Путь русских аристократов, или Путешествие от Эльбруса до Атлантики

На вокзале мы спросили у полицейских по-французски, где можно взять такси. Парижане высоко ценят, когда иностранцы пытаются говорить с ними на их родном языке. «Tout droit et à droite» (Прямо и направо), – с готовностью ответил один из них, утрируя последнюю букву «т» в слове droite (друаТ-Т). Мы не смогли сдержать улыбку: французы все же очень манерные.

Таксист подвез нас прямо к дверям отеля. Сразу же с двух сторон подбежали улыбающиеся портье, помогли нам выйти из автомобиля, распахнули перед нами массивные двери и проводили в холл. Следом занесли чемоданы.

Пятизвездочный отель Lancaster Paris Champs-Élysées, расположенный в восьмом округе Парижа на 7 rue de Berri, оказался по-королевски роскошным. Хрустальные люстры, тяжелые шторы, картины на стенах, изысканные вазы с благоухающими букетами, камин при входе – все это великолепие казалось естественным, а не вычурным, не угнетало, а восхищало.

Менеджер Джереми встретил нас как самых дорогих гостей и вручил нам ключ от одного из лучших номеров, а улыбчивый и обходительный портье проводил к лифту: «Вы поднимайтесь. Я доставлю ваши вещи в номер!» Было такое ощущение, что здесь к нашему приезду специально готовились, расстилая ковры и украшая дворец цветами. Как им удалось заставить нас поверить в то, что мы для них самые желанные и долгожданные гости? Как они сумели вызвать в нас такое приятное чувство собственной значимости и исключительности?

Мы поднялись на свой этаж: в каждой детали интерьера прослеживались элегантность и бережное отношение к традициям. Возле каждой дверной ручки была подвешена изящная стеклянная вазочка с красной розой. Прежде чем вставить золотой ключик в замочную скважину, я с наслаждением вдохнула тонкий аромат… Ах! Вот это и есть art de vivre – искусство жить по-французски!

Глава 10. Мсье Ресторан в центре Парижа

Как только мы зашли в номер, мое внимание привлек письменный столик— бюро – со множеством ящичков. Я тотчас представила себе, как мечтательная барышня сидела за ним, сочиняя письмо на надушенных листочках, или делая очередную запись в дневнике. Но сейчас там лежал конверт с моим именем. На изысканной бумаге с логотипом отеля витиеватыми прописными буквами был напечатан приветственный текст на английском языке с пожеланием приятного пребывания в отеле Lancaster и подписан от руки генеральным менеджером Virginie Buffet.

Комната была довольно большой, с высоким потолком, но, как мне показалось, чрезмерно заставленной старинной мебелью. По-королевски помпезная кровать с невероятной периной и внушительные прикроватные тумбочки занимали почти все место. Напротив кровати, по углам, стояли два массивных шкафа с зеркалами в пол, а между ними, на подставке XIX века, был размещен суперсовременный телевизор, напоминавший о том, что на дворе все-таки XXI век. Номер дополняли две ванные комнаты с косметическими средствами Clarins.

Обнаружив за тяжелыми портьерами выход на балкон, я обрадовалась: люблю, когда поток свежего воздуха проникает в каждый уголок комнаты. Но, как ни старалась, не смогла справиться со старинной щеколдой.

История отеля Lancaster началась в 1889 году, когда на Елисейских полях был построен особняк для сеньора Сантьяго Дрейк дель Кастильо из испанской знати. Изначально здание было четырехэтажным. В 1925 году швейцарский отельер Эмиль Вольф купил его, чтобы превратить в гостиницу класса «люкс». Он достроил еще четыре этажа, и в 1930 году отель открыл двери, чтобы приветствовать своих эксклюзивных гостей.

В «Ланкастере» есть уникальные номера, у каждого из которых свое название. Например, люкс «Борис Пастухов»: русский художник Борис Пастухов, работы которого украшают стены номеров и салонов, был одним из первых гостей отеля. Многочисленные фотографии свидетельствуют о том, что среди легендарных гостей «Ланкастера» были также Грейс Келли, Кларк Гейбл, Грета Гарбо, Грегори Пек.

В 1930-х годах в Lancaster снимала апартаменты Марлен Дитрих. Она обожала Францию, блестяще говорила по-французски и считала самым главным праздником День взятия Бастилии. Именем голливудской звезды назван люксовый номер с роялем и камином, оформленный в ее любимых тонах пармской фиалки.

К нам постучали. Портье доставил чемоданы. Улыбчивый молодой человек представился как Аластер. Он решительно отказался от чаевых, озадачив нас своим доводом: «Прошу вас, не путайте: я не француз, я канадец!» Узнав, что мы с Кавказа, Аластер признался, что мечтает увидеть Кавказские горы и ради этого прилетел из Канады. «Мне пришлось задержаться в Париже, но весной собираюсь в Грузию», – сказал он. Надо же! Мы уехали из Нальчика, который находится в подкове Кавказских гор, чтобы увидеть океан, а он прилетел из-за океана, чтобы побывать в наших горах! Случайно ли наши пути пересеклись именно в Париже? Думаю, что нет. Миллионы людей путешествуют в самых разных направлениях, у всех свои планы, но каждый старается построить свой маршрут так, чтобы провести в Городе Мечты хотя бы несколько часов.

Нам не терпелось выйти на улицу после шестичасовой поездки, но шел дождь и разумней было переждать непогоду. Ингрет предложила сначала поужинать, а потом прогуляться.

Для визита в ресторан с двумя звездами Мишлен мы оделись элегантно. По великолепному дворцу XIX века хотелось ходить неспешно, в изящных туфельках, шурша длинной юбкой из тафты. Мы спустились с пятого этажа по ступенькам, а не на лифте.

Ресторан с почтительным названием Monsieur располагался на первом этаже. Роскошный зал превзошел все наши ожидания. Белоснежные скатерти на круглых столах, посуда из тончайшего белого фарфора, хрустальные люстры, зеркала, позолота, старинные настенные часы, большие вазы с живыми цветами – интерьер поражал воображение богатством и изяществом. Что ж, ресторан высокой кухни с двумя звездами Мишлен должен выглядеть именно так!

Красный путеводитель Michelin, название которого является синонимом непревзойденного качества кухни, высочайшего уровня сервиса, постоянства и стабильности, придумали в 1900 году братья Мишлен, производители знаменитых автомобильных покрышек. Сначала гид предоставлял информацию для состоятельных любителей автомобильных путешествий. А спустя двадцать шесть лет впервые начал отмечать звездой лучшие рестораны.

Мы просто не могли упустить возможности познакомиться с одной из вкуснейших составляющих art de vivre. Когда еще доведется жить в центре Парижа, где до мишленовских звезд рукой подать?

Тоненькая официантка Элисон с собранными в аккуратный пучок волосами, в синей униформе из жакета и мини-юбки, в черных туфлях-лодочках и белых перчатках выглядела очень торжественно. Предложив мне сесть, она пододвинула меня к столу вместе с креслом. Мне стало даже неловко. Ингрет благоразумно присела на диванчик. Не успела я оправиться от этого впечатления, как стала свидетелем другой сцены. В зал зашли несколько солидных мужчин. Официантка маленького роста, еще более хрупкая, чем Элисон, точно так же пододвинула к столу каждого из них, изо всех сил подпирая тяжелые кресла. А они восприняли это естественно: похоже, привыкли к звездному сервису.

Мы изучили меню, но ничего не смогли выбрать. Мне вспомнились слова из фильма «Шеф»: «Я расщепил утку на атомы и воссоздал вкус в этих кубиках… Цвет, соус, аппетитность… Как будто ешь, но не ешь». Когда Элисон подошла к нам с блокнотиком, я сказала ей открыто: «Здесь слишком сложные блюда. Мы предпочли бы простую еду. Можно ли заказать обычный отварной картофель и французский луковый суп?» Тут произошло то, чего я никак не ожидала: официантка, которая держалась до сих пор очень чопорно, моментально расслабилась и оживилась: «О! Мы сами едим луковый суп каждый день. Это наше любимое блюдо! Сейчас я посоветуюсь с кухней». Через пару минут она сообщила, что наш заказ будет выполнен.

Приготовление супа растянули на часы и превратили его в кулинарный шедевр. Секрет поваров высокой кухни состоит в том, чтобы лук долго томился на медленном огне, пока полностью не растворится. Ингрет пришла в восторг от нежного вкуса ароматного блюда. Даже из отварного картофеля мишленовский повар сделал произведение искусства: все картофелины были ровненькие, совершенно одинаковой овальной формы. В центре Парижа сумели создать уют французской деревни.

Десерт мы не заказывали, но Элисон начала нам приносить одно за другим маленькие пирожные: «Отведайте это! А теперь вот это! Как вам вкус? А эти пирожные – комплимент от нашего шефа!» Это все продолжалось целую вечность. Я поглядывала на часы и понимала, что на прогулку мы сегодня уже не успеем.

Многочасовой ужин завершился около полуночи. На прощание нам подарили красивую упаковку с оригинальными пирожными от шеф-повара и выразили желание еще раз увидеть нас у себя в гостях.

Поднявшись в номер, мы обнаружили, что постель приготовлена ко сну. Возле кровати стояли мягкие домашние тапочки, а на аккуратно отвернутых краях одеял лежали маленькие шоколадки…

Глава 11. На Елисейских полях, под дождем

Утром первым делом я стянула с кровати высокую перину, свернула пышное, как облако, одеяло и все это, вместе с пуховыми подушками, положила в шкаф. И кто сказал, что утонуть в мягкой перине – это верх блаженства? При моем предпочтении японской системы здорового сна французская роскошь стала для меня настоящим испытанием. Теперь надо было решить вопрос со щеколдой, с которой мне не удалось справиться. До ресепшена дело не дошло – горничная помогла.

Вернувшись с завтрака, мы обнаружили, что дверь на балкон открыта, и свежий ветер раздувает белую занавеску, как парус. Мадам средних лет в белом чепчике и белом фартуке поверх прямого платья бордового цвета выглядела, как и подобает горничной во дворце XIX века в центре Парижа. Она говорила только по-французски. Я обдумывала, как объяснить, что я не смогла открыть дверь на балкон и прошу показать мне, как это сделать. Но в голове у меня крутилась только одна фраза, которую мы часто повторяли на уроках французского, и я выпалила: «Je veux ouvrir la fenêtre» (Я хочу открыть окно). Первое мгновение она смотрела на меня непонимающим взглядом, – дверь-то уже была распахнута настежь. Но через миг она смекнула, в чем дело, и переспросила: «Ouvrir la fenêtre la nuit?» (Открыть окно ночью?). «Oui, oui!» (Да, да!) – обрадовалась я. Она не только показала, но и предложила мне повторить, чтобы убедиться, что я сумею это сделать самостоятельно. Оказалось, ларчик просто открывался.

Важный вопрос был благополучно решен, и мы наконец-то вышли на улицу. Дождь все еще шел, небо было сплошь в темно-серых тучах. Сильный ветер закутал нас сразу в шарфы, как и всех прохожих.

Буквально через две минуты мы уже были на самом популярном проспекте Парижа, о котором сложены песни и написаны книги – на Елисейских полях. Внезапно, как мираж, в туманной перспективе показалась Триумфальная арка (L’Arc de triomphe) – прямо так, как описал ее Ремарк в своем знаменитом романе: «Из текучего серебра выплыла и снова исчезла серая громада Триумфальной арки».

Имя немецкого писателя-антифашиста тесно связано с Парижем. Живя во французской столице, он на какое-то время останавливался в отеле «Ланкастер», где снимала апартаменты Марлен Дитрих – самая большая любовь его жизни. В номере актрисы в Lancaster всегда стояли белые розы и лиловые орхидеи, которые Ремарк скупал для нее в магазинах Парижа. Марлен Дитрих стала прототипом главной героини романа «Триумфальная арка».

До монументального строения мы добрались всего за несколько минут. Триумфальная арка располагается на площади, носившей раньше название la place de l’Étoile (площадь Звезды), потому что от нее лучами расходятся двенадцать проспектов, один из которых – знаменитые Елисейские поля. Арка видна с каждого проспекта и украшает центр этих звездных лучей, как алмаз. Ее окружают сто гранитных тумб, соединенных между собой чугунными цепями. Это – символ ста дней правления императора Наполеона Бонапарта.

Ни с чем не сравнить чувства восторга, вдохновения, удивления, узнавания, которые я испытала, увидев своими глазами уникальное творение, которое привыкла созерцать на фотографиях и картинах, о котором читала в романах и путеводителях. И мысль: вот оно, свершилось! Для меня получить собственный опыт восприятия шедевра означает подняться на новую ступень своего развития.

Мы замерли перед величием пятидесятиметрового сооружения, которое является одним из главных символов и зеркалом истории Франции.

«Vous ne rentrerez dans vos foyers que sous des arcs de Triomphe (Вы вернетесь в свои дома не иначе как под сводами Триумфа)», – объявил Наполеон Бонапарт своим солдатам после битвы под Аустерлицем 2 декабря 1805 года. Однако на закладку одного лишь фундамента ушло два года, а Триумфальная арка была возведена только в 1836 году, спустя тридцать лет после начала строительства. Наполеон умер в 1821 году: он так и не увидел Арку.

В 1840 году прах императора был доставлен с острова Святой Елены в Париж и с великими почестями провезен под сводами монумента, и четыреста тысяч человек кричали: «Vive l’empereur!» (Да здравствует император!).

Спустя сто лет под Триумфальной аркой промаршировали гитлеровские войска, оккупировавшие столицу Франции. Только через четыре долгих года Париж был освобожден. И там же 26 августа 1944 года принимал парад победы генерал Шарль де Голль. С 1970 года площадь, на которой располагается Триумфальная арка, носит имя великого полководца Шарля де Голля.

У подножия Триумфальной арки находится важнейшая транспортная развязка Парижа. Здесь жизнь кипит и днем, и ночью. Автобусы, экскурсионные группы, автомобили и пешеходы, – все кружится в безостановочном вихре вальса.

Я даже представить себе не могла, что когда-нибудь буду жить на Елисейских полях и прогуливаться вечерами к Триумфальной арке. Воистину, реальность порой оказывается прекраснее, чем наши мечты.

Возвращаясь в отель, мы встретили группу детей трех-четырех лет. Сразу бросились в глаза их одинаковые красные накидки, которые более рослым были впору, а совсем маленьким закрывали коленки. Невзирая на моросящий дождь, они шли, как солдатики, в едином темпе, по трое в ряд, держась за ручки и соблюдая линии. Сопровождал их молодой человек лет тридцати-тридцати пяти. Ни один ребенок не отвлекался, не разговаривал и даже не улыбался. Похоже, дети во Франции получают хорошее воспитание.

Мои предположения о том, что французы являются строгими родителями, получили подтверждение спустя несколько минут. В супермаркете, в очереди в кассу, ко мне подошла девочка лет трех и протянула свою мокрую от дождя куколку. Я улыбнулась, но не взяла. Тогда она спросила: «Sac?» (Сумка?) – и ткнула пальчиком в мою сумку. «Non» (Нет), – покачала я головой, поглядывая на ее маму, которая в двух шагах от нас возилась с малышом в коляске и не обращала внимания на дочь. Настойчивая девчушка уже пыталась открыть сумку, упорно повторяя свое sac, когда мама обернулась на ее голос. Она нахмурила брови, подозвала ребенка и обрушила на нее такой гневный поток слов, что с французского языка сразу слетел налет романтики. «А теперь иди и извинись перед мадам!» – закончила она свое нравоучение. Малышка послушно подошла ко мне, заглянула прямо в глаза и сказала совершенно искренно, осознавая, что виновата: «Pardon, madame» (Простите, мадам). Тронутая до слез покорностью ребенка, я взглянула на маму, которая с торжествующей улыбкой следила за выполнением приказа и моей реакцией.

Наверняка требовательное отношение родителей и педагогов приносит свои плоды, и дети, которых воспитывали в строгости, становятся дисциплинированными и усваивают с малых лет искусство быть настоящим французом. И знают, что при обращении к незнакомым людям обязательно надо добавлять вежливые формы monsieur и madame.

Глава 12. Волшебная башня Эйфеля

В «Ланкастере» есть номера с видом на Эйфелеву башню – ведь она находится в шаговой доступности от отеля. Так как к полудню дождь перестал, мы решили прогуляться к самому романтичному символу Парижа.

Мне давно хотелось увидеть знаменитую башню, названную в честь инженера, который ее придумал. Возведенная в 1889 году для Всемирной выставки, она навсегда изменила облик Парижа. Самая высокая башня, какой раньше никогда не было, призвана была продемонстрировать миру гениальность французской инженерной мысли. Кстати, сам Эйфель называл ее просто «300-метровой башней».

Я думала о том, каким будет мое первое впечатление о памятнике архитектуры, который в свое время был сильно раскритикован парижанами, а сегодня притягивает толпы посетителей и является самой посещаемой платной достопримечательностью мира. И насколько оригинальным могло быть впечатление, на которое повлияло бы все, что я читала, смотрела и слышала до этого о главном символе Парижа?

Эйфелева башня появилась перед нашим взором раньше, чем у меня сложился какой-то определенный ответ на этот вопрос. Мы увидели ее издали, в тумане. Я поразилась тому, как естественно вписывалась знаменитая «железная дама» в этот февральский черно-белый Париж. Все равно что я увидела бы открытку, которую рассматривала много раз. Вот тебе и первое впечатление!

Через несколько минут мы уже стояли у подножия башни, на Марсовом поле, недалеко от набережной Сены. Я была уверена, что днем и ночью, летом и зимой здесь ходят толпы туристов. Но, наверное, даже для Эйфелевой башни время года имеет значение, потому что никого вокруг не было.

Строение высотой в 324 метра, состоящее из восемнадцати тысяч железных частей, было похоже на металлическое кружево. Ингрет долго смотрела на уникальное сооружение и сделала неожиданный вывод: «Эйфелева башня стоит, как статуэтка! Она кажется легкой и невесомой: не подумаешь, что весит почти десять тонн!»

Наши рассуждения о первом впечатлении и об ассоциациях, влияющих на восприятие, прервал неизвестно откуда появившийся афрофранцуз. Он подошел с огромной связкой маленьких «эйфелевых башен» и обратился к нам на чистом русском языке: «Бери! Задарма отдам!» Мы просто остались без слов.

Не получив тех впечатлений, которых ожидали, и слегка разочарованные, мы походили по магазинам, а затем вернулись в отель. Немного отдохнув, вышли на вечернюю прогулку. Ингрет спросила, как обычно: «Каков наш план?» «Пойдем, куда глаза глядят», – ответила я. Мне хотелось ходить без всякого плана, чтобы почувствовать атмосферу города, затаившуюся на его улицах, в кафешках, в магазинчиках, куда обычно туристы не захаживают. И даже не представляла, какой чудесный сюрприз ждал нас этим вечером.

Не знаю, что привело нас туда – зоркие глаза, неутомимые ноги или женская интуиция, но мы попали на ту улицу, откуда лучше всего видна Эйфелева башня. И попали именно в тот момент, когда башня сверкала, переливаясь в свете тысячи огней! Мы замерли. Кружевная красавица стояла, как маяк, притягивая к себе все взоры. О каком прежнем опыте или ассоциациях можно было сейчас рассуждать? Разве дети рассуждают? Они смеются, прыгают, танцуют, когда счастливы. Точно такое же состояние было у нас. Мы радовались, как дети. Почти бегом пустились к башне. Не побывав здесь днем, мы не поверили бы, что освещение может кардинально изменить ее вид и наполнить волшебством все вокруг.

«Париж, Париж, твои огни напоминают мне о чуде…» – вспомнила я слова из песни, которую слышала в фильме о Париже. После этого фильма у меня впервые появилась мечта покататься на карусели рядом с башней. И сейчас было самое время! Время? Мы вообще забыли о нем и просто действовали. Взяв в кассе билеты, поднялись по ступенькам на второй ярус и устроились в сказочной золоченой карете, запряженной двумя деревянными лошадками. Когда карусель закружила нас под звуки моих любимых вальсов, я заплакала. И ничего не могла с собой поделать. Хорошо, что мы с Ингрет были единственными гостями аттракциона. Сияющая Эйфелева башня, Сена с переливами отраженных огней, восхищенные туристы с улыбками для селфи, машины и мотоциклы, рассекающие фарами и без того яркие окрестности – казалось, что все вокруг подчиняется ритму «раз, два, три, раз, два, три…». Как не верить в чудеса, когда мечты сбываются вот так нежданно-негаданно!..

Было уже очень поздно, и мы решили взять такси до отеля. Но все машины проезжали мимо. Через полчаса наконец один водитель соизволил остановиться. Я применила все свои познания во французском этикете, чтобы угрюмый таксист согласился нас отвезти. Учительница французского предупреждала, что в Париже ни один таксист не тронется с места, если назвать адрес, не поздоровавшись. Более того, если к приветствию не добавить monsieur, он посчитает это оскорблением и веским основанием для отказа. Ведь слово monsieur является сокращенным вариантом от mon Seigneur (мой господин), и французы считают такое обращение выражением глубокого уважения, которого они достойны. «Bonsoir, monsieur!» (Добрый вечер, мсье!), – произнесла я как можно вежливей. Недовольство на лице водителя моментально сменилось любезной улыбкой. И уже через считанные минуты мы мчались по Елисейским полям, освещенным стройными рядами фонарей.

До сих пор на ресепшене нас встречал Джереми. Завидев, что мы возвращаемся, он уже готовил ключ и с улыбкой вручал его нам, как самым желанным гостям. Приятно было думать, что он нас запомнил. Но сейчас, среди ночи, как только портье распахнул перед нами двери, администратор, которого мы видели впервые, протянул нам ключ. Пятизвездочный отель Lancaster в центре Парижа опять восхитил нас безупречным сервисом.

Париж называют самым романтичным городом в мире. Но это только одна из его характеристик. Я поняла сегодня, что этот город обладает также потрясающей способностью переносить в безоблачное детство, в дивную сказку, возвращать щемящую остроту чувств и свежесть восприятия.

Порой стоит оглянуться и даже вернуться назад, чтобы изменить свою точку зрения и сохранить в памяти не первое, а второе, лучшее, впечатление. Сегодняшний вечер это подтвердил. Эйфелева башня запомнилась нам не черно-белой в февральском тумане, а искрящейся волшебным фейерверком огней под звуки чарующего вальса.

Глава 13. Под небом Парижа

Хорошо, что небо Парижа не любит долго грустить! День выдался сегодня чудесным. С самого утра нам подняло настроение яркое солнце на голубом небе.

План на сегодня состоял всего из одного пункта – Лувр. Мы выяснили, что от «Ланкастера» до него 2,8 километра – всего полчаса ходьбы. Но мы не знали, что путь к Лувру усыпан соблазнами. Да и о каком плане можно говорить, когда речь идет о Париже! Памятники архитектуры появляются на твоем пути так же неожиданно, как 3D-картинки, вырастающие из искусно сложенного картона под страницами детских книжек.

В общем, случилось так, что сначала мы вышли к Малому дворцу. Изначально он строился как павильон для Всемирной выставки 1900 года, а в 1902 году был превращен в Музей изящных искусств. Разве можно было пройти мимо, когда его двери были так гостеприимно распахнуты! «На минуточку, – договорились мы с Ингрет, – только заглянем».

Есть музеи, которые держат в напряжении затемненными таинственными залами, недосягаемым величием, оторванностью от внешнего мира. Здесь же была очень приятная расслабляющая атмосфера, позволявшая неспешно наслаждаться созерцанием произведений искусства. К нашему удивлению, посещение постоянной экспозиции оказалось совершенно бесплатным.

Наша «минуточка» затянулась на пару часов. Мне понравилось все, в том числе великолепное освещение. Естественный свет, проникающий через ажурную стеклянную крышу и широкие окна, подчеркивал уникальность каждой картины и скульптуры, а солнечные лучи придавали особый шарм отдельным деталям.

Туристов почти не было – начало февраля не самое комфортное время для путешествий. Лишь несколько французов с важным видом экспертов ходили по музею, обсуждая ту или иную вазу, картину, скульптуру…

Дворцовые винтовые лестницы представлялись мне раньше очень романтичными. А на деле оказалось, что ходить по ним неудобно и утомительно. Внизу мы обнаружили выход в небольшой сад, расположенный сразу за фасадом здания, во внутреннем дворике.

Ни души. Тишина. Только шорох высоких колосьев, ласково поглаживаемых легким ветерком. И солнце. Солнце, которому уже не хватало целого неба, чтобы заполнить своим сиянием истосковавшийся по теплу Париж. Райское место! Сады и парки привлекают меня еще больше, чем дворцы и музеи.

Прежде чем покинуть дворец, мы задержались в магазине сувениров, где выбрали несколько книг о Париже и CD «Les impressionnistes & la musique: Debussy – Ravel – Fauré – Satie – Falla…» с произведениями композиторов-импрессионистов. Мы верили, что эти мелодии будут напоминать нам об изысканном музее с его тихим садом.

«Ну уж сейчас только в Лувр!» – решили мы. Не знали, что жизнь приготовила нам очередной подарок. Каково посмотреть на самый романтичный город с головокружительной высоты? Причем не с Триумфальной арки, откуда саму арку не увидишь, и не с Эйфелевой башни, откуда не будет видна сама башня. А с Колеса обозрения!