Аникс

П. Шиян

Аникс

Однажды сделал Пигмалион из слоновой кости статую такой необычайной красоты, что влюбился сразу в своё творение… Я был тогда с ним, в его мастерской, был и до того, я видел Галатею в зародыше, ещё не огранённую, и внимательно следил за её метаморфозами. Пигмалион выточил из неё идеал, и вечно оставалась бы она совершенной по своей форме и сути, если бы не сошла с пьедестала. Часто я наблюдал одну и ту же историю, и всегда она заканчивалась одинаково. Я по-прежнему блуждаю по миру в надежде, что хоть раз творение не покинет своего творца.

I

 Во вторник закончила бюст Синьора, сделала ему броский мясистый нос.

В среду приходил Максим, выпили.

В четверг и пятницу ничего не было.

В субботу было абсолютно всё, даже то, чего не было.

Гостей впустили в Малый зал в пятнадцать минут седьмого, мы с Максимом сидели на задней площадке, отдельно от других конкурсантов, с двенадцати часов оба ничего не ели и пытались незаметно перекусить, пока не началась презентация работ. Мой Синьор стоял по центру, его Нимфа – рядом справа, они злобно смотрели друг на друга, почти соприкасаясь лбами. На Максима я смотрела так же, потому что тем утром он решил стать новым человеком и побрился налысо, и я поняла, что он нравился мне только за миленькие завиточки на висках. И всё же Максим был слишком умён, чтобы одним днём потерять моё расположение, так что предложил в случае его победы разделить выигрыш на двоих и снова мне понравился.

Презентация прошла быстро и незаметно, каждый конкурсант сказал пару неброских слов про себя и свой труд, намного дольше длилось пылкое, почти перешедшее в ругань обсуждение работ. С горем пополам гости проголосовали и определили троих финалистов, меня, Максима и завсегдатаю подобных мероприятий Танюшу, затем жюри отошло посовещаться, чтобы решить, кто из нас получит заветные двадцать пять тысяч. За эти двадцать пять тысяч здесь могли убить – скульпторы люди голодающие, – и победителю стоило сразу ретироваться, чтобы не быть растерзанным проигравшими. Уже в тот момент на нас, финалистов, выбывшие смотрели косо, жадными глазами, а сухие костлявые пальцы нищих скульпторов тревожно скребли по подлокотникам кресел, готовясь выпустить когти. Конечно, конечно, я гнусно преувеличиваю, кто-то, возможно, даже с благородным смирением признал мою победу, когда Синьор занял первое место, но нос не обманешь: зал смердел завистью и разочарованием. Только Максим, чистая душа, был за меня рад, и в благодарность я пообещала, как придут призовые, положить в верхний карман его рубашки хрустящую тыщу.

Мы решили отпраздновать в баре и поспешили на улицу, но на выходе нас окликнул один из гостей. Я обернулась на его голос, и вот здесь, именно здесь произошло то, что называют провидением, катарсисом, озарением, знакомством с богом или как угодно иначе. Уже и в мыслях не было никакого Максима и никакого бара, я знала, что сегодня ночью буду только в одном месте, – в мастерской. Со дня на день мой безликий Аникс, моя неразгаданная головоломка, наконец будет закончен. Я искала в каждом лице его лицо, именно это лицо, утончённое и правильное, идеально гармоничное, одновременно жёсткое и нежное, холодное, благородное, умиротворённое, и теперь оно было прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки.

– Нина, я хотел поздравить вас, – сказал молодой человек в дымчато-сером костюме, – а вы так стремительно сбежали. Ваша победа была для меня приятной неожиданностью. Я думал, жюри отдаст первенство вашему другу, – он мельком посмотрел на Максима, затем снова повернулся ко мне. – Скажите честно, вы ведь даже не старались.

– Почему же, – я пожала плечами. – Может, старалась меньше, чем другие, но всё равно старалась.

Меня не интересовало, что он говорил, но стоило поддерживать беседу как можно дольше, чтобы лучше запомнить черты его лица. Лоб высотой примерно с четыре пальца, прямая линия роста волос, внешние уголки глаз на одном уровне с внутренними, выделенное дугой нижнее веко, нос прямой и тонкий, с небольшой горбинкой, очерченные скулы, заострённый подбородок, аккуратный рот, верхняя губа немного тоньше нижней…

– Сразу видно, эту скульптуру вы не любили, – сказал он с лёгкой ухмылкой. – И даже так, победа всё равно досталась вам. Видимо, жюри больше ценит технику, чем концепцию. В технике вы и правда хороши.

– Действительно достойная работа стоит не двадцать пять тысяч, а вот Синьор стоит ровно столько.

– Я вас понял, – кивнул молодой человек, немного помолчал и добавил: – Забыл представиться, Захар.

Он обменялся рукопожатием сначала со мной, потом с Максимом. Может, мы продолжили бы разговор, но к Захару вышла женщина из совета жюри с какой-то просьбой, и Максим, воспользовавшись моментом, увёл меня на улицу. Как же ему хотелось выпить, он не шёл, а летел на звон стаканов, и когда я прискорбно сообщила ему, что бар откладывается и как раз подъезжает мой автобус, его зелёные глаза-стёклышки треснули. Мне даже стало жаль бедолагу, ведь я была его единственным собутыльником.

– Я доделаю Аникса, – сказала я, заходя в автобус.

– Врёшь, – Максим вскинул брови и бросил в просвет между закрывающихся дверей: – А как доделаешь, отметим?

II

Мастерская располагалась на мансарде старого четырёхэтажного дома, капитальный ремонт в котором проводился в лучшем случае лет пятьдесят назад, и если на первом этаже хотя бы иногда что-то чинили и меняли, то до мансарды не добирались никогда. Тем не менее, все удобства у меня были, разве что порой вырубало свет и стабильно протекали трубы, но я любила эту сырую каморку и счастливо жила в ней уже больше года. Поначалу я не хотела совмещать спальное место и каменные головы в одной комнате, но довольно быстро поняла, что молчаливый камень лучше скандальных соседок в общежитии, так и перебралась в мастерскую насовсем.

В тот вечер она была особенно хороша, словно готовилась к моему возвращению, как девушка готовится перед свиданием. Косая полоса света растекалась по полу от окна до прихожей, подкрашивая золотым рисунок на досках, ветерок игрался с тюлем, как призрак, и мешки с гипсом и глиной расслабленно лежали друг на друге, точно влюблённые. Всё вокруг наслаждалось и ожидало. Я подошла к голому каркасу и теперь ясно увидела в нём Аникса. Много раз я лепила кисти его рук, ступни и голени, шею, плечи и предплечья, сминала уставшую глину и лепила заново, чтобы однажды собрать Аникса целиком, воссоздать каждую часть его тела быстро, экспрессивно и ярко, без снятия форм с глины, а сразу в застывающем гипсе. Лицо же Аникса я искала так долго, что не была готова терпеть ни дня и сразу принялась разводить гипс. Можно счесть этот порыв за легкомыслие, вызванное излишней нервной возбудимостью, но я чувствовала, я знала, что с первой попытки сделаю лицо идеальным. Я покрыла каркас сеткой, пропитанной раствором, и сделала шпателем первый мазок. Прозвучала вступительная нота моей кантаты. Без промедлений и унылой плавности, сразу размашисто, как пролог Кармины Бураны, и затем только пышнее, только торжественнее, – вот так всё было. С пальцев ног я поднималась выше и выше, точным взмахом очертила голени, колени, бёдра, взмахом резче провела изгибы талии, запястья, локти и ключицы, я уже подбиралась к линии подбородка, кульминация была совсем близко, как вдруг раздался грубый стук в дверь. От злости я выронила инструмент.

Наспех вытерев руки, я открыла дверь. На пороге стоял Захар.

– Ещё раз здравствуйте, – сказал он, приподняв уголки губ, и кивком указал в сторону прихожей. – Можно?

Я преградила проход.

– Вы как сюда попали?

– Одна ваша коллега подсказала, где вас найти.

– И зачем пришли?

Захар тихо хмыкнул и ответил с лёгкой, едва уловимой подковыркой в голосе:

– Уверен, вы хотели, чтобы я вам позировал. Решил удовлетворить вашу просьбу, пусть вы и не озвучили её напрямую.

Времени на удивление и разбирательства не было: гипс затвердевал. Я позволила Захару войти, посадила на кровать и снова внимательно всмотрелась в черты его лица. Мне было достаточно пары секунд, и больше я не нуждалась в сверке. Ничто не должно было отвлекать меня от работы, такова была задумка, – сделать всё залпом, одним рывком, обрушить себя на алюминиевые прутья, как штормовую волну. Захар и так прервал мой ритуальный танец непрошеным визитом, разделил его на два акта, а на третьем Аникса можно было бы смело раскромсать. Я протяжно выдохнула и наклонилась за инструментом.

– Стойте, – Захар опередил меня и сам подал его мне.

– Какой вы джентльмен, – бросила я и, зачерпнув шпателем гипс, положила новый мазок.

Больше я не чувствовала ни силы нажима, ни скорости движений, ни собственной власти: казалось, лицо рисовало себя само, а я лишь наблюдала за его изменениями. Аникс смотрел на меня. Полуприкрытые глаза ласково смеялись, и мне хотелось смеяться вместе с ними. Когда его белая кожа затвердела окончательно и мелкие детали были доведены до совершенства, я осторожно отступила назад. Наконец он был передо мной, прекрасный в сумеречном свете, словно ангел. Я сняла со спинки кровати полупрозрачную золотую ткань и заколола её на нём.

– Потрясающе, – вполголоса произнёс Захар и, поднявшись, подошёл ко мне. – Редко из столь скучного и дешёвого материала получаются такие живые скульптуры. Позвольте поинтересоваться, как зовут ваше творение?

– Аникс, – сказала я с улыбкой.

– Аникс… – протянул он. – Чудесно бы он украсил Петербург, не правда ли?

Я кивнула, уже видя Аникса в цветущем сквере, окружённым толпой восхищённых туристов, и моё имя на информационной табличке рядом с ним. Все взгляды были прикованы к нему, а его взгляд был прикован ко мне.

– Оставить вас вдвоём? – Захар неспешно встал и склонил голову набок, ожидая ответа.

– Раз уж вы здесь… – я пожала плечами и, достав из минибара бутылку, села за стол. – Знаете секрет хорошего сна? Чай с коньяком, один к одному. А для отличного сна – повторить пару-тройку раз.

Он повесил пиджак на вешалку, закатал рукава рубашки и сел напротив. Чашка за чашкой – и разговорились. Наконец напускная учтивость выветрилась из Захара, и он стал похож на человека. Его тёмные глаза расплылись, и чёрные брови, прежде надменно вздернутые, наконец опустились в нормальное положение.

– Захар, – обратилась к нему я, – вы ведь на выставках скульптуры частый гость, верно?

– Угу, – кивнул он. – И не только скульптуры.

– Страшно представить степень вашей скуки.

– О, вы ошибаетесь, – он косо ухмыльнулся и, подвинув к себе пепельницу, закурил. – Скучно мне не бывает, никогда не понимал скучающих людей. К тому же, что может быть занимательнее, чем горящие глаза юных дарований? Когда человек творит, он ближе всего к богу, а человек-бог до невозможности интересен.

Вырвался смешок. Я подлила себе ещё чая.

– Конечно, вы говорили с истинным наслаждением, – снисходительно сказала я, – но прозвучало ужасно пафосно.

– Нина, разве вы не чувствуете себя богом, когда ваше творение стоит прямо перед вами?

– Ни в коем случае.

– Не мыслите в таких категориях?

– Не мыслю.

– Ниночка, вы нагло лжёте. Может быть, вам не хочется называть вещи своими именами, только сути это не меняет.

Я думала, мы просто переспим, но Захар ушёл далеко в дебри пьяного философствования. Меня захлестнула тоска. Хорошо, что я не могла быть богом, – прескверный бы вышел.

– Если вас смущает, – продолжал Захар, вкручивая сигарету в пепельницу, – что вами двигало не чистое чувство, а нечто другое, это не имеет значения. Аникса, в отличие от Синьора, вы любите и создали из любви. Глупости, что любовь должна быть светлой и безвозмездной. Такой и вовсе не бывает. Конечно, вы хотите обладать своим самым прекрасным творением, но можете разве что уничтожить его, как и создали. Вам этого мало. Вы не ощущаете полноты своей власти, поэтому так категоричны к тому, что я говорю. Поверьте, всё пустяки. Вы самый настоящий бог и скоро убедитесь в моих словах. Вы ведь хотите… – он повернулся к Аниксу и задержал на нём взгляд. – Нина, вы ведь хотите не мечтать о нём дальше, а видеть наяву, – затем снова посмотрел на меня. – Он должен спуститься к вам в руки, он обязан!

Появилась смутная надежда, что Захар таким завуалированным образом намекал на себя – всё-таки лицо Аникса было сделано с его лица, – и мы с горем пополам переместимся в постель, но нет. Он высосал из бутылки остатки коньяка, затем резко вскочил на ноги, повторил ещё раз: «Он обязан!» и, сорвав с вешалки пиджак, вылетел из мастерской. Разочарованная, я легла спать. Может быть, моя одержимость Аниксом слишком явно бросалась в глаза, что спугнуло Захара, и он весьма специфично меня отшил. Пусть так. Всё равно я никогда не засыпаю одна.

III

Я не добрый человек, уже давно нет. Всегда мне либо безразлично, и я смеюсь со скуки, либо тошно, и я вздыхаю, чтобы не сблевать. Ты – всё хорошее во мне. В тебе нет ни злости, ни обиды, ни боли, я выскребла из глубин своей души остатки любви и красоты и сделала тебя. Пока ты есть, я не боюсь смерти, никакой, даже самой бесчестной. Замёрзшее зёрнышко того нежного и чувственного, что было во мне, теперь спасено и пустило в тебе ростки, а скуку и тошноту я без сожаления заберу с собой в могилу.

Он сидел на пьедестале, закутанный в золотую ткань, и смотрел на свои руки, а я сидела перед ним, всё ещё не понимая, продолжался ли мой сон или я уже проснулась. Аникс был такой же белый, как гипс, но теперь с розоватым оттенком на лице, пшеничной краской в волосах и бьющимся сердцем. Я коснулась кончиков его пальцев, и он медленно поднял на меня взгляд, взволнованный и пытливый. Не мираж, не призрак из сна, а он настоящий блуждал по мне глазами, светлыми-светлыми, как облака, и мне не хотелось задаваться вопросами, искать ответы, отвергать и не верить, потому что впервые в жизни всё было истинно и правильно. Хруст дверного замка не спугнул мгновение, я не обернулась. Мы с Аниксом рассматривали друг друга, как два диких животных. За спиной послышались шаги, пару секунд спустя упало что-то лёгкое, видимо, ключи. Снова Максим и снова непрошено. Поставив на пол звонкий пакет, он опустился рядом со мной и долго, пронзительно молчал. Ему как скульптору я могла доверить свою тайну, тем более, он уже её разгадал.

– Я говорила, – наконец сказала я полушёпотом, – Аникс будет закончен. И будет совершенен.

Была в Максиме одна противная черта: он на дух не переносил совершенство. Собственными глазами посмотрев в лицо ангелу, он поморщился, будто понюхал тухлую рыбу.

– Дура, – Максим расцепил наши с Аниксом руки и окатил меня холодом. – Чему радуешься?

– Чудо ведь.

– Страшно это. Хорошим не кончится. Неважно как и почему, пусть ты хоть потомственная ведьма, у тебя не было права. Ты не бог.

– Ещё один со своим богом, – вздохнула я и мельком повернулась к нему. – И, кстати, прекращай врываться без спроса, а не то ключи заберу.

Тем временем Аникс внимательно слушал нас, и я замечала, как выражение его лица становилось всё более осознанным: ему было достаточно лишь пары фраз, чтобы начать понимать нашу речь. Дивное существо нечеловеческой красоты и ума, идеальное снаружи и внутри, – как же быстро он учился.

– Я тебе прямо говорю, – настойчиво продолжал Максим, – есть в нём нечто зловещее.

– Ты же выпить пришёл? Ну так выпей.

Пробурчав что-то невнятное, он достал из пакета бутылку хмельного и сел на подоконник. Аникс посмотрел на Максима исподлобья, затем встал осторожно, оперевшись о пьедестал, и сделал несколько шагов по комнате, касаниями изучая шероховатые стены, корешки книг на полках, тонкие стебельки сухоцветов, лопатки в засохшей глине, шпатели и молоточки, раму зеркала и своё отражение в нём. Отражение привлекло его больше всего.

– Значит, это я? – робко спросил он, бросив мне взгляд через плечо.

– Это ты, Аникс.

Он снова прикоснулся к зеркалу.

– Хорошо, – улыбка озарила его лицо. – Ты будешь радоваться, глядя на меня.

IV

Максим стал злой и дёрганый, и его жёсткий острый профиль стал ещё жёстче и острее. Я вела себя с ним, как обычно, чтобы не дать повода вылить потоком то едкое и скорбное, которое он держал в себе. По моей просьбе он принёс Аниксу несколько пакетов старой одежды – вкусу Максима я доверяла, и даже самая дряхлая его вещь была произведением искусства, – а после продолжил опустошать бутылку за бутылкой на моём подоконнике. Он мог пить литрами, но не пьянел, по крайней мере, я не замечала в нём изменений. Возможно, я просто ни разу не видела его трезвым. Вскоре он слился с тучами за окном, такой же серый и угрюмый, и я забыла про него. Захотелось позвонить Дине и поделиться с ней своей радостью – а она бы порадовалась, как полагается хорошей и глупенькой сестре, всему, чему порадуюсь я, – но я решила не торопить события. Пока что нас с Максимом Аниксу было достаточно, даже многовато.

Я села позади моего ангела и принялась расчёсывать его волосы гребнем, хотя они были гладкими, как шёлк, и не спутывались. Мне нравился сам процесс, нравилось рассекать эти струящиеся золотые ленты на ленты потоньше, и истинное чувство власти наполняло меня до краёв, когда Аникс в такт движению гребня чуть запрокидывал голову и выгибал спину. Что ж, Захар, вы были правы: теперь, когда он, монументальный и далёкий, спустился с пьедестала в мои объятия и стал в них податливым и мягким, я нахожу себя богом.

– Как тебя зовут? – спросил Аникс, положив затылок мне на плечо.

– Нина, – сказала я.

Он смолк ненадолго, затем приподнялся и повернулся ко мне.

– Ты сделала меня своими руками? Из порошка в тех мешках? – он кивком указал на них.

– Да.

– Зачем?

В его вопросе было лишь чистое любопытство, без отголоска разочарования или пресыщения, всё-таки слишком мало он прожил, чтобы столкнуться с экзистенциальным кризисом. Тем не менее, ответить честно на его вопрос оказалось трудно. Зачем? Чтобы любоваться? Не только. Чтобы обладать чем-то прекрасным? Звучит слишком по-собственнически. Чтобы превозмочь саму себя в мастерстве? Эгоистично и бездушно. Честный, полный ответ был бы такой: малейшее уродство в мужчине, в душе или в теле, легко выветривало мою влюблённость, так что я перестала грезить о свиданиях, поцелуях и смене фамилии, смирившись с тем, что неизбежно разочаруюсь в любом кавалере спустя пару недель ухаживаний, и вместо этого стала грезить о тебе; я создала тебя из-за гордости – я не могла согласиться на меньшее, чем совершенство, – из-за скуки – без розовых очков влюбленности смотреть на серый и пресный мир быстро надоедает, – и, наконец, из-за безразличия к винтикам в своей голове – пусть даже я потеряю рассудок, нестрашно, в этой голове и так спасать нечего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.