Все байки старого психиатра

– Видели-не видели, а в больницу поехать вам все равно придется.

– Да-а-а?! Во-о-он вы чего захотели, оказывается?! Вы, как в тридцать седьмом, что ли, на «воронке» меня увезти хотите?! Может, уж и расстреляете сразу?!

– Алла Дмитриевна, да никто вас не собирается расстреливать. При чем здесь тридцать седьмой?

– На… ты их вызвала, <самка собаки>?! Как тебе не стыдно, тварь?! Ты и Андрюшку-то против меня настроила, теперь и он в твою дудку дует! Я знаю, вы уже все продумали, вам квартира моя нужна! Меня упечете, а сами тут хозяйничать будете?! – ополчилась она на сноху.

– Алла Дмитриевна, хватит, успокойтесь, пожалуйста! Давайте, одевайтесь и поехали! В больницу вы поедете в любом случае. Сколько можно повторять-то?

– Да поедем, поедем! Что я, с вами, троими мужиками, драться буду, что ли? Знаю я, чем вы занимаетесь! Вы квартиры у людей отнимаете! Вот только со мной вы прокололись, не на ту напали! Я вас всех пересажаю! Вы еще в ногах у меня будете валяться!

Эх, если б исполнялись все угрозы наказанием, то нас бы давно уже к пожизненному расстрелу приговорили. А что касается чертей, то больные их сейчас нечасто видят.

Можно бы и пообедать, а то на желудке как-то пусто и неуютно. Но нет, еще вызов дали. Поедем к пьяному телу мужского пола, которое возле магазина лежать изволит.

Небритый мужичонка с опухшим лицом, одетый в грязно-серую потрепанную куртку, не лежал. Он сидел на корточках и вел монолог на своем родном, алкоголическом языке. Мои Гера с Толей подняли его и с грехом пополам в машину завели.

– Здравствуй, уважаемый! Как тебя зовут-то? – предпринял я попытку наладить речевой контакт. Но безуспешно. Ответом было лишь неразборчивое бормотание и непонятные знаки руками. Все понятно. Глухонемой мальчик объяснил жестами, что его зовут Хуан. В общем, спрашивать его о чем-то было совершенно бесполезно. Так и свезли в вытрезвитель[18] как неизвестного.

Вот и обед разрешили. И по пути купил я чипсы, бутылку «Колы» и почему-то мармелад жевательный в форме червячков. Хотя раньше всего этого терпеть не мог. Но тут захотелось нестерпимо. Но это желание у меня не просто так возникло, его моя дочь спровоцировала. Звонила она мне тут на днях, сказала, что Вику, внучку мою, отругала очень серьезно за любовь к чипсам и газировке. Ну вот, а после того разговора твердо решил я этого вредного дела испробовать. Когда я с покупками сел в кабину, водитель Володя изумленно посмотрел на меня.

– Иваныч, вы чего это, в детство впали? – спросил он.

– Нет, Володя, я из него не выпадал, – ответил я.

Ну а после обеда дружно приняли мы горизонтальное положение.

В четвертом часу вызов дали: психоз у больной двадцати трех лет. Смущает только, что она сама себе вызвала. Ну ладно, сейчас приедем, разберемся.

В прихожей нас встретила чуть полноватая девушка с приятным, располагающим к себе лицом.

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! – доброжелательно сказала она. – Я сама к себе вас вызвала, уж извините, что работы вам задала.

– Ничего страшного. А что с вами случилось?

– У меня непрерывно текущая, параноидная шизофрения. Полтора года назад мне ее поставили, я за это время три раза в больнице лежала.

– А в чем она у вас выражается?

– В основном – это «голоса».

– Они всегда есть или прекращаются на какое-то время?

– Да почти всегда есть. Они голове у меня, псевдогаллюцинации. Просто обычно я их стараюсь не замечать, они как бы смазанные получаются, невнятные. А со вчерашнего вечера появился мужской голос, грубый такой, наглый, что ли. То угрожает, то зовет куда-то, а то, просто мои действия комментирует. Ну и еще очень неприличное говорит, уж извините, я не буду пересказывать. Но у меня нет чувства, что эти «голоса» мне кто-то вкладывает. Я понимаю, что проявление болезни.

– Так, а вам ничего не видится?

– Вы имеете в виду зрительные галлюцинации? Да, бывают. Какие-то черные силуэты боковым зрением замечаю.

– Хорошо, ну а почему ваша шизофрения параноидная? У вас что, есть бред?

– Да, есть. Хотя, я бы сказала, что это даже и не бред, а навязчивые мысли о преследовании. Я научилась с ними жить и им не отдаюсь. Я умею отделять нормальные мысли от бредовых.

– Скажите, а вы кто по образованию? – поинтересовался я, удивившись, насколько свободно и правильно больная использует психиатрическую терминологию.

– Нет, я не медик. Просто я очень много читала о моей болезни. А по специальности я товаровед, но вообще не работала. Мне как-то некомфортно в коллективе.

– То есть сейчас вы не работаете?

– Ну, как сказать… Я торты пеку на заказ.

– А с кем вы живете?

– Вдвоем с мамой.

– И какие у вас отношения? Не ссоритесь?

– Нет, что вы! У нас очень хорошие отношения.

– А мама знает, что вы нас вызвали?

– Разумеется, знает. Я от нее ничего не скрываю. Мы друг другу доверяем.

– Ну, хорошо, а что вы от нас хотите?

– В больницу, конечно. Мне нужно острые явления убрать, иначе боюсь, что сама не справлюсь.

– А вы что-то принимаете?

– Да, принимаю <названия>, но они мне перестали помогать.

– Ну а почему вы в диспансер не обратились, а скорую вызвали?

– Потому что мне побыстрее в больницу надо.

– И последний вопрос: как вы впервые попали к психиатру?

– Да просто, сама пришла. Рассказала про голоса и мысли. Ну и госпитализировали меня.

Н-да… Какая-то не совсем обычная картина здесь вырисовывается. Нет, сохранность критики к галлюцинациям нельзя назвать уникальным явлением. Однако те, кто страдает шизофренией, даже несмотря на осознание своей болезни, во власть обманов восприятия все-таки отдаются. А уж полная критика к длящемуся бреду, выглядит, мягко говоря, неправильно. Ведь бред, в отличие от заблуждений, всегда подобен каменной глыбе, которую так просто не разобьешь и с места не сдвинешь. И критика к нему возникает отнюдь не сразу, а лишь ретроспективно, постепенно, осторожными шажочками. Ну а кроме того, так и остался без ответа вопрос: куда подевались негативная симптоматика и расстройства мышления?

В общем, свезли мы больную в стационар. Ее согласие и формальные основания для госпитализации были, а скепсис мой, как говорится, к делу не пришьешь. Будем надеяться, что коллеги разберутся в диагностических перипетиях.

Вот и еще вызов. Поедем на больной живот к женщине сорока двух лет.

Грязная, захламленная и вонючая однокомнатная квартира в «хрущевке». Развеселая компания из двух поддатых дам и одного, не менее поддатого господина. Все трое – неопределенного возраста, с яркими признаками хронического алкоголизма на обрюзгших лицах.

– Кааароче, слушайте сюда! – требовательно заявила одна из дам, с заплывшим глазом. – Этот <средство предохранения> меня избил! В живот ногой ударил! Он мне, наверно, там все порвал!

– Слышь, ты че, э?! <Зачем> ты меня сдала-то?! Я же извинился перед тобой, ты, овца! – экспрессивно ответил оскорбленный господин.

– Так, а ну, успокоились все, пока я вас по разным углам не раскидал! – рявкнул фельдшер Гера, внушительно возвышавшийся над худосочными алкоголиками.

– Все, все, командир, без базара! – примирительно сказал господин.

Ну и что мы имеем? При пальпации живот мягкий, несколько вздут, умеренно болезненный. Давление 110/70 мм, свое привычное не знает.

– Вы уж в ментовку-то не сообщайте, не надо, – попросила меня пострадавшая. – Это я так, вгорячах сказала, что он меня бил.

– Да, командир, не надо, прошу, я ведь только освободился! Иначе меня закроют сразу! – слезно попросил меня виновник.

– Посмотрим, – неопределенно ответил я.

Ну и свезли мы ее в хирургию. А в полицию я все-таки сообщил. От греха подальше.

Следующий вызов был срочным: падение с высоты мужчины шестидесяти лет.

Приехали во двор девятиэтажки. К сожалению, наша помощь уже не требовалась. Тело лежало лицом вниз. Из открытого окна пятого этажа свисала часть связанных простыней. Другая часть лежала неподалеку от покойного.

Одна из женщин, стоявших неподалеку, рассказала, зябко поеживаясь:

– Это сосед наш, Николай. Он с дочерью и зятем жил. Пил по-черному, каждый день пьяный-сраный. Измучил он их. Так-то он тихим был, не скандалил никогда, но ведь не следил за собой, вечно грязный, вонючий, не соображал ничего. А сколько он у них вещей пропил! Мне Лена, дочь его, то и дело жаловалась. Буквально вчера говорила, что он газ открыл, а не включил. Хорошо, что заметили вовремя! Уж они его и лечили, и кодировали, а все без толку. А сегодня заперли они его и ушли.

– Мой муж как раз с собакой гулял, а он кричал ему с балкона, просил три фанфурика в аптеке купить. А уж потом он простыни связал и спуститься хотел. Ну и спустился… – сказала другая женщина, державшая на руках маленькую дрожащую собачку.

Вот и отмучился Николай. И близких своих отмучил. Накрыли мы его тело одноразовыми простынками и на попечение полицейских оставили.

Велено в сторону Центра следовать. Ну что ж, следуем. Нет, как и ожидалось, доехать нам не дали. Вызов пульнули. Поедем на психоз к мужчине шестидесяти восьми лет.

В прихожей нас встретила разгневанная, раскрасневшаяся женщина.

– Так, забирайте его в психушку, сейчас же! – без предисловий потребовала она. – Да это что такое, в конце концов?! Нажрался пьяный, как свинья, весь туалет обоссал и чистыми полотенцами стал вытирать!

– Успокойтесь, пожалуйста! Он вам кем приходится?

– Да свекор он мне! Он уже до «белки» допился! Вы даже не представляете, что он творит! Вон, посмотрите, без штанов ходит, писюном трясет! Скот поганый!

Да, почтенный седовласый господин был действительно без штанов. Но их отсутствие его, похоже, нисколько не смущало. Как ни в чем небывало, он стоял посреди комнаты и что-то смачно прихлебывал из огромной кружки.

– Здравствуйте, уважаемый! Как дела?

– А-а-а, здорова! Все нормально! – благодушно заулыбался он. – А чегой-то вы приехали-то? Надьке плохо, что ли?

– Да нет, с ней все хорошо. А с вами что происходит? Почему вы без штанов?

– Дык, а чего такого-то? Я же не на улице! Кого мне стесняться-то? Надьку, что ли? Можно подумать, она… не видела!

Сказав это, он вдруг самодовольно улыбнулся, подбоченился и запел дурным голосом:

Паренек кудрявыйПрошептал три словаИ увел девчонкуОт крыльца родного!

– Так, дружище, а ну, быстренько прекратил и штаны надел! – грозно пробасил фельдшер Гера. – Быстро, я сказал!

– Дык я же их обоссал, как я их надену-то? – беспомощно развел он руками. – Надь, ну дай мне какие-нибудь штаны-то!

– Да на, на, давай собирайся уже! – сказала женщина, сунув ему брюки.

– А куда ему собираться? – спросил я, заранее предчувствуя скандал. – Никуда мы его не повезем.

– Что значит «не повезем»? – опешила она. – Так вы его оставляете, что ли?!

– Да, оставляем. Для госпитализации оснований нет. С чем мы его повезем? С алкогольным опьянением?

– Да вы чего говорите-то?! У него же белая горячка, вы не видите, что ли?!

– Никакой белой горячки у него нет. Это простое алкогольное опьянение.

– Ну, знаете, что, если он что-то натворит, то я на вас в суд подам!

– Вот и ладненько. Вот и договорились. До свидания и всего вам хорошего!

Ну что, до конца моей смены остается семнадцать минут. Уж наверняка велят на Центр приезжать. А вот и ничего подобного! Еще вызов дали: в первом наркологическом отделении у мужчины сорока четырех лет психоз случился. Вот ведь гадский случай, придется везти его в отделение острых психозов на другой конец города! Здравствуй, очередная переработка!

Дрожащий, с испуганным лицом, худощавый мужчина, сидевший в сестринской, затравленно уставился на нас.

– Вот, Дима вас дожидается, – сказала пожилая медсестра.

– Здравствуй, Дим. Что случилось? Почему ты дрожишь?

– Ха, задрожишь, если тебя на ножи захотят поставить!

– А кто?

– Они из Дагестана приехали. Десять человек сюда зашли и начали искать меня по всем палатам. Если б не медсестра, то мне бы уже <конец> пришел!

– И что же ты такого натворил? За что тебя на ножи-то ставить?

– Да короче, я на следствии пацанов сдал, подельников своих. Но отсидел я ровно, никто мне ничего не предъявлял. Братва поняла, что не по своей воле я раскололся. А теперь вот началась движуха…

– Все понятно. Давай, Дмитрий, бери свои вещи и поедем с нами в другую наркологию.

– А куда, на Кубанскую, что ли?

– Да, именно туда.

– Не, да вы чего?! Да меня же там сразу грохнут, даже доехать не успеем! В этом районе пацаны живут, вообще безбашенные!

– Не переживай, Дим, те пацаны по сравнению с моими орлами, просто жалкие клоуны! В случае чего, Гера с Толей их враз раскидают! И скажу тебе по секрету, у нас огнестрельное оружие имеется. Ведь мы же бригада не простая, а специализированная, можно сказать, скоропомощной спецназ!

Вот и закончилась моя полставочная сменка. И на этот раз переработку я оформил, как положено. Старший врач Александр Викентич покривился недовольно, но на меня это не произвело никакого впечатления.

Ну а дома меня как всегда ждали вкусный ужин и душевное, уютное тепло. И кстати, про чипсы и газировку я супруге не стал рассказывать. От греха подальше.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Грустный вызов

Вот как же так могло получиться? На улице никакой гололедицы нет и в помине, но, несмотря ни на что, я сумел-таки найти единственное скользкое место. Со всеми вытекающими последствиями. Короче говоря, совершил я столкновение с планетой Земля. Нет, планета не пострадала. А у меня теперь копчик побаливает.

На Центре обычная утренняя суета. Змейкой выстроилась очередь из сдающих и получающих наркотические укладки. И вдруг я увидел, не поверив своим глазам, фельдшера Илью Опарина. В новенькой форме, поправившийся, посвежевший. А удивление мое неспроста возникло. Дело в том, что в свое время Илья был запойным. Нет, на работе он никогда не пил, но в период критических дней запросто прогулять мог. Ну и прогуливал, конечно. Будь он бестолковкой посредственностью, то выгнали бы на раз. Но поскольку специалист он отличный, увещевали его до последнего, можно сказать, всем миром. А то самое последнее случилось после того, как на фоне очередного запоя угораздило его загреметь в наркологию. Нет, если б анонимно, за деньги, то ничего бы в этом не было страшного. Но ведь откуда деньгам-то взяться, если человек в многодневном крутом пике находился? Ну и поставили его на учет. Поставить-то легко, это дело нехитрое. А вот освободиться из учетного плена крайне проблематично.

– Илья, ты ли это?

– Я, Юрий Иваныч! Вот, первый день сегодня. Ведь я три года ждал, мне же тогда хронический алкоголизм поставили. Но ждал и держался. Пешим курьером работал. Ну а куда еще податься-то? В приличное-то место хрен возьмут, если ты учетный. А еще нарколог мой, козлина, сказал тогда, что меня к медицине даже на пушечный выстрел подпускать нельзя! Но ничего, все-таки сняли.

– Опять самостоятельно будешь работать?

– Нет, у меня же допуска к наркотикам пока нет.

– Взяли-то сразу, как пришел?

– Ну, как сказать… У Надежды Юрьевны сначала аж лицо перекосило, как меня увидела. Но потом все же приняли, правда, с испытательным сроком. Три месяца испытывать будут.

– А сертификат-то у тебя не просрочен?

– Нет, он у меня до двадцать третьего года.

– Ну что ж, Илья, удачи тебе!

– Спасибо, Иваныч!

Да, отрадно видеть, что человек не отдался во власть алкогольной зависимости, не опустился. Вот только, к величайшему сожалению, из всех скоропомощных коллег, расставшихся с медициной из-за пагубной страсти, Илья – единственный, кто вернулся.

Ну что, наркотики получил, нужные бланки взял, планшет – в полной боевой готовности. Теперь и посидеть можно, телевизор посмотреть да с коллегами потрепаться. Так, стоп, я не понял, а где моя куртка-то форменная? Ведь только что здесь висела!

– Так Макарова сейчас какую-то куртку сняла и унесла! Давай, Иваныч, начинай розыск! – сказал врач Комаров.

Фельдшер Макарова, дама лет под шестьдесят, личность весьма примечательная. Обладает она двумя замечательными способностями: лихо сморкаться на землю и беспрестанно говорить. Речь из нее льется бурным потоком, сметающим все на своем пути. Что у трезвого на уме, то у Ольги Федоровны на языке. Если вы, просто из вежливости, решите выслушать милую женщину с лицом доброй мамы, то горько об этом пожалеете. Через нестерпимо долгие три минуты, мысленно обругав свою излишнюю воспитанность, вы предпримите попытку удрать. Но так просто, от Ольги Федоровны еще никто не отделывался. Ее речевой поток не только не ослабнет, но и усилит напор. В конце концов, не в силах выдержать столь изощренную пытку, вы решительно уйдете. И что, небось думаете, Ольга Федоровна тут же обиженно умолкнет? Ха, не на ту напали! Монолог завершится лишь после того, как мысль будет досказана. А отсутствие слушателей не играет абсолютно никакой роли.

Госпожу Макарову нашел я в женской комнате отдыха. Сидела она на диванчике, увлеченно тыкая пальцем в смартфон. Куртка моя скромно лежала рядышком.

– Ольга Федоровна! …

– О, здра-а-асьте, Юрий Иваныч! Слу-у-ушайте, я как раз вам такой случай собиралась рассказать. Я в прошлую смену на вызове была…

– Ольга Фед…

– И вот там больная, такая странненькая…

– Ольга Федоровна! Стоп! Как пела Анна Каренина: «Постой, паровоз, не стучите колеса!» Что ж вы мою-то куртку утащили?

– Кааак?! А где же моя? Ну надо же, а? Так ведь моя-то, значит, в «телевизионке» осталась! Вот ведь как получилось-то! Подождите, Юрий Иваныч, не уходите, я же вам так и не рассказала!

– Потом, потом, Ольга Федоровна, мне срочно к старшему врачу нужно!

Ушел я быстро и не оглядываясь. К счастью, погони не было.

Вот и разогнали всех по вызовам. Из всех выездных только мы остались. Тишина настала, только телевизор бубнит. Уборщица Фаина Васильевна, без помех, чистоту наводит. Но умиротворение было враз разрушено вбежавшим мужчиной.

– Бегите быстрей, тут человека сбили! – закричал он, вытаращив глаза. – Что у вас за охранник, дебил какой-то, меня пропускать не хотел?! Я ему все <лицо> расшибу, козлу <пользованному>!

– Не надо никому ничего расшибать, успокойтесь, сейчас едем!

– Да чего ехать-то, вон он, прямо напротив скорой лежит!

– А вы что, предлагаете его на руках в больницу тащить?

– А, ну да, че-то я не подумал…

Пострадавший без сознания лежал на проезжей части. Все случилось банально: перебегал дорогу в неположенном месте и был сбит легковой иномаркой. Сказали, что приличное расстояние пролетел. А движение здесь оживленное, транспорт сплошным потоком едет, пытаться преодолеть эту дорогу вне пешеходного перехода, сродни самоубийству. Непонятно, что нужно иметь вместо головы, чтоб на такое решиться? Видать, экономия пяти минут дороже жизни и здоровья.

Ну, что мы имеем? Давление 100/70 мм, пульс 112 уд/мин. Дыхание частое, поверхностное. Анизокория, то бишь, зрачки разного диаметра. Из носа и левого слухового прохода сукровица выделяется. Сознания даже не предвидится. Налицо перелом основания черепа, открытая черепно-мозговая травма – ушиб головного мозга. И это, к сожалению, не все. Правая бедренная кость однозначно сломана, вон деформация какая. Да много там всего, точно уже в отделении сочетанной травмы диагностируют. А наша задача на догоспитальном этапе с шоком справиться, да жизненные функции поддержать. В общем, сделали мы все, что по стандарту положено и со светомузыкой в стационар свезли. К счастью, живого.

Ф-ф-фух, все, что нужно оформил, напряжение отпустило, теперь можно и освобождаться. Теперь поедем на «человеку плохо, причина неизвестна» к женщине пятидесяти девяти лет. Повод отвратительный. Все, что угодно может за ним скрываться: от поноса до огнестрельного ранения. И, как правило, виноваты в этой неизвестности не фельдшеры по приему вызовов, а сами вызывающие. Ну вот не нравится некоторым, когда им уточняющие вопросы задают. Думают, что ради пустой формальности их выспрашивают. А потому, раздраженно заявляют в ответ: «Да плохо человеку, вы не понимаете, что ли?! Приезжайте уже, чего болтать-то?!»

К счастью, больная была в сознании, да и вообще, живее всех живых.

– Здравствуйте, что с вами случилось?

– Ой, да прямо даже и не знаю, как объяснить… Мне так плохо, что даже слов нет! Голова болит, в груди какая-то тяжесть, сердце временами так колотится, что того и гляди выскочит. А еще у меня беспокойство непонятное, вот прямо сердце кровью обливается. Я уж у кого только ни была: и у эндокринолога, и у невролога, кучу всяких анализов сдавала. Ну а что толку-то? Так мне ничего определенного и не сказали.

– А хронические заболевания у вас есть?

– Да, гипертония, диабет. Я метформин принимаю, диету соблюдаю, сахар выше шести не поднимается. А давление тоже пока нормальное.

На кардиограмме ничего примечательного, незначительная синусовая тахикардия. Давление 135/80 мм. Дали метопролол и пять таблеток глицина под язык. О, глицин – это один из моих любимейших препаратов! Кстати сказать, в настоящее время, ни один нормативный документ не предусматривает его применение «скорой помощью». Однако у нас в укладках он есть. И это просто замечательно, поскольку этот препарат может применяться не только как лекарство, но и как надежное плацебо.

И вот, больной захорошело, повеселела она, душевно нас поблагодарила. Ну а я, этак ненавязчиво, аккуратненько, порекомендовал ей обратиться к психиатру. «С чего это вдруг?» – спросите вы. А с того, что у нее психосоматическое расстройство. Это значит, что физический недуг вызван психологическими проблемами. Стоит наладить психику, как состояние нормализуется. Хотя это лишь на словах легко, а в действительности, лечение может предстоять долгое и тернистое.

Вот и еще вызовок подкинули. Перевозка тридцатилетней больной из психоневрологического диспансера в областную психиатрическую больницу. Ну и ладненько, сейчас перевезем, дело нехитрое. Была у нас раньше фельдшерская бригада по транспортировке психически больных, но ликвидировали ее. Да, именно фельдшерская, ведь врача сажать на перевозки – роскошь непозволительная. А виноват в ликвидации был один из фельдшеров. Полез он, что называется, в бутылку из-за того, что им стали давать непрофильные вызовы. И с его стороны это была наглость вопиющая. Они, надо сказать, не на скорой дежурили, а в диспансере, у них там даже своя комнатка была, весьма уютная, кстати. За смену, максимум, три перевозки, а все остальное время – сплошное валяние дурака. Короче говоря, главный с начмедом, без лишних разговоров, взяли и уконтрапупили эту бригаду к такой-то матери.

Врач-психиатр диспансера Андрей Витальевич, отдав направление, рассказал:

– У больной «голоса», якобы соседи ей угрожают, постоянно «слышит» шум, стуки. Пошла к ним на разборки, пыталась драться, грозилась всех поубивать, квартиру спалить. Ее мама сюда привела, но на госпитализацию не согласна категорически. Я уж тут перед ней танцы с бубнами устраивал, но все без толку. Попробуйте, может, у вас получится? Но оставлять ее нельзя, иначе она черт знает чего натворит.

– А она первичная, что ли?

– Да нет, до этого была на консультативном наблюдении с расстройством личности, в отделении неврозов лечилась. Но психотика у нее появилась впервые.

– Ну что ж, все понятно. Вот только как интересно получается: уж третий раз у нас, что ни перевозка, то непременно дочка с мамой!

– Клонируются, наверное.

И тут в кабинет резко вошла молодая, весьма симпатичная женщина.

– Так, это вы ко мне приехали? Я – Кравченко, – деловито и напористо спросила она.

– Да, к именно к вам.

– На госпитализацию я не согласна и никуда не поеду! Все, я ухожу домой!

– Наташа, Наташа, успокойся, ну перестань, пожалуйста! – стала уговаривать мама.

– Так, а давайте-ка, мы выйдем из кабинета, иначе мы доктору сорвем прием. Пойдемте в фойе.

Но и там никакого конструктивного разговора не получилось.

– Я не поняла, вы чего от меня хотите-то? Я никуда не поеду! Мам, ну мы же договорились, что придем только лекарства выписать! Ну как так-то?

– Наталья Алексеевна, ваше заболевание на дому не лечится. Вам нужно обязательно полежать в больнице.

– Какое у меня заболевание, вы о чем?! Вы хоть знаете вообще что происходит?! У меня вся квартира в прослушке! Мне угрожают постоянно, оскорбляют по-всякому! Они обещали меня на весь город опозорить, а потом отравить! Я что, не имею права защититься, что ли?

– Наталья Алексеевна, успокойтесь, пожалуйста. В больницу нужно ехать, и это не обсуждается.

– Нет, обсуждается! Без моего согласия вы не имеете права! Я законы тоже знаю!