Желтая жена

– Да, сэр.

– Да, мастер! – взревела миссис Дельфина. – Я же говорю: девчонка совершенно не обучена.

– Да, мастер, – повторила я и, подхватив тарелки, поспешила выйти из столовой, пока хозяйка не устроила новую истерику.

Кухня располагалась в задней части дома – каменная пристройка, в которую вела массивная деревянная дверь; из печной трубы постоянно валил дым. Кухарка, тетушка Хоуп, склонилась над плитой, помешивая деревянной ложкой в большом чугунке. Судя по плавающему в воздухе аромату корицы и мускатного ореха, она готовила пюре из батата. Меня обдало жаром, едва я переступила порог.

– Им что-нибудь нужно? – бросила тетушка Хоуп, перемещаясь от плиты к длинному рабочему столу в центре кухни, на котором стояла миска со стручковой фасолью. Пот градом катил по шее кухарки, собирался в ручейки и исчезал за вырезом блузы, плотно обтягивающей пышную грудь. Обмахиваясь краем фартука в этом невыносимом пекле, я передала просьбу хозяина.

– А ты, поди, с утра так и ходишь с пустым желудком? – спросила тетушка Хоуп. Она выудила из проволочной корзины ломоть хлеба и протянула мне, и я с жадностью впилась в него зубами. За хлебом последовало вареное яйцо, которое я проглотила в два счета, наблюдая, как кухарка готовит чай для хозяина.

Миссис Дельфина не удостоила меня взглядом, когда, снова появившись в столовой с чайным подносом, я прошла мимо нее в гостиную. Помещения разделяла легкая раздвижная дверь. Гостиная всегда была моей самой любимой комнатой в доме. Здесь, рядом с мисс Салли, я провела немало счастливых часов: устроившись в укромном уголке возле камина, перелистывала учебник арифметики, или рассматривала географические карты в большом атласе, или играла для мисс Салли на фортепьяно. Инструмент был сделан из красного дерева и украшен изящной резной панелью и ножками в виде звериных лап с острыми когтями. В детстве я сочиняла разные смешные истории про эти когтистые лапы, а мисс Салли хохотала. Мне нравилось видеть ее счастливой.

Мисс Салли так и не вышла замуж, поскольку была очень больна. Никто не удосужился объяснить мне, что у нее за болезнь, все только и повторяли: «женские проблемы». Ни моя мама, ни белый доктор не могли помочь ей. Ближе к концу бедняжка настолько ослабела, что мастеру Джейкобу приходилось на руках носить сестру в гостиную, где он усаживал ее в кресло и подпирал подушками. А я играла для нее на фортепьяно. Когда у мисс Салли не осталось сил даже на то, чтобы аплодировать, она шептала, едва шевеля губами: «Браво».

Сейчас мастер Джейкоб сидел в гостиной, погрузившись в свое любимое кресло с высоким подголовником, курил трубку и читал газету. Я поставила поднос на столик рядом с ним.

– Что-нибудь еще, сэр? То есть, я хотела сказать, мастер.

Мастер Джейкоб поманил меня и велел наклониться поближе. Затем взял мое лицо в свои большие теплые ладони и слегка повернул направо, рассматривая след от пощечины.

– Сильно болит? – спросил он.

Я покачала головой.

– Скажи Хоуп, чтобы дала тебе немного баранины. Панацея от всех болезней. Я ведь знаю, как ты любишь жаркое.

Я улыбнулась, насколько могла, учитывая ноющую щеку.

– Сыграй мне какую-нибудь приятную мелодию, – попросил хозяин.

– Сыграть? – ахнула я. Миссис Дельфина запретила прикасаться к инструменту, за исключением тех случаев, когда требовалось развлечь гостей. Но гости уже давным-давно не появлялись в нашем доме.

– Сыграй то, что нравилось Салли, – сказал мастер Джейкоб. – В этом месяце ее день рождения.

– Ее любимый романс – «Прекрасный мечтатель»[2].

Хозяин кивнул и взял с подноса чашку. Я подошла к инструменту, опустилась на мягкий плюшевый пуф и с колотящимся сердцем положила руки на клавиши. Поначалу я то и дело спотыкалась, но, исполнив несколько фраз, почувствовала себя увереннее. Мелодия полилась легко и свободно. Меня охватило необычайное спокойствие. Я тонула в музыке, взмывая все выше и выше, пока не начало казаться, что у меня хватит сил перевернуть мир. Когда мелодия окончилась, я встала и сделала легкий реверанс. Хозяин захлопал в ладоши и произнес одними губами: «Браво».

Я просияла: похвала мастера Джейкоба наполнила меня радостью. Однако радость мгновенно улетучилась, стоило мне поднять взгляд: через приоткрытую дверь я заметила сердито взметнувшийся подол юбки миссис Дельфины – хозяйка развернулась и быстро исчезла в глубине дома.

Глава 2

Обещание хозяина

Остаток дня оказался не менее утомительным, чем утро. Я вытерла пыль и выбила ковры во всех комнатах на первом этаже. Затем подмела холлы и вымыла главную лестницу. Как раз в тот момент, когда я думала, что вот-вот упаду от изнеможения, Лавви протянула мне баночку с кремом для чистки обуви – смесь сажи, патоки, сахарного сиропа и воды: теперь предстояло до блеска отполировать парадные туфли хозяина, в которых он намеревался отправиться в поездку. К тому времени, когда я управилась с работой, солнце клонилось к закату. Вскоре миссис Дельфина поднимется к себе, и, если я хочу сохранить подобие мира в этом доме, нужно поторопиться: к приходу хозяйки комната должна быть готова – камин натоплен, постель нагрета. Но прежде следовало хорошенько умыться. Я терла перепачканные сажей руки, склонившись над бочкой с водой, установленной возле кухни; через окно хорошо было слышно, как тетушка Хоуп вполголоса напевает спиричуэлс[3]. Приведя себя в порядок, я опрометью бросилась в дом и, перепрыгивая через две ступеньки, взлетела по черной лестнице на второй этаж. На верхней площадке я едва не сбила с ног Лавви: если бы экономка вовремя не подняла зажженный фонарь, столкновение было бы неизбежно.

– Нужно устроить тебя на ночлег, – сказала она.

– Где?

Лавви открыла дверь в небольшой чулан рядом со спальней миссис Дельфины. Когда глаза привыкли к полумраку, я не смогла сдержать удивленный возглас. В ответ экономка только развела руками.

– Понимаю, это не то, к чему ты привыкла, но хозяйка требует, чтобы слуги находились поблизости.

Чулан был коротким и узким, и, чтобы поместиться в нем, мне пришлось бы лежать, подтянув ноги к животу. Я хотела возразить, что пойду ночевать к маме в мастерскую, а на рассвете вернусь в большой дом. Но промолчала, прекрасно понимая, что не Лавви устанавливает здесь порядки: ее обязанность – лишь следить за тем, чтобы правила выполнялись неукоснительно.

– Зажги камин и расстели постель, – велела экономка. – Когда миссус уляжется, можешь сбегать в швейную проведать маму. Я прикрою тебя. Но только быстро: иногда она просыпается среди ночи и требует подать воды.

Я возилась с камином, когда миссис Дельфина тяжелой походкой вошла в комнату.

– Лавви, помоги мне раздеться! – позвала она.

Вскоре пламя разгорелось, языки весело заплясали на поленьях. Я вернулась к постели, откинула одеяло и взбила подушки.

Миссис Дельфина натянула халат поверх ночной сорочки и опустилась на стул возле туалетного столика. Затем легким взмахом руки показала, что я могу быть свободна.

– Иди помоги Хоуп убрать на кухне.

Я сделала небольшой реверанс и вышла. Выскользнув из дома через боковую дверь, я вприпрыжку понеслась по влажной траве к нашему с мамой домику. Мама сидела за кухонным столом, склонившись над рукоделием. Увидев меня на пороге, она расплылась в улыбке и заметила:

– Я думала, миссус захочет, чтобы ты осталась рядом с ней ночью.

– Она уже легла. Лавви разрешила сбегать проведать тебя.

Я наклонилась к маме, собираясь чмокнуть ее в лоб, но тут она заметила красное пятно у меня на щеке и слегка отстранилась.

– Выглядит скверно.

Она взяла меня двумя пальцами за подбородок.

– Эта женщина крепко припечатала тебя.

– На самом деле все не так страшно, как кажется.

Но мама уже отложила шитье, поднялась из-за стола и направилась в дальнюю часть комнаты, где находились ее полки с лекарствами. Их было три: верхняя предназначалась для травяных чаев и настоев, средняя – для бальзамов и мазей, на нижней разместились пузырьки с микстурами и эликсирами, а также кувшин с вином и бутылка виски. Мама взяла банку с зеленой мазью, от которой исходил запах ладана, и нанесла немного мне на щеку. Полюбовавшись на свою работу, она довольно кивнула:

– Давай, бери тарелку и к столу. Сегодня у нас вдоволь тушеного мяса.

У нас в домике было три разномастных стула. Я убрала мамино рукоделие в корзинку, стоявшую под ее любимым стулом с высокой спинкой. Когда я потянулась к шкафчику с тарелками, послышался скрип открывающейся двери.

– Рути?

– Я здесь! – откликнулась мама.

Она кивнула мне, и я достала третью тарелку. Мама подошла к плите и принялась одной рукой помешивать баранину в котелке, а другой сунула в рот освежающую дыхание травяную жевательную палочку. Затем провела ладонью по волосам и поправила шпильки в прическе, и я сделала то же самое.

Мастер Джейкоб вошел в комнату. Казалось, этот высокий широкоплечий человек сразу занял все пространство нашего крохотного домика. Мама опустилась на край кровати. Она сидела, скрестив вытянутые вперед ноги, и ждала, пока хозяин первым заговорит с нами.

– Добрый вечер, – улыбнулся он.

– Добрый вечер, – откликнулась мама. – Поужинаете с нами?

– С удовольствием.

Хозяин снял куртку, а я протянула руку, чтобы взять ее и аккуратно повесить на спинку стула.

Специально для таких визитов мама и держала кувшин с вином на нижней полке. Она протерла бокал уголком полотняной салфетки и налила вино. Густая красная жидкость наполнила бокал до половины. Мама поставила вино перед гостем, а затем принесла с плиты ужин – баранину, тушенную с картошкой, морковью и луком. Когда мы уселись, каждый на свое место, хозяин взял за руки нас с мамой и прочел короткую молитву перед едой.

В животе у меня бурчало от голода, я склонилась над тарелкой и с жадностью накинулась на жаркое. Теперь, когда к нам пришел мастер Джейкоб, я могла позволить себе быстро расправиться с ужином и оставить их вдвоем. В свою очередь, это означало, что у меня появится капелька времени для свидания с Эссексом.

– Мне не нравится, что с ней так обращаются, – мама указала на мою распухшую щеку. – Это несправедливо. Фиби умеет хорошо работать.

– Я поговорю с женой, – пообещал мастер Джейкоб.

– Вот почему мы должны как можно скорее увезти Фиби отсюда, – нахмурилась мама. – Сколько нужно времени, чтобы все устроить?

– Я занимаюсь этим, Рути, – тихо произнес мастер Джейкоб. – До совершеннолетия Фиби еще почти два года.

– Я хочу, чтобы девочка как можно скорее оказалась на Севере, – с нажимом произнесла мама. – Там она будет свободна.

Мастер Джейкоб доел свою порцию.

– Очень вкусно, Рути, – похвалил он маму, подбирая соус кусочком хлеба. Затем с довольным видом откинулся на спинку стула. – Скоро я отправляюсь в Чарльстон. Хочу взять тебя с собой. Постарайся закончить с делами и будь готова к отъезду.

Мама кивнула.

– И все же, каковы планы насчет Долорес? – не унималась она.

– Школа в Массачусетсе. Я уже связался с директором. Конечно, девочка несколько старше остальных учениц. Но это не беда, Фиби справится, учитывая все, чему научила ее Салли.

– Настоящая школа?! – Мама расплылась в улыбке.

– Да, самая настоящая школа. Фиби ждет прекрасное будущее, – кивнул мастер Джейкоб. – А теперь, Рути, прекрати донимать меня расспросами и налей-ка еще бокальчик вина.

Мама принесла кувшин с вином, а хозяин полез в карман жилета и достал кусок шоколада, завернутый в блестящую золотистую бумагу.

– Это тебе за сегодняшнюю музыку, – он подмигнул и протянул угощение мне.

Я поднялась из-за стола и сделала реверанс.

– Возвращайся в большой дом, пока тебя не хватились, – посоветовал мастер Джейкоб.

Я опустила шоколад в карман, поцеловала маму и выбежала наружу. И только выбравшись на тропинку, ведущую к конюшням, поняла, что забыла накинуть шаль: она так и осталась висеть на спинке стула. Порывистый ветер пробирал насквозь, кожа покрылась мурашками. Я почти собралась вернуться назад за шалью, но затем вспомнила, как в один из таких визитов мастера Джейкоба не вовремя заглянула в швейную и застала маму, лежавшую поперек кровати с задранной юбкой; хозяин склонился над ней, его спущенные штаны упали на пол, обвив лодыжки. Обнаженный белый зад мастера Джейкоба ритмично двигался, он стонал как раненый зверь. Потом этот звук еще долго стоял у меня в ушах. Мама повернула голову и заметила, что я в остолбенении застыла на верхней ступеньке лестницы. Она сделала страшные глаза и произнесла одними губами: «Уходи!» Что я и поспешила сделать. Когда тем вечером, уже в потемках, я все же осмелилась вернуться домой, мама ждала меня с миской бобового супа.

– Рабыне не приходится выбирать, – начала она. – Просто помни: все, что я делаю, я делаю ради тебя. Да, знаю: я родилась рабыней и рабыней умру. Но ты, детка, – тебе суждено увидеть свободу. В этом нет ни малейших сомнений.

После того случая мы с мамой условились: если в окне горит свеча – можно спокойно заходить; если свечи нет – лучше еще погулять.

* * *

Когда я добралась до конюшни, уже стемнело. Я тихонько кашлянула три раза. Эссекс открыл боковую дверь и быстро втащил меня внутрь. От его кожи исходил свежий запах мыла и хвои, и я всем телом прижалась к любимому.

– Эй, красавица, я уж думал, ты не придешь.

Эссекс целовал и целовал меня до тех пор, пока я не задохнулась в его объятиях. Упершись ладонями ему в грудь, я слегка отстранилась, чтобы перевести дыхание.

– Мама задержала меня.

Я вскарабкалась следом за Эссексом по приставной лестнице на деревянный помост над сеновалом. В убежище горела одна-единственная свеча, но аромат горячего воска не мог перебить острый запах навоза и лошадиного пота.

Я сморщила нос:

– Не представляю, как тут можно спать.

– Но именно потому, что я живу с лошадьми под одной крышей, они считают меня хозяином.

Эссекс стянул косынку с моей головы и позволил кудрям рассыпаться по плечам.

– У меня есть для тебя подарок.

– Подарок?

Я уселась, скрестив ноги и накрыв ступни подолом юбки.

– Закрой глаза и не подглядывай.

Мне было слышно, как он роется в своих вещах, лежавших у края помоста.

– Можешь открывать.

Я распахнула глаза и увидела, что Эссекс держит у меня перед носом два тонких кожаных ремешка, на каждом из которых была укреплена подвеска: выточенная из дерева половинка сердца.

– Это тебе, – он надел одно из самодельных ожерелий мне на шею. – Пусть оно напоминает о том, что нас связывает. Носи его до тех пор, пока мы не поженимся по-настоящему. А после я увезу тебя отсюда.

Я коснулась сердечка губами. Эссекс протянул мне второе ожерелье, и я повязала кожаный ремешок вокруг его шеи.

– Чудесный подарок. – Я потерлась носом о небритый подбородок Эссекса. – Спасибо тебе огромное.

– Все ради тебя. – Он смущенно кашлянул и залился краской.

Эссекс свернул валик из сена и накрыл его одеялом. Мы уютно устроились на этой лежанке в дальнем углу помоста и крепко прижались друг к другу. Сильные руки Эссекса обнимали меня, и в его объятиях я чувствовала себя в безопасности. Склонившись, он зарылся носом мне в волосы, затем легко коснулся губами щеки и, покрывая ее быстрыми поцелуями, начал подбираться к губам. Сердце ныло от его теплых прикосновений.

– Ты такая сладкая, Фиби Долорес. Как сахарный тростник, – бормотал Эссекс, расстегивая пуговицы у меня на блузке. Справившись с застежкой, он откинул полу блузки, и его руки легли мне на грудь. Я вытянулась всем телом и застонала, когда мужские пальцы надавили на соски. Нас обоих охватил жар. Чувствуя, что нарастающее желание вот-вот захлестнет с головой и одержит верх над разумом, я быстро поцеловала любимого и решительно отстранилась.

– В чем дело? – осипшим голосом произнес Эссекс. – Ты не хочешь меня?

– Я не знаю слов, которыми могла бы описать, как сильно хочу тебя.

– Тогда почему?

– Мама сказала, чтобы я не вздумала наделать детей, пока не получу свободу. Всего несколько месяцев, и мы сможем уехать отсюда и нарожать столько детей, сколько пожелаем.

– Ты веришь обещанию хозяина?

Я кивнула.

– Сегодня вечером он сказал маме, что отправит меня в школу в Массачусетс. А ты? Сколько ты уже отложил для своего выкупа?

– Около ста долларов. С тех пор как хозяин разрешил наниматься на работу к соседям, дело пошло быстрее. Но Парротт говорит, что такой конюх, как я, стоит раза в два-три дороже.

– Как же нам быть?

Эссекс придвинулся вплотную ко мне, глаза у него расширились.

– Если понадобится, я готов бежать.

– Замолчи! Немедленно замолчи! – шикнула я.

Он прижался губами к моему уху и зашептал:

– И у меня есть план. Работая на соседних плантациях, я уже проверил, насколько далеко могу уйти, не вызывая подозрений хозяев.

– Не болтай глупости, Эссекс Генри, – отрезала я.

– Я не позволю тебе уехать без меня, – решительно заявил он.

– Нет! Должен быть другой способ выбраться отсюда.

– Ты моя, Фиби. И если потребуется бежать, чтобы не разлучаться с тобой, – значит, так тому и быть.

– Надеюсь, ты понимаешь, насколько опасны подобные разговоры?

Эссекс осторожно коснулся синяка у меня на щеке.

– Это она сделала?

Я кивнула.

Он нахмурился и поник.

– Миссус – злая женщина.

– Пора возвращаться, пока злая женщина не хватилась меня и не начала клясть на чем свет стоит.

Я поднялась на ноги, застегнула блузку и расправила юбку.

– Когда мы увидимся?

– Как только мне удастся улизнуть из большого дома. И пообещай, Эссекс Генри, что не наделаешь глупостей.

– Мы обязательно будем вместе, Фиби. Это я точно могу обещать!

Он проводил меня до выхода из конюшни и поцеловал на прощание долгим поцелуем. Пожелав Эссексу спокойной ночи, я со всех ног припустила к усадьбе.

Глава 3

Хозяйка дома

Каждое утро миссис Дельфина поднималась до рассвета. Даже прежде, чем Снитч принимался трубить в рог, давая сигнал для тех, кто работает на плантации. Хозяйке нравилось совершать, как она это называла, «мой моцион»: прогулку по саду, затем до молочной фермы и дальше в поле. К тому моменту, когда просыпался мастер Джейкоб, его жена успевала выслушать полный отчет Снитча о том, как обстоят дела на плантации. Вернувшись, она аккуратно заносила полученные сведения в бухгалтерскую книгу. Само собой, все, кто работал в усадьбе, обязаны были вставать раньше хозяйки. Прежде Рейчел уже ждала госпожу у порога спальни, держа наготове платье для прогулок, а Лавви приносила поднос с утренним чаем. Тетушка Хоуп вовсю хлопотала на кухне: из печной трубы валил дым, означавший, что кухарка не сидит сложа руки. В конюшне также принимались за дело: Эссекс убирал стойла и чистил лошадей. И даже мы с мамой сидели за ткацким станком, погруженные в работу, – на случай если хозяйке вздумается заглянуть к нам по дороге в сад. Но теперь меня перевели в большой дом. Первая ночь выдалась беспокойной: я долго ворочалась в тесном чуланчике и лишь под утро провалилась в тяжелый сон. А поскольку мамы больше не было рядом и некому было растолкать меня, я проспала.

– Давай, девочка, поднимайся! – Лавви толкнула меня в бок.

Я открыла глаза и уставилась в темноту чулана. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где я нахожусь. Устав лежать в тесном пространстве, скорчившись и подогнув колени, я встала посреди ночи и перевернула тюфяк вдоль стены, но поскольку чулан был не только узким, но и коротким, ступни оказались в коридоре.

– Хозяйка скоро проснется. Ты должна быть готова: ее нужно одеть и причесать.

– Почему я? – Я зевнула.

– Потому, детка, что прежде это входило в обязанности Рейчел. А теперь – в твои.

Я протерла глаза, затолкала тюфяк обратно в глубину чулана и, двигаясь в темноте почти на ощупь, переоделась из ночной рубашки в платье. Во рту у меня пересохло, я мечтала о глотке воды, но миссис Дельфина уже проснулась и звала меня. Я опрометью бросилась в хозяйскую спальню.

– Да, миссис!

– Не стой там как истукан, подай платье для прогулок. Давай пошевеливайся. А то весь день пройдет впустую.

Я поспешила к гардеробу и вытащила лиловое платье.

– Вот растяпа, это же вечернее! Для прогулок – клетчатое.

Хозяйка стояла посреди спальни, скрестив руки на груди и раздраженно постукивая по полу носком домашней туфли. В колеблющемся свете свечей ее фигура в тонкой ночной сорочке и длинных панталонах казалось призрачной.

– Где мой корсет?

– Здесь, миссис. – Я подхватила лежавший на стуле корсет. Она повернулась спиной и подняла руки, чтобы я могла надеть его. Затягивая шнуровку, я не переставала удивляться: зачем ей вообще корсет для прогулок по плантации? Конечно, если миссис Дельфина намерена соблазнить старину Снитча, тогда другое дело. Что касается слуг, нам совершенно безразлично, насколько стройна ее талия и заметен ли под платьем выпирающий живот.

– Ну же, поторопись. Сколько можно возиться!

Я старалась не прикасаться к телу хозяйки, протаскивая шнурок через петельки, и, поглядывая на отражение в зеркале, пыталась понять по выражению ее лица, насколько удобно сидит корсет.

– Миссис Дельфина, сделайте, пожалуйста, глубокий вдох.

Она вдохнула. Я поддернула корсет таким образом, чтобы он пришелся точно по талии.

– Какая же ты копуша! Рейчел уже давно бы справилась.

Я застегнула крючки на передней планке и принялась еще плотнее затягивать шнуровку сзади. Миссис Дельфина сдавленно охнула.

– Не слишком туго?

Она не ответила, и я продолжала тянуть, пока корсет не сел как влитой. Бросив взгляд в зеркало, я заметила страдальческое выражение на лице миссис Дельфины. Такова цена, которую приходится платить белой женщине за красоту. Даже когда она носит ребенка.

– Отлично!

Я протянула хозяйке крепко накрахмаленную нижнюю юбку, а затем помогла надеть клетчатое платье для прогулок.

– Когда закончишь прибирать в спальне, Лавви покажет, что нужно сделать в прачечной.

Миссис Дельфина вышла из комнаты, а я принялась за ежедневную утреннюю работу: застелила постель, до блеска натерла смесью оливкового масла и уксуса деревянную спинку и изножье кровати под высоким балдахином, отдернула шторы, повесила в шкаф платья, выгребла золу из камина, начистила решетку песком с мылом и приготовила свежие дрова на вечер. Затем Лавви провела меня по второй черной лестнице в судомойню, расположенную в задней части дома. Тут мы мыли посуду и стирали. Накануне Лавви замочила в дождевой воде со щелочным раствором из золы и соли белое белье.

– Толкушкой пользоваться умеешь? – спросила экономка.

Я кивнула, хотя это была не совсем правда: до сих пор мне приходилось лишь видеть, как стирают с помощью толкушки – приспособления, напоминающего низенькую табуретку для дойки коров, прикрепленную к ручке от швабры. Я погрузила толкушку в металлический чан и принялась проворачивать ее, приподнимать, снова опускать и опять крутить, словно толкла в воде простыни, полотенца, нижнее белье и белые рубашки хозяина. Уже через несколько минут руки у меня ломило, а плечи пылали от напряжения.

– Ну как, получается? – спросила тетушка Хоуп, появляясь на пороге судомойни.

– Да, – сказала я, несмотря на усталость и боль. Мне не хотелось, чтобы тетушка Хоуп думала, будто я не в состоянии справиться со своими обязанностями.

– Готова поспорить, ты проголодалась. Держи-ка, я прихватила хлеб и вареное яйцо. – Она протянула мне завтрак, а сама вынула толкушку у меня из рук и принялась вертеть ее в чане. Тетушка Хоуп была гораздо сильнее меня, хоть и намного старше. Пока я с жадностью уплетала хлеб и яйцо, она проворно месила хозяйское белье.

– Нужно поторопиться, – сказала тетушка Хоуп. – Миссус злится на твою маму из-за того, что Рут отправляется в поездку вместе с мастером. Ты ведь не хочешь, чтобы хозяйка набросилась и на тебя?

Я забрала толкушку у кухарки и стала ожесточенно крутить ее в чане, добавив немного ярости в работу. Вскоре я расправилась со стиркой, отжала белье и повесила на веревку сушиться. Когда я разглаживала последнюю простыню, позади меня внезапно возникла хозяйка. На локте у нее висело пальто мастера Джейкоба.

– Проверь пуговицы, убедись, что все на месте и хорошо держатся. Не хочу, чтобы из-за вашего разгильдяйства муж подхватил смертельную простуду в Южной Каролине.

– Да, миссис. – Я потянулась за пальто.

– Передай Рут, что летние шторы для гостиной должны быть готовы до отъезда мастера Джейкоба. Он отправляется послезавтра.

Мне хотелось спросить, с какой стати хозяйка беспокоится о летних шторах в середине марта, но я молчала, стоя в покорной позе и опустив глаза в пол.

– Скажи матери, чтобы не вздумала бездельничать. Пусть знает: прежде чем уедет, я выжму из нее все соки.