Бессонница

– Полицейская служба 911, чем я могу вам помочь?

Ральф сделал глубокий вдох и сказал:

– Это Ральф Робертс. Я сейчас в магазине «Красное яблоко», что на Харрис-авеню, и здесь со мной моя соседка. Ее зовут Элен Дипно. Ее сильно избили. – Он ласково прикоснулся к щеке Элен, и та прижалась лбом к его боку. Он чувствовал жар ее кожи даже сквозь рубашку. – Приезжайте как можно скорее.

Потом он повесил трубку и присел на карточки перед Элен. Увидев его, Натали радостно закричала и по-дружески стукнула его пятерней в нос. Ральф улыбнулся, поцеловал ее крошечную ладошку и посмотрел в лицо Элен.

– Извини, Элен. Но я должен был это сделать. Просто не мог не сделать. Ты понимаешь? Просто не мог.

– Я ничефо не понимаю! – сказала она. Кровь из носа уже не текла, но когда Элен попыталась дотронуться до него, она вздрогнула от боли.

– Элен, за что он тебя так избил? Почему? – Ральф вдруг поймал себя на том, что он помнит другие синяки и шрамы. Вполне может статься, что это – далеко не первый раз. И если это действительно так, то получается, он вообще ничего не видел до сегодняшнего дня. Это все из-за смерти Каролины. И из-за бессонницы, которая грянула следом. Но как бы там ни было, это наверняка был не первый раз, когда Эд поднял руку на свою жену. Сегодня был крайний случай, но далеко не первый. Если подумать, то это вполне логично, но одно дело – осознавать умом, и совсем другое – поверить, что Эд на такое способен. Ральф представил себе улыбку Эда, его живые и выразительные глаза, его слегка нервную жестикуляцию… Эд всегда двигал руками, когда разговаривал… но он, хоть убей, не мог представить себе, как этими же руками Эд избивает свою жену. Не мог – и все.

А потом в памяти возникла другая картинка: как Эд идет к человеку, который вел голубой пикап – кажется, это был «форд рейнджер», – а потом бьет кулаком прямо в челюсть этому здоровяку. И теперь, когда он это вспомнил, ощущение было такое, как будто он открыл старый шкаф, который остался еще от прабабушки, только из памяти-шкафа вывалилась не куча старого хлама, а множество ярких образов, оставшихся с того июльского дня, еще с прошлого года. Тучи, собирающиеся над аэропортом. Рука Эда, высовывающаяся из окна «датсуна» и машущая вверх-вниз, как бы подгоняя ворота открыться быстрее. Шарф с китайскими иероглифами.

Хей, хей, Сьюзан Дей, ты сколько сегодня убила детей? – подумал Ральф, но голос, прозвучавший у него в голове, был голосом Эда, и Ральф уже знал, что сейчас ему скажет Элен. Знал еще до того, как она открыла рот.

– Так глупо, – сказал она безразличным тоном. – Он избил меня за то, что я подписала петицию… вот и все. Они ходят по всему городу. Кто-то сунул ее мне под нос, когда я позавчера ходила в супермаркет. Этот парень, который собирал подписи, говорил что-то такое о защите Женского центра, и мне это показалось правильным. К тому же малышка вела себя беспокойно… и я просто…

– Просто подписала петицию, – мягко закончил за нее Ральф.

Она кивнула и снова расплакалась.

– А что за петиция? – спросил Макговерн.

– Чтобы Сьюзан Дей приехала в Дерри, – сказал Ральф. – Она феминистка…

– Я знаю, кто такая Сьюзан Дей, – нетерпеливо перебил его Макговерн.

– В общем, группа энтузиастов пытается вызвать ее сюда, чтобы она сказала речь. В защиту Женского центра.

– Когда Эд сегодня пришел домой, он был в отличном настроении, – проговорила Элен сквозь слезы. – По четвергам он почти всегда приходит в хорошем настроении, потому что четверг – это короткий день. Он начал рассказывать, как он планирует провести этот вечер, потом взял книгу и сделал вид, что читает, только на самом деле он наблюдал за дождевой установкой в саду… ну, вы знаете, какой он…

– Да, я знаю, – сказал Ральф, вспомнив, как Эд засовывал руку в одну из бочек, которые вез в кузове здоровяк, и эту хитрую ухмылку (Знаю я ваши штучки) у него на лице. – Да, я знаю, какой он.

– Я попросила его сходить за детским питанием… – Она повысила голос, и он сделался каким-то испуганным и капризным. – Я не знала, что он так расстроится… Честно сказать, я совершенно забыла об этой дурацкой петиции, и что я ее подписала… мне до сих пор непонятно, почему он так разозлился… но… но когда он вернулся… – Она прижала к себе Натали. Ее била дрожь.

– Тише, Элен, все хорошо, успокойся.

– Нет, все плохо! – Она взглянула на Ральфа, из ее здорового глаза катились слезы. – Все очень плохо! Почему он не остановился на этот раз?! И что будет со мной и с ребенком?! Куда нам деваться?! У меня нет денег, все деньги лежат на семейном счету… У меня нет работы… Ральф, зачем ты вызвал полицию? Я же просила: не надо! – И она ударила его по локтю своим маленьким кулачком.

– Все будет хорошо. Ты справишься, – сказал он ободряюще. – Ты не одна. У тебя есть много друзей в этом районе.

Он почти не слышал собственных слов и уж тем более не почувствовал ее удар. В нем опять закипал гнев, стучал в висках и в груди, как второе сердце.

Не «Почему он не остановился?». Она сказала не так. Она сказала: «Почему он не остановился на этот раз?»

На этот раз.

– Элен, а где сейчас Эд?

– Наверное, дома, – отозвалась она безразлично.

Ральф положил руку ей на плечо, потом повернулся и пошел к выходу.

– Ральф? – встревожился Билл Макговерн. – Ты куда собрался?

– Запри за мной дверь, – сказал Ральф Сью.

– О Господи, я не знаю… смогу ли я… – Сью с сомнением посмотрела на толпу зевак, пялящихся сквозь витрины. Теперь их стало еще больше.

– Сможешь. – Ральф прислушался. Кажется, он услышал сирены. – Слышишь меня?

– Да, но…

– Полицейские скажут тебе, что делать, и твой босс все поймет и не будет злиться, можешь не сомневаться. А может, он даже выдаст тебе медаль за то, что ты все сделала правильно.

– Если такое случится, я поделюсь этой медалью с тобой, – сказала она, а потом вновь взглянула на Элен. Ее щеки уже слегка порозовели, но только совсем чуть-чуть. – Господи, Ральф, посмотри на нее! Неужели он ее так избил только за то, что она подписала какую-то идиотскую бумажку?

– Судя по всему, так оно и было, – сказал Ральф.

Разговор был, конечно же, важен, но сейчас его ярость была важнее и ближе. Она уже обхватила своими обжигающими руками его шею. По крайней мере такое у него было ощущение. И сейчас он жалел лишь об одном: что ему уже не сорок или хотя бы пятьдесят. Будь он помоложе, он бы «подлечил мозги» Эду Дипно его же собственными методами. Впрочем, у него было стойкое подозрение, что он все равно попытается это сделать.

Ральф уже открывал замок на двери, когда Макговерн схватил его за плечо.

– Ты соображаешь, что делаешь?

– Иду поговорить с Эдом.

– Ты что, рехнулся?! Да он тебя на клочки изорвет, если ты только попробуешь его тронуть. Ты что, не видишь, что он с ней сделал?

– Вот уж что вижу, то вижу, – ответил Ральф. Не очень вежливо, да, но зато Макговерн сразу же убрал руку с его плеча.

– Тебе семьдесят лет, семьдесят, мать твою, если ты вдруг забыл. А Элен сейчас нужен друг, а не какая-то полудохлая развалина, которую она будет навещать часто-часто, потому что ее палата всего на три этажа выше твоей.

Билл, конечно, был прав, но от этих слов Ральф разозлился еще больше. Судя по всему, бессонница тоже сыграла свою роль, подпитывая его гнев и застилая глаза, но это уже не имело значения. В любом случае эта злость была истинным облегчением. Уж лучше сгорать от ярости, чем скитаться по блеклому миру, где все стало тусклым и серым.

– Если он меня изобьет, мне скорее всего пропишут димерол, и тогда я хотя бы смогу нормально спать по ночам, – невесело усмехнулся он. – Так что оставь меня, Билл. Я знаю, что делаю.

Он вышел на улицу и быстро прошел через стоянку. К магазину уже подъезжала полицейская машина, мигая красно-синими огнями. «Что случилось? С ней все в порядке?» – вопросы сыпались градом, но Ральф их как будто не слышал. Он задержался на тротуаре, подождал, пока полицейская машина припаркуется у магазина, потом перешел на ту сторону Харрис-авеню. Все тем же решительным, быстрым шагом. А следом за ним, выдерживая безопасное расстояние, шел встревоженный Билл Макговерн.

Глава 3

1

Эд и Элен Дипно жили в маленьком деревянном домике шоколадного цвета с кремовой отделкой – из тех аккуратных и симпатичных домов, которые старые дамы всегда называют «миленькими», – всего в четырех домах от дома Ральфа и Билла Макговерна. Каролина частенько говорила, что Эд и Элен принадлежат к «Церкви Яппи Последних Дней», в этих словах не было никакой злости или издевки – все-таки она очень любила молодую чету Дипно. Они были нестрогими вегетарианцами, то есть запросто ели рыбу и молочные продукты, голосовали за Клинтона на последних выборах, и на их машине – не на «датсуне», а на новеньком мини-фургончике – были наклейки с надписями: РАСЩЕПЛЯЙТЕ ДЕРЕВО, А НЕ АТОМ и МЕХА НА ЖИВОТНЫХ, А НЕ НА ЛЮДЯХ.

А еще у них была целая коллекция старых пластинок еще шестидесятых годов – этой коллекцией, кстати сказать, они окончательно покорили Каролину, – и теперь, подходя к домику Дипно и сжимая на ходу кулаки, Ральф услышал, как Грэйс Слик надрывно выпевает один из этих старых гимнов Сан-Франциско.

Одна таблетка – и ты вырастешь в великана,Другая – и ты снова маленький,А та, что дает тебе мама,Вообще ничего не делает,Спроси об этом Алису, когда в ней десять футов.

Музыка доносилась из магнитофона, стоявшего на маленьком крылечке. Поливальная установка на газоне шипела пш-пш и плевалась водой; над ней висели маленькие радуги, и блестящие капли воды летели на дорожку. Голый по пояс Эд Дипно сидел скрестив ноги в плетеном кресле слева от бетонной дорожки. Он сидел и глядел на небо, как будто пытаясь решить, на что больше похоже проплывающее там облако: на лошадь или на единорога. Одной ногой он отбивал ритм. Открытая книга, лежавшая вверх обложкой у него на коленях, вполне соответствовала играющей музыке. «Даже девчонкам ковбоев бывает грустно» Тома Роббинса.

Просто-таки идеальная летняя пастораль; сцена безмятежного отдыха в маленьком городке. Если бы Норман Роккуэл изобразил бы ее на картине, он бы назвал эту картину не иначе как «Послеобеденный отдых». Вот только одна деталь портила впечатление – кровь на костяшках пальцев у Эда и на стеклах его круглых очков а-ля Джон Леннон.

– Ральф, ради Бога, только не лезь с ним в драку, – зашипел Билл на Ральфа, когда тот сошел с тротуара и направился через газон. Он прошел прямо под струями воды из поливалки, но даже этого не заметил.

Эд повернулся, увидел его и радостно заулыбался:

– Эй, Ральф! Рад видеть тебя, старина!

В воображении Ральф уже опрокидывал кресло Эда, валил его на землю и втаптывал его в его же газон. Ему очень живо представились глаза Эда, распахнувшиеся от потрясения и изумления за стеклами очков. Эта мысленная картинка была настолько яркой и правдоподобной, что он почти что увидел, как солнце отразилось блескучим зайчиком от часов Эда, когда тот попытался сесть.

– Бери пиво и тащи сюда еще стул, – сказал тем временем Эд. – Если ты вдруг настроен поиграть в шахматы…

– Пиво? Шахматы?! Господи, Эд, что с тобой такое?!

Эд ответил не сразу. Сначала он посмотрел на Ральфа с каким-то странным выражением, пугающим и в то же время таким, которое любого вывело бы из себя. Это была непонятная смесь веселья и стыда; взгляд человека, который собирается сказать: «О черт, дорогая, я что, опять забыл вынести мусор?»

Ральф указал рукой за спину, мимо Макговерна, который стоял – он наверняка бы куда-нибудь спрятался, если бы рядом было за что спрятаться – возле мокрого пятна на дорожке и с беспокойством глядел на них. С веранды дома Дипно была видна улица и площадка перед магазином. За первой полицейской машиной уже подъехала и вторая, и Ральф слышал радиопереговоры, доносившиеся из открытых окон машин. Толпа, кажется, стала еще больше.

– Здесь полиция, Эд, и это из-за Элен! – сказал он, пытаясь заставить себя не кричать, потому что кричать было нельзя, но все-таки его голос сорвался на крик. – Они здесь, потому что ты избил свою жену, тебе это понятно?

– Ага, – Эд нервно потер щеку, – вот в чем дело.

– Да, вот в чем дело, – повторил Ральф с расстановкой. Ему казалось, еще немного – и он просто взорвется от ярости.

Эд уставился мимо него на полицейские машины, на толпу, окружившую «Красное яблоко»… а потом он увидел Макговерна.

– Билл! – закричал он. Макговерн испуганно отпрянул. Но Эд либо этого не заметил, либо сделал вид, что не заметил. – Эй, приятель, иди сюда к нам! Хочешь пива?

И вот тогда Ральф понял, что сейчас он ударит Эда, разобьет его идиотские очки и, может быть, даже вобьет стекло ему в глаз. Да, сейчас он ударит Эда, и ничто его не остановит. Ничто. Но в последний момент – в самый последний момент – он все-таки остановился. В последнее время ему все чаще и чаще слышался голос Каролины – правда, иной раз это он сам бормотал что-нибудь себе под нос, но бывали моменты, когда он молчал и все равно слышал голос покойной жены. И вот теперь снова… Только на этот раз, как ни странно, голос был не Каролинин. Это был голос Тригера Вашона, с которым они виделись всего-то раз или два после того случая, когда Триг спас его от грозы в тот день, когда у Каролины был первый приступ.

Эй, Ральф, старик! Ты тут осторожнее, мать твою! Этот чувак ненормальный, как бешеный пес! Может, он именно этого и добивается, чтобы ты его ударил!

Да, решил Ральф. Может быть, именно этого и добивается Эд. Почему? Кто знает… Может быть, ему хочется поразвлечься вот таким извращенным образом, а может быть, вообще не почему – просто потому, что у него крыша съехала.

– Прекрати молоть чушь, – сказал он, понизив голос едва ли не до шепота. Он был рад, что внимание Эда снова переключилось на него, но еще больше его порадовало, что с лица Эда исчезло это жуткое выражение безумного веселья. Его взгляд стал внимательным и настороженным. Это был, как подумалось Ральфу, взгляд опасного дикого зверя, который почуял опасность.

Ральф наклонился, так чтобы смотреть Эду прямо в глаза.

– Это из-за Сьюзан Дей? – спросил он тихим спокойным голосом. – Из-за Сьюзан Дей и всех эти дел с абортами? Что-то там насчет мертвых детей? Ты из-за этого избил Элен?

У него на языке вертелся еще один вопрос: Кто ты на самом деле, Эд? – но прежде чем он успел произнести его вслух, Эд протянул руку и сильно толкнул Ральфа в грудь. Ральф упал на мокрую траву, приземлившись на локти и плечи, и так и остался лежать, глядя на Эда, который внезапно вскочил со своего кресла-шезлонга.

– Ральф, не связывайся ты с ним, – закричал Макговерн со своего относительно безопасного места на тротуаре.

Ральф не обратил на него внимания. Он так и лежал, где упал, опираясь на локти и внимательно глядя на Эда. Он был по-прежнему зол и испуган, но теперь эти эмоции потихоньку вытесняло другое чувство: какая-то странная, холодная и нездоровая притягательность. Сейчас он видел перед собой безумие – сумасшествие в чистом виде. Перед ним был не какой-нибудь суперзлодей из комиксов, не Норман Бэйтс и не Капитан Ахаб. Это был всего-навсего Эд Дипно, который работал в Лаборатории Хоукинса на побережье: один из этих, яйцеголовых умников, как сказали бы старики, которые обычно играют в шахматы на площадке для пикников рядом с аэропортом, но все же приятный парень, пусть даже и демократ. И вот теперь этот приятный парень совершенно съехал с катушек, и это случилось отнюдь не сегодня днем, когда он узнал, что его жена подписала бумажку, снятую с доски объявлений возле супермаркета. Теперь до Ральфа дошло, что Эд безумен уже год как минимум, и он задумался о том, какие секреты скрывала Элен за своей обычной веселостью и лучезарной улыбкой и какие еще маленькие, но отчаянные знаки и сигналы тревоги, кроме синяков у нее на ногах, он умудрился не замечать столько времени.

А ведь есть еще и Натали, подумал он. Что она видела? Что она пережила? Ну разумеется, кроме того, что мать тащила ее под мышкой по Харрис-авеню, прижимая к своему окровавленному бедру.

Руки у Ральфа покрылись гусиной кожей.

Эд между тем начал ходить по лужайке туда-сюда, вновь и вновь пересекая забетонированную дорожку и вытаптывая цинии, которые Элен посадила вдоль нее. Он опять был тем Эдом, которого Ральф видел рядом с аэропортом год назад, – тем же самым, вплоть до мелочей типа этого подергивания головой и злого, острого взгляда в никуда.

Так вот что за этим скрывается, подумал Ральф. Тогда он выглядел точно так же… когда набросился на того парня возле аэропорта, на водителя пикапа. Как петух, который охраняет свою территорию, свой двор.

– Конечно, я признаю, что это не только ее вина, – быстро проговорил Эд, стуча кулаком по ладони. Он как раз проходил сквозь облако брызг, разлетавшихся от поливалки, и Ральф только теперь заметил, что вид у Эда такой, как будто он уже несколько месяцев не ел нормально. Можно было пересчитать все ребра; они просвечивали сквозь кожу.

– Да, я согласен, с глупостью можно мириться. Но до определенных пределов, – продолжал Эд. – Она как эти волхвы, которые пришли вопрошать у царя Ирода. Я имею в виду, это какими же надо быть идиотами? «Где родившийся Царь Иудейский?» И это они говорят Ироду. Мудрецы, мать их так! Правильно, Ральф?

Ральф кивнул. Конечно, Эд. Как скажешь, Эд.

Эд кивнул и продолжил ходить взад-вперед сквозь потоки воды и маленькие перекрестные радуги, стуча кулаком по ладони.

– Как в той песенке «Роллинг Стоунз». «Посмотри, посмотри, посмотри на эту глупую девчонку». Ты, наверное, эту песню не помнишь? – Эд рассмеялся, и этот смех вызвал у Ральфа ассоциацию с крысами, танцующими на битом стекле.

Макговерн опустился перед ним на колени.

– Пойдем отсюда, – пробормотал он. Ральф покачал головой, и тут Эд развернулся и снова пошел в их направлении. Макговерн быстро поднялся на ноги и вернулся на свое безопасное место на тротуаре.

– Она решила, что сможет тебя обмануть, да? – спросил Ральф. Он все еще лежал на газоне, опираясь на локти. – Она думала, ты не узнаешь о том, что она подписала петицию.

Эд сошел с дорожки, склонился над Ральфом и принялся потрясать сжатыми кулаками у него над головой. Ни дать ни взять, самый злобный злодей в старом немом кино.

– Нет-нет-нет-нет, – выкрикнул он.

«Джефферсон Эаплейн» сменился группой «Энималс». Эрик Бердон завывал в стиле Джона Ли Хукера: Бум-бум-бум-бум, сейчас я тебя пристрелю. Макговерн тонко вскрикнул, решив, что Эд собирается ударить Ральфа, но Эд просто присел на одно колено и оперся на кулаки в позе спортсмена-бегуна, который ждет выстрела стартового пистолета, чтобы сорваться с места. Его лицо было все в мелких капельках, которые Ральф поначалу принял за пот, но потом вспомнил, как Эд ходил туда-сюда под струями поливалки. Как завороженный, Ральф смотрел на пятнышко крови на очках у Эда. Оно слегка расползлось от воды, и со стороны это смотрелось так, как будто зрачок в его левом глазу налился кровью.

– Это судьба. То, что я обнаружил, что она подписала петицию, – это судьба! И не говори, что ты этого не понимаешь! Не надо недооценивать мои умственные способности, Ральф. Ты, может быть, и стареешь, но ты далеко не дурак. Я пошел в супермаркет за детским питанием… вот в чем ирония… и увидел, что она подписала петицию этих детоубийц. Центурионы! И с ними сам Кровавый Царь. И знаешь что? Я… просто… видел… все красное!

– Кровавый Царь? А кто это?

– Да ладно тебе. – Эд хитро взглянул на Ральфа. – «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов». Это Библия, Ральф. Евангелие от Матфея, глава вторая, стих 16. Ты сомневаешься? Ты, мать твою, сомневаешься, что там так написано?

– Нет, что ты. Ни в коем случае. Если ты говоришь, значит, так оно и есть. Я тебе верю.

Эд кивнул. Его глаза, поразительно чистого зеленого цвета, бегали из стороны в сторону. Потом он медленно наклонился к Ральфу и положил руки ему на плечи, как будто хотел его поцеловать. Ральф почувствовал запах пота, какого-то одеколона, который уже почти выветрился, и чего-то еще – чего-то, что пахло, как прокисшее молоко. Может быть, это был запах безумия.

По Харрис-авеню проехала «скорая» со включенными мигалками, но без сирены. Она свернула на парковку у «Красного яблока».

– Тебе лучше в это поверить, – выдохнул Эд в лицо Ральфу. – Да, тебе лучше поверить.

Его блуждающий взгляд наконец остановился на Ральфе.

– Они убивают детей, это массовое убийство, настоящая бойня, – сказал он тихим дрожащим голосом. – Вырезают их прямо из материнских утроб и вывозят из города в крытых грузовиках. Спроси себя, Ральф, сколько раз в неделю тебе на глаза попадаются крытые грузовики, проезжающие по городу. Ты когда-нибудь задумывался о том, что там, под брезентом?

Эд усмехнулся и закатил глаза.

– Большинство трупов сжигают в Ньюпорте. На знаке написано свалка мусора, но на самом деле это крематорий. А часть тел вывозят из штата. В грузовиках, в самолетах… потому что эмбриональные ткани – очень дорогое сырье. И я говорю не только с позиции гражданина, всерьез озабоченного данным вопросом. Я говорю как сотрудник Лаборатории Хоукинса. Эмбриональные ткани… они… дороже… золота.

Внезапно он повернул голову и уставился на Билла Макговерна, который подошел поближе, чтобы слышать, о чем говорит Эд.

– ДА, ДОРОЖЕ ЗОЛОТА И ДРАГОЦЕННЕЕ РУБИНОВ! – закричал он, и Макговерн отскочил назад, испуганно глядя на Эда. – ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ, СТАРЫЙ ТЫ ПИДОР?

– Да, – пролепетал Макговерн. – Да, наверное, знаю. – Он быстро взглянул на улицу, где одна из полицейских машин уже выехала со стоянки у «Яблока» и теперь направлялась в их сторону. – Я где-то об этом читал. Кажется, в «Науке Америки».

– В «Науке Америки». – Эд презрительно рассмеялся и заговорщицки покосился на Ральфа, мол, видишь, с какими придурками мне приходится иметь дело. Потом его лицо снова стало спокойным. – Массовое убийство, – четко выговорил он. – Точно как во времена Христа. Только теперь это избиение не младенцев, а нерожденных. И не только у нас – по всему миру. Они убивают их тысячами, Ральф, миллионами, и знаешь почему? Ты знаешь, почему мы опять оказались в царствии Кровавого Царя в этой новой эпохе тьмы?

Ральф знал. Догадаться было не сложно, если ты держишь в руках все кусочки головоломки. Если ты видел, как Эд роется в бочке с удобрениями и ищет там мертвых детей, уверенный в успехе своих поисков.

– На этот раз царь Ирод пошел намного дальше, – сказал Ральф. – Вот что ты хочешь сказать, правильно? Все дело в Мессии, да?

Он сел, ожидая, что Эд снова толкнет его или ударит, почти надеясь на это. Внутри опять закипала ярость. Конечно, это неправильно – критиковать бредовые фантазии ненормального человека, так, как будто ты критикуешь кино или пьесу – может быть, это вообще богохульно, – но то, что Элен избили из-за какой-то старой легенды, взбесило Ральфа донельзя.

Но Эд не стал его трогать. Он просто поднялся на ноги и по-деловому отряхнул руки. Вроде бы он успокоился. Радиопереговоры теперь слышались ближе – полицейская машина, которая выехала со стоянки у «Яблока», уже приближалась к дому. Эд посмотрел на машину, потом на Ральфа, который тоже поднимался на ноги.

– Можешь смеяться, но это правда, – сказал он спокойно. – Только на этот раз это уже не царь Ирод, это Кровавый Царь. Ирод скорее всего был одним из его воплощений. Кровавый Царь переходит из тела в тело и из поколения в поколение, как ребенок, который по камушкам переходит ручей, и он всегда ищет Мессию, Ральф. И всегда упускает его. Но на этот раз все может быть по-другому. Потому что Дерри другой. Все линии силы сходятся здесь. Я знаю, в это сложно поверить, но это правда.

Кровавый Царь, подумал Ральф. Элен, мне очень жаль, что все получилось именно так. Грустно все это.

Двое мужчин – один в форме, другой в штатском, оба типичные полицейские – вышли из патрульной машины и подошли к Макговерну. Ральф увидел еще двоих мужчин, одетых в белые брюки и белые рубашки без рукавов. Они выходили из «Красного яблока». Один поддерживал Элен, которая шла осторожно, как больной после операции. Другой держал на руках Натали.

Санитары помогли Элен забраться в машину «скорой помощи». Тот, который держал ребенка, вошел вместе с ней через задние дверцы. Ральф не почувствовал в их поведении ни тревоги, ни спешки и подумал, что это хорошо. Может быть, Эд избил Элен не так сильно, как показалось вначале, – по крайней мере на этот раз.

Полицейский в штатском – здоровый, широкоплечий парень со светлыми усами и бакенбардами, которые напомнили Ральфу о временах первых в Америке музыкальных баров – подошел к Макговерну, которого он, видимо, знал. На лице полицейского в штатском расплылась лучезарная улыбка.