Озёра глаз Твоих. Роман

Я выглянула из палатки – передо мной был дикий лес.

Я здесь и сейчас, в диком лесу, Господи. Я – заблудшая душа, оставившая своего Бога, я – душа, заплутавшая в тени своих желаний, я – скитаюсь здесь в уверенности, что хочу быть счастливой. Я – до сих пор уверена, что здесь есть настоящее счастье. Я – загнана в дикий таежный лес, потому что примчалась сюда, в это дикое красивое место, за материальным счастьем. И я пла`чу и плачу за это прямо здесь и сейчас.

«Читай, – приказала я себе, – просто читай».

Потрясающая аллегория: члены семьи человека сравниваются с тиграми и шакалами, которые нападают на человека и отбирают у него все силы, все деньги, что он заработал, и он, отдавая последнее, нещадно работая, получая крохи наслаждений за это, умирает от тяжкого труда и потом рождается снова, чтобы снова получить никчемное тело и погрузиться в прежние поиски материального счастья.

Вот я здесь… Я ищу которую жизнь. Но сейчас-то, мой Господь, я знаю, что Ты есть, я хочу вернуться к Тебе. Но так ли я хочу…

Глаза бежали по строкам. «За что?» – крик нарастал.

Язык священного текста был аллегоричен: желание семейного счастья сравнивалось в нем с сорняками, которые прорастают вместе с семенами зерновых на поле, если не были полностью сожжены пахарем. Это желание наслаждаться любовью, общением с противоположным полом, оно никуда не исчезает, если не удовлетворено или не сожжено полностью, оно так и будет прорываться и разрастаться все больше и больше.

«Да, я всегда хотела этой чертовой семейной жизни, – про себя я комментировала текст. – Я приехала за ней, в этот дикий густой лес, по которому бродят лисы, и волки, и медведи, но мне почти не страшно, ведь у меня есть оружие – Твоё Имя».

После каждого стиха в этой книге есть комментарий, ведь аллегории повествователя из древности не всегда понятны, и комментарий, написанный мудрым и знающим традицию переводчиком и составителем, может более точно донести то, что предполагается быть расшифрованным. Я быстро перешла к комментарию, пытаясь понять, что именно хочет показать мне этот текст. Комментарий начинался с известного мне уже стиха из «Бхагавад-гиты»2, который говорил о том, что «половые отношения допускаются только для зачатия детей, а не для наслаждения». Да, я уже переосмысливала для себя эту концепцию, она казалась мне иногда странной, иногда слишком строгой, но постепенно я пришла к тому, что это очень верно. Опыт говорил о том, что вся жизнь людей сегодня построена на бессмысленном сексе, который не только не несет любовь, но и разрушает ее.

Я продолжала…

«Материалистичный человек не верит в то, что в природе все находится под контролем, и не знает, что когда кто-то что-то делает не так, разные полубоги видят это. Человек наслаждается недозволенным сексом и, ослепленный своей похотью, думает, что его никто не видит, однако этот недозволенный половой акт от начала и до конца проходит под наблюдением представителей Верховной Личности Бога».

Да, мы никогда не одни, говорят, что стены – самые молчаливые свидетели. Но есть и те силы, которые не видны нам, но присутствуют в нашей жизни постоянно. Мы называем их духами или полубогами или стихиями, в «Шримад Бхагаватам» говорится о том, что это – полубоги, которые отвечают за формирование жизни на Земле. Текст не останавливался.

«Сейчас, в Кали-югу3, вследствие недозволенных половых отношений часто возникают беременности, и из-за этого люди иногда делают аборты. Свидетелями этой греховной деятельности выступают представители Верховной Личности Бога, так что мужчина и женщина, создающие подобную ситуацию, в будущем несут наказание в соответствии со строгими законами материальной природы. Недозволенные половые отношения никогда не прощаются, и те, кто вступает в них, жизнь за жизнью подвергаются наказанию…». (ШБ, песнь 5, ч.2, 14—9, комментарий).

Это… О, боги, боги мои…

Сначала я стала протяжным звуком воющей где-то птицы, то ли выпи, то ли совы. Потом я стала образом – черепом лошади; когда мы приехали сюда, этот череп лежал в костре, вместе с бутылками из-под водки, виски, пива… Шаманский костер, портал в моё прошлое… Мы убрали бутылки и мусор, но череп почему-то остался. Моя пробитая судьба.

Потом я стала памятью…

* * *

«В комнате с белым потолком, с правом на надежду…»

Да, это Бутусов. А это люди надо мной. Или подо мной, или вместе со мной. Люди или сущности…

– Что делать с ней… Господи, что с ней делать? Она совершает такие страшные вещи! – кто-то в светлых одеждах разговаривал о ком-то…

А вокруг летали другие, такие же, как я… Главное, чтобы было не больно. Ну, конечно. А ведь и не больно. Белые с разводами разных цветов души летали рядом со мной, стайкой набегали и потом отлетали, набегали и отлетали. И смеялись. Потом снова набегали и отлетали, и смеялись. В их улыбках не было дружбы.

– Ты как сюда попала, как ты думаешь? – скалились они.

– Я, я не знаю… – я правда не знала.

Почему я летаю тут вместе с ними, их было три, кажется три. Они не были ласковы со мной, они хотели меня избить.

– Стойте, давайте не будем бить ее, – вдруг сказала одна, та, что выглядела светлее других, – мы ж не знаем ее обстоятельства.

– Не знаем!? – встряла та, что посерее и побойчее, – очень даже знаем. Шлялась со своим парнем и нагуляла нас, а потом отказалась, выгнала, сказала, что мы ей не подходим.

– Стойте, стойте, – закричала я и потом заплакала в голос. – Я не хотела от вас отказываться… Мне… мне очень хотелось семью, очень хотелось сына, дочку, но он… Он настоял на том, чтобы вас… да-да… вас не было.

– Он? – закричала третья. – Сколько их было у тебя… Не оправдывайся, твоя жизнь пошла под откос, сколько их у тебя, этих – ОН. Он для тебя всегда главный, а свои мозги у тебя есть?

Третья была злее других, цвет её был грязновато-красный. Она кричала, а я плакала.

Тут над нами раздался голос, хрипловатый, красивый, строгий.

– Хватит. Отойдите от неё. Она ещё должна жить. И будет жить. Ей есть, чем заняться. Оставьте её в покое. Будут вам другие родители. Идите, свободны пока.

– Но такой, как она, такой мамы для нас не будет… А ведь мы хотели именно её!

– Будет она вам мамой, чуть позже. Идите. А ей сделайте искусственное дыхание.

И я задышала и открыла глаза.

Вокруг были люди в белых халатах. Я лежала в коридоре и беспокоилась, прикрыта ли. Да, прикрыта. На мне была простыня. А рядом лицо знакомого врача, специалиста УЗИ.

– Ну ты напугала нас… Не хотела возвращаться после наркоза. Пришлось искусственное дыхание подключать. Смотри, осторожней в следующий раз.

– А коньяк, ты отдал врачам коньяк?

– Да не нужно им ничего. Не буду я им отдавать, возьми обратно.

И вдруг я увидела глаза моей святой подруги, которая привела меня сюда. Она плакала.

– Зачем ты это сделала? Лучше бы оставила…

Я тоже заплакала. Мы плакали в два голоса.

«В комнате с видом на огни, с верою в любовь…»

* * *

Я смотрела на догорающий шаманский костёр, а в нём вдруг закружились души, их было три. И я приготовилась, что сейчас буду бита. Но вдруг я услышала голос, тот, что был тогда в больничной палате, спокойный и красивый, и он сказал мне и душам:

– Подружитесь. Вы, души, тоже не ангелы, не отвергли бы вас, если бы и вы сами в прошлых жизнях так не поступали. Не судите.

Души колыхались рядом с пламенем догорающего огня. Они изменились с тех пор, как я видела их. Та, что была грязно-красной и агрессивной, стала светло-голубой и выглядела умиротворенно и счастливо. Все они лучились теплом. Они переглянулись, и одна сказала тихо:

– Не ругайте её, мы же все устроены. Знай, у нас всё хорошо.

Очертания душ напомнили мне зримые образы трёх моих молодых друзей.

– Да, я – Женя.

– А я – Светлана.

Та, что была когда-то грязно-красной, чуть с задержкой произнесла:

– А я… Догадайся, кто я!

И сердце моё сжалось и приникло к светло-голубой душе, мерцавшей серебристым светом, улыбка её была самой тихой и сокровенной, а когда она заговорила, я сразу поняла, кто это.

– Стас? – узнаю по очертаниям улыбки.

– Да, это я. Твой сон, я очень-очень хотел быть твоим сыном…

Речь вернулась ко мне, голос был хрипловатым.

Одна из душ вдруг стала растворяться, а другая молвила:

– Всё, нам нужно возвращаться, каждая сейчас вернётся в своё тело, которое находится во временном сне. Мы утешили её. Скажите все, что любите её!

– Мы любим тебя! – три души прозвенели одновременно. Я сорвалась с места и ступила босыми ступнями в шаманский костёр. Я протянула руки, чтобы обнять их и получила объятья взамен. Потом две из них быстро растаяли. Только третья не таяла, она оказалась между моими ладонями, это было так красиво: я не видела ничего прекраснее, чем близкая душа, тихо разместившаяся на моих ладонях…

– Улечу сейчас бабочкой, не плачь обо мне.

Я опустилась на землю рядом с костром, и рыдания ещё несколько минут трясли меня. Но скоро это прошло, остались только тёмные ручейки на моих щеках… От копоти костра.

Костер догорал.

– Зоря! Зоря! Вы где? – услышала я взволнованный голос.

Моё спасение.

– Вы плакали?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Щримад Бхагаватам», или «Бхагавата Пурана» (санскрит) – одна из восемнадцати основных пуран, священный текст в индуизме. В нем изложена основная суть Вед, а именно обширные сведения индуистской философии, метафизики, космологии. Перевод с санскрита на английский язык двенадцати песен «Шримад Бхагаватам» был сделан Бхактиведантой Свами Прабхупадой.

2

«Бхагавад Гита» (в переводе с санскрита – песнь Бога) – один из базовых текстов индуистской философии, часть шестой книги «Махабхараты».

3

Кали-юга – четвертая из четырёх юг, или эпох, в нисходящем индуистском временном цикле. Характеризуется падением нравственности, именуется по-другому «эпоха демона Кали», «железный век», «век раздора».