![B тебе тайны Вселенной](/covers_330/67402823.jpg)
Полная версия
B тебе тайны Вселенной
тувинское имя, и внешностью она относилась
к монголоидной расе. Была пьяницей, без
определенного места жительства.
Опознание по фотографиям является незаконным.
Если верить этим документам, труп принадлежит
русской женщине. Мать Павловой реальный труп
не опознавала. Наконец-то сейчас они поймут, что мы
невиновны. Нужно немедленно обжаловать эти
материалы, и можно уже собираться домой.
Возвращаясь в камеру, с дальнего коридора мы
слышим бешеный крик Тани. Аня говорит:
– Опять у вас Таня бушует.
В коридоре женского корпуса ее слова слышны
более отчетливо.
– Я вас убью, всех вас зарежу ночью!
Я спрашиваю у дежурного коридора:
– Что случилось, они подрались?
– Как обычно, когда вас не бывает в камере.
На этот раз они переборщили.
– Так…, я в камеру не зайду. Приведите мне
оперативника или начальника тюрьмы.
Через некоторое время приходит оперативник,
Николаевич. Он среднего роста, упитанный,
несимпатичный, но достаточно отзывчивый человек, я
ему говорю:
– Николаевич, вы хотите, чтобы в камере было
совершено преступление?!
– Какое преступление?
– В камере три психически больных женщин. Нервы
у других уже на пределе, убьют друг друга. Вы
хотя бы Таню пересадите в другую камеру.
– Вы же знаете, другие камеры ее выкинули,
одиночные карцеры заняты. Завтра этап в колонию,
одну из них заберут.
В это время из камеры опять послышались крики,
больше всех кричала Таня.
– Пока ее не переведете, я в камеру не зайду,
или же мы все объявим голодовку. Почему только наша
камера должна терпеть больных женщин в таком
количестве?!
Недавно камеры распределили по категориям
преступлений. Женских камер было всего шесть, две
из них по особо тяжким преступлениям. Так как
у Тани тяжкая статья, выбор был только в двух
камерах.
Мы вместе зашли в камеру. Женщины, увидев
оперативника, притихли. Николаевич сделал суровое
лицо и спросил:
– Что тут происходит, кто тут из вас самая
крикливая?
Женщины молча, указали на Таню.
– Пойдем, поговорим.
Оперативник увел Таню. Я обратилась
к сокамерницам:
– Быстро соберите ей вещи, Таню переводят.
Света, если ты будешь плохо вести себя, пойдешь
в карцер, как Таня, а там темно и холодно, —
обманула я.
Таню перевели в другую камеру, а на следующий
день Ольгу увезли в колонию. Наконец-то в камере
стало спокойно, Света успокоилась в отсутствие
Тани.
Как-то вечером услышали гортанный и протяжный
женский голос – «Мужика хочу-у-у».
Такое впечатление, что она кричит из под земли.
Оказывается, в больничной камере появилась
осужденная женщина. У нее была белая горячка,
осуждена за убийство сожителя, которого застала
с любовницей. Она кричала почти каждый вечер. Судя
по ее голосу и преступлению, я представляла женщину
с большой грудью, с сексуальными очертаниями тела.
Начало марта, нам еще на два месяца продлили
арест. На улице и в подвальном помещении суда, где
содержат заключенных, прохладно, поэтому надеваю
утепленное кожаное пальто ниже колен, как мое
платье, воротник и рукава в меху чернобурки.
Из обуви надела узкие, до колен сапожки
на каблуках.
В коридоре мимо меня конвой проводит женщину-
карлика с короткими руками, с некрасивым лицом.
На ней было цветастое платье, а на голове белая
вязаная шляпа. Я с изумлением проследила глазами
и увидела, что ее завели на больничный коридор.
– Эта та женщина, которая по ночам кричит? —
спросила я у сопровождающего сотрудника.
– Да, это она.
У меня такое предчувствие, что ее заведут в нашу
камеру, и действительно, вернувшись из суда, вижу
ее в камере.
А пока меня ведут к выходу, где другие
заключенные ожидают посадки в машину. В коридоре
в ожидании стоит группа заключенных, мужчин
и женщин русской национальности. Одеты достаточно
прилично. Один из мужчин до неприличия впился
в меня взглядом. Я сделала вид, что не замечаю.
В подвальной камере суда познакомилась с этими
женщинами и узнала, что все они подельники
по перевозке и продаже героина. Татьяна и Наташа
наркоманки со стажем и рецидивистки. Тимур тоже
наркоман, сын богатых родителей, в тюрьме в первый
раз. Александр, рецидивист, криминальный авторитет,
это он поглощал меня взглядом. Через неделю я с ним
познакомлюсь по переписке.
……………………………………………………………………………………
Человек по своей природе как разумное существо, в
любой среде адаптируется и выживет. Только вот
сохранит ли он прежние привилегии в незнакомой
среде? Возможно, это зависит от качества личности.
Одно лишь хочу сказать, что я как будто по новому,
познавала себя и окружающую среду. Человеческая
психика направлена на выживание в том мире, где
этот человек находиться. Несколько месяцев назад, я
входила в камеру с некоторым страхом перед
неизвестностью. Думала, что будет очень трудно
выжить. А теперь по тюремным меркам устроилась не
плохо, если учесть, что не всегда ладила с
криминальным миром и с администрацией тюрьмы.
ЖЕСТОКИЕ ДЕЙСТВИЯ СЛЕДСТВИЯ
Мы все еще находимся в тюрьме, никаких следственных
действий не проводится, если не считать одного
вызова по ознакомлению с экспертизой. Как я уже
писала, нам нагло продлили срок содержания еще на
два месяца. Следователь Охемчик представил в суд
ходатайство о продлении срока содержания под
стражей с дополнительными показаниями лжесвидетеля
Костюк. На этот раз она дает показания о том, что
после совершенного нами убийства мы якобы
пригрозили ей расправой, если она кому-либо
расскажет об убийстве. В течение двух лет она
молчала из-за боязни расправы, но совесть замучила,
и решила раскрыть убийц правоохранительным
органам.
Я от возмущения не сдержалась.
– Какой абсурд, вы сами в это верите? – обратилась
я к следователю. Валера добавил:
– А потом на два года забыли угрожать ей. Так, по-
вашему, получается?!
Охемчик не смотрел на нас, создал видимость, что
что-то ищет в бумагах. В это время в зал суда вошел
Сынаа, другой следователь по нашему делу. В руках у
него были бумаги. Сынаа попросил разрешения у суда
и огласил ходатайство:
– Прошу приобщить к материалам суда о продлении
срока содержания под стражей обвиняемых,
постановление МВД Республики о применении в
отношении свидетеля Костюк программы о защите
свидетеля, в котором указано заявление свидетеля о
просьбе защитить ее от обвиняемых, которые, даже
находясь в заключении, могут заказать ее убийство.
От услышанного меня как током ударило. Это говорило
о том, что в ходе предварительного следствия нас не
хотят отпускать, нас вообще не собираются
оправдывать. Суд, как обычно, пошел на поводу у
следствия. Продлил нам арест на шесть месяцев.
Нашему возмущению нет предела, неужели они верят
показаниям этом лживой «с…и»?
Мы, наши родные, наши дети не прекращали писать
жалобы во все концы. Дети через социальные сети
обращались даже в адрес президента России.
Генеральная прокуратура России наши жалобы для
проверки отсылала в прокуратуру Республики.
Наконец-то помощник прокурора Республики Бамаев
(фамилия изменена) признал протокол опознания и
заключения экспертизы осмотра трупа незаконным.
Назначили новую экспертизу об установлении расовой
принадлежности трупа. То есть других доказательств,
кроме пустых показаний Костюк, у следствия не
было.
Труп не опознан, экспертиза ошиблась с расовой
принадлежностью трупа. Согласно экспертизе смерть
наступила в феврале 2007 года, а не в мае. Не
следствие, а мы доказывали свою невиновность через
обжалования в суде и Республиканской прокуратуре.
Забегая вперед, скажу вам, что на этом справедливое
рассмотрение наших жалоб закончились.
После вынесения формального решения суда первой
инстанции о продлении срока содержания под стражей
следователи начали активные действия из-за
опасения, что Верховный суд отменит решение суда.
В эту же ночь мне позвонила Аня и сквозь слезы
говорит:
– Они из школы забрали моего сына и продержали его
в прокуратуре четыре часа. Следователь Сынаа
говорил сыну, что он вместе со своим другом угрожал
Костюк расправой, если она не заберет заявление. У
мамы давление, она отказалась от госпитализации,
боится оставлять внука одного.
– Аня, мне становится страшно. Я до дочери не могу
дозвониться.
После звонка Ани со слезами на глазах опять и опять
звоню мужу и дочери. Телефон дочери отключился.
Наконец-то Александр ответил:
– Дочка мой телефон оставила на кухне. Еле дополз.
Ее уже второй час нет дома. Она не могла надолго
покинуть меня. Чувствую, что-то случилось.
– Нам сегодня продлили арест на шесть месяцев.
Аниного сына забрали из школы и допрашивали, как
будто он вместе с другом угрожал Костюк. Я боюсь за
дочку, срочно звони адвокату, пусть ищет ее.
– Подожди, вот они заходят. Поговори с мамой. Что
случилось? – обратился он к Владимиру, и они
заговорили. Дочка стала меня успокаивать, но в ее
голосе слышу страх.
– Мама, все нормально.
– Ну как все нормально, что случилось, дочка?
– К дому подъехала милицейская машина. Я вышла, у
меня спросили про дядю Саню. Я им сказала, что он
не может ходить. Сотрудники милиции, молодой
мужчина и девушка, стали разговаривать между собой
на тувинском языке. Девушка сказала, что дома
собака, и она не пойдет в дом. Потом спросила меня,
кто я такая? Я сказала, что ваша дочка. Сотрудница
предложила мне сесть в машину, так как на улице
холодно. Ничего не подозревая, я села в машину. А
они меня повезли в городской отдел милиции. По
дороге я скинула СМС вашему адвокату. В кабинете
девушка мне показала газету «Центр Азии». Мама, там
написано, что задержаны двое мужчин и женщин,
которые причастны к убийству Павловой. Дают
признательные показания. Я им сказала, что это
неправда.
Доченька моя заплакала, я понимала, что творится у
нее в мыслях и на душе. Все ее представления о
государстве, о справедливости разрушались. А ей
жить, да, жить в этом государстве. После пережитого
ей сложно будет продолжить учебу на юридическом
факультете. Еле сдерживая слезы, дочка стала
рассказывать дальше.
– Следователь мужчина у меня спрашивал, что вы
говорили мне об этом убийстве. Потом девушка на
тувинском языке предложила мужчине, что нужно меня
напугать, сказать, что закроют меня в тюрьму за
соучастие и сообщат в университет. Я не выдержала и
сказала им, что они не имеют права и что я сообщила
адвокату. Видимо, они думали, что я не понимаю
тувинского языка. Потом дядя Володя забрал меня.
Господи, что пережила моя доченька. Я все
перетерплю, всё переживу, лишь бы моих детей, моих
близких не трогали.
– Доченька, миленькая моя, любимая, я никого не
убивала. Пожалуйста, верь мне. Мне это очень важно,
вся моя сила в вашей вере в мою невиновность. Я
люблю вас очень сильно. Все будет хорошо. Очень
хорошо, что ты написала адвокату. Пожалуйста, без
Дика не выходи на улицу. Доченька передай трубку
адвокату.
Я рассказала Владимиру о том, что допрашивали
двенадцатилетнего сына Ани. Просила быть днем и
ночью на связи.
Это были невероятно наглые, незаконные действия.
Казалось, что они реально уверены, что мы виноваты,
несмотря на отсутствие доказательств показаний
Костюк. За все это время я в первый раз серьезно
задалась вопросом, что, возможно, кто-то стоит за
нею. Кто-то из органов. Но за что?
Динчит? Человек хлипкий, трусливый. Я задела его
мужское достоинство, честолюбие. Но при чем тут
Чимиты? Нет, все-таки не он, возможности не те.
Заинтересованность в захвате моей, 327 гектаров,
земли? Эти земли когда-то принадлежали моему деду,
поэтому никаких претендентов и споров не было.
Опять, при чем тут Чимиты?
Если заинтересованность в Чимитах, то при чем тут
я?
Все незаконные действия следствия указывали на то,
что за спиной Костючки кто-то стоит. И этот кто-то
имеет власть.
В эту ночь от сердечного приступа умерла мать Ани.
Не каждый переживет такое – арестовали дочку, зятя,
сына – отца многодетной семьи. Больной муж один не
справляется с большим фермерским хозяйством. Мало
того, что ее детей ложно обвиняют в убийстве,
следствие покушается на внука. Ей, как бывшему
юристу правительства, известны беспредельные
возможности власти.
Как вы знаете, у нас в семье также было нелегко.
Мама была парализована с 2003 года. После моего
ареста ее состояние здоровья ухудшилось. У папы,
постоянные перепады давления отразились на зрении,
он стал плохо видеть. У мужа случился инсульт,
отчего отказали ноги. Дочке пришлось бросить учебу
и осуществлять уход за ним и помогать моим
родителям.
Откуда искать ответ: кто? зачем? как защититься?
Когда читаешь приговоры других, там все понятно,
человек совершил реальное преступление, знает, как
защитить себя, знает, что говорить. А в нашем
случае больше вопросов. Мы не знаем, с чем
столкнулись, кто за этим стоит.
У меня опять суд, на незаконные действия следствия,
по поводу неознакомления с постановлением о
назначении повторных экспертиз. Таким образом, они
лишили меня возможности поставить эксперту
дополнительные вопросы по проведению назначенной
повторной экспертизы.
Сижу в камере подвального помещения суда. На мне
шерстяная тонкая водолазка черного цвета,
расклешенная юбка светло-серого света чуть ниже
колен и черные длинные сапоги.
Из камеры, где я сижу, видно часы в кабинете
судебного конвоя. Часы показывают без пяти минут
десять. В это время зазвонил телефон в кабинете, я
поняла, что вызывают меня. Сотрудник, прослушав
звонок, обратился ко мне:
– Кама, выходим.
Поднимаюсь по лестнице суда на второй этаж, в
кабинет судьи Кунгаа (фамилия изменена). Одна моя
рука в наручниках, другая часть наручника надета на
руку судебного конвоя. В коридорах достаточно
людей, которые изумленно смотрят на меня. Мой
внешний вид никак не соответствовал наручникам на
руках. В кабинете судья обратился к конвою:
– Снимите наручники.
После оглашения положительного решения суда
неожиданно судья обратился ко мне с неформальным
вопросом:
– Мне интересно ваше место рождения, очень редкое
название, как и у меня. У вас кто там проживал?
– Это земля моего деда по отцовской линии.
Он пристально посмотрел на меня и сказал:
– Мне вас жаль, вы не с теми и не в то время
связались.
В этих словах я нашла ответ на свои вопросы.
Значит, я правильно мыслила, за спиной Костюк стоит
заказчик, даже страшно произносить это слово. Нужно
после похорон поговорить с Аней. Мне никак не
хотелось верить, что дело заказное, возможно ли
такое в реальной жизни? Я не чувствую за собой,
ничего плохого, чтобы меня заказали в тюрьму. Может
быть, слова судьи я не так поняла?
В камере стало спокойнее, женщина-карлик, как и
Света, оказалась более спокойной. Сегодня надо
пораньше ложиться спать, чтобы завтра полностью
заняться приговорами, за последние дни накопилось.
При поступлении приговоров от осужденных я отмечала
в календаре срок подачи жалобы, поэтому я могла
себе позволить сегодняшний отдых.
Утром, с приходом завтрака, меня заказали с вещами,
это означало, что меня заказали на этап. Я была
удивлена, но мысли работали быстро и слаженно.
Почему-то я сразу подумала о том, что меня хотят
незаконно вывезти из тюрьмы, куда? Я обратилась к
сокамерницам:
– Сегодня этап, в какой район?
– В Каа-Хемский, – ответили мне.
Согласно Уголовно-процессуальному кодексу,
существует территориальность следственных действий.
Уголовное дело по нашему обвинению к Каа-Хемскому
району не относилось. Я срочно начала писать жалобу
в адрес начальника тюрьмы, что нарушается
территориальность следственных действий, а это
означает, что меня хотят вывезти за пределы для
выбивания явки с повинной. Если администрация
тюрьмы даст разрешение на мой вывоз, это будет
нарушением закона. Отказалась выходить из камеры и
просила администрацию защитить меня от незаконных
действий следствия. Написав жалобу, я постучалась в
дверь и передала бумагу дежурному коридора. Затем
надела спортивный костюм, кроссовки и стала ожидать
дальнейших действий. В это время в нашу стенку
постучались из соседней камеры, где содержалась
Аня. Сокамерница с верхнего яруса кровати, открыв
окно, спросила:
– Что стучали?
– Кама позови.
Аня звала меня. Я залезла на второй ярус и подала
голос:
– Никуда не выходи, они хотят выбить явку.
– Я это уже поняла. Не хочу верить в происходящее,
Ань.
– Тем не менее, это происходит.
– Вечером надо будет поговорить.
– Хорошо. Постарайся не выходить из камеры, —
повторила она.
На днях женщины рассказывали, как в ИВС этого
района женщина покончила собой, повесилась. Когда
родственники забрали ее из морга, у покойной на
теле были следы избиения, а на руках глубокие раны
от наручников. Видимо, они вешали ее на батарее в
наручниках. Я неоднократно слышала о таком методе
от заключенных мужчин. Возможно, поэтому я быстро
догадалась и написала жалобу. Слышу, в коридоре
зазвонил телефон, дежурный поднял трубку, поговорил
и подошел к камере. Открыв дверной глазок, спросил:
– Вы действительно отказываетесь выходить из
камеры?
– Да, я обо всем написала в жалобе, – ответила я.
Через некоторое время дверь в камеру открылась и
зашла режимница женского корпуса. Обвела всех
взглядом, кому-то сделала замечание. Посмотрев на
меня, сказала:
– Пойдемте, поговорим.
Она была среднего роста, среднего телосложения,
ухоженная. Заключенные женщины боялись ее, она
могла накричать, даже ударить, но за всем этим
скрывался хорошей души человек. Никто из женщин не
уходил в колонию с нарушениями. Она сама приносила
мне и Ане приговоры женщин и просила обжаловать.
Бывало когда мы втроем, я, Аня и режимница,
задерживались в боксе пообщаться. Мы с Аней давали
ей рекомендации о той или иной женщине, которую
можно было оставить для хозяйственных работ в
тюрьме.
Не поверить ей я не могла. Она была в курсе всех
наших дел и жалела нас. По дороге я рассказала о
действиях следствия за последние два дня.
– Начальник оперативной части велел тебя привести.
Хорошо, что он сегодня на дежурстве, это он отказал
им в вывозе тебя. Ты расскажи ему обстоятельства.
Мы поднялись на второй этаж административного
здания. Режимница завела меня в кабинет, а сама
ушла.
За столом сидел мужчина плотного телосложения, по
видимости высокий, седые, аккуратно постриженные
волосы. От него пахло дорогим порфюмом и хорошими
сигаретами.
– Присаживайтесь. Вы понимаете, что не имеете права
отказываться от этапирования? Сотрудники имеют
право насильно вывести вас из камеры.
Я молчу, думаю, пусть выговорится, покажет, что он
тут хозяин. Мое молчание ему понравилось, кажется,
мы поняли друг друга.
– Я в курсе вашего дела. Следствие иногда
перегибает свои возможности, за всем этим следить
надо. Надеюсь, со временем во всем разберутся. Как
ваш муж Александр поживает?
– У него случился инсульт после моего ареста.
Теперь вот лежит.
– Даа, не каждый переживет арест жены.
Я ему рассказала о действиях следствия. На этом мы
расстались, я ему пообещала, что непременно буду
обращаться к нему в случае чего. Даже не спросила у
него, откуда он знает мужа. Если не говорит,
значит, так надо. Больше я с ним не виделась, так
как он через три месяца ушел на заслуженный отдых.
Все-таки хорошие люди в этой системе есть.
Обычно в понедельник в тюрьме этапы в нескольких
направлениях. Андрей и Валера были в курсе, что
меня в субботу пытались вывезти в ИВС Каа-Хемского
района. В понедельник их и Аню заказали на этап.
Было неизвестно, в ИВС города или куда-либо в
другом направлении, то есть, нас по закону имели
право вывезти только в ИВС города. Они ничего не
предпринимали, просто ожидали дальнейших действий.
По неизвестным причинам их не вывели из камеры,
возможно, повлиял начальник оперативной части.
Позже от заключенных нам стало известно, что Андрея
хотели вывезти в ИВС Барумского района, Валеру в
город Шагонар, а Аню в городской ИВС. Подговаривали
заключенных оказать на Андрея и Валеру физическое
давление.
………………………………………………………………………………………………
Резкий поворот жизни, пережитые нервные потрясения
привели к активации интуиции. В обыденной
благополучной жизни, мы больше всего полагаемся на
разум, у нас все запланировано и разложено по
полочкам. Все внимание направлено на материальное
обеспечение комфортной жизни.
В моем случае, резкая перемена жизни и переживаемые
нервные потрясения привели к активации интуиции,
которая слаженно работала с разумом. К сожалению,
не всегда. Для того, чтобы сознание и подсознание
гармонировали с собой, важно принять свое
внутреннее «Я». Жизнь привела меня к ней через
испытания. Все что происходила, со мною
способствовала так сказать вынужденному раскрытию
внутреннего «Я»
Я постоянно находилась в психологическом
напряжении. Как вести себя, что предпринять в этой
ситуации, как защитить родных людей, когда ты не в
состоянии защитить даже себя.
Только через несколько лет я познала, что можно
влиять на энергическое пространство простыми
фразами. Если даже ситуация не возможно изменить,
то есть возможность смягчить создавшееся положение
в пользу себя.
В своих книгах Джо Витали (автор бестселлеров о
достижении целей) рассказывал о психиатре
Ихалиакала Хью Лин, который вылечил целое отделение
преступников, находящихся в психиатрической
больнице, без их осмотра. Он лишь повторял четыре
фразы «Я люблю тебя», « Мне очень жаль»,»
Пожалуйста, прости меня» и « Я благодарю тебя».
СВЕТА
В воскресенье в камере состоялась общее собрание по
поводу поведения Светы.
Света была старше меня на пыть лет. По лицу видно,
что она в молодости была красивой женщиной, выше
среднего роста, в меру упитанная. У нее в тюрьме
много поклонников по переписке. Ей приходили груза
с конфетками, которыми она угощала сокамерниц, ее
снабжали бумагой и ручкой.
Я никогда не интересовалась, кто с кем
переписывается, о чем переписываются, я от этого
была далека. Мое занятие – это мои и чужие
следственные действия, суды, приговора. Иногда
старалась читать художественную книгу, чтобы
разгрузить мозг. От ручной стирки одежды у меня
моментально появлялись мозоли, поэтому со стиркой
мне помогала Света.
Так вот, сокамерницы раскрыли ее мульку (так
называется письмо) к молодому парню. Одна из
сокамерниц стала читать вслух содержание письма на
тувинском языке. Я с некоторых слов поняла, что это
была сексуальное письмо, с подробным описанием
Светкиной мастурбации под одеялом, в туалете. Также
она описывала, свое желание сделать ему минет.
Вижу, что сокамерницы слушают, молча, наверное,
каждая в мыслях вожделели своих мужчин. Так
устроена природа человеческого организма. После