Вопреки всему

Дарья Литвинова

Вопреки всему

Ателье – супермаркет «Пам-пань» – квартира. Обычный ежевечерний маршрут. Вполне подходящий для приличной девушки, которая одинока, живет в чужом городе и много работает. Если по каким-то причинам не удавалось получить деньги в срок, обходилась без круглосуточного «Пам-паня». Клотильда была худенькой и могла обходиться чаем и сухофруктами, которые всегда были в ее буфетике – как и обязательные сухари. Утром, просыпаясь, она начинала все заново: с ателье, в котором работала швеей. Точнее, основной заработок составляла ручная вышивка, и при желании Кло могла бы работать и дома, но ей не хотелось первращаться в затворницу окончательно; к тому же, нравилась атмосфера ателье, горьковатый аромат освежителя для помещений и вплетающиеся в него запахи корицы и кофе, нравились работницы: почти все ее ровесницы, смешливые добрые девчонки. Да и хозяйка, Леди, как они называли ее между собой, была строгой, но приятной женщиной, скупой на похвалы, но щедрой на денежные поощрения. Клотильда и шила, и вышивала лучше и аккуратнее всех, а главное – быстрее, и никогда не задерживала заказы, не тратила больше материалов, чем было положено; брак у нее в работе практически отсутствовал. Редко когда бывало, что она промахивалась и отрезала чуть больше, но это было минимальными потерями по сравнению с тратами других девочек.

Друзей у нее не было; Клотильда держалась особняком и так и не смогла сойтись ни с кем. После работы девчонки частенько гуляли вместе, ходили на развлечения, но она всегда отказывалась, и в итоге ее перестали звать. А причина была простой: она боялась. Боялась показаться несовременной, скучной, глупой, боялась надоесть – как она надоела в своей семье, из которой ее выгнали. И деньги тоже боялась тратить: у девчонок были родители (а у некоторых еще и парни), и собственной жилье, и друзья, а у нее не было никого и ничего – только съемная квартира за две трети зарплаты в месяц и вышивка. Поэтому, пока остальные ходили в кино и жили нормальной жизнью молоденьких девушек, Клотильда или вышивала, или по выходным бродила по улицам и рассматривала город, сравнивала цены в магазинах швейной фурнитуры и тканей, искала интересные идеи для вышивок или покупала необходимые для работы мелочи. Однажды она заблудилась и впала в настоящую панику.

Идти домой ей предстояло через достаточно неприятный в темноте райончик: Большой Рынок. У района было другое название, но все местные называли его так; это было место недалеко от набережной, утыканное торговыми палатками, трейлерами, барами, кабаками, – всем тем, что увидишь на рынках каждого города, за исключением того, что на этом располагались еще и цирк, казино и лавка гадалки. Застроен райончик был одноэтажными унылыми бараками, многоквартирными жилищами для бедных; комнаты здесь стоили дешево, но если днем это была обычная торговая территория, то к вечеру отовсюду сползались все, кому не лень: проститутки, наркоманы и дилеры, шулеры, уголовники, бандиты, пьянь… Днем торговали продуктами, одеждой и бытовыми товарами, ночью – наркотиками, оружием, крадеными вещами и собой. Бедные честные жители, которые не могли позволить себе жилье дороже, чем квартирка в бараке, с наступлением темноты молились, чтобы очередная разборка сегодня была не возле их дома. Клотильда, по выходным иногда проходя по рынку, видела опухшие лица обитателей, в ссадинах, с синяками; после нескольких неприличных выражений в свой адрес она старалась больше туда не заглядывать, хотя вообще ходить по вечерам не боялась; она много лет одна отвечала сама за себя и привыкла и не к таким местам.

Заблудившись, хуже другое: когда не имеешь, где находишься. Засмотрелась в магазине «Ткани и кружева» на новую коллекцию, купила себе пару видов полотен на пробу, оттуда отправилась искать фурнитуру и потерялась… И как назло – ни одной живой души вокруг… Клотильда, прижимая к себе пакет с покупками, пошла вперед, озираясь. Повезло! Из-за угла вывернул какой-то высокий мужчина и, пошатываясь, направился прочь; девушка прибавила шагу и быстро догнала его.

– Извините! – мужчина не отреагировал, пришлось обогнать его. – Простите, вы… Да стойте же!

– Это т-ты мне? – удивленно спросил мужчина, не останавливаясь. – А т-ты кто?

– Да неважно, кто я, вы…

– Эт-то важно. Я н-незнакомых не люблю.

– Пожалуйста, подскажите, как пройти к набережной?

– А т-ты кто?

Если бы Клотильда умела, она бы выругалась, но она не умела и поэтому просто ответила:

– Меня зовут Клотильда, я швея, а теперь скажите мне дорогу на набережную!

– Швея? Швея, д-да не моя… – мужчина оглядел ее с ног до головы и, наконец, остановился. – К-как тебя зовут, ты сказала? – он качнулся.

– Клотильда. Да подскажете вы мне…

– А меня – Д-дьюк Мэдоувуд.

– Очень приятно.

– Кому п-приятно?

То, что он пьян вдрабадан, девушке было понятно и до разговора с ним, запах спиртного оглушал, но на улице, как назло, не было вообще никого! Отчаявшись, она начала оглядываться по сторонам, но тут ее новый знакомый вдруг чихнул и сказал нормальным голосом:

– Набережная в другой стороне. Два квартала назад и направо. А т-тебе зачем в этот шалман?

– Мне не в него. Просто чуть подальше – мой дом, а другой дороги я не знаю.

– Б-барак?

– Нет, я живу в доме на улице Связи.

– Богачка! – присвистнул мужчина и снова чихнул. – Что т-такое… на т-тебя аллергия, что ли… Т-ты, – он опять качнулся и уставился на Клотильду. – К-как там т-тебя… Идем, провожу. Заодно и должок свой верну одному там… б-барыге.

Теперь, зная направление, Клотильда бы предпочла поспешить домой, и уж точно в одиночестве. Но она побоялась, что мужчина обидится на нее, а ведь он из лучших побуждений предлагал ее проводить… но он пьяный, и какой-то странный… лицо грязное… Мужчина решил за нее: он развернулся и направился вперед, покачиваясь. Девушке ничего не оставалось, как следовать за ним. Вопреки ее опасениям, шел он довольно быстро и в разговоры не лез, только насвистывал что-то себе под нос; оказалось, что Кло заблудилась всего в десяти минутах ходьбы от знакомой дороги. Когда они вышли под фонари, Клотильда с удивлением увидела, что ее новый знакомый, хоть пьян и замызган грязью, – «И как он ухитрился так испачкаться, лицом в лужу упал, что ли?!» – довольно привлекательный мужчина. У него был четкий профиль, хорошая фигура, даже волосы, которые в беспорядке торчали в разные стороны, не уродовали его, а напротив, придавали шарм. Клотильде стало интересно, как будет выглядеть Дьюк, если его отмыть.

– О! – вдруг гаркнул кто-то слева; девушка шарахнулась в сторону от выкатившегося на дорогу кругленького мужичка в засаленной куртке и с беретом набекрень. – Кого вижу, Дьюк приперся, да не один, а с дамой!

– Здорово, П-питти.

– Вы куда, по шалманам пострелять, или валяться будете? Какой ты красавчик сегодня, тебя что, в болото кидали? – толстяк пристроился с другой стороны от Дьюка. «Хорошенько мы выглядим со стороны, – подумала Клотильда. – Одна радость, что знакомые здесь не ходят».

– К-крошка домой, а я к Мешку.

– А ее чего не берешь?

– А я ее н-не знаю. А т-ты куда?

– А сейчас Жук привалит, пойдем к Доре, она нам должна… вон и Жук. Эй! – заорал толстяк, и Дьюк чуть не упал, качнувшись сильнее; Клотильда инстинктивно схватила его за руку, ощутив под пальцами сильные мышцы. Дьюк посмотрел на нее с удивлением, и девушка увидела, какие у него красивые глаза; это так ее изумило, что она застыла, так и держась за его локоть.

– Т-ты хочешь за руку пойти? – уточнил Дьюк. – Ну п-пойдем.

– Нет! – она одернула свою руку и даже отодвинулась от него. – Просто придержала, чтобы вы не упали.

– Д-дьюк Мэдоувуд никогда не п-падает!

– Да конечно, – захихикал Питти и снова заорал, – Жук! Эй!

– Да чего ты орешь… Идет т-твой Жук…

Через несколько метров их компания пополнилась еще одним человеком: высоченным и худым, в длинном драном плаще, с сигаретой во рту и большой холщовой сумкой через плечо; в сумке что-то звенело. У человека было два огромных синяка под глазами, а крючковатый нос свернут в сторону; мрачно кивнув всем и никому, он пристроился рядом с Клотильдой, которая снова представила себя со стороны и не смогла сдержать смешка. "Еще парочка их знакомых, и я буду выглядеть, словно прима цирка-шапито", – подумала она и снова прыснула.

– Чего смеешься? – благожелательно спросил Дьюк. – П-правильно, лучше смеяться, чем п-плакать. Жук, у т-тебя выпить есть?

– У Доры есть. Долг.

– А-а. Я д-думал, она в-вам т-телок задолжала… сп-пиртным теперь берете?

– Да она цацки заказывала, мы цацки притащили, а она нас послала! – затараторил Питти. – Щас либо цацки заберем у этой… эй, мурло, че пялишься? – компания уже двигалась по территории рынка, и Питти вертел головой по сторонам. – Курвы, выползайте, я вернулся!

– Дьюк, а ты куда прешься? – крикнули откуда-то. – Тебе в прошлый раз мало накостыляли?

– Жук, твоя телочка?

– Питти, ты при бабле?

– Ладно, – быстро пробормотала Клотильда, – спасибо, что проводили, дальше я сама.

– Ага, – отстраненно кивнул Дьюк и крикнул кому-то в ответ, чтобы заткнулся. Девушка быстро пошла вперед; ее никто не окликал, только на самом выходе какая-то женщина попросила закурить и выругалась, когда та сказала, что не курит. Добравшись домой, в свою уютную квартирку на втором этаже, и сложив на стол полотна, Клотильда вспомнила, что не зашла в «Пам-пань» и теперь на ужин снова чай с сушками и сухариками. Можно было выйти и второй раз, но девушка достаточно прогулялась сегодня; после, вышивая очередной заказ, она снова подумала о том, как комично смотрелась вместе с ее новым знакомым, Питти и Жуком. «А все-таки глаза у этого парня красивые… – вздохнула она. – Жаль, что он такой же, как те оборванцы…»

Клотильда считала себя девушкой практичной, и мечтательность в число черт ее характера не входила; рационально расходуя средства на жизнь, как ткани и нити, она научилась рационально расходовать и время своей жизни, и саму жизнь. Она очень хотела учиться, но не имела свободного времени для постоянного посещения курсов и обучалась по аудиокнигам; память у Клотильды была хорошей, сама она – внимательной, и прослушивания занятий хватало, чтобы не отставать от других учеников, занимавшихся с преподавателями. Но вскоре девушка стала замечать, что в голове задерживается все меньше информации. Это с сожалением отметила и ее куратор, когда на очередном проверочном задании Клотильда еле набрала проходной балл.

– Я хочу с вами поговорить, – остановила она девушку, когда та, удрученная, выходила из здания училища. – Что-то случилось? Может быть, вы перезанимались?

Клотильда покачала головой.

– Дома все в порядке? И как со здоровьем?

– Все хорошо. Простите, я сама не пойму, в чем причина. Занимаюсь, как раньше… а сосредоточенность ушла.

– Думаете о чем-то другом? О работе?

– Нет, с работой все в порядке… Я сажусь вышивать и включаю занятие, все, как обычно… – мысль, мелькнувшая у нее в голове, была достаточно странной, но единственно верной: она чаще и чаще вспоминала тот вечер и странного мужчину, который проводил ее до рынка. – Я иногда думаю о… о друзьях, но ведь это не может быть причиной?

– К сожалению, может, – вздохнула куратор. – Во время прослушивания урока надо думать только об уроке. Как при дистанционном обучении, так и при присутственном. Клотильда, вы одна из лучших в этом наборе. На время уроков выкидывайте друзей из головы, прячьте в ящик, думайте только о предмете.

– Хорошо… я постараюсь, миссис Дули…

Уходя от куратора, девушка разозлилась сама на себя. Неужели она так отвлекается из-за пустяка, что все отражается на учебе? Она, которая сама ставила себе границы мыслей – о чем думать, а о чем – нет, и следовала этому? Ведь по-другому у нее никогда бы не получилось даже вышивать, если бы не запихнуть, как сказала куратор, в ящик мысли о своих погибших родителях, о родственниках, которые выгнали ее, о времени безденежья, отчаяния и голода? И тут она не может прекратить думать о каком-то пьянице! Глупости. Он того не стоит.

На самом деле Клотильда подсознательно догадывалась, что в ее жизни, не блиставшей красками, новыми знакомствами и интересными событиями, этот дурацкий эпизод с Дьюком воспринимался ею, как приключение. Ну как же, заблудиться, познакомиться с мужчиной, у которого немыслимо красивые глаза, но все лицо в грязи, прогуляться с тремя то ли разбойниками, то ли просто пьянчугами… как не вспоминать. Но теперь она дала себе слово: только учеба.

Купив по дороге домой долгожданные кусочек сала, яйца и упаковку сосисок (зарплата совпала с оплатой дорогого заказа, и можно было наконец порадовать себя белком), а также пополнив запас конфет и чая, Клотильда стала размышлять о парнях. Сегодня девочка из ателье, Бесс, пришла на работу в слезах и в обеденный перерыв рассказала, что ей изменил молодой человек. Далекая от подобных историй Кло с удивлением узнала, что Бесс простила его, но теперь не может ему доверять. «Это ведь по пьяни, понимаете? – всхлипывала Элизабет. – Он даже лица ее не помнит, но как противно!» Клотильда сочувственно кивала головой, но не понимала, зачем ей нужен такой парень, о чем предпочла промолчать, и правильно: девчонки наперебой заговорили, что это не считается, что по пьяни – это не измена, но что его нужно было хорошенько помучить прежде, чем простить…

Клотильде в свое время ничего не успели объяснить касаемо отношений мужчины и женщины. Ее родители погибли вскоре после того, как девочке исполнилось шесть, но она помнила, что они всегда были вместе и не мыслили ни дня друг без друга. В семье, в которой она воспитывалась после смерти родителей, отношения были такими же, но и здесь оба оставили ее, уйдя в лучший мир, как только Кло исполнилось десять лет. Семью брата она не считала семьей – там была взаимная, переполняющая жену и мужа ненависть, расплескивающаяся по всему дому… А потом ее некому стало учить. А в книгах… она редко их читала.

Что же все-таки такое – измена? И прощение ее… и отношения вообще… Хоть она и считала себя неромантичной, но иногда становилось грустно, когда она видела влюбленных. Забота ей не была нужна, Клотильда привыкла заботится о себе сама. Но ощущение тепла нужно любому живому существу…

Она прошла два первых барака – строений, которые, казалось, излучали тоску и обреченность. В некоторых окнах были повешены занавески, в некоторых – даже не было стекол… Неожиданно ей кивнул кто-то из стоящих рядом с лавкой «Табак». Клотильде потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это один из «провожавших» ее на набережной.

– Здравствуйте… – и как к нему обращаться? – Жук!

– Фифа тебя знает! – посыпались возгласы. – Знакомства у Жучилы! А со мной здороваться?

Клотильда ускорила шаг. Против воли она улыбалась. Хорошо, что тогда они шли вчетвером, а не половиной рынка. И тут же ей пришлось притормозить – показалось, что рядом с сомнительного вида стариком стоит Дьюк. Сама еще не решив, что ей делать – поздороваться или нет, – девушка все же подошла ближе. Да, это он, ее знакомый: в легкой куртке, стоптанных ботинках и с грязным бинтом на пальцах левой руки. Старик что-то пробубнил и скрылся в трейлере, и Клотильда сказала:

– Здравствуйте.

Дьюк обернулся и посмотрел на нее с недоумением.

– А?

Мужчина снова был пьян, хотя на этот раз не шатался; на правой щеке были ссадины, но лица его это не портило; без слоя грязи он выглядел… переодетым аристократом, не нашла лучшего сравнения Клотильда и спросила:

– Вы меня не помните? Вы проводили меня домой, когда я заблудилась.

Ни намека на узнавание, в глазах – мучительная работа мысли.

– Я Клотильда.

– Кто?!

«Дура я, – со стыдом подумала девушка, – месяц прошел, он просто проводил тебя, а ты уж решила, что будет помнить всю жизнь!»

– В общем, неважно. Было приятно увидеть вас, и…

– Стой-стой-стой, – Дьюк помахал перед собой рукой, словно отгоняя мух. – Вспомнил. Имя у тебя чудное, вот и вспомнил. Как тебя, еще раз?

– Клотильда.

– Лучше буду называть тебя крошкой. Я такое не выговорю. Что, снова заблудилась?

– Просто иду домой.

– Слушай, – Дьюк огляделся и вздохнул, – у тебя пожрать нечего? Я проигрался сегодня. Просил старого ублюдка дать мне взаймы, так он меня послал, чтоб его хата сгорела… Ну, хлеба там – нет?

– У меня есть сало, – сказала Клотильда и тут же продолжила, – еще сосиски и яйца. И карамельки…

Последнее вызвало у Дьюка приступ хохота.

– Карамелек мне и не хватало! Весь день хожу и ищу, где бы достать карамелек! Что ты там сказала, сало?

– Еще яйца и сосиски.

– Давай сало. Хлебом сейчас разживемся у Доры, она не даст пропасть…

«Я совершенно не обязана его кормить, – думала Кло, доставая кусок сала, который тут же исчез в кармане Дьюка. – Это мои заработанные ужины. Он съест все за один раз, а мне хватило бы до субботы. Но не могла же я соврать… хотя почему – не могла?…»

Дьюк после получения сала оживился; сообщив, что теперь нужно найти Дору, он широкими шагами направился вглубь рынка. Кло последовала за ним, и очень скоро они оказались в совершенно незнакомом ей месте: петляя меж строениями, Дьюк вывел ее к странному бараку, в котором сочетались убогость общего духа рынка и претензия на то, что ты в любом случае будешь найден для ищущих. На двери висело несколько табличек с надписями «Это рай – только свой выбирай», «Здесь рады тебе всегда», «Не скучай, зайди на чай» и прочими; Клотильда подумала, что внутри барака размещен магазин, и спросила у Дьюка, чем здесь торгуют; тот странно посмотрел на девушку.

– Неважно, – сказал он, подумал и добавил: – Хлебом. В настоящий момент – хлебом. И не торгуют, заметь, а выдают совершенно бесплатно. Дора! – закричал он и забарабанил в окно на первом этаже. – До-ра!

Занавески на окне приоткрылись и вновь задернулись, а через полминуты открылась дверь; на пороге появилась женщина неопределенного возраста, с пальцами, унизанными дутыми золотыми кольцами, и яркой рыжей шевелюрой. Она была на высоченных каблуках, но в кое-как повязанном банном халате. Ее взгляд скользнул по Клотильде, и женщина удивленно посмотрела на Дьюка.

– Дора, привет. Ты все цветешь. Купалась или работала?

– Дьюк, чего тебе надо?

– Дай хлеба голодным путникам. У нас случилась неприятная история: у крошки есть шмат сала, а денег нет. А я, знаешь ли, оголодал.

– Оголодал – ешь без хлеба. А она…? – взгляд Доры задержался на девушке.

– Клотильда, – зачем-то поторопилась представиться та. – Здравствуйте.

– Это…? – взгляд переместился на Дьюка. Тот засмеялся.

– Это приличная девушка, которая пожалела несчастного.

– Рядом с тобой приличные быстро становятся неприличными, – женщина снова пристально посмотрела на Клотильду. – Девочка, не связывайся с ним, он не из твоего круга. Вообще не заговаривай с ним больше, послушай меня. И ты оставь ее в покое.

– Хлеба дай, и я не то что с ней – с тобой больше не заговорю! – снова засмеялся Дьюк. – Ну же, сало жжет карман!

Дора покачала головой, развернулась и захлопнула перед ними дверь; Клотильда подумала, что та отказала, но спустя минуту женщина появилась с буханкой черного хлеба.

– Спасительница! – шутовски раскланялся Дьюк. – Не присоединишься к нам? Кстати, а что случилось с Зеленым? Мне рассказывали, будто его чуть не убили.

– Убили. Слишком много языком болтал.

– Бедняга. Кому он насолил?

– Кому он только не насолил. Ладно, хлеб получил – вали. А ты, девочка, держись от него подальше, – повторила Дора. – Не надо тебе таких знакомств.

– Ой, мамочка-праведница! Идем, крошка, пока святая Дора не начала рассказывать о смертных грехах… Вот стерва, – пробурчал он себе под нос, когда они отошли от барака на приличное расстояние. – Вечно свой язык подкладывает, куда не просят. Советчица.

– Мне она показалась доброй женщиной.

– Она бандерша, – пояснил Дьюк, откусывая от хлеба. – Восемь баб под началом только на рынке, и двенадцать-пятнадцать по городу. Она их не обижает, да, но и требует по полной.

– А что такое – «бандерша»?

– Крошка, ты откуда такая наивная в наше-то время? Проститутошную местную содержит.

– Что?…

Дьюк подвел ее к куче ящиков, стоявших у закрытого магазина, сел на один из них и жестом пригласил девушку присоединиться; достав из кармана видавший виды платок и маленький ножик, он быстро сделал два бутерброда с салом, протянул один Клотильде и наконец пояснил:

– У нее публичный дом. Женщины для сексуальных утех, проще говоря.

– Как?! – Клотильда была поражена. – Но это же незаконно!

– А вот это все, – Дьюк обвел бутербродом пространство, обозначающее рынок, – законно? Кажется, тут законна только ты. Ну, и пара несчастных, которые не нашли ничего лучшего, чем купить квартиру в этом районе.

– Но она не похожа на… – тут Клотильда запнулась, и Дьюк тут же подхватил:

– На бандершу? А ты много их видела? – та промолчала. – Вот-вот. Типичная! Вкусное сало. Почему не ешь? А, здорово, Жук. Ты сюда зачастил, я смотрю.

Высокий и, кажется, еще больше похудевший Жук сел рядом с Дьюком и закурил; синяки почти сошли, но от этого при свете дня он выглядел еще ужаснее: желтая кожа, светло-зеленые подглазья и потрескавшиеся узкие губы. Клотильде вдруг стало жаль его, и она предложила:

– Хотите бутерброд с салом, Жук?

Тот замер, не донеся до рта сигарету, потом повернулся и посмотрел на девушку странным взглядом. «Как мертвец», – подумала она испуганно и протянула ему бутерброд. Через паузу он ответил:

– Нет.

– Крошка, ты чего такая добрая? – удивился Дьюк. – Отдай лучше мне, раз сама не хочешь. Этот полупокойник может есть только жидкое.

– Есть сырые яйца!

Клотильда отказывалась понимать, что ею руководит, но ей искренне хотелось сделать что-то, что будет приятно этим людям. Она достала упаковку из пакета и повторила:

– Будете сырые яйца?

– Да, – спустя секунд десять ответил он. – Два.

Клотильда достала два яйца, и Жук, аккуратно разбив подобранным камнем верхушки, выпил оба; кадык жутко двигался на его тонкой длинной шее. Дьюк доел бутерброд, и Кло отдала ему свой. Жук немного посидел, потом поднялся и снова посмотрел на Кло своим взглядом, от которого веяло могилой, затем кивнул в никуда и отправился прочь.

– Помрет скоро, – предрек Дьюк, жуя бутерброд, который взял у Клотильды. – Щас ты ему неделю жизни подарила. Уже и работать нормально не может, раз на рынке ошивается.

– А кем он работает?

– Разнорабочим, – фыркнул Дьюк. – Гастролер. Грабил, убивал, а сейчас видишь – рак желудка и гортани. Он поэтому и говорит мало. Да и не с кем ему…

Кто-то в ошметьях подкатился к ним с вопросом, всех ли тут кормят, и Дьюк велел ему проваливать, после чего встал и сказал:

– Пора и нам, а то набегут на халяву. Спасибо, крошка, в следующий раз я накормлю тебя.

– В следующий раз?

– Ну ты же каждый день здесь ходишь. А я не каждый день проигрываюсь в хлам. Сейчас пойду, отосплюсь, а вечерком потрясу этих засранцев…

– А во что вы играете?

– В карты. Казино не доверяю – уж на что в картах жулье, но там нет-нет, да сорвешь куш, а в казино портки оставишь, а потом еще и с тебя кожу снимут. Так ты приходи, крошка, на недельке… ну все, пора, – он зевнул и поднялся. – Иди домой, пока родители не потеряли.

«Я одна», – хотела сказать Кло, но слова застряли в горле, и она просто кивнула. Дьюк уже увидел знакомых и поспешил к ним. А она так и не спросила, что у него с рукой, запоздало поняла девушка но тут же рассердилась на себя: охота ей лезть! Может быть, эта тема неприятна ему, да и зачем это знать…

День шел за днем, неделя за неделей. На улицы пришла весна – сначала робкая, неуверенная, с то и дело налетавшими холодными ветрами, а потом и настоящая, теплая, ароматная; в ателье все чаще заказывали отделку летних платьев, а Клотильде поручали самые сложные заказы. Это было выгодно, но тяжело: девушка пока не могла позволить себе купить манекен, а вышивать без него даже лучшей мастерице было не слишком удобно; поэтому часто она оставалась на работе до поздней ночи, для чего хозяйка ателье выделила ей запасной ключ. Девчонки сочувствовали, зная, как устают от мелкой работы глаза и поясница, и не завидовали, когда Клотильде выплачивали премии: ее заказы все равно бы никто не взял.

– Слушай, – однажды сказала Фейт, самая старшая из них, – на что ты копишь деньги?

– Ни на что, – ответила Клотильда, трудясь над подолом золотистого платья.

– Не может быть. Ты работаешь и получаешь больше нас всех – только мы гуляем по вечерам и по выходным, а ты, судя по фигуре, и ешь-то раз в два дня, какие там развлечения. Автомобиль на наши заработки все равно не купишь… ты отсылаешь их кому-то?