Гогэн Хэйгэн, коллекционер черепов

Александр Ярых

Гогэн Хэйгэн, коллекционер черепов

Пролог

1500 год. Территория современной Восточной Сибири.

Шумит майский ветерок вершинами вековых елей, смотрят с тёмного неба на грешную землю звёзды, в костре потрескивают сухие, корявые сучья. Зловеще играют отблески пламени в чёрных слезящихся глазах, пожилого охотника. Погруженный в раздумья, он сидит у костра без движения, течёт весенним ручьём время, слабеет пламя костра. Старик бросает в огонь пучок сухих веток, на вытянутой костлявой руке, кровавой каплей вспыхивает драгоценный персидский камень, сползает с плеча грубая шерстеная накидка, как чешую диковинной рыбы обнажая дорогую кольчугу, яркий свет заливает поляну. Охотник, хозяин окрестных земель татарский князёк Чепагир, добычу считая, хищным взором обводит поляну. Пять тел. Не один, не сбежал кара халк1? Яд смертельный варил Гогэн Хэйгэн. Чёрный шаман, сын шайтана Гогэн Хэйгэн, отправился прошлой зимой в нижний мир, ушел, и разрешения у хозяина не спросил. При мысли о шамане, князёк злобно скрипнул остатками зубов, однако это ещё как посмотреть кто, кому хозяином был? Шаман с диковинным для здешних мест именем Гогэн Хэйгэн, появился во владениях Чепагира, пять лет назад.

Весной это было, после усобицы с соседским князьком Кучей, лежал в своей юрте сокрушенный, покрытый гниющими ранами, умирающий Чепагир, крики и вопли страдальца, разносились далеко за пределы улуса, наводя тягостную тоску на его обитателей.

– Хозяин, он пришел!

Пред смертным одром князя, стоял верный сотник Саиткул.

– О, раб презренный.

Ослабевшей рукой, князь потянулся за плёткой, но силы покинули его, вздохнув с сожалением, что пред дальней дорогой в мир предков, нет сил от мутузить почувствовавшего вольницу сотника, Чепагир прикрыл тяжелые веки. Юрта наполнилась запахом доселе неведомых благовоний, тихим звоном серебряных колокольчиков, боль покинула избитое тело. Ухожу, улыбнувшись, подумал князь и открыл глаза навстречу неизвестному.

Неизвестное, косматое, оскалившись гнилыми зубами, смотрело огромными зелёными глазами сверху вниз на князя.

– Шайтан!

Дикий вопль, потряс округу. Разогнувшись и отойдя от постели князя, шаман принялся выкладывать из заплечной сумы на ковер ритуальные предметы. На удивление Саиткула который по распоряжению пришельца оживил угасающий очаг, предметов камлания было немного. Серебряная чаша, маленький кривой нож, пять тонких размером с ладонь покрытых письменами серебряных пластинок и узкая полоса белёной ткани. Все движения шамана сопровождались мелодичным перезвоном серебряных колокольчиков. Саиткул понял, колокольчики вшиты в одежду шамана. Одежда, сотник презрительно скривил рот, таких лохмотьев в улусе, пастухи рабы и те не носят. Копна стоявших торчком чёрных с проседью волос качнулась, и пара огромных источающих холодный зелёный свет глаз, встретилась с глазами сотника. С трёх лет в седле, не знавший страха иначе не бывать бы ему сотником, Саиткул, оцепенел. Неведомый ужас, ледяной водой растёкся по телу, заполнив собой всё, что было сотником Саиткулом.

– Хо – ывды, чулем…

Пробормотав непонятные слова, пришлый шаман опустил голову и принялся раскладывать на ковре серебряные пластинки. Наваждение схлынуло, Саиткул облегчённо вздохнул, он был прежним храбрым воином, готовым исполнить любой приказ хозяина. Хозяина? Бросив взгляд на княжеское ложе, Саиткул вдруг ясно осознал, с того момента как посмотрел в глаза шамана, он стал рабом раба! Всю ночь продолжалось камланье, принеся холодной родниковой воды, сотник покинул юрту, обнажив кривую саблю, он встал в трёх шагах от входа, имея приказ шамана, изрубить в куски любого, кто посмеет приблизиться к месту таинства. Налив пол чаши воды, Гогэн Хэйгэн снял свои лохмотья, по пояс голый оставшись в одних кожаных штанах, опоясался белой тканью и сел на ковер. Пред ним лежали серебряные пластинки, чуть поодаль стояла чаша с водой, по правую руку, лежал кривой с костяной рукояткой нож. Положив руки на колени, шаман на неведомом языке стал монотонно бормотать заклинания. Закончив чтение, он поднёс к груди зажатый в правой руке нож. Тощая, впалая грудь Гогэн Хэйгэна была покрыта множеством резаных шрамов, сделав надрез, шаман взял в левую руку чашу с водой и поднёс к ране. Кровь, влага жизни и смерти заструилась по лезвию в чашу. Наполнив чашу, шаман ослабил на поясе узел, подняв повязку выше он, туго перетянул грудь. Перевернул пластинки, и направился к смертному одру. Бормоча заклинания, Гогэн Хэйгэн окропил тело князя, заговорённой на крови водой. Вернувшись на прежнее место, обессиленный шаман слёг на ковер, всё было кончено. Спустя три дня, несостоявшийся знатный покойник князёк Чепагир, прогуливался по родному улусу с плёткой в руках, наводя порядок.

– Порядок.

Это слово, старик произнёс вслух, вздрогнув от звука собственного голоса, он поднял голову и огляделся. Вокруг освещённой поляны, чёрной стеной стояла тайга, коварно умерщвлённые слуги лежали на прежних местах, за кустами всхрапнула одна из лошадей. Чепагир тяжело вздохнул, последнее время в груди часто давило. Старый совсем стал, силы не те, в прежние годы порубить сходу пять человек, не трудом, а забавою было. Шаман ушел, он бы помог, отвёл беду, и молодая жена Айша сейчас бы растила сына, которого так ждал князь. Гогэн Хэйгэн, не только вернул умирающего старика к жизни, он помог Чепагиру обрести власть, кою доселе никто не имел из рода Чепагиров. Трёх лет хватило, извести всех соседей, разорить владения ненавистного Кучи, нагнать страху на все окрестные поселения. Да силён был шаман, князь вспомнил смерть Саиткула и холодный озноб передернул его плечи. Сотника нашли в юрте шамана, подле открытой сумы, он лежал мёртвый с перекошенным от ужаса лицом и зажатой в руке серебряной пластинкой. Правильно говорят люди горе тому, кто посмеет, тронуть вещи шамана без спросу. Но шаман ушел в нижний мир, ушел в прямом смысле, как уходит из гостеприимной юрты, сытый, отдохнувший странник. Было во владениях Чепагира у речки Тёплой, одно гиблое место, большая нора на Лысом холме. Жуткое место, деревья не растут, птицы не поют, зверь не ходит. Лесные людишки поговаривали, что нора та глубокая и длинная ведёт к известковой пещере, стены пещеры покрыты письменами, а пол устлан человеческими костями, ещё не один из смертных дерзнувших войти в нору, назад не вернулся, ибо хозяином пещеры был сам шайтан. Вот в ту страшную нору и ушел Гогэн Хэйгэн, наказав, чтоб обратно не ждали.

А ранней весной пришла беда, тяжело заболела ждавшая ребенка, молодая жена князя, Айша. Из всех ближайших селений, созвал Чепагир шаманов и травников, но спасти княгиню не удалось. В гневе порубив несчастных лекарей, князь собрал все свои богатства и в сопровождение пяти верных слуг, отправился в дальнюю тайгу, хоронить любимую жену. В глухом таёжном урочище, вдали от посторонних глаз, прошли тайные похороны княгини. На обратном пути, небольшой отряд всадников расположился на ночлег. Судьба пяти слуг была решена ещё в улусе, ведь могила княгини, это не нора шайтана, к которой страшатся подойти даже самые смелые воины.

– Порядок.

Повторил вслух, поднимаясь в полный рост над костром Чепагир. Ушел шаман, ушла жена, унеся в своём чреве в могилу наследника рода, какой же это порядок? Расправив плечи и набрав полную грудь воздуха, старый князь во весь голос закричал первое, что пришло на ум.

– Гогэн Хэйгэн!

– Эйгэн, эйгэн, гэн, гэн, эн, эн, н, н.

Ответила эхом предрассветная тайга. В груди тревожно ворохнулось и замерло сердце, стих ветер, в траве перестали шуршать мыши, и в наступившей тишине старый князь почувствовал на себе чей – то пристальный взгляд. В тот же миг, всколыхнув воздух, над поляной пронеслось, небольшое с рваными краями тёмное облако, описав дугу, оно зависло напротив князя. Чья- то невидимая рука, железной хваткой сжала и рванула из груди сердце, качнувшись, мёртвое тело Чепагира, рухнуло в костёр. Тёмное облако поднялось над поляной и с шумом растворилось, в начинавших светлеть, вершинах вековых елей. Запела ранняя птичка, на земле наступал новый день.

Из легенды о князьке Чепагире.

Наследник шамана

Ночной гость

Наши дни. Восточная Сибирь, город Таёжный2.

Чёрный навороченный джип Ленд Крузер 100 с потушенными бортовыми огнями, катил по широкой, пустынной улице ночного города.

– Вот он, Проходной, приехали.

Глядя в узкую смотровую щель, которую образовало, слегка опущенное боковое стекло, прошипел водитель. Скрипнули тормоза, чёрный монстр замер напротив погруженного во тьму переулка.

– Вроде всё тихо? А, главное темно и ничего невидно.

Блеснув в полумраке, золотой оправой дорогих очков, прошептал с дрожью в голосе, сидящий рядом с водилой, пассажир.

– Дык, стёкла тонированные, за ними и днём-то не хрена не видать.

Усмехнулся водитель.

– А, темноту в переулке, мы сами загодя устроили, чтобы рожи не светить.

– Хорош бакланить.

Раздался, скрипучий голос с заднего сидения.

– Какие будут распоряжения?

Обернувшись назад в темноту салона, спросил водитель.

– Файзуло, проедешь полквартала, развернёшься и будешь ждать, мы двигаем на исходную позицию. При хорошем раскладе думаю, за пару часов управимся.

– Зачем спешить, до рассвета ещё далеко.

– Файзуло не забывай, второй смене тоже время потребуется за нами какашки убрать. Аркан, бабки не забудь.

– Туточки, родимые.

Пассажир на переднем сидении приподнял с колен, чёрный кожаный кейс.

– Всё, айда.

Из джипа, аккуратно открыв и прикрыв двери, вышли двое. В переулке действительно было темно и тихо, в воздухе витал терпкий запах поздно зацветшей в этом году сирени. Ориентируясь на слабый свет далёкого фонаря, поминутно запинаясь – спотыкаясь и тихо матерясь, таинственные полуночники двинулись в путь.

– Можно было по переулку подъехать. Кто бы нас здесь углядел? По обеим сторонам, кусты и заборы.

Дрожащим голосом, скороговоркой выпалил, Аркан.

– На углу Пионерской и Проходного переулка, жилой дом.

Ответил шепотом попутчик. В этот момент из темноты раздался тихий свист. Две тени, замерли посреди дороги.

– Хто?

Шепотом спросили из кустов черёмухи, росшей у забора.

– Тухто.

Тихо с издёвкой проскрипели в ответ с дороги. Кусты зашуршали, раздался треск рвущейся материи, на дорогу выбралась тень. В слабом отсвете далекого фонаря, три тени сошлись в одну большую.

– Как обстановка?

Поинтересовался Скрипучий.

– Порядок. Он один дома. Штрих3 тут сегодня был, как обычно бухал, но уже скипнул. Думаю, на ближайшей неделе в хате не появится?

Доложил обстановку, черёмуховый Бушмен.

– Очень хорошо, что один, работы будет меньше. Аркан, давай, уточним. Заходишь, в квартире ведёшь себя спокойно, не впервой к нему по делам приезжаешь, между вами полная любовь и доверие. Отдашь долг, намекни, что с дороги устал, хорошо бы поужинать. Дело мол, до утра подождёт, ещё раз попроси цацки посмотреть – заценить, в общем, всё, как всегда. Будешь, золотишко смотреть, между делом о бумагах полковника поинтересуйся, если бумаги все при нём, делаем дело. Бумаг нету, дело отменяется, главное бумаги!

– А, зачем убивать? Бумаги купить можно?

– Сам, приказал. Кто бумаги видел, тот жить не должен. Убедишься, что бумаги в квартире, скажешь, на толчок тебе приспичило. Сортир сам знаешь где, не обосраться же тебе в хате. Так что хочешь – не хочешь, а дверь на улицу, он откроет. Выйдешь, пройдёшь до уборной, он скорей всего на крыльце останется ждать, а дальше уже наш выход.

– Всё, понял?

– Панял, панял.

Простучали в ответ зубы Аркана.

– На коньячку глотни, для храбрости, а то с перепугу панялка заклинит, раньше времени обосрёшься.

Хихикнул, Скрипучий. В наступившей тишине, послышалось, как зубы Аркана выбивают чечетку о металлическое горлышко фляжки.

– Хватит зубами греметь, всех собак в округе разбудишь.

Скрипучая тень ловким движением руки, изъяла у Аркана фляжку.

– Окрестных собак теперь хоть в набат долби, не добудишься, мы, их на прошлой неделе всех потравили.

Успокоил Скрипучего, Бушмен.

– Аркан время пятнадцать минут второго, до угла дойдёшь на мобилу ему брякни, что приехал, скажешь, такси для конспирации за пол квартала отпустил, пусть выходит, встречает. Запомни, у тебя на всё сорок минут и смотри без косяков, башку оторву если напортачишь.

Пригрозил Скрипучий.

– Да, я не таких лохов разводил.

Аркан, смачно харкнул в сторону кустов.

– Ну что, я пошел?

– Давай, мы следом подтянемся.

Скрипучий напутственно, хлопнул Аркана по плечу. Медленно нащупывая в темноте дорогу, тень Аркана, двинулась по переулку на свет далёкого фонаря.

– Осмелел чувак, похоже, допинг подействовал? Может его после дела, того, для общего спокойствия в расход пустить? Как думаешь, Джо…

Договорить Бушмен не успел, мощный правый хук, снёс его в придорожную канаву. На дороге неподвижно осталась стоять, одинокая тень Скрипучего. Постояв пару минут, тень шагнула в сторону канавы.

– Ты живой там паскуда? Вылезай, давай, я в пол силы бил, не хера косить.

– Я, же пошутил.

Выбираясь на дорогу, жалобно проскулил Бушмен.

– Запомни гондон, за такие шутки, Гогэн нам обоим головы отрежет. И вообще забудь его имя.

Злобно проскрипел Скрипучий.

– Я, не совсем понял, запомнить или забыть?

Простонал, вставая на ноги Бушмен.

– Ты, у меня сейчас маму родную забудешь.

– Всё, всё, ясно – понятно. Не надо.

Испуганным голосом, взмолился о пощаде Бушмен.

– Чего тебе падла, не надо?

Язвительно осведомился Скрипучий.

– Ничего не надо.

– Я, тоже так думаю, что вам ничего не надо. И на кой хрен, хозяин вас держит уродов?

Скрипучий тяжело с тоскливым сожалением вздохнул.

– Что, одыбал?

– Угу.

– Давай инструменты проверим.

Предвещая беду в ночной тишине, досылая в стволы патроны, клацнули пистолетные затворы.

– Ладно, порядок пошли работать.

Отдал приказ Скрипучий. Две тени медленно, нащупывая в темноте дорогу, двинулись по переулку на свет далёкого фонаря.

Макруха – Бытовуха

Хрюкнув мотором милицейский УАЗ, свернул с асфальта и подкатил к открытым воротам одноэтажного дома. Из авто вышел мужчина лет сорока пяти, среднего роста, крепкого телосложения, одетый в светло – серый костюм, его голову украшал ежик огненно рыжих волос, бледное широкоскулое лицо чьей – то щедрой рукой, было сплошь усыпано веснушками. Мухи харю засидели. Тихо чтоб не услышал, говорили, бывало, со злостью о нём, недоброжелатели. Недоброжелателей у майора уголовного розыска Ржавого Станислава Петровича хватало. Ржавый, прошелся по тротуару вдоль дома. Быстрым и цепким взглядом серых прищуренных глаз, окинул строение. С виду ещё крепкий барачного типа, деревянный, многоквартирный дом, два входа с улицы в общую ограду, оба перекрывались высокими воротами, на стене табличка ул. Пионерская № 14.

– Товарищ майор, разрешите обратиться.

Резанул уши, хрипло – скрипучий голос. Ржавый обернулся, перед ним стоял одетый в милицейскую форму, худощавый, среднего роста, мужчина. На вид ему было лет тридцать пять, лежащие прямо черные, редкие волосы блестели от пота. Вытянутое к низу лицо кончалось раздвоённым, массивным подбородком, хрящеватый чуть свёрнутый вправо нос свисал над непропорционально большим ртом, уголки которого были слегка приподняты в змеиной улыбке. Дополняли малоприятный облик стража порядка, большие, слегка выпуклые близко посаженные, зелёные глаза, декоративно стеклянный взгляд которых, был направлен сквозь собеседника, куда – то вдаль.

– Местный участковый, лейтенант Евгений Клим.

– Что скажешь Клим?

– Убили хозяина из первой квартиры.

Лейтенант махнул правой рукой, в которой сжимал фуражку, в сторону дома.

– Кинолог был, но уже уехал. Собака след не взяла там, в квартире все полы какой- то гадостью засыпаны, ваши ребята уже закончили осмотр.

– Ну, пойдём Клим, на гадость посмотрим.

Во дворе дома толпилось полтора десятка любопытных граждан. Прислонившись спиной к штакетнику, который отгораживал основную ограду от маленьких, утопающих в зелени огородов, на траве сидел пьяный старик. Размахивая руками и размазывая по лицу слёзы, старик пытался что – то объяснять толстой дородной бабке, но всё бабкино внимание было приковано к открытым дверям первой квартиры. Старику всё же удалось дотянуться, ухватить и потянуть на себя подол бабкиной юбки.

– Хватит, хватит Володя, успокойся, выпей вон же есть у тя.

Освободив подол, бабка отошла подальше. Невнятно выругавшись, старик, пошарив по траве, поднял над головой пустую водочную бутылку. Бормоча ругательства и потрясая бутылкой, он попытался встать на ноги, но потеряв равновесие, завалился ничком в траву.

– Порядок на дворе наведите, народу как на митинге.

Поднимаясь на крыльцо, приказал Ржавый, стоявшему у дверей молодому сержанту.

– Товарищ майор, двор проходной, у них там за сараями колодец, вся округа за водой ходит.

– Сержант, тебя, что учить надо? Гони всех со двора, ворота перекрой, кто за водой придёт, пускать по одному.

Пройдя захламлённые пахнувшие общественной уборной сени и переступив порог, Ржавый вошел в просторную кухню, справа на вешалке одежда, в углу холодильник Океан, большое выходящее во двор окно, тумбовый стол с остатками не то обеда, не то ужина. Судя по столовым приборам и двум пустым водочным бутылкам, трапезничали двое. Пара стульев, у стены напротив застеклённый и заставленный посудой шкаф, в углу на табурете ведро с водой, жестяной умывальник, большая отопительная печь, двери в зал. Из дверей появился оперуполномоченный капитан Игорь Никонов, в кругу коллег просто Никон.

– Привет Игорь. Что очередная макруха – бытовуха?

Майор пожал, протянутую руку.

– Как угадали Станислав Петрович?

– Воняет как в общественном сортире.

– Это хлорамин воняет, в сенях гады рассыпали, и здесь по всем комнатам полы припудрены. Пустили собаку, он бедолага нанюхался, пришлось в срочном порядке отправить Рекса в ветлечебницу, форсунки промывать.

– Кого, замочили?

– Убитый, Осин Михаил Владимирович, кличка Фаза, 1964 года рождения, неженатый, безработный. Прописан у отца на другом конце города, улица Горная дом № 6.

– Кличка Фаза, судимый?

– Нет, никогда не привлекался. Он раньше работал электриком в СМП 625, там половина кадров судимые, у них кличку человеку прилепить, завсегда первое дело. Труп обнаружил около восьми часов утра, отец убитого Осин Владимир Николаевич, они здесь с сыном накануне бухали, вечером отец домой ушел, утром с бутылкой прирулил, опохмелятся. Дверь своим ключом открыл, полез в подполье закуску достать, и нашел горе на свою седую голову.

– Осина старшего допрашивали, что говорит?

– Ничего толком не говорит, он там во дворе пьяный валяется.

– Черти полосатые, пьют и меру не знают, как праздник или выходные, так обязательно кому-нибудь тыкву проломят.

– Уж лучше бы черти, Станислав Петрович, с чертями хлопот меньше.

– Не понял?

– По результатам осмотра места происшествия, Андрей Карлович сделал вывод. Убийство совершено профессионалом.

– Этого ещё нам только не хватало. Где клиент?

– Там в зале, Станислав Петрович осторожно, подполье открыто.

Войдя в зал, майор осмотрелся. Зал размером пять на четыре метра, под потолком тремя лампами светила – сияла большая хрустальная люстра, под ней из открытого в подполье люка тоже светило, пол застлан пёстрым ковром, край ковра откинут. Видимо в развёрнутом виде закрывал люк? Диван, окно в ограду, сервант, в дальнем углу большая тумба, накрытая сверху цветной, плюшевой накидкой, под накидкой угадывались очертания телевизора. Большой стол, за столом сидел, перебирал бумаги, дежурный следователь ОВД, Марат Хайруллин. Окно в улицу, ещё один диван, дверь в смежную комнату, Ржавый заглянул в комнату, кровать над ней на стене ковер, на полу потёртая медвежья шкура, окно в улицу, старинный с зеркалом на двери платяной шкаф, под серой накидкой чугунная станина швейной машинки, пустая книжная этажерка. Озадаченно хмыкнув, майор вернулся в зал.

– Марат, привет. Из прокуратуры, что никого нет?

– Воскресенье прокуратура закрыта. Кое- как до Топиной дозвонился, сказала, приедет. Осмотр закончили, я понятых отправил, чтоб под ногами не болтались.

Следователь, махнул рукой.

– Всё правильно, незачем посторонним людям, служебные разговоры слушать.

Ржавый присев на корточки, заглянул в люк и, встретился взглядом с экспертом криминалистом Шварцем. Седой, невысокого роста, с обожженным кислотой лицом, левый глаз полностью не закрывался, эксперт криминалист Андрей Карлович Шварц, обладал громоподобным голосом, среди коллег по работе слыл всезнающим, щепетильно – дотошным человеком, и в свои шестьдесят на заслуженный отдых не собирался.

– Стас привет спускайся, место есть.

Эксперт подмигнул покалеченным глазом. Осторожно чтобы не нацеплять на новый костюм паутины, майор по пологой лестнице сошел вниз. Подполье глубиной три метра, обшитое листвяком, освещенное тремя лампочками, по площади едва уступало находящейся наверху квартире, у дальней стены дощатый гурт под картошку. Стеллаж, на полках два десятка банок с консервами, тушенка, сардины, голландская ветчина. Иван Чагин, молодой стажер, проходивший практику под руководством Андрея Карловича, с видеокамерой в руках, переминался у трупа.

Убитый лежал на спине, маленького роста, растрёпанные чуть вьющиеся с проседью волосы, широко открытые карие глаза, усы, бородка, изо рта торчал тряпичный кляп, руки и ноги раскинуты в стороны. Одет он был в белую пропитанную кровью на груди рубашку, синее, потёртые джинсы на ногах дешевые китайские кроссовки.

– Что скажешь, Карлыч?

– Да, что сказать, Петрович? Труп свежий, время смерти в районе трёх часов ночи. На затылке убитого припухшая ссадина, полученная при жизни, хлопнули бедолагу по голове, салфеткой заткнули рот, на запястьях следы от наручников. Смерть наступила в результате двух огнестрельных ранений в область сердца, стреляли в упор. На рубашке имеются следы глубоких пороховых ожогов, из чего следует, что применённое в данном случае оружие было без глушителя, ибо любой глушитель по совместительству является пламегасителем. Выходных пулевых отверстий на теле нет. Убили здесь в подполе, справа от тела обнаружили две стреляные гильзы, старого образца 9 мм ПМ. В карманах убитого, никаких предметов не обнаружено. Есть один чёткий след, оставленный мужским полуботинком сорок третьего размера, размер ноги убитого сорок первый. Оглушили его, по всей вероятности, в сенях, врезной замок на входной двери видимых повреждений не имеет, сам двери открыл и получил по голове. Покойный носил очки, очки обнаружили в сенях, там, у стены резиновые сапоги стоят, видимо от удара очки слетели и упали в голенище сапога. Ни в сенях, ни в квартире явных следов борьбы и беспорядка не обнаружено. Вообще следы жизнедеятельности носят сглаженный характер, постельное бельё в шкафу, холодильник пустой, из продуктов, полбуханки хлеба и бутылка кетчупа.

– В упор говоришь, стреляли? При выстреле в сердце, сделанном в упор, кровь из раны под давлением выбивает, профессионал не стал бы мараться. Удавку сделал и все дела, ни грохота – пальбы, ни мокроты и ствол светить не надо. Ствол засветили и не сбросили, а он денег стоит?

– Ствол могли специально засветить. Кто их знает Петрович, что у них на уме было? Ясно одно, не дураки поработали, об этом говорят факты. Мы, по приезду сразу, электронным сканером прокатали руки обоих Осиных. Наверху только пальцы старика обнаружили, отпечатки убитого отсутствуют, все, включая дверные ручки, пустые бутылки и столовые приборы протёрто. А, теперь главное.

Достав складной нож, эксперт, подошел к стене и поддел лезвием обшивку, деревянный щит на шарнире двойного действия отъехал в сторону. В потайной нише, майор увидал дверку конторского сейфа с ключом в замочной скважине. Андрей Карлович, открыл дверку.