Шахматы

Стало заметно теплее – градусов двадцать по Цельсию. Ветер стал немного слабее. Молодая сильная звезда – подумалось Лизе, время расцвета цивилизации. Хотя, наверное, это никак не связано.

Нильгано дал указание искать средства передвижения – пешком было не дойти, по земным меркам расстояние было около семисот километров. Ребята разбежались по сторонам, и через минуту Ролекс нашел стоянку транспорта, где рядами стояли, а точнее лежали на боку упавшие от отсутствия электричества зеленоватые болиды длиной около двух метров с сидением, отдалённо напоминавшим мотоциклетное, и несколькими клавишами на месте руля.

Их было около сотни, но в сторонке, недалеко слева, где уже не было металлического покрытия с линиями, дающими электросилу, стояло два аппарата, предназначенных, видимо, для езды по пересечённой местности. Видом они довольно-таки сильно походили на мотоциклы, но вместо колёс у них была одна тонкая гусеница. Одно место пустовало, и свежие рубчатые следы на недавно побеспокоенном коричневом песке говорили о многом.

Ролекс сел за руль, куда еле влез, так как размеры были настроены, как всегда, под маленьких зеленых человечков, и нажал на самое различимое, что было на опять же зелёной приборной панели – единственную красную кнопку.

Раздалось тихое жужжание, и при нажатии на педаль газа внизу машина с готовностью рванулась вперёд, чуть не сбросив седока. Ролекс вскрикнул от неожиданности. «На Земле что, всё отсюда скопировано?», ругнулся он про себя, сразу осознав, впрочем, что так оно и есть. И не только на Земле.

Только он собирался позвать ребят и мчаться вперёд, в погоню, как послышался крик Лизы:

– Эй, скорее сюда, смотрите, что я нашла!

Ролекс, Макс и Ник забежали за соседнее прямоугольное здание без окон, стоявшее рядом со стоянкой, и увидели чудо. На небольшой площадке стояла блестящая и переливающаяся в лучах звезды металлическая муха. Шесть тонких ножек, сверкая двумя шарнирами, впивавшимися в грунт, словно напряглись перед прыжком и излучали мощь механических мускулов. На ножках покоилось обтекаемое, округлое, но кажущееся совершенно невесомым и воздушным тело-корпус, с двумя небольшими двигателями в задней части и округлой и просторной, чуть выступающей за контуры корпуса кабиной, что придавало ей большое сходство с большими фасетчатыми глазами мухи. Небольшие крылышки с большой стреловидностью ножами разделяли воздух.

Ребята не в силах были отвести глаз – настолько уравновешенно, эстетично и одновременно функционально было это летательное устройство.

– Они её просто не заметили! – улыбалась Лиза смущённо.

Команда втиснулась вчетвером в открытую без дверок кабину летательного аппарата, которую еле видимо прикрывало спереди и немного с боков кристально-чистое сферообразное стекло.

Как и в Пассионарии, там не было управления, только два детских стульчика, вырастающих из пола, на которых уместились силой намерения все четверо. Ролекс было приказал кораблю переместиться к положению, которое было нужно, но тот не откликнулся. Либо спейсер был какой-то другой модели, нежели его аналоги миллионами лет позже, либо спейсер на мухе не стоял вообще.

Зато ручное управление полетом работало отлично. Ролекс рывком сорвал машину вперёд, чуть не выкинув еле державшегося за борт и будто стоящего на подножке трамвая Нильгано, и едва не врезался в колонну впереди.

– Эй, не дрова везёшь! – недовольно откликнулись Макс и Лиза, которую едва не стошнило от таких виражей, но Ролекс даже ухом не повёл. Он выровнял муху, заложил плавный вираж вверх и влево и взял курс на восток.

Городок, как эскиз на столе инженера, серой картонной карточкой мелькнул под кораблём, и понеслась пустыня, коричневая и однотонная, насколько хватало взгляда. Пару раз внизу пролетели тонкие ниточки железных покрытий, в некоторых местах заметённые тем же коричневым песком, и рядом с одной из них, на третьей минуте полёта, ребята увидели едва различимую точечку транспортёра, направляемого Скунсами в том же направлении, в котором летела и муха.

Ребята помахали Скунсам ручкой, представив, в какой безнадёжности те смотрят на сверкающую точку в небе, и продолжили путь. По расчётам, до поселения оставалось еще десять минут полета и около пятисот километров. Однако на высоте около десяти километров над уровнем моря, куда поднялся Ролекс, цель следования уже миражом вырисовывалась на горизонте в туманной дымке.

Солнце светило уже нещадно, нагревало металл и воздух под стеклом так, что только случайные порывы ветра из открытых дверок позволяли как-то дышать. Вспотевший Ролекс судорожно расстегнул, насколько это было возможно, ворот костюма.

Лиза поняла вдруг, что Солнце, или как оно здесь называется, тоже попало в радиус воспоминания – ведь оно двигалось согласно законам физической вселенной, а значит, существовало на определённом расстоянии от планеты.

Тут уж впору было задуматься – а не бесконечно ли вообще это пространство, умещающееся, как чёртик в табакерке, в воспоминаниях человека? Если так, то… слова, что человек – это отдельная Вселенная, получали совсем другой, полностью буквальный смысл.

Мысли Лизы переключил на другую волну Ролекс – он стал резко снижать корабль, из-за чего понятие воздушной ямы стало для Лизы, не летавшей на самолетах Земли, невероятно глубоким и отчётливым.

Город, почти двойник первого, только больше в несколько раз по объёму, висел под аппаратом, стремительно увеличиваясь в размерах. Отличие было в том, что в центре города, куда радиально сходились металлические дороги со всех сторон света, было пустое пространство, металлически блестевшее, сверкающее и переливающееся солнечными зайчиками.

Дальше всё было делом техники. Корабль сел на металлическое пространство, которое Макс Нильгано признал чем-то вроде платформы для полезных ископаемых, свозимых со всей планеты в этот пункт транспортировки. Ролекс сразу же на всякий случай перегнал корабль с опасного места – нечаянно выпасть в какую-нибудь яму или ангар в одностороннем порядке, без обратного билета, ему не хотелось даже внутри своей головы.

Нильгано, памятуя о расположении библиотеки в предыдущем городе, за пять минут нашёл её аналог здесь, и через десять минут все четверо были заняты очень важным делом. Каждый на своем компьютере листал перед собой с максимальной скоростью около десяти электронных листов в секунду, самые важные книги Экваторианцев. Запоминания и понимания не требовалось – Магараджа прилежно поставил видеоизображение на запись.

Это были «Оружие и оборона», так страстно нужная Скунсам, «Бриллианты пятисот веков», сборник поэзии того времени, экваторианская версия «Истории Мира», захватившая ступени эволюции человека в диапазоне от времени разрушения до двадцати миллиардов лет назад. Страшно становилось – сколько же может быть забыто, насколько же велика может быть беспомощность человека перед великим Временем?

Так было пролистано сорок пять книг, прежде чем в библиотеку ворвались Скунсы, увидевшие пустой зал.

В соседней комнате стояли наши герои.

– Прости… – тихо прошептала Лиза, и, помедлив секунду, сказала оператору:

– Магараджа. Давай нас отсюда, и… стирай, что договорились.

– Ок! – сказал на том конце провода Магараджа.

По лицу Лизы прокатилась слезинка, но упасть на покрытие пола не успела.

Призраки растворились, очутившись в собственных креслах, а почти четыре миллиарда лет памяти, ставших последним оплотом существования могущественной когда-то Экваторианской цивилизации, навечно и без надежды на восстановление рассыпались в прах.

Глава 10

На гористую сиреневую поверхность Карна, четвёртой планеты звезды Регулус, стоявшей в зените, наползала чёрная, всё скрывающая тень. Она хищно кралась, облизывая и пожирая островерхие скалы, а сверху, на высоте четырёх километров от планеты, двойником тени крался огромный межзвёздный корабль.

Похожий на ската, с плавными обводами и острым жёлто-белым плазменным хвостом, он проплыл несколько сотен километров над поверхностью этой безжизненной планеты, спутницы Дегулы, и наконец остановился.

С пуза ската каплей сорвался челнок, притормозил у поверхности и завис в метре над безликим местом посреди пустыни, центром кратера в обрамлении низких скал. Металлическая рука вставила бур в трещину, и низ челнока окутался пылью – бур проник в тело планеты на глубину метра.

Пыль улеглась быстро – Карн был большой планетой. Металлическая рука достала, сверкая отражённым светом Регулуса, большую металлическую пробирку длиной в полметра, и осторожно вставила в скважину.

Работа была сделана.

Чтобы Лемминги с Дегулы, одной из цивилизованнейших планет Вселенной, родины многих повстанцев, огни которой видны были даже с Карна, не засекли корабль, скат ещё двадцать часов полулежал на планете. И только потом, когда Карн заслонил своим мощным скалистым телом Дегулу, свою младшую сестру, корабль приподнялся, резко сверкнул соплом и бесшумной стрелой умчался вдаль.

Ещё один скат, так же чёрен и осторожен, но размером поменьше, юлил между давно покинутых построек Лимерийской Гати – планеты, ранее славившейся на всю Лимерийскую систему из девяноста девяти планет своим флотом и высшим пилотажем среди астероидных поясов.

Война не пощадила Гать – удары сил Скунсов опрокинули защиту цитадели, пробили экран, сбросили несколько сотен водородных бомб на её поверхность. Жизнь тысяч ушла мгновенно – атмосферу сдуло, словно пламя свечи, и те, кто не погиб в урагане ударной волны, задохнулись в агонии от отсутствия воздуха и в леденящем холоде космоса.

Лимерийская Стига, соседка Гати, одна из главных баз Леммингов, бдящая теперь за двоих, спряталась за горизонтом. Скат остановился посреди выщербленных остатков фундаментов в метре над землёй, там, где раньше была городская площадь, пробурил отверстие в космически-ледяном грунте, опустил туда металлическую капсулу. Сделав легчайший выстрел, запорошивший отверстие песком, скат встал на дыбы, его чёрная пятисотметровая туша подняла нос, и корабль ушёл свечой вверх – туда, где его уже никто не найдёт.

А на Земле… на Земле, на высоте девяносто две тысячи километров, степенно двигаясь по эллипсоиду, продолжала свой путь крылатая бочка с чуткими, как у летучей мыши, антеннами, и с не менее чуткими, любопытно распахнутыми крыльями солнечных батарей.

Внутри на благо синоптиков трудились микросхемы, рассчитывая движение воздушных потоков и циклонов. Многочисленные реле с отходящими от них кабелями, потикивая, задавали ход времени.

А рядом затаившейся гадюкой лежало устройство, металлический цилиндр безо всяких опознавательных знаков. Смертоносный, созданный по воле судьбы не легендарным инженером космических кораблей, летающих быстрее света, не первопроходцем межгалактических трасс, и не главным злодеем галактики, похожим на персонажа из голливудских фильмов своей злой ухмылкой и развевающимся черным плащом. Устройство было разработано простым гражданином Земли, Главным Конструктором СМЕРТИ.

Институт СМЕРТИ – или, точнее, Институт Социального Моделирования Естественных Ресурсов и Технологий Исправления, находился в городе Москва.

Был он детищем нескольких высокопоставленных Скунсов: с высоты государственного положения им было заметно, что на территории планеты Земля произошло за последние три-четыре века слишком много изменений не в ту сторону. Чего стоили только отмена крепостного права в России, Декларация Независимости в Америке… Инквизиция – и та исчезла странным образом. Непорядок, товарищи.

Поэтому кое-кто взял трубку своего красного телефона, и Комиссия Стаи не заставила себя ждать, появившись на Земле через четыре дня.

Оказалось, что опасения земного руководства Скунсов были не напрасны. Слои обработки электричеством вкупе с искажённой информацией, которым подвергалось существо при помещении на планету, оказались непрочны и сходили со ссыльных Леммингов, как кожура с луковицы. Нескольких десятков лет и пары повторных рождений хватало, чтобы Лемминг, сонный как медведь в берлоге, вдруг начинал смотреть на мир свежими глазами и задаваться глупыми вопросами, что он здесь делает и как он здесь появился.

Комиссия приняла меры по срочнейшему улаживанию ситуации – были организованы Первая и Вторая Мировые войны, призванные переключить внимание человечества на банальное выживание и отвлечь от философских вопросов интеллигенции. Завезённый с Магеллановых Облаков ЛСД, популяризация идеи «жизнь всего одна, проживи её для себя», холодная война и ряд других мероприятий продолжили дело. Опасность побега и бунтов была предотвращена.

Одной из мер было также создание Института СМЕРТИ, призванного найти более совершенные методы управления населением, создать технологии, позволяющие укреплять обработку сознания и разума, а также внедрить всё вышеупомянутое в бытовую и культурную жизнь простого хомо сапиенс.

Главкон, маленький пухлый человечек в вечно нескладно одетом костюме и спадающих с носа очках, работал над капсулой два десятилетия, тестируя её терпеливо, усидчиво и не позволяя себе преждевременных восторгов.

Тесты, проведённые бессонными ночами со всей тщательностью сначала над некоторыми пациентами психлечебниц, затем над сонмом пожизненно заключённых, а в итоге и над хаотично выбранными за стенами Института гражданами, устойчиво говорили – один час облучения позволяет снизить ошибочную социальную направленность человека в среднем на 0.64 пункта.

Стая, рассмотрев изобретение, осталась довольна и, соблюдя все правила поощрения собственных сотрудников, вверила Главкону честь и далее оставаться достойным доверия и работать на благо Великого Волка, отметив в поздравительной грамоте, присланной с Гранто, из резиденции Верховного, что материальное поощрение было бы недостойным столь великого изобретения.

Изделие в глубочайшей секретности размножили, упаковали в грубые деревянные коробки со стружкой внутри, и сотни любопытных кораблей-разведчиков, под покровом ли ночи, в боевой ли схватке, аккуратно посеяли семена смерти на звёздных полях terra cognita.

База Леммингов в это время жужжала слухами, как растревоженный улей. Окольными путями, неизвестными даже вездесущей почтовой службе, в ряды техников проникали сведения о книгах. Об Экваторианском корабле. Но Лиза воли не давала – атмосфера секретности окутывала командный центр, и стоящие у входа бесстрастные воины с бластерами у бедра свято хранили молчание, скупо и нехотя впуская внешних только по личному распоряжению коммандера Амина.

– Что? – Нильгано, вспаренный как загнанная лошадь, бегал от одного компьютера к другому, – Орбиты небесных тел коэффициента семнадцать как минимум за восемнадцать световых лет по перпендикуляру от траектории должны быть учтены!

– Полковник Нильгано, сэр!

Нильгано поспешил в дальний конец зала.

– Учитывать пространственно-временные искажения?

– А какова скорость корабля?

– Если верить книге, при дальности такого масштаба средняя скорость не должна превышать 0.98 световой, но насчёт отдельных участков я не уверен.

– А какова будет погрешность?

– Погрешность? Дайте мне пятнадцать минут.

Полковник продолжил свой обход и консультации.

Лиза, для которой прямо сейчас работы не нашлось, отыскала профессора Барнса и болтала с ним, развалившись на своей любимой белой софе в зале под куполом. Профессор увлечённо рассказывал о жизни, временами подскакивая и рубя рукой воздух.

– Ты вот, барышня моя, уже не застала, а ведь какой ерундой мы считали эту теорию о возможности жизни на других планетах! Я когда увидел в семьдесят седьмом году эту посудину со спейсером, чуть рассудка не лишился!

Лиза улыбнулась, глядя на старика.

– Профессор, не сокрушайтесь. Я бы тоже в обморок упала на месте, но у меня была хорошая подготовка! – и она рассказала Барнсу о книжках в овраге.

– Надо же! – прижав руки к сердцу, воскликнул профессор, – В СССР были такие книги?

– СССР уже не было, профессор, – подколола его Лиза, – историю надо знать!

– Ох, ох, барышня… – повздыхал тот, – Время летит, всё меняется, куда нам поспеть…

– Тогда слушайте краткий экскурс в историю мира, профессор. Знаете, почему тут сейчас такая головомойка на базе?

Профессор посерьёзнел и подался вперед. У него была какая-то странная и редкая способность – точно знать границу, где можно и нужно шутить, а где уже не стоит.

– Слушаю тебя, дорогая.

Лиза ввела Барнса в курс дела. В книгах была масса информации. Культура Экваторианцев поражала своей неординарностью, и Ролексом было высказано мнение, что не скоро ещё она будет воспринята затуманенным взором человека современного, запутавшегося в липких сетях проблем настоящего времени.

Оружие – то, что так живо и трепетно интересовало Скунсов, – обнаружило свой истинный потенциал разрушения, превзошедший самые смелые ожидания, и именно поэтому было обойдено вниманием, поскольку удел лишь сумасшедших – разрушать, если можно улучшить.

История Экваты была настолько велика, так глубоко в древность простирались события, что разум человеческий просто отказывался понимать те количества лет назад и те метаморфозы и приключения, что происходили с единственным общим, что было известно и человеку тамошнему, и человеку нынешнему, – с живыми человеческими существами.

Такие описания, как операции с семнадцатимерными пространствами или вселенными, не состоящими из материи и энергии, были полулегендами даже для Экваторианцев, и разум, пытавшийся синтезировать эти данные с уже известными, начинал пахнуть горелым маслом, подшипники его летели во мгновение ока, и человек пасовал. Этого нельзя было понять, и это нельзя было, с точки зрения Лизы и руководства базы, использовать в борьбе против засилия Скунсов.

И применимой мерой было уж точно не оружие. Это был бы полный и мгновенный конец существующего мира, без последующего Великого Потопа и Страшного Суда.

Но сколько в течение нескольких дней ни листали ридеры пожелтевшие страницы чужой, но ведь и нашей тоже, истории, сколько ни сидели они со слезящимися глазами, зевая и стараясь не впасть в нервную истерику от материала, который читали, – не могли они найти ни одного упоминания о средстве, способном остановить падение умственной способности. Либо это было в других книгах, либо…

Либо этого средства не было вообще. И Лиза с Ролексом и коммандером склонялись к последнему, иначе почему Экваты больше нет? Самоубийство цивилизации – не признак просветления сознания её граждан.

– Но, профессор, – продолжала Лиза, – мы нашли упоминание об одном инциденте, который представляет огромную важность для нас, и тем более, – она показала кивком головы на себя и Барнса, – для нас.

Огромный корабль вылетел с Экваты непосредственно перед её уничтожением. Спейсером он по каким-то причинам снабжен не был, и прокладывал свой путь через межзвёздное пространство. Знаете, куда он направлялся?

Профессор всплеснул руками.

– Господи, неужели… неужели к нашей локальной группе?

Лиза не успела ответить. В дверь ворвался Нильгано.

– Лиза, дорогая, ты вот здесь сидишь, а у нас расчёты показали кое-что интересное! По расчётам… – он вдруг заметил Барнса.

– Рассказывай, всё нормально, Макс, – успокоила его Лиза, рукой подзывая присесть.

– По расчётам – четырнадцать тысяч лет назад.

– Вот это да, – только и сказала Лиза. Она опустила голову и посидела немного, ни на кого не обращая внимания. Макс и Барнс тихо ждали, не желая нарушать субординацию.

– Так вот, профессор, – вдруг очнулась Лиза, – это многое меняет. В худшую сторону. Но объяснять не буду, авось пронесёт.

– Но, Макс, – теперь Лиза смотрела уже на Нильгано, – наш план остаётся в силе.

Нильгано кивнул и, извинившись, вышел из зала.

Лиза, словно постаревшая на десять лет, несколько секунд молча смотрела на Барнса.

– Профессор, тот корабль… Он летел более, чем просто к локальной группе Млечного Пути. Он летел на Землю. И, судя по сообщению полковника, он туда-таки прилетел.

Приключение второе, глава 11

– Ролекс? – Это сказал Магараджа.

– Что-то вроде берега широкой реки, много деревьев, Солнце на юге.

– Полковник?

– Сами видите. Я в космосе, без тела – определенно не Земля четырнадцать тысяч лет назад.

– Ник? – Магараджа, видимо, хотел поговорить, иначе зачем спрашивать о том, что и так видно на экране?

– Я почему-то тоже на берегу, собираю ракушки. Здесь очень тепло и влажно, и знаете – Солнце прямо надо мной. Я думаю, это где-то возле экватора, на Земле.

Лиза лишь формально сидела в кресле меморизатора – она точно знала, где была четырнадцать тысяч лет назад.

Например, это был город кипренов, редких разумных существ змееобразного вида, выстроенный на запрудах голубых речных долин Кипры, планеты в том же рукаве Млечного Пути, что и Земля, только более старой и близкой к центру галактики.

Того, кто стал впоследствии Ментором, тогда очень интересовало, как прожить столько же, сколько кипрены, пока он не выяснил, что те жили долго за счёт поедания своих сородичей ещё живыми, с бьющимися сердцами и напрягшимися мускулами.

Ещё Лиза несколько сотен лет была на Севере Мира, где не могла понять, где тут выход из этого искривлённого пространства. Как ориентироваться, если звезда с одной стороны и звезда с другой стороны – это одна и та же звезда? Лиза блуждала без тела, тыкаясь туда-сюда как слепой котёнок, пока не уцепилась за случайно встретившийся корабль Рогатых.

Потом несколько сотен лет, сменив два тела, жила у Рогатых, обитавших так далеко от Млечного Пути и Туманности Андромеды, что даже самый быстрый беглец мира – свет – не успел ещё добежать оттуда до глаз любопытного жителя этих прекраснейших во Вселенной галактик.

Потом несколько тысяч лет был снова Млечный путь, потом Галатея… Но никак не Земля. Как один из альгенов, не забывающих свое недавнее прошлое, Лиза хорошо это знала.

– Ну что? – голос Магараджи был полон энтузиазма и стремления снова поиграть в солдатики нашей командой путешественников в памяти, – кидаем всех к Сканки? Вилли, готов?

Ответом ему был могучий трубный рёв в динамиках.

Вилли был ещё одним загадочным и вместе с тем интереснейшим явлением, которые скрашивали жизнь базы и давали пищу для размышлений, разговоров и анекдотов. Он был китом.

Однажды один из Леммингов базы, Ситхан, выходец с одной очень недалёкой от Земли и очень похожей на неё по природным условиям планеты, был в командировке для установления каналов коммуникации с местными группами сопротивления.

Одним тёплым вечером, после того как работа была выполнена, и ностальгия о времени, когда межзвёздные перелеты были ещё сказкой на ночь, змейкой вкралась в его душу, он надел ласты. Вышел на тёмный берег моря, и, предвкушая удовольствие, нырнул с невысокого утёса в немного фосфоресцирующую и отдающую рыбным запахом воду.

Флора и фауна за эти несколько лет отсутствия на планете, кажется, никак не изменились. Нырнув на несколько десятков метров и расслабившись, ощущая ток тёплого подводного течения по ногам (мезенцы, жители Мезы, могли задерживать дыхание на десяток минут), Ситхан наблюдал за мельтешащими жёлто-зелёными рыбками размером с полпальца, единым телом стаи прыгающими с одной стороны коралла на другую. Понаблюдал за пузырьками воздуха, идущими откуда-то со дна, где тёмно-синей стеной стояли крупнолистовые водоросли. И вдруг – увидел кита.

Ситхан никогда не видел китов, только на панорамах выставок, но сразу догадался, что это он. Крупное веретенообразное тело метров двадцать длиной, серое с оливковыми переливами и едва различимыми полосками вдоль корпуса, завершалось широким и мощным, метров шести в поперечнике, хвостом. Кит стоял около участка дна, не прикрытого водорослями, и носом что-то копал в грунте.

Ситхан постарался подплыть поближе. Огибая грозовые облачка взбаламученного ила, плывущие по морю, словно по небосводу, он приблизился метров на тридцать, но кит его заметил.

Мощное тело мгновенно замерло, напряглось, туша легко, как молодой головастик, перевернулась вокруг своей оси, взметнулась и ушмыгнула со скоростью хорошей лани куда-то вверх и в сторону. Ситхана, словно огромной мягкой рукой, сметающей со стола крошки хлеба, на полсотни метров отнесло ударной волной.