 5, Митеньке 6, Серёже 7 лет, – вспомнил Лев Николаевич, старший брат Николенька объявил нам, что у него есть тайна,

посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. И я помню, что слово «муравейные» особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру. Вспоминая эти события своего детства, Толстой продолжал:

– Муравейное братство было открыто нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как мне говорил Николенька, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа.

Старший брат Николенька был на 6 лет старше меня. Мы в первой молодости, не знаю, как это случилось, говорили ему «вы». Он был удивительный мальчик и потом удивительный человек. У него не было тщеславия, ему совершенно неинтересно было, что о нем думают люди. Качества же писателя, которые у него были, было прежде всего тонкое художественное чутье, крайнее чувство меры, добродушный, веселый юмор, необыкновенное, неистощимое воображение и правдивое, высоко нравственное мировоззрение, и всё это без малейшего самодовольства. Воображение у него было такое, что он мог рассказывать сказки или истории с привидениями или юмористические истории в духе m-me Radcliff без остановки и запинки целыми часами и с такой уверенностью в действительность рассказываемого, что забывалось, что это выдумка. Когда он не рассказывал и не читал, он рисовал. Рисовал он почти всегда чертей с рогами, закрученными усами, сцепляющихся в самых разнообразных позах между собою и занятых самыми разнообразными делами. Рисунки эти тоже были полны воображения и юмора. А ещё Николенька обещал отвести нас на какую-то таинственную Фанфаронову гору и поставил нам условия, которые нужно было выполнить, чтобы на неё подняться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.