Рассказчик из Уайтчепела

Они будут преследовать его, пока он не поймет, что это. Пока понимание не настигнет его – а он ощущает, что слишком близко подходит к разгадке, и эта суть уже дышит ему в затылок.

Призраки Бродмура не оставят его. Он будто бы начал с нуля, когда оставил карьеру врача-психиатра и встал за преподавательскую кафедру в колледже, по примеру своего покойного отца, профессора классической школы психоанализа.

Уилсону нравилось верить, что он передает знания и меняет мышление – а творят его ученики, – и ему приятно видеть их успехи, потому что в этом и есть ремесло учителя.

– Все, кто живые, творцы, – ответил он. – Вопрос в том, что и как они меняют в вещественном мире.

– Разве вы меняете мало? Вы, профессор – а теперь детектив. Да бросьте, доктор Уилсон!

Эд улыбался, когда дверь отворилась – и в комнату архива вошла Ханна с подносом, на котором были две кружки чая и сконы с изюмом.

– Кое-кто еще не обедал, угадайте кто. Эд, выходи почаще к нам, – сказала она, ставя посуду на стол – после того, как Писториус спохватился и убрал бумаги. – Ветку нашли, из Королевских ботанических садов Кью, ливанский кедр.

– Спасибо, – поблагодарил Эд.

– Юго-запад Лондона, Ричмонд, – Уилсон хмыкнул. – Ветка была свежая.

– Насколько далеко сады от леса, где нашли тело?

– Двадцать миль, если округлить, – ответила Ханна. – Полтора часа на машине. Шесть часов пешком. Срез под углом. Если положить ветку в холод, то будет свежей еще сутки.

– То есть он мог срезать ветку заранее. В ботаническом саду всегда полно посетителей.

– Бен уже занимается. Еще бы знать, кого искать…

– Студент-художник, старик-искусствовед – кто угодно… И вынести ветку оттуда под курткой, например, реально.

– Почему не женщина?

– Статистика показывает, что преступления женщин в большинстве своем не демонстративные и на личных мотивах, – Уилсон пожал плечами и потянулся за кружкой. – Но нельзя никого исключать, мы о нем ничего не знаем.

– Следов телеги или волочения по земле не найдено, несли на руках.

Писториус замер со сконом, поднесенным ко рту.

– М-м… Рассказчик не так, – он подбирал слово пару мгновений, – экстравагантен.

Он посмотрел на Уилсона, тот усмехнулся в кружку.

– Как аудитория Гаштольда.

11. Ссылка

Дарио Пеше был похож на пчелку – которая трудится, не жалея сил. Студенты Медицинской школы при Госпитале святого Джорджа были на удивление разговорчивыми – но уж слишком замученными учебой. Результаты опросов не проясняли картину – за исключением наблюдения, на которое натолкнул произошедший накануне диалог.

Один из студентов сказал: «Время это, конечно, валюта – но не основная. У меня нет столько средств и возможностей, чтобы убивать, как хирург-мясник. Это только в кино все просто, а на деле нужен безразмерный кошелек и спонсор, для практики – расходные материалы и инструменты, одежда, траты на прикрытие, точно не одна квартира… Студенты-медики нищие и живут в общежитии – а кто не нищие, те не настоящие студенты-медики».

Сперва Дарио хотел поделиться с соображениями с Уилсоном – но Уилсона на месте не оказалось. На полпути к чулану консультантов детектив-констебль Пеше развернулся – и направился в кабинет к Клеману.

Детектив-инспектор поднял глаза от осточертевшей бумажной работы, на которую уходило много часов в неделю, кивнул постучавшемуся Дарио, застывшему на пороге.

Дарио вошел, закрыл дверь почти бесшумно, его голова с темными кудрями была опущена, вид был провинившийся. Клеман терпеть не мог, когда кто-то так предваряет плохую новость – потому что, как правило, в итоге все оказывалось еще хуже, чем это выглядело.

– Что стряслось?

– Сэр, Рассказчик хорошо зарабатывает.

Клеман лишь кивнул, ожидая продолжения.

– Я посчитал. В среднем, зарплата судмедэксперта в полицейских участках Лондона – от пятидесяти до семидесяти тысяч фунтов стерлингов в год. Мы сперва думали на патологоанатомов, затем предположили, что он может знать основы криминалистики, чтобы быть на шаг впереди и не оставить специалистам существенных следов… Наш участок платит судмедэкспертам шестьдесят шесть.

Клеман смотрел на Дарио, тот боялся даже шевелиться и не отрывал взгляда от пола. Рассказчик точно не студент и не простой медик, и даже не патологоанатом, пусть и им платят больше. И узнавал он новости расследования прежде, чем они попадали на публику.

Дарио знал, что доказательств недостаточно, но мысль не покидала его, он должен был поделиться соображениями.

– Ты думаешь, он у нас? – на тон тише спросил Клеман.

Он даже невольно наклонился к столу.

– Да, сэр, – выдавил Дарио утвердительно. – Я думаю, убийца может быть в участке.

Он не сказал «чувствую», за чувство и чутье обыкновенно он получал в ответ саркастическое замечание – и заставлял себя отвыкать использовать это слово.

Клеман почесал бороду, несколько секунд молчал, затем сделал глубокий вдох и произнес:

– Уведоми Марса, больше никого. Присматривайся ко всем. Что-то увидишь – сразу докладывай мне.

– Да, сэр.

Дарио поспешил выйти – чтобы найти Марса.

Приветствую вас, доктор Уилсон!

Сочту за честь быть полезным любым возможным способом.

В эту субботу я как раз буду в Лондоне, с лекцией в Лондонской библиотеке. Я прилетаю из Балтимора накануне, поэтому очно встретиться до лекции не получится.

Если вопрос срочный, свяжитесь со мной в течение этих дней по телефону, я обязательно найду время. И буду рад видеть вас на лекции по жестоким богам и мифо-поэтической традиции коллективного бессознательного.

P.S.: Ваша недавняя публикация о совокупной формуле критического уровня логических патологий как необходимого и достаточного условия для первого опыта акта насилия, на мой взгляд, недооценена, и имеет большие перспективы.

С наилучшими пожеланиями,

доктор Лукас Гаштольд.

– Кто хочет слушать беседу психиатров по громкой связи? – спросил Уилсон – который только что прочел ответное письмо доктора Гаштольда.

– В архиве у Эда будет тихо, – подсказала Ханна.

Уилсон взял телефон в руку, еще раз огляделся, но не различил должного энтузиазма у детективов. Дарио, проходивший мимо от кабинета начальника, бросил на него взгляд – как будто бы виноватый.

– Запись в любом случае сделаю, – молвил доктор Уилсон, поднимаясь с места за компьютером.

Марс был на регулярном обходе – по раздаче волшебных пинков, – и возвращался в офис, когда ему на пути попался Дарио – без свойственной ему белозубой улыбки, застывший в растерянности у мужского туалета.

– Вид такой, как будто провинился, – раскусил его Марс. – Говори.

– Рассказчик может быть в нашем участке, – сказал Дарио тихо. – Клеман сказал доложить вам…

Дарио не из тех, кто устраивает розыгрыши на такие темы… Марс еле сдержался, чтобы не рявкнуть.

– Час от часу не легче. Аргументы?

– Зарплата… Позволяющая купить дополнительные инструменты и маскировку. Криминалистическая экспертиза. И…

Дарио замялся, запнулся, сообразил, что как бы он ни хотел не подставлять под подозрение Уилсона, у него не выходит.

– Да договаривай уже, – взмолился Марс. – Ты один, видимо, еще боишься говорить что думаешь, остальные уже не стесняются!

– Доктор Уилсон сказал, что Рассказчик ищет обратную связь. Что если он получит ее, – Дарио набрал воздуха в грудь, – он быстро убьет снова. Так и случилось… Но мы не выпускали детали следствия прессе. Значит, это был кто-то из нас.

Дарио испугала реакция Марса – и неотвратимость последствий высказывания вслух своих умозаключений.

– Но это всего лишь теория, – с тщетной надеждой протянул он, – у нас нет доказательств, и потом, доктор Уилсон мог ошибаться…

«Доктор Уилсон ошибается – плохо, – думал Марс, – доктор Уилсон не ошибается – еще хуже…»

– Значит, крыса… Допустим. Из нас – из полиции? Из офиса? – рассуждал он. – Хирург, патологоанатом, полицейский. Что из этого оставляем?

– Судебный медик, – Дарио выдавливал из себя по слову. – Но сперва я проверю все участки – чтобы убедиться, что убийца не у нас.

Марс смотрел на него пристально. Затем похлопал Дарио по плечу.

– Проверяй всех. Обидятся – их дело.

Детективу-сержанту Марсу, в отличие от бледного, нервно поправляющего узел галстука Дарио, не составило труда нацепить маску равнодушия – и войти в офис с оптимистичным вопросительным возгласом о том, как у них дела – и как дела у преступников, сукиных детей.

Бен как раз вернулся с отчетом по ботаническому саду. Камеры на входе и у одной из беседок засекли англичанина в плаще и в кепи – который около четверти часа провел у ливанского кедра. На изображении не было видно, что именно он делал, но портрет преступника – шести футов ростом и среднего телосложения – соответствовал следам подошв от ботинок для хайкинга одиннадцатого размера в лесу Элмстед.

Тем временем, в архиве доктор Уилсон разговаривал по громкой связи с доктором Лукасом Гаштольдом, Эд притих и слушал, а Ханна делала пометки в блокноте.

– Убийцы подобного типа отождествляют себя с авторами из прошлых эпох и называют себя последователями, – вещал балтиморский психиатр. – Однако не достаточно одного совпадения, чтобы делать какие-то выводы.

Гаштольд уже успел поинтересоваться, насколько точно воспроизведена картина, не забыл уточнить, что панно с иллюстрацией новеллы из «Декамерона» делали подмастерья, а не сам флорентийский мастер.

– Картина считалась жестокой даже по меркам современников Боттичелли. Утверждать что-то о целях преступника я не смею, потому что фактура действия и modus operandi не полностью соответствуют Флорентийскому монстру и тем, кто пытался ему подражать.

У Уилсона было ощущение, что Гаштольд их путает – потому что все его логические заключения сводились к тому, что это вовсе не художник – и работа, место преступления, всего лишь ссылка.

– Боюсь, что не могу пока сказать больше, – молвил голос из трубки.

– Спасибо, доктор Гаштольд. Я с вами согласен, наша задача делать обоснованные выводы, и потому альтернативное мнение сейчас единственный способ выявить видимые факты и отделить их от домыслов и проекций.

– Буду рад продолжить беседу в субботу. Вы придете?

Уилсон не был уверен – потому что его распорядок дня более от него не зависел. Полицейский сам себе не принадлежит – если поблизости преступник, который чихал на конец смены и расписание.

– Постараюсь. В любом случае, встреча состоится. Когда вы возвращаетесь в Балтимор?

– Зависит от обстоятельств. У меня много знакомых, которых надо повидать, это гастроли.

Доктор Гаштольд рассмеялся, смех у него был мелодичный – как у профессионального актера, любимца публики, артиста, способного сыграть все на свете роли.

– Если что-либо еще вдруг придет на ум, обязательно говорите, – подытожил Уилсон. – «Мыслить, как преступник» у нас не так модно, но ученые, как и художники, делятся опытом и подглядывают друг у друга полезные приемы.

Далее последовал церемониал благодарностей и прощания.

Когда Уилсон завершил вызов, Эд спросил:

– Я смогу поехать на лекцию с вами? Я мог бы представить ему свои… – он зашуршал бумагами.

– Да, конечно. Вдвоем мы извлечем из него вдвое больше пользы.

Уилсон не стал говорить, что Гаштольд извлечет еще больше пользы из них обоих.

12. Продолжение

– Доктор Уилсон! Доброе утро.

Уилсон сунул руки под кран перед зеркалом, в отражении в отворившейся двери в помещение туалета появился Харт.

– Утро.

Уилсон не мог не заметить интересную цепочку ассоциативного ряда в своей голове – от имени Харта к сердцу8, а следом к делу с панно Боттичелли и только потом – к трупу.

Походка у Харта пружинистая и легкая, он ступает почти неслышно. Он направлялся к писсуарам, Уилсон еще мыл руки. Когда психиатр шел на выход, судмедэксперт уже подходил к раковине и включал воду.

Уилсон ощутил спиной, как Харт обернулся.

– Мы наедине…

Доктор Уилсон остановился, Харт продолжил с руками под краном:

– …в замкнутом пространстве, а вы даже не воспользовались этим, чтобы что-нибудь выведать у судмедэксперта раньше других.

Вчерашний отчет задержали, труп сперва хотели направить в участок, в ведомстве которого находился лес. Подробности детективам обещали рассказать только на следующий день, утром.

Уилсон фыркнул, улыбнулся, повернул голову.

– А что, так можно было?

Харт был очарователен со своей заговорщической ухмылкой, с поднятыми бровями. Уилсон развернулся и подошел ближе.

– Угадывать не посмею. Расскажите.

Теперь Харт выключил воду, подступил к нему, с мокрыми ладонями, почти упираясь своим плечом в левое плечо психиатра, наклонился к уху и понизил голос.

– Сердце, найденное собаками, не принадлежит жертве. Анализ ДНК пока не готов… Но скоро сообщат о новом убийстве.

Уилсон открыл рот в изумлении, догадки ударялись друг о друга и о превышающие их количеством вопросы в черепной коробке. Он невольно повернул голову к Харту.

– Он не закончил картину, – Уилсон пересилил себя и выдавил ответную реплику. – Сердце свежее?

Взгляд глаза в глаза на близком расстоянии Уилсона не смутил. Харт медленно опустил и поднял веки в знак согласия.

– А вот труп будет свежим недолго, – молвил он. – Предскажу, что снова на природе. Рассказчик хотя бы убивает в жилых домах, не надо ходить по утренней грязи.

– Преступлений против природы он не делает, – задумчиво выговорил Уилсон. – То есть новое тело найдут скоро? И убийство уже произошло, потому что сердце уже есть…

Резонанс от голоса – и тепло.

Харт вновь выразительно моргнул вместо ответа.

– Удачи, доктор Уилсон.

Он проскользнул мимо, чтобы взять бумажное полотенце, едва заметно задев Уилсона плечом по груди.

– Спасибо.

Харт смотрел на него из отражения, пока он не вышел за дверь.

В морг к судмедэкспертам команда детективов так и не попала – потому что их вскоре вызвали на место преступления, в тот же лес Элмстед. Бегун на утренней тренировке обнаружил труп – замершего в неестественно неустойчивой позе склоненного мужчину в старомодном костюме, с красным плащом, в одеянии благородного всадника.

Клеман уже слышать не мог имени Боттичелли, Марс уже был ко всему готов. Уилсон шел почти вровень с ними – насколько позволяла ширина грунтовой тропы.

Доктор Ллевелин и Харт были на месте.

– Что тут у вас? – бодро, но с оттенками злой иронии, спросил Клеман.

– Тело тяжело анализировать, – развела руками Кэролайн, – но очевидно, что он был бальзамирован, чтобы сохранить форму – введением фиксирующего раствора в сосудистое русло. Одежда закреплена булавками, центр тяжести смещен – и при неосторожном осмотре есть риск его повредить.

– И я не удивлюсь, если под одеждой будет разрез от извлечения сердца, – добавил Харт.

– После экспертизы смогу сказать больше, – резюмировала доктор Ллевелин.

Клеман глядел на Харта и на Уилсона не вопросительно, а строго – и будто бы думал о чем-то своем.

– Лес же небольшой, – возмутился Марс. – Где был патруль? Черт знает что. Злые умы! Ну и о чем это?

– Продолжение панно, – отозвался Уилсон.

– Сколько времени потребовалось, чтобы его вот так зафиксировать?

Психиатр, как и в прошлый раз, обходил сцену по дуге, пытаясь найти все детали.

– Одежду на заказ шили? – не унимался Марс. – По ателье и костюмерным распространить.

– Обыкновенное бальзамирование, – терпеливо отвечала Клеману Ллевелин, – с последовательной обработкой, пропиткой бальзамирующим раствором из глицерина, уксусно-кислого калия, уксусно-кислого натрия, воды и вспомогательных веществ длится от месяца до двух. Причем не сохраняется естественный цвет кожных покровов и органов. Здесь же срочные меры, вероятно, не направленные на долговременное действие – за десять-двенадцать часов.

Харт стоял у трупа за затылком и что-то щупал пинцетом в волосах.

– Я вижу выпуклость на затылке, – сказал он. – Вдоль позвоночника шест – как делают ритуальные службы, чтобы на похоронах усопшие были как живые.

Доктор Ллевелин в согласии кивнула.

– Когда будут переносить труп, будет яснее, но пока вижу, что стопы неестественно прочно стоят на месте.

– Закрепили? – спросил Клеман.

Марс заворчал.

– Таксидермист и художник. Десять-двенадцать часов?! Он готовил его заранее? Он полночи возился с ним, и его опять никто не видел. По всем собачникам одно и то же, вечером ходят только собачники.

На его вопросы ответил Бен Финли, подоспевший, чтобы поделиться сведениями.

– Следы от тележки обрываются следами автомобиля, обувь та же, на этот раз не на руках. По протекторам это что-то большое, наподобие вэна, модель уже ищем.

– Почему этот лес? Почему не Сандридж-парк рядом? Он больше.

– Быстрее найти труп, – вздохнул Уилсон.

Марс возразил:

– Вот все трупы прячут, а эти наоборот.

– Очевидно, что и Рассказчик, и Художник умеют убивать скрытно, – подал голос Харт, – и если бы они хотели, их трупы бы никогда не нашли.

Клеман схватился бы за голову – если бы не навык железного самообладания.

– То есть у этого тоже медицинская экспертиза, извлеченное по-хирургически сердце, и еще и экспертиза сотрудника похоронного бюро, специалиста по бальзамированию, – мрачно рассуждал он. – Опять не по личным мотивам. Опять ради искусства. Доктор Уилсон, это может быть состояние аффекта – фанатичная преданность художнику?

Уилсона, в отличие от его коллег, редко коробило некорректное использование психологических терминов или основанные на популярной психологии суждения.

– Аффект должен иметь триггер, какой-то повод для действия, – перечислял он, – аффект длится столько, сколько психика может потратить ресурсов на гипервозбуждение. В СМИ за последние недели не было ничего про Боттичелли и итальянских художников.

Предположить, что просто так вспоминать о флорентийском художнике в Лондоне никто не стал бы, было естественным. Однако в новостном пространстве про Боттичелли, действительно, не упоминали.

Остается напомнить о нем самостоятельно.

– Фанатичная преданность – может быть, – продолжал доктор Уилсон. – В том, как воссоздается картина. Если он это делает без инфоповода, то это напоминание. О Боттичелли. Или о себе. Кому выгодно напоминать про Боттичелли?

Клеман переглянулся с Марсом.

– Ценителям? Профессорам. Коллекционерам искусства.

– И их пиарщикам, – добавил Марс, а затем повернулся к приблизившейся Ханне. – Найти всех, кто торгует репродукциями и всех, кто как-то торгует искусством. Может быть наемник.

Харт вздохнул.

– Страшнее будет, если это какой-нибудь среднестатистический человек, посетитель музея, возможно, врач – абсолютно нормальный, хорошо общающийся с коллегами и способный убивать без следа.

– Прятал бы трупы получше, нам бы было меньше работы, – рассмеялась доктор Ллевелин.

Харт подхватил и тоже рассмеялся.

– Нормальный… – хмыкнул Уилсон. – Или он до этого убивал и ничего в его жизни не изменилось, и тогда он, действительно, будет выглядеть нормальным, или он вдруг начал убивать из-за чего-то, и тогда будет противоречие в его поведении, которое его выдаст.

– Как с педофилами, – скривился Марс. – На вид хороший человек, никто бы не подумал – а внутри дерьмо.

На фразе про противоречие Клеман вновь переглянулся с Марсом.

– Рабочая гипотеза ясна? Продолжаем работу, – скомандовал тот и отошел от места преступления.

На расстоянии нескольких шагов Марс замедлился – чтобы детектив-инспектор с ним поравнялся.

– Дарио уже сообщил тебе? – вполголоса спросил догнавший его Клеман.

Марс невесело покачал головой.

– Ищущий внимания полицейский судмедэксперт… Хуже не придумать. Дарио проверяет по участкам в Ист-Энде, кто имел доступ к материалам, – он пожал плечами. – И почему нам достается разгребать за всеми, просто потому что у нас это лучше получается?

Клеман засопел – в солидарности. Марс сам ответил на свой вопрос.

– Какова, по-твоему, вероятность?

«Дело, действительно, досталось нам, – думал он. – У кого Рассказчик – как же достала уже эта кличка – может искать обратной связи, если не у нас?»

– Кому это надо? Психи ненормальные… Док, конечно, первый в списке, но он не псих. А вот его мнение Рассказчику бы понравилось. А мы с тобой болваны, и его искусство не понимаем – и не оценим.

Марс изобразил жестом кавычки. Клеман нахмурился еще больше.

– Почему первый в списке? Если его мнение Рассказчику бы понравилось… Сам убивает и сам рассказывает?

– Это мысли вслух. Первый в списке, потому что мыслит так же. Философ, появился у нас недавно. Конечно же я так не думаю, я рассуждаю.

Марс на несколько секунд замолчал. Предположить, что доктор Уилсон пособничает преступнику, было немыслимо – а вот то, что его речи кому-то услаждают слух, было вполне вероятно.

– Если Рассказчик его поклонник, то не первый такой яростный. Ты знаешь, почему его к нам отправили?

Клеман знал. Как и знал причину, по которой доктор Уилсон после многообещающего начала карьеры врачом-психиатром в лечебнице Бродмур вернулся в родной колледж в качестве преподавателя и зациклился на серийниках – пытаясь описать причины, толкающие людей убивать.

Уилсон был одной из таких причин – пусть и отрицал это. Люди, меняющие мышление, влияющие на умы своими философскими теориями, дают – и забирают – надежду, а преступники становятся одержимыми – как идеями, так и людьми.

Клеман никому не пожелал бы оказаться на месте Уилсона – потому что предположил, что немного людей, пережившие то, что пережил доктор Уилсон, не начнут убивать – пусть даже из-за мести.

Уилсон выглядит здоровым и вовсе не одержимым – и Рассказчика с Художником ловит наравне со всеми не для того, чтобы потом выложить из их кишок очередную инсталляцию…

Они их поймают и посадят – или отправят в тот же Бродмур. И все у них получится – потому что они будут продолжать и не остановятся, пока не получится.

13. Жизнь

Уилсона уже тошнило от мятного чая – который ему посоветовал Марс от тошноты. Колокольчик над дверью кофейни на Леман-стрит с тремя столиками – за которыми обыкновенно никто не сидел, потому что у полицейских нет на это времени – прозвенел, Уилсон уже шел к прилавку и становился в очередь.

– Доктор Уилсон. Нуждаюсь в вашей помощи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В романе Стеллы Фракта «Кошки не пьют вино» Захари Клеман участвует в расследовании убийства на итальянских виноградниках Бароло в роли старшего инспектора; также он упоминается как комиссар Клеман в романе «Замок Альбедо».

2

Виктор Уилсон назван в честь австрийского психиатра Виктора Франкла, отца метода логотерапии в экзистенциальном психоанализе; впервые появляется в эпизоде романа «Кошки не пьют вино». Более того, судьба Виктора Уилсона определяет последующий сюжет романа «Рыцарь, красавица, чудовище, шут» Стеллы Фракта.

3

Отсылка на детективный роман-трагедию Стеллы Фракта «Рыцарь, красавица, чудовище, шут» о серийном убийце Сердцееде из Балтимора, агентах ФБР и психиатре-консультанте.

4

Дарио Пеше, он же Дарио Фишер, является одним из главных персонажей романов Стеллы Фракта «Кошки не пьют вино» и «Замок Альбедо».

5

Эдвард Писториус в роли парижского экскурсовода и ризничего церкви Сен-Мерри является персонажем философского романа Стеллы Фракта «Неизбежность Хроноса».

6

Стивен Фэлкон в роли начальника МИ-6 является персонажем романов Стеллы Фракта «Невероятный шпионский детектив» и «Замок Альбедо».

7

Лукас Гаштольд – один из центральных персонажей романа «Рыцарь, красавица, чудовище, шут»; также Гаштольд упоминается в романе «Замок Альбедо».

8

Имя Hart схоже по звучанию со словом heart.